На выставке почти не было народа. Впрочем, это и не удивительно: кому нужно какое-то неизвестное искусство индейцев Центральной Америки, когда одновременно проходила неделя кино и неделя моды. Поэтому, можно было спокойно болтаться между витринами, скрываясь время от времени, от сонных глаз смотрителей и самозабвенно целоваться.

– Погоди-погоди… – Светка вырвалась из его объятий и кинулась к одной из витрин. – Ты, посмотри… Дядя Сеня недавно показывал мне такое… Точь-в-точь… Он зарисовал в одной из экспедиций и не знал куда это приложить…

На витрине красовались какие-то шнурки с узлами и значилась надпись: пример письменных сообщений «кипу», которые практиковались индейцами Центральной Америки до недавнего времени.

– Как он мог такое видеть? Он же в последние годы куда-то недалеко выезжает.

Семен Иванович Мирский, известный археолог и историк приходился Светке дядей. Каждое лето он выезжал в экспедиции и привозил кучу интересного материала. Как правило, к зиме, наступало время оформления отчетов, и он обращался к Витьке за помощью. Сам он в компьютерах не понимал ни бельмеса, но время брало свое и приходилось все его материалы фиксировать и обрабатывать на компьютере. И, если фотографии и сканирование планов раскопок он еще мог доверить ассистентам, то описание и сводные таблицы он должен был делать сам и тут на помощь ему призывался Виктор.

Познакомились они на одной нелепой тусовке, куда Витька приперся за компанию и в надежде засветиться по телевизору, а Семена Ивановича призвали, как оппонента. Тусовка была посвящена неземному разуму и палеолитическому контакту и организаторам требовалось придание этому мероприятию наукообразности, поэтому и пригласили ученых, которые должны были возражать уфологам и признать, что факты, которые те излагали не могут быть объяснены наукой.

Но ожидания организаторов потерпели крах. Вместо двух учеников, явился сам Мирский, который камня на камне не оставил от аргументов противной стороны, приведя неоспоримые аргументы, излагая их с несокрушимым сарказмом. В перерыве между прениями он объяснил своему коллеге, что сбежал от оформления отчета, засадив за него учеников. Услышав, что у него есть трудности с компьютером, Витька с радостью вызвался оказать помощь в этом нелегком деле. Объяснялся этот энтузиазм просто. Тусовка была престижная, а Семен Иванович сразу попал в центр внимания телевизионщиков, кроме того, ему не мешала подработка, как и любому студенту, тем более с таким престижным ученым, как Мирский.

Ожидания его, впрочем, оказались напрасны. Мирский быстро исчез с экранов, к которым не имел ни малейшего пристрастия, институт его плохо финансировали, поэтому вакансии программиста не предвиделось. Но Витьку ожидала нежданная премия в виде знакомства с племянницей ученого, быстроглазой и смешливой Светкой, с которой они сразу нашли общий язык и отношения их стали катастрофически бурно развиваться.

Витька все чаще стал наведываться на квартиру Семена Ивановича и его визиты, почему-то всегда совпадали с визитами Светки, которая терпеливо ожидала пока Витька объяснит ученому как и что надо сделать, чтобы вписать то или иное слово в отчет или поправить в нем фразу.

Не прошло и трех месяцев, как он стал своим в доме и приходил туда в отсутствии ученого, занимаясь там совсем не компьютерными вещами.

Впрочем, иногда, Семен Иванович подкидывал ему интересные задачки на расшифровывание разных надписей, которые он обнаружил, но эти работы они совершали в одиночку, не ставя в известность о них коллег Семена Ивановича. Причину этой скрытности, сам ученый объяснял фразой: «Дуракам полдела не показывают…». Насколько Витька мог понять, речь шла о спорной теории существования письменности в эпоху неолита, а может и позднего палеолита.

Насколько он смог понять, теория состояла в том, что до алфавитной письменности, и, даже, до иероглифической, вести передавались путем ритмического извлечения звука, которое сохранилось у некоторых народов Африки, но было невозможна в северных суровых условиях до изобретения бубна. Потому, что среди льдов трудно найти не только полый ствол, но и сам ствол как таковой, но ритм можно было передавать графически, делая зарубки, засечки или расставляя камни в нужной последовательности. Поэтому в Витькину задачу входило нахождение соответствия между аудио записями тамтамных сообщений и теми рисунками, которые обнаружил ученый. Теми же последовательностями ритмических заклинаний, Семен Иванович объяснял и камлание шаманов.

И теперь перед ними была последовательность шнурков, которые отличались цветом, скорее всего подразумевающим тональность, и ритмический рисунок, изложенный в виде узелков. Увидев это, Витька пожалел, что Семена Ивановича нет в городе. В разгар лета он всегда находился «в поле». А там ни сотовых, ни почты, ни телеграфа не было. Оставалось только одно: сфотографировать украдкой (фотографирование на выставке было запрещено) и разузнать у организаторов кто из ученых представил этот материал на выставку.

Светка стала на стреме, и Витька быстро зафиксировал витрину на телефон, а вот с ученым вышла незадача: представленный материал, был собран в начале двадцатого века знаменитым Алфредом Крёбером.

Завершив эти расследования, Витька со Светкой поспешили на квартиру к Мирскому, надеясь, что среди его рабочих материалов, они наткнутся на маршрут его нынешней экспедиции.
Проще было бы, конечно, связаться с институтом и узнать куда он направился, но это было невозможно. Экспедиция была нацелена на последнее увлечение Семена Ивановича и, поэтому, он решился на нее, финансировав из собственного кармана. Подобные темы не были в планах института, более того, в этих планах, вообще, отсутствовали экспедиции. Институт постепенно угасал, пробавляясь составлением родословных и прочей ерундой, которая требовалась для текущих политических нужд.

Среди кучи бумаг, которые заваливали стол ученого, они наткнулись на карту, где был намечен маршрут, точнее, часть карты. Топографический масштаб был слишком мелок, поэтому видны были только прилегающие поселки и небольшой отрезок железной дороги. По нему можно было вычислить примерный маршрут. Правда, поисковик давал с десяток совпадений, но, по карте местности, подходили только два района, расположенные один в Вологодской, а другой в Костромской области.

Учитывая, что оба направления начинались с Ярославского вокзала, Виктор решил доверить выбор судьбе. Куда удастся купить билет, туда он и направится.

– Мы направимся… – голос Светки звучал непреклонно.

– Хорошо, мы… – Витька обреченно вздохнул. – У тебя болотные сапоги – есть?

– Разумеется, и для тебя найдутся. Правда, спальник и палатка – в единственном числе. Но предупреждаю, что никаких излишеств, пока я не дам знать…

Витька улыбнулся в ответ. Для своих девятнадцати лет, Светка была очень строгих правил. Именно поэтому она ему и нравилась. Среди всех девчонок, которых он знал, только она имела строгие правила и четко соблюдала их, хотя среди ее подруг и были такие, которые предпочитали только одно правило: «Чтобы родители не узнали».

Далеко идти не пришлось. Все, что нужно быстро нашли в ближайшем гастрономе, а снаряжение – в кладовке у Светки, квартира которой была в том же подъезде. Поэтому, Витьке достаточно было позвонить в общежитие и сообщить, что его не будет некоторое время.

Если вы любите приключения и готовы сорваться в поездку, собравшись за полчаса, то стук колес будет восприниматься вами, как музыка. Соседи по вагону оказались симпатичными и к следующему вечеру они уже стояли на маленькой платформе, высматривая, где может находиться остановка автобуса, который должен доставить их в поселок, указанный на карте.

Впрочем, то, что подошло к станции через пару часов, назвать автобусом можно было с большой натяжкой. Представьте себе гибрид конуры и холодильника, дребезжащий всеми своими железными винтиками и железными листами, которые они скрепляют, водруженного на четыре колеса и нечто тарахтящее, называемое мотором. Внутри этого чуда техники располагались сидения, украшенные плюшевыми зелеными накидками с желтой шелковой бахромой по краям.

Рессоры, по видимому, были изобретены уже несколько позже выпуска этого аппарата, поэтому, единственным способом езды на нем было сидеть верхом на рюкзаках в проходе, и к тому времени, когда наши путешественники прибыли на место, они еле стояли на ногах.

Внимательно присмотревшись к местности, они поняли, что то, что на карте было указанно, как поселок, на самом деле представляло пару полуразрушенных домов и поле, поросшее кустарником. Впрочем, на горизонте виднелась кирпичная труба какого-то, по-видимому, заброшенного заводика и водитель заверил их, что каждый день, в полдень, он проезжает здесь в обратном направлении. Никаких следов экспедиции не было видно.

Оставалось лишь раскинуть палатку и располагаться на ночь.

Когда все стемнело, Витька сидел у потухающего костра, рассматривая в его свете карту и пометки на ней. Светка, поужинав и выпив чаю, спала в палатке. Комары атаковали его со всех сторон, тянуло сыростью от болота, но залезать в палатку, а тем более, в спальный мешок к Светке, он не решался. Наконец, когда значки на карте стали у него расплываться перед глазами,  пришла пора решаться.

Когда он откинул полог палатки, ему послышалось тихое хихиканье, но, видимо это ему послышалось, потому, что Светка мирно спала, уткнувшись в стенку, а на протяжении нескольких километров вокруг них не было ни одного живого существа, не считая комаров.

Утром он проснулся от того, что кто-то дул ему легонько в щеку. Голова Светки лежала на его плече, по-видимому, во сне она искала подушку. Рука ее обнимала его и вид ее был таким трогательным, что у него защемило в груди. Он осторожно освободился из ее объятий, подсунув под голову свой сложенный свитер и осторожно, стараясь не шуметь вылез из палатки.

Когда окрестности наполнились ароматом свежезаваренного кофе, она вылезла из палатки, смущенно улыбаясь. На завтрак были жаренные на костре гренки и кофе.

Солнце радостно улыбалось им, кода они стали рассматривать карту. Витька рассказывал ей, какие догадки его осенили вчера, когда он рассматривал карту при свете костра.

Им предстояло пройти между болотами к небольшому холму, который возвышался впереди. Дорога не была легкой, под ногами хлюпало, ноги соскальзывали с кочек, и Светка постоянно хваталась за Витьку, пытаясь удержать равновесие. Иногда, она, даже обнимала его и тогда, он обнимал ее в ответ и целовал, но так как она отворачивалась, смеясь, то целовал он ее то в лоб, то в щеку, а то и вовсе в ухо. Несмотря на усталость, это, похоже, нравилось ей.

Наконец они добрались до холма и упали на землю в изнеможении. Они лежали, глядели на мягкой, немного пожухлой траве и смотрели, как плывут по небу облака, слушали пение птиц, и им казалось, что и они тоже парят там, в вышине, безумно счастливые от усталости и головокружения, которое немного дурманило им голову. Руки их сомкнулись и они чувствовали каждое биение сердца друг друга, каждый вздох, каждый шорох, который слышал другой, дуновение ветерка и запах трав.

Потом, он приподнялся и огляделся вокруг. Нашел старую проплешину от костра, развел огонь и приготовил еду. Поразительно, но все время, что они были здесь, им не потребовалось ни слова, в этом и не было необходимости. Они понимали друг друга с полувзгляда, с полувздоха.
Разумеется, Семена Ивановича здесь никогда не было. Это стало им понятно уже с того момента, как они ступили на твердую землю. Осмотревшись, они увидели кучку камней. Если это можно было назвать кучкой. Камни старые, немного заросшие мхом, казалось, были выложены в какой-то неведомый орнамент. Подойдя к ним Витька (Светку, казалось, что-то удерживало) встал на начало этого рисунка (почему ему показалось, что это начало?) рассмотрел на них знакомые знаки. Это были те знаки, которые он расшифровывал Семену Ивановичу, сопоставляя их с записанными ритмами барабанов. Потоптавшись на месте, он повторил один ритм, потом шагнул и повторил второй. Вскоре, он ритмично вышагивал вдоль рисунка, напевая ритмично какую-то очень древнюю песню, то нагибаясь к земле, а то подымая голову к небу, а Светка заунывно-торжественно вторила ему.

Рисунок закончился на другой стороне холма. Витька остановился, сделал шаг в сторону и кивнул Светке. Теперь она шла по этому странному лабиринту, соблюдая все изгибы и повороты, а он подпевал ей, помогая голосом шагать ритмично и ровно. И наконец, она упала в изнеможении в его объятия.

Вот и все. Оставалось только немного отдохнуть и поворачивать домой. Отсюда стало видно, что до станции совсем не далеко и можно не спеша дойти до нее, в промежутках между болотами, по тропке, которая когда-то проходила здесь, но была давно заброшена, но след ее, выложенный камнями, четко просматривался. Дорога же, по которой ездил автобус, петляла вокруг болот и была намного длинней.

К вечеру они уже стояли на платформе, ожидая обратного поезда.

Поезд подошел вовремя, тяжело и мрачно протаскивая вагоны вдоль дощатой платформы. Взявшись за руки они побежали к единственной открывшейся двери и удивленно смотрели на мрачное лицо проводника.

– Не надо бы вам на этом поезде ехать… – Хмуро посмотрев на них, сказал он. – Нехороший у нас рейс…

Улыбнувшись, они переглянулись и вошли в вагон.

Их поразила хмурая тишина. Редкие пассажиры, казалось, чего то ожидали, вслушиваясь со страхом. Наконец поезд дернулся и тишину заполнил ритмичный стук колес.

Через некоторое время, когда они уже расположились на полках, раздался резкий голос и звук разбитого стекла. Кто-то усиленно рвался в вагон.

– Я говорил вам, что нехороший это рейс! – крикнул им проводник и метнулся куда то в сторону.

– Господи спаси… – Послышалось всхлипывание неподалеку.

Витька обернулся и увидел немолодую женщину, забившуюся под полку, всхлипывающую и пытающуюся креститься, если это было еще возможно в такой тесноте.

– Зэки… – Разнесся шепот по вагону.

Ужас охватил все его тело. Не столько за себя, сколько за Светку. Через проход он увидел безобразные пьяные рожи, которые ломали дверь из тамбура, пытаясь проникнуть в вагон. В глазах их плескалась бессмысленная жажда, смешанная с жестокостью и торжеством.

И вдруг, ритм вагонных колес стал громче звучать в его ушах. Светка придвинулась к нему, стала чуть сзади, взяла его за руку и они стали ритмично, негромко, но все более усиливая голос повторять слова, которые звучали в их ушах на далеком пригорке. Слова эти звучали глухо и угрожающе, все сильнее и сильнее и стали постепенно заполнять все пространство, которое окружало их. Сквозь слабую пелену, которая накрыла их, они увидели как искажаются от боли эти бессмысленные пьяные рожи, как их корежит какая то неведомая сила, как они постепенно исчезают и растворяются в темноте тамбура, которая вдруг осветилась и вновь погасла.

Пересаживаясь на узловой станции они слышали, как люди рассказывают, что на предыдущем перегоне произошла большая трагедия. Группа отпущенных по амнистии заключенных, напившись, сошла с ума и выскочила из вагона прямо под колеса встречного поезда. Чего они пили и что курили никто так и не смог установить, но в живых не осталось никого.

Ярославский вокзал встретил их привычной суетой. Толпа китайцев прибывших со своим немудренным товаром, почтительно расступилась перед ними. И они нырнули в знакомое с детства подземное гостеприимство станции Комсомольская.

Не сговариваясь, они сели на подошедшую электричку и скоро оказались в знакомой квартире Семена Ивановича, где спокойно могли переодеться, поесть и принять душ.

Утром, он повернулся к ласковому теплу, которое согревало его, и встретил ее улыбающиеся ласковые глаза. Не прикрывая своей наготы, она вздохнула и привычно, будто целую вечность говорила так, сказала:

– Пойду приготовлю завтрак.

Пока она хлопотала на кухне, он просмотрел записи, которые были заложены в компьютер, внес необходимые поправки и пошел на ее безмолвный зов.

Это было еще не привычно, но они, с того страшного момента в поезде, научились говорить друг с другом без слов. На столе стояла любимая им с детства овсяная каша и ждал ароматный кофе.

Улыбнувшись, словно всю жизнь прожив вместе с нею, он поблагодарил ее взглядом и слал с аппетитом поглощать этот самый приятнейший в мире завтрак.

После завтрака, он показал ей свои изменения, выслушал без удивления ее замечания и снова исправил ошибки. Светка, не понимавшая раньше все эти абракадабры с двойным ключом, криптографией и сопоставлением данных, казалось, обрела какое-то новое для нее дыхание и понимала суть вопроса, пожалуй, лучше, чем понимал его он. И это совсем не удивляло его.

Потом они стали просматривать фото на телефоне и поняли, что речь идет о чужеземцах, которые пришли в селение и обидели жителей, отобрав у них еду и дав взамен какие-то жалкие кругляши, а самые ценные оставили висеть у себя на одеждах. И вождь просил у своего более сильного соседа помощи в нападении на них и предлагал за это свою, еще не знавшую мужчины дочь.

Видимо, предложение было не столь соблазнительным, если это письмо попало в руки чужеземцев или они сумели перехватить и убить гонца, который нес его.

Отдохнувши, они вышли на улицу и пошли в музей, надеясь расспросить у хозяев выставки, чем все-таки завершилась эта история.

Они шли, держась за руки и не замечали, как плотнее смыкается вокруг них толп, как все громче раздаются выкрики в ней, как мрачнеют и наполняются злобой лица людей.

Наконец, толпа стала настолько плотной, что стало невозможно двигаться. Тогда, Витька, изловчился и приподнялся, опершись одной ногой на парапет, выступающий из здания и увидел, что впереди плотной цепью стоят грузовики, а перед ними, стуча по щитам дубинками, выстроился ОМОН. Толпа напирала с одной стороны и отступала с другой и начиналась бессмысленная давка.

Вдруг, он услышал тихий вскрик, и увидел ее побелевшее от боли лицо.

Все помутилось в его глазах.

Равномерно, словно речитатив он стал говорить какие-то древние слова, повторяя их снова и снова. Слова звучали все громче, и вот уже вся улица повторяет их.

Вот уже выронил дубинку и схватился за голову один омоновец, вот из толпы выскочил кто-то и схватил за руку командира, который вытащил из кобуры пистолет.

Вот уже толпа, словно набравшись волшебных сил, отодвигает, почти расшвыривает грузовики и прорывается сквозь оцепление. Витька спрыгнул вниз и поднял ее голову с земли.

Она смотрела на него с легкой улыбкой, и грудь ее начинала тихонько вздыматься, наполняя легкие воздухом.

Наконец, она порозовела и в глазах ее появились любимые им насмешливые искорки.

– А ты, оказывается, врал мне – сказала она. – Какой же ты программист? Настоящий пророк.