Ледяное сердце


 

Отец первым спрыгнул с корабля на промёрзшую землю. Он сделал несколько шагов, остановился, прислушался. Потом опустился на одно колено и прикоснулся ладонью к чёрной земляной тверди. Смуглое испещрённое морщинами лицо было полностью сосредоточено. Кафира помнила, что на нехоженых тропах так было всегда. Поэтому она терпеливо ждала.

Ранее Кафира не бывала на землях Уршилаку. От других охотников, что часто приходили к отцу за советом, она слышала, что их острова лежат далеко на севере, за голубым морем.

Гораздо больше Кафира знала о вражде шаманки Уршилаку Милестии и Императора. Говорят, взаимная неприязнь появилась с тех самых пор, когда Уршилаку отказали в помощи имперцам, прибывшим на север для уточнения карт местности.

После по Империи расползлись слухи о том, что интерес Императора к землям Уршилаку имеет более глубокие корни. Причина была в заброшенных гномьих шахтах по добыче редкого белого камня. Стремлению Императора восстановить их работу препятствовала железная воля и противодействие Милестии. Она считала, что это лишь повод навсегда изгнать Уршилаку с их земель и предлагала возобновить добычу силами племени, чтобы потом имперцы покупали белый камень у них. Император считал неуместным соглашение подобного рода, когда имперская провинция торгуется со своим собственником.

Воздействовать на Уршилаку силой как тогда, так и сейчас считалось невозможным. Имперский совет отказывался посылать на север легионы по нескольким причинам. Во-первых, это угроза сторонников Тёмного братства, нависшая над имперской властью. Города всё чаще содрогались от зверских расправ над высокопоставленными имперцами. Так же Милестия пользовалась большим авторитетом у членов Совета. Многие советники были у неё в долгу или, честно говоря, просто побаивались.

Этот конфликт длился уже несколько зим, то угасая до маленького уголька, то возгораясь новым пламенем. Но многие считали, что в последние месяцы вражда достигла апогея. Позиции Императора были серьёзно расшатаны после того, как он отказался сотрудничать с магами в битве за Золотые озёра (позорно проигранном нечисти), и он стремился любым способом их укрепить. Он был уверен, что малоизученным белым камнем будут сильно заинтересованы гильдии магов по всей Империи.

Наконец, история противостояния шаманки мистического племени и человека, олицетворявшего имперский порядок, получила новый виток в развитии. До Имперского города дошли слухи, что на северных островах пропадают люди, и что причина этому – легендарная Лантайя. Император распорядился отправить туда охотников, чтобы проверить слухи, а в случае, если те оправдаются, добыть таинственный артефакт – ледяное сердце зверя. Тем самым он рассчитывал снискать уважение Милестии и открыть доступ к вожделенным шахтам.

 

Скоро из Имперского города к ним пришёл старый товарищ отца Зимар. Он был бывшим охотником, перебравшимся на службу к Императору. Зимар знал, как разжечь охотничий азарт.

– Отправиться на окраину Империи проверять слухи могут и юнцы, – ответил отец Зимару. – С каких пор людская болтовня стала твоим осведомителем?

– Я полагаюсь только на факты, Такир. Изуродованные тела, разбросанные по северным островам – один из них. – Зимар говорил ясно и твёрдо.

– Отправьте охотников из Изидила, зачем ко мне пришёл?

– Мне нужен лучший. К тому же, ты один из немногих у кого есть опыт охоты на Лантайю.

– Но не единственный.

– Я давно сменил род занятий, утратил былой нерв, – улыбнулся Зимар.

– Да, теперь ты верный императорский пёс. – Зимар сделал вид, что его не задели слова отца.

– Всем нам когда-то приходиться думать о будущем, – он кинул быстрый взгляд на Кафиру. – Как и тебе, Такир. Император щедро оплатит потраченное время и средства.

– Нет доказательств, что это зверь. Тем более Лантайя. Более 13-и зим прошло с момента их последнего появления. Не думаю, что после серии облав, что устроили тогда имперцы, хоть одна Лантайя осталась в наших краях.

– Если одна и осталась, то где ей быть, как не на землях Милестии. Так каков твой ответ?

– Он тебе известен, – отец был непреклонен.

– Очень жаль, – Зимар всем своим видом давал понять, что отступил, но хитрый взгляд его выдавал. – Надеюсь, утром ты передумаешь. Или ты думал, что отправишь назад старого друга без ночлега?

В тот вечер Зимар и поведал Кафире о красоте северных островов, о таинственном племени Уршилаку. После он подарил Кафире свой кинжал: «Когда-то он сослужил мне хорошую службу. – Но, по-моему, ему всегда была нужна женская рука». Все же, Зимар не зря славился талантом убеждения.

Кафира довольно быстро уговорила отца.

«Только ты останешься в лагере Уршилаку. Лантайя – очень опасный зверь», – сдался отец. С тех пор как погибла мать Кафиры, он старался не оставлять дочь подолгу одну и всё чаще брал её с собой.

– Как только доберёшься до лагеря, свяжись со мной через водяное око, – утром Зимар напутствовал их. – Насколько я помню, у Уршилаку есть подобное. И ещё... Император будет очень признателен, если ты представишься имперским охотником.

– Милестия знает, что я наёмник, всегда им был и останусь.

– Тогда считай, что тебя нанял Император, – заключил Зимар. – Ну а ты, маленькая охотница, – Зимар внимательно посмотрел на Кафиру. – Держись отца.

Спустя две луны их корабль причалил к берегам Уршилаку.

 

Такир закончил молитву и подал знак дочери. Кафира спустилась с корабля и подошла к нему. Дочь всё больше напоминала ему жену. Зана так же морщила нос, когда ей было холодно. Такир достал из прочной драконьей сумки лисий мех и окутал им дочь. Кафира откинула с лица каштановые кудри, заулыбалась. Он постарался улыбнуться в ответ, да только скривился. Тревожное чувство, будто путы ядовитого плюща, охватило Такира. Как тогда, в Ущелье Коды, когда Кафира едва не сорвалась со скалы. Как и потом, каждую ночь после этого.

Такир привык доверять собственным предчувствиям и жить в ожидании скорой беды, не в силах воспротивиться ей, ему было невыносимо. Поэтому единственная причина, по которой он согласился отправиться на север, была Милестия. Лишь её голос знал ответы. И теперь, если Судьба снова придёт за его близкими, Такир будет готов дать решительный отпор. О, смилуйся, всемогущая Шакрала!

– Лагерь Уршилаку, у подножия тех гор, – отец указал на белеющие вдали горные вершины. – Затемно мы должны добраться туда.

– А почему затемно? – спросила Кафира.

– Потому что иначе мне придётся нести тебя, а мы должны идти быстро, чтобы холод не одолел нас, – вздохнул отец.

– Ничего не надо меня носить, – смутилась Кафира. – Я охотница, а не принцесса.

– Причём отважная, – Такир поправил арбалет, висящий на плече, и путники двинулись вдоль побережья на восток.

Они прибыли на единственно заселённый остров. Оттого эти северные края и стали называться землями Уршилаку. «Чёрный север», как горделиво говорили о них сами уршилаку. И вправду, те немногочисленные участки земли, что не были скрыты под слоями льда и снега, являлись особой породой чёрного цвета. Откуда на острове появились Уршилаку, никто не знал. Да и сами жители лагеря на вопрос об этом отвечали: «Мы были здесь всегда».

Кафира вертела головой, старалась не отставать от скорого шага отца. Чёрная земля то и дело пряталась под голубым и серым, местами даже изумрудным льдом. Солнце играло на снежных полотнах под ногами, почти ослепляя. Особенно девочке нравился цвет неба. Синий, с изумрудным отливом, он напоминал цвет звериных глаз её любимой домашней пирки. Отец не разрешил взять Клюшечку с собой – пирки жутко боятся холода.

Воздух был чистый, морозный. «В жару можно было бы наполнять им чаши и пить», – мечтательно думала Кафира.

Отец и дочь отошли от берега и теперь двигались строго на север.

Морские ветра всё реже и реже хрипели на ухо. Кафира подумала о Лантайе и её ледяном сердце: «Наверное, ей очень одиноко здесь. Долгие нескончаемые зимы, проведённые в бесконечном одиночестве». Девочка прижалась к отцу.

– Что, уже устала? – спросил тот.

– Ничего не устала, – Кафира отстранилась. – Просто… отец… убивать последнюю из подобных существ, может быть, последнюю, разве это справедливо?

Такир нахмурился. Он был уверен, что слухи о Лантайе не оправдаются. Или хотел быть уверенным.

– Запомни, Кафира, Лантайя – очень опасная и хитрая тварь. Она не прощает милосердия к себе.

Кафира с затаённой надеждой посмотрела на отца. Тот не любил рассказывать о былых подвигах, что очень её огорчало. Но сейчас он продолжал.

– Много зим назад, будучи молодыми охотниками, мы с Зимаром участвовали в очередной облаве на логово Лантайи. – Отец замолчал, задумался.

– А какая она, Лантайя? – осторожно спросила Кафира.

– Никто из ныне живущих не может точно описать их, никто не знает, откуда они появились. По одной из эльфийских легенд, тысячи зим назад могучие и бесстрашные охотники Изидила истребляли горгон на эльфийских островах. После их змееволосые головы охотники скармливали своим псам. На следующий день они заметили, что все их псы подохли. Опасаясь гнева богов, охотники по совету тёмных эльфов отвезли мёртвых псов далеко на север и закопали глубоко под снегом и льдом. Утром они увидели, что ледяная толща на том месте вся почернела, растрескалась. Охотники обнажили мечи и приготовились встретить ужасное порождение Севера. Так их и обнаружили эльфы: с оружием в руках и разорванными глотками. На месте ледяных могил были чёрные разломы, больше ничего, никаких следов.

– Красивая легенда, – сказала Кафира.

– Скорее страшная сказка, – поправил её отец. – Мне же хватило того, что я видел её в деле. Помню только чёрную тень, с неимоверной скоростью бесшумно перемещающуюся от жертвы к жертве. В тот день погибло много славных охотников, слишком много для одной твари.

– А сердце?

– Ледяное сердце Лантайи... По той же легенде, это сердце являет собой бесформенный кусок льда, внутри которого живёт свет. Магические свойства этого артефакта нигде не описаны и никому не известны. Зверь хранит сердце. Он подчиняет себе день и ночь, чтобы сберечь его.

– Это как? – удивилась Кафира.

– Надеюсь, ты никогда не узнаешь, дочь, – отрезал Такир.

Кафира не стала дальше расспрашивать отца. Она знала, что если тот заканчивает повествование подобным образом, то слово из него потом не вытянешь.

Кафира заметила, что по мере продвижения вглубь острова всё чаще стала встречаться растительность: редкая пожелтевшая трава, вечнозелёные Ивольники, даже низкие деревья. Здесь гораздо меньше чёрная земля была покрыта снегом и льдом. Путники взобрались на небольшой холм.

– Вон там, я вижу! – Кафира ткнула пальцем в видневшуюся вдалеке коричневую точку.

– Да, это лагерь, – подтвердил отец. – Потерпишь?

– Ещё бы! – Кафира воинственно поправила кинжал, и они продолжили свой путь.

 

Она несильно поскребла когтями ледяную корку. Чёрные глаза ещё раз бросили быстрый взгляд на мужчину и дитя, спускавшихся с холма. Она знала, что дитя уже отмечено Судьбой. Она медленно втянула маленькими ноздрями холодный воздух, задержала дыхание. Она делала так всегда, когда тоска становилась невыносимой.

 

День подходил к концу. По небу разлились тяжёлые чернильные тучи. Солнце то и дело пряталось за ними, всё реже освещая путь. Потом белоснежные вершины гор и вовсе заслонили светило.

Такир нёс Кафиру уже добрый час, та обхватила его за шею и крепко спала. Резко стало холодать, и он торопился. Лагерь Уршилаку был близко. Чёрный лес, будто ковёр, скатывался с гор, и только небольшой редкий его участок преграждал им дорогу к лагерю.

Внезапно Такир встряхнул Кафиру, поставил её на землю.

– Просыпайся, дочь.

– Что случилось? – Кафира потёрла ладонью глаза.

– За нами наблюдают. – Такир снял арбалет с плеча.

– Обыватели племени?

– Боюсь, Кафира, это не люди. Идём. – Они медленно двинулись дальше.

Такир остановился, вглядываясь в темноту.

– Суррубы, – прошептал он.

– Что? Где? – сердце Кафиры забилось сильнее. Она долго щурила глаза, пока не заметила впереди несколько ярких огоньков. Потом ещё, и ещё, пока те не превратились в звериные глаза.

Такир зарядил арбалет ядовитой стрелой. Суррубов по всей Империи водилось много. Северные суррубы отличались бо́льшими размерами и кровожадностью. Они приближались, стучали копытами о ледяной панцирь.

Облезлые волчьи туловища, с торчащими рёбрами, бесхвостые, безжалостные. Однорогие сплюснутые морды лязгали зубами, капали на снег зловонной слюной, кружили вокруг.

Один сурруб, крупнее остальных, стоял неподвижно чуть поодаль стаи, наблюдая за происходящим. Такир знал, что делать. Он вскинул арбалет, прицелился в вожака. Внезапно один из суррубов бросился на него. Такир молниеносно выстрелил – промахнулся. Сурруб грозно рыкнул, вернулся в стаю. «Странно» – мелькнула мысль в голове охотника.

– Нужно их отвлечь, – он зарядил новую стрелу. – Кафира, найди в моей сумке, справа, небольшой зелёный камень.

– Есть, – крикнула Кафира, пошарив рукой в сумке отца. – Он горячий!

– Правильно. Теперь, раздави его ладонями.

– Не поддаётся! – Кафира стиснула камень.

– Сильнее!

Камень поддался и лопнул. Внутри него была пахучая зелёная жидкость. Вдруг в ладонях Кафиры закрутился, завертелся свет, образовалась зелёная светящаяся сфера, размером с большое яблоко.

– Хорошо, теперь, когда я дам команду, швыряй сферу в стаю.

Суррубы заухали, стали сжимать кольцо.

– Давай!

Изо всех сил Кафира бросила сферу в суррубов. Такир кинулся следом. На несколько секунда сфера превратилась в огненную зелёную струю, затем исчезла. Этого хватило, чтобы суррубы разорвали кольцо, а Такир сделал длинный кувырок в открывшийся коридор, прицелился и выстрелил в вожака.

Один из суррубов прыгнул Такиру на спину, повалив того на землю. Краем глаза охотник увидел, как Кафира закричала и с кинжалом в руках бросилась к нему. Внезапно суррубы заныли, засуетились из стороны в сторону и, чуть погодя, бросились прочь. Скоро они скрылись в глубине леса.

Такир поднялся, вынул из ножен свой меч и приблизился к вожаку. Стрела попала тому в брюхо, он сдавленно дышал, истекал кровью.

«Отец», – тихо сказала рядом Кафира.

Он не ответил. Охотник резко взметнул меч и закончил начатое.

 

– Идём, быстро, – бросил Такир дочери.

– Через лес? – недоверчиво спросила Кафира.

– Они больше к нам не приблизятся.

Спутники вошли в темноту леса. Несколько минут они шли молча.

– И хватит злиться, – примирительно начал Такир.

– Я и не злюсь, – оправдывалась Кафира. – Просто… он и так уже умирал.

– Яд болотной змеи причиняет большие мучения.

Кафира помолчала, обдумывая услышанное. Потом прижалась к Такиру.

– Прости, отец, мне было страшно. – Такир остановился и присел рядом с ней, посмотрел в глаза.

– Ты моя дочь, и я люблю тебя больше жизни. Ничего не бойся. Я тебя не оставлю. – Отец обнял дочь. – Лучше вспомни, как засверкали суррубьи пятки, когда ты понеслась на них с кинжалом.

Маленькая охотница рассмеялась.

– А что эта за уловка с зелёным камнем? – спросила Кафира.

– Этому научила меня твоя мать. Это камень с эльфийских берегов. Зана говорила, что он обладает полезными свойствами. Какими – я уж позабыл. По-другому я его никогда не использовал.

Кафира улыбнулась. Она знала, что в бою отец привык доверять собственным инстинктам, нежели магии и артефактам. Но ей было приятно слышать, что он всё ещё использует те приёмы, которым научила его Зана. Вспомнила Кафира и про огненный ветер. Мать тайком сунула этот порошок в сумку отца, когда тот отправлялся зачищать паучье логово Аллатора. Тогда огненный ветер спас ему жизнь. После этого отец всегда брал его с собой.

Скоро они миновали лес, и вышли к подножию гор. Они были в лагере Уршилаку.

 

Жилища Уршилаку представляли собой хорошо укреплённые сооружения конусообразной формы, близко расположенные друг к другу. Наружные стены шатров были плотно обиты коричневыми шкурами, плотно стянутыми между собой крепкими верёвками. Возле каждого шатра лежала различного рода хозяйственная утварь. Бросалось в глаза большое количество плетёных корзин. По лагерю были расставлены высокие металлические ступы, в которых горел огонь. Он давал необходимое количество света внутри лагеря. Вероятно, по ночам огонь постоянно поддерживался. Лагерь был погружён в сон.

Откуда-то из темноты к ним вышел человек. Свет из огненной ступы упал на него. Это был высокий молодой уршилаку со смуглым лицом и яркими зелёными глазами.

– Приветствую вас в лагере Уршилаку, странники, единственно безопасной обители на Чёрном севере. Шаманка известила нас о вашем прибытии. Позволь нам, Такир, сын Харида, накормить и согреть в тепле твою дочь. Тебя самого ожидает шаманка в своём шатре.

– Она должна быть где-то поблизости, – Такир указал на Кафиру.

– Как тебе будет угодно, охотник, – ответил уршилаку.

Втроём они прошли вглубь лагеря и приблизились к шатру шаманки. Кафира с уршилаку скрылись в соседнем шатре.

Шатёр Милестии мало чем отличался от остальных, разве что был немного крупнее. Такир медлил. Он поморщился, заметив над входом в шатёр небольшой, но знакомый символ – полумесяц, окружающий маленькую звезду. Знак напомнил охотнику о цели своего визита. Он набрал воздуха в грудь и вошёл внутрь.

 

В шатре было тепло и светло. В нос Такиру ударили запахи разнообразных трав и зелий. На полу был лежак, чуть поодаль стоял небольшой деревянный стол. На столе лежало несколько бумаг с непонятными символами и пара белых светящихся камней. Рядом с ним качалось плетёное кресло. На стенах висели предметы, предназначение которых Такир затруднялся определить. Посреди шатра стояла ступа с огнём, на вроде тех, что стояли снаружи, только меньше. В глубине шатра стояла ширма из тёмной ткани.

– Ты убил моего любимого сурруба, – донёсся низкий голос из-за ширмы.

– Он был не слишком рад меня видеть, – ответил Такир.

– Я не желала, чтобы вы приходили, – голос затих. Было слышно, что шаманка переставляла какие-то предметы. – Они бы вас не тронули.

– Почему не хотела пускать нас? Мы не враги Уршилаку.

– Потому что ничего не изменить. Предначертанное свершится.

– О чём ты говоришь?

– Каждый раз, когда я иду наперекор Судьбе, я знаю, что цена будет высока. Сегодня я снова убедилась в этом, потеряв одного из лучших защитников.

– От кого защищают вас эти мерзкие твари? И покажись, наконец, Милестия!

Шаманка вышла из-за ширмы. Постаревшая женщина с гордой осанкой и пронзительным взглядом. Такир удивился, что долгие зимы едва ли добавили её лицу много морщин. Шаманка была одета в тёмную мантию, разнообразные бусы висели на её шее. Она подошла к Такиру и внимательно посмотрела на него. Потом ответила на его вопрос.

– От тёмных сил, что поселились за горами. Садись. – Она придвинула к Такиру самодельный стул, кинула в огонь горсть какого-то порошка, тот заискрился, стал гореть ярче. Милестия села в плетёное кресло напротив охотника.

– Ты имеешь в виду Лантайю? – спросил Такир. – Я надеялся, имперцы прогнали их со своих земель.

– Со своих земель, – скривилась Милестия. – Это правда, многие из них ушли, другие прячутся, сполна хлебнув имперского зла.

– А как же люди, которые погибли от острых когтей?

– Если тебе желают смерти – ты защищаешься.

– Почему Зверь нападает на вас?

– Лантайя – единственная причина, по которой духи ещё не забрали всех, – усмехнулась шаманка.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что уже сказала. Духи боятся её.

– Кто они – духи?

– Безлицые, желтоглазые, когда Зверя нет рядом, они приходят из-за гор и забирают людей.

– Почему ты не попросишь помощи у Империи?

– У имперского дьявола, назвавшего себя Императором? – Милестия недобро рассмеялась. – Уршилаку не склоняют голову перед никчёмными созданиями. Он оскверняет даже тот жалкий клочок земли, который занимает под собой его плоть. Он хочет завладеть здешними шахтами, пускай осмелится переступить через наши головы. Но этого не будет. Уршилаку нашли решение. Теперь всё в наших руках. Милестия взяла со стола исписанные листы и потрясла ими перед Такиром.

– Вот, гильдии магов со всей Империи пишут о желании договориться с Уршилаку об этих проклятых шахтах. И все в обход Императора. Маги хотят иметь дело с нами, чем с этим жалким трусом. Ничего, скоро придёт его время, воды Алланды уже кипят, чуя приближение его бренной души. – Шаманка закашлялась.

– Вижу, реки подземных миров ждут и тебя, Милестия, – сказал Такир.

Они помолчали.

– Я знаю, зачем ты здесь, охотник. Мой ответ прежний, – промолвила Милестия.

– Я не задавал вопроса.

– Это ты так думаешь. Тревога твоя найдёт свой конец, когда предначертанное свершится. Но я не могу этого допустить. В последний раз я сыграю с Судьбой в смертельную игру, цена в которой всегда прежняя – наши жизни.

– Смилуйся, Милестия! – Такир вскочил. – Перестань говорить загадками! Дай мне слово, что успокоит мою душу!

Шаманка одёрнула рукав своей мантии. На её руке было родимое пятно, в точности повторяющее знак над входом в шатёр – полумесяц, окружающий звезду.

Такир отпрянул.

– Ты знаешь, что это значит, – сказала Милестия.

– Да, знаю, – не своим голосом ответил Такир. Он помнил, что на спине Кафиры лежит точно такой знак. Знак, который носила и её мать. Знак Уршилаку. Кафира гордилась им, полагая, что тем самым она находится под защитой богов. Такир ничего ей не рассказал. Он не хотел, чтобы дочь знала, что связана с мистическим племенем.

– Когда ты забирал Зану, я была против. Теперь, когда ты привёз её дитя, ты приблизил нашу смерть. Ей нельзя здесь оставаться.

– Но почему?

– Потому что я не стану жертвовать жизнью целого племени ради одной уршилаку. Пусть я иду против вечного и безжалостного гнёта Судьбы.

– Снова ты говоришь о Судьбе, шаманка! Почему Кафире грозит опасность? Как она связана с тем, что происходит?

– Каждое утро я просыпаюсь, захлёбываясь от крови, Такир, – тяжело вздохнула Милестия. – Это кровь Уршилаку. Могучим полумесяцем горы окружают нас. Навеки мы их пленники. Заточённые. Это расплата за выбор, сделанный Уршилаку много зим назад. Цена свободы высока. Жизнь за жизнь.

– Я не понимаю, Милестия.

– Придёт время, ты всё поймёшь, охотник. А теперь ступай. Утром, во имя Лунары, уходите.

Такир поднялся, помедлил.

«Водяное око там, за ширмой», – указала Милестия.

Такир зашёл за ширму и увидел там небольшую стеклянную чашу, заполненную водой. Он прочитал начертанный на ней древний текст. Вода окрасилась в тёмные цвета и скоро показала ему бородатое лицо Зимара.

 

Кафира очень быстро согрелась у большого огня, ей даже стало жарко. Сами уршилаку вели себя довольно радушно, но радушие это носило какой-то натянутый характер. Обособленные племена, на вроде этого, не доверяли незнакомцам, держали дистанцию. Но Уршилаку выглядели ещё и истощёнными, измотанными то ли холодом, то ли голодом. А может быть страхом. Исступлённые взгляды, тяжёлые вздохи. Она попыталась заговорить с мальчиком примерно её возраста, но ничего не вышло. Тот лишь опустил глаза. «Я чужеземка», – подумала на это Кафира.

Девочку накормили сочным кроличьим мясом и напоили приятной ягодной настойкой. Её уже начало клонить в сон, если бы не появились маленькие полные существа, напоминавшие гномов или хоббитов, но ещё меньше. Бегающие глазки и высоко приподнятые чёрточки коротких бровей делали выражения их лиц невероятно озадаченными. Кожа этих существ была синеватого оттенка, а длинный хвост весь был покрыт шерстью. Уршилаку то и дело случайно наступали на него, что очень злило его обладателя.

«Это туксы, – пояснил подсевший рядом молодой уршилаку, встретивший их по прибытии. Они помогают нам с приготовлением пищи, а мы с ними делимся. Сейчас самый холодный период, а туксы живут в лесах, там нечего есть. Сами они бывают очень высокомерны, считая себя дальними родственниками домашних эльфов. Эльфы, конечно, от этого всячески открещиваются. Со столовыми приборами, впрочем, туксы обращаться умеют».

Кафира рассмеялась, когда увидела, как маленький тукс пыхтит, тащит чашу вдвое больше его самого. Тукс, наконец, не удержал чашу, и она повалилась на него сверху, придавила. Он запищал и тут же мигом подоспели другие туксы, помогли ему.

В шатёр вошёл отец. Кафира заметила, что он чем-то сильно подавлен. Крючковатый нос, ещё больше опущенный вниз и плотно поджатые губы лишь подчёркивали его настроение.

– Кафира, идём. Нужно выспаться, – сказал отец.

– Ваш шатёр напротив, охотник, – возвестил молодой уршилаку. – Держи, ты голоден, – он сунул отцу в руки свёрток с едой.

– Да, спасибо, – несколько растерянно ответил охотник, приняв дары.

«Спасибо за угощения», – Кафира нагнулась к тому самому незадачливому туксу. Тот лишь буркнул в ответ что-то невразумительное и засеменил дальше по своим делам.

 

В лагере Уршилаку хозяйничала глубокая ночь. Отец тихо и мирно спал, а её, Кафиру, отважную охотницу, сильно знобило под толстыми шкурами. Она расстроилась, когда отец сказал, что утром они возвращаются домой. Но по его тону было ясно, что случилось что-то плохое. Кафира посмотрела на отца: «Когда-нибудь я стану достойной тебя», – твёрдо подумала она.

Тянулись долгие минуты, она не могла уснуть. Девочка думала о таинственных уршилаку и опасностях, поджидающих здесь на каждом шагу.

Вдруг Кафира заметила странное свечение, сочившееся сквозь входное отверстие шатра. Любопытство было сильнее страха, и она осторожно, чтобы не разбудить отца, выскользнула из шатра.

Кафира увидела, что странным голубоватым свечением наполнен весь лагерь. Она прошлась вперёд, но, как ни старалась, не могла обнаружить источник света. Казалось, это сам воздух искрится и превращает ночь в день.

Внезапно Кафира ощутила, что за её спиной, кто-то стоит. Она сделала резкий кувырок в сторону и, пригнувшись, выхватила кинжал, как учил отец. Никого. Девочка вернула кинжал в ножны и направилась обратно в свой шатёр. Через секунду Кафира почувствовала мощный толчок в спину и, покатившись кубарем, сильно ударилась головой обо что-то твёрдое. Холодное дыхание Зверя нависло над ней.

Перед тем, как потерять сознание, Кафира ощутила, как острые клыки поднимают её и несут прочь.

 

Милестию разбудил страшный сон. Она поднялась, потрясла головой. Шаманка стиснула свои ладони в кулаки, чтобы хоть как-то унять дрожь. Потом она закрыла лицо ладонями. «Я ничего не слышу», – сказала вслух шаманка.

Она разожгла огонь в ступе и встала на колени перед ней, закрыла глаза, протянула руки к теплу. Несколько минут она стояла в таком положении, молчала, прислушивалась. «Чей-то шёпот. Терзает безмолвие посвистом лезвий. Режет. Таращится на меня пустыми глазницами. Не могу разобрать»…

Надрывной предсмертный крик окончательно рассеял сомнения о приближении беды. Милестия выбежала наружу и увидела, как в конце лагеря розовым огнём пылало несколько шатров. Уршилаку повыскакивали из своих жилищ. В лагере начался переполох. Мужчины спешили к оружию, женщины прижимали к себе детей и стариков.

«Кровь на руках… – простонала шаманка. – О горе, горе нам!»

Чья-то могучая рука резко одёрнула Милестию. Это был Такир. Глаза его горели, меч был обнажён.

– Где она?!

– Уходи, охотник, если дорога жизнь.

– Где моя дочь?! – Такир приставил меч к старой шаманке.

– Смертью меня страшишь? – охотник со злостью ударил шаманку, та упала.

– Где Кафира? Отвечай!

– Твоя дочь теперь с Ней, – просипела шаманка.

– С кем?! – опешил Такир.

– Оглянись, охотник – это бойня. Духи пришли за нами, останется только кровь, – Милестия поднялась, вытерла кровь на губах. – Зверь забрал её, чтобы уберечь, а после надеть оковы.

– Где её логово?

– Безумец, ты уже отмечен зовом роковой встречи! Да будет так. Свою смерть найдёшь в ледяных пещерах. Они на востоке от лагеря, в ущелье в горах. Вход будет за треугольным камнем. Если случится непоправимое, помни, что последней твоей надеждой будет уснувший навсегда свет. Но знай, что цена будет слишком высока, даже для тебя, охотник.

Такир бросился прочь.

«Сжалься, Лунара, над их душами. Бедный, бедный Такир», – думала Милестия, глядя ему вслед.

Кто-то схватил шаманку за руку и потащил прочь. Это был молодой уршилаку. Милестия одёрнула руку и отпихнула его.

«Помни о том, что я тебе рассказывала. Отведи туда всех, кого сможешь. Прячьтесь. Я остаюсь. Беги!» – Яркие зелёные глаза с болью посмотрели на шаманку. Потом молодой уршилаку скрылся из виду.

Лагерь горел, крики и стоны доносились со всех сторон. Тёмные тени, безлицые и желтоглазые, приближались. Шаманка поспешила вернуться в свой шатёр, чтобы в последний свой час исполнить предначертанное.

 

Такир бежал на восток. Он раз за разом прокручивал в голове всё, что поведала ему Милестия.

«Чёрный север – это про́клятый капкан, вечная казнь Уршилаку. Каждый день он утолял жажду их кровью, сытился бедными душами. Их крики сливались в страшный вой, но стуженый ветер прятал его в снежных вьюгах, в ночной мгле, под ледяной толщей, в чёрной земле. В каждой пещере томились сломанные жизни, распятые на ледяных стенах.

Лантайя носит в груди ледяное сердце, чтобы быть глухим к предсмертным стонам врагов Севера. Но зверь такой же раб, как и Уршилаку. Он пленён промёрзшей Темнотой и сделает всё, чтобы оставить Кафиру навеки здесь.

Покидая свой дом, Зана знала, что обречена. Но она отдала свою жизнь за то, чтобы её дочь была свободна от проклятья Севера. Кафира была под её защитой. До сих пор. Пока он, отец, не привёл её прямо в лапы Зверя».

Охотник добрался до узкого ущелья, и, пройдя примерно до его середины, обнаружил большой треугольный валун. За ним был вход в логово зверя. Охотник зажёг факел и, обнажив меч, зашёл за камень.

Пещеры представляли собой огромный ледяной лабиринт, прямо из стен которого исходил мягкий свет, освещая путь. Однако Такир, чувствуя, что это уловки Лантайи, не стал гасить факел.

Он осторожно петлял то влево, то вправо, оставляя на стенах отметины мечом, чтобы не заблудиться. Так охотник бродил ещё несколько минут.

Понемногу свет от пещерных стен тускнел, пока единственным источником света не остался факел. Такир заметил слабое мерцание под ногами. Он поднял кинжал Кафиры.

– Что ты здесь делаешь? – голос Кафиры прозвучал громко в замкнутом пространстве.

– Кафира, где ты? – вдруг факел погас, оставляя охотника в темноте. Он отбросил его в сторону.

– Тебе здесь нельзя, – Такир обернулся и увидел силуэт Кафиры, мигом скрывшийся за углом.

– Кафира! – Такир бросился за ней.

– Не подходи, или она убьёт тебя. Уходи, прошу.

– Что ты такое говоришь? Я пришёл за тобой, я твой отец.

Кафира снова вынырнула из-за угла. Такир почти ухватил дочь за руку, та увернулась. Он удивился, как ловко дочь перемещалась во мраке.

Внезапно тьму заменил собой ослепляющий свет. Такир упал на колени, ослепнув на несколько секунд. «Она здесь», – пронеслось в его голове. Охотник поднялся и, прикрывая ладонью глаза, посильнее охватил за меч.

Вспышка – снова мрак.

На инстинктах Такир резко присел и перекатился в сторону. Коготь зверя глубоко прошёлся по его щеке. Лантайя передвигалась бесшумно. На своей территории она была Богом. Такир почти ничего не видел.

– Будь моими глазами, Кафира! – воскликнул он.

Вспышка света.

– Спереди, отец, – отозвалась дочь.

Охотник сделал кувырок назад и резко махнул мечом из стороны в сторону. Оба противника промахнулись.

Мрак.

– Слева! – Такир услышал голос Кафиры. Зверь зарычал и она вскрикнула.

Такир бросился на крик дочери и вдруг получил мощный удар в грудную клетку. Охотника отбросило к противоположной стене, сильно ударив об неё. Дыхание перехватило, меч выпал из его рук.

Яркий свет.

«Умереть лучше при свете», – мелькнула в голове охотника предательская мысль. Он ничего не видел, даже если бы день и ночь не меняли друг друга – кровь с разбитой головы залила ему глаза. Такир почувствовал, как клыки зверя вонзились ему в плечо и потянули. Лантайя с яростью швыряла его из стороны в сторону, не разжимая хватку. Зверь рычал. Такир хрипел.

Охотник нащупал рукой какой-то предмет, и, схватив его, ткнул им несколько раз в сторону зверя. И оба раза попал. Лантайя пронзительно зарычала и отпустила Такира.

Он нашёл в себе силы подняться, вытер с лица кровь. Нестерпимая яркость света спала. Пошатываясь и сжимая в руке кинжал Кафиры, охотник побежал к тому месту, где должна была быть дочь. Он знал, что разозлил зверя, но выиграл время.

Такир увидел лежащее у стены маленькое тело. Он подбежал к дочери и попытался поднять её. Руки Такира наткнулись на что-то вязкое и тёплое – кровь. Слишком много. Кафира ударилась об острый выступ ледяной стены. Она не дышала.

Такир кинулся к своей сумке, валявшейся неподалёку. Он достал оттуда небольшой мешочек с серым порошком и посыпал им глубокую рану на голове Кафиры. На глазах она стала затягиваться, но не до конца.

Затем охотник вытряхнул содержимое сумки на лёд и нашёл среди него маленький пузырёк с прозрачной жидкостью. Он открыл его и влил в рот Кафиры. Никакой реакции. Ничего не помогало.

Кафира была мертва.

Бессильный что-либо сделать Такир несколько секунд смотрел не безжизненное тело дочери. Потом он почувствовал, как его спину буравит чей-то взгляд и обернулся.

Лантайя стояла перед ним. Вся её тело, кроме шеи, было покрыто прочной чешуёй. Короткие чёрные клинообразные шипы на длинной изогнутой спине неровно покачивались в такт прерывистому дыханию. Из лап, которыми оканчивались мощные ноги, торчали смертельные клинки. Грудь, покрытая белой шерстью, была сильно залита кровью. Змееподобное клыкастое лицо, казалось, не обращало внимания на глубокую рану на шее. Чёрные бездонные глаза, не отрываясь, смотрели на мёртвое тело. Казалось, темнота сочилась прямо из них, капала на лёд.

Такир отбросил кинжал и поднял свой меч, решительно двинулся на зверя. Тот, казалось, не замечал его и всё так же непрерывно смотрел на Кафиру. Охотник уже занёс над ней свой меч, как вдруг Лантайя зашипела, попятилась и встала на задние лапы.

Охотник замер. Сквозь кости, шкуру и чешую, окровавленную шерсть из грудной клетки Зверя рвалось голубое свечение. Еле видное, свечение становилось всё ярче и ярче, пока свет не заполнил вокруг всё пространство.

Такир смотрел на Зверя. Стоя на задних лапах, Лантайя была на две головы выше охотника, по-императорски красива, по-эльфийски загадочна. Её холодный завораживающий взгляд, наконец, задержался на охотнике.

Она сделала свой выбор.

Охотник знал, что ещё предстояло сделать.

Такир молниеносно вскинул меч и нанёс Зверю смертельный удар.

Лантайя повалилась на лёд, глухо зарычав. Свет из груди быстро угасал, пока не угас вовсе.

Действовать нужно было быстро.

Такир взял кинжал Кафиры и вырезал ледяное сердце из груди зверя. Тусклый кусок льда был тёплым от алой крови, легко помещался на ладони охотника. Потом то же Такир проделал и с Кафирой. Когда всё было готово, отец бережно поместил ледяное сердце в грудную клетку дочери, вместо небьющегося. В конце охотник аккуратно зашил рану Кафиры.

 

Он стоял на коленях и молился всем богам, которых не раз проклинал когда-то. Шло время, ледяное сердце оставалось тусклым. Охотник открыл глаза и посмотрел на Кафиру. Он понял, что не получилось.

Они находились в овальной ледяной пещере с открытым небом. Посреди этой пещеры была ледяная возвышенность правильной круглой формы. Он поднял тело дочери и положил туда. Отец нежно погладил её по щеке, поцеловал. Потом он ушел.

Безжизненными глазами он смотрел на окружающий его мир. Пустота несла Такира обратно в лагерь Уршилаку.

 

Во льдах ледяного лабиринта мирно лежала Кафира. Казалось, она просто спит и вот-вот проснётся, поправит свой кинжал и отправится прочь из проклятого места.

С неба падал снег. Белые хлопья, кружась, мягко ложились на щёки и губы маленькой охотницы. На испещрённую тугими охотничьими швами грудь.

Внезапно едва заметно, потом сильнее и сильнее голубое свечение полилось из её левой груди.

Ледяное сердце тихо билось там.

Неведомая сила невысоко подняла Кафиру в воздух, и свет, наполнивший пещеру, будто чашу, охватил девочку, образуя вокруг неё голубую сферу. По всему её телу  расползались чёрные вены. На спине её вырастали чёрные шипы, тело покрывалось звериной шкурой, вытягивалось и изгибалось, росло. Тонкие пальцы превратились в когтистые клинки, лицо приобрело страшный звериный оскал.

Голубая сфера медленно опустило Лантайю на лёд, затем свет рассеялся.

Она открыла чёрные глаза.

Зверь медленно, казалось, неуверенно, прошёлся по пещере. Лантайя остановилась у почти прозрачной ледяной стены. Чёрные глаза смотрели на отражающееся в ней чудовище. Лантайя яростно полоснула когтями по льду и ринулась прочь, наружу. Ей хотелось одного – убивать.

 

Лагеря Уршилаку больше не было. Повсюду валялись тела убитых. Удивительно, но шатёр шаманки был почти цел, хоть и изрядно потрёпан. Такир вошёл внутрь.

Старая шаманка лежала навзничь. Она была мертва. По всему шатру были разбросаны её вещи. Видимо, убийцы что-то искали. Такир склонился над телом Милестии. Глаза её были закрыты, лицо приняло скорбящее выражение. Он заметил небольшой клочок бумаги в её левой руке. Охотник вынул его и развернул: «Если лёд скрывал пламя, значит, боялся его потерять. Свет проснётся под чистым небом». Такир ещё раз прочёл написанное. И ещё раз. Медленно к нему пришло осознание того, что произошло. Охотник опрометью бросился назад к роковым пещерам.

Тела Кафиры не было на месте. Пропал и убитый охотником зверь. На ледяной стене в овальной пещере Такир заметил глубокие следы звериных когтей. Затем он вернулся в ущелье, прислушался.

Снег падал всё плотнее, становясь нескончаемой белой стеной. Поднялся сильный ветер. С другого конца ущелья он как будто бы нёс звуки немого сражения. Охотник побежал туда. Приближаясь к выходу, он уже отчётливо слышал людские крики. Охотник изо всех ног ринулся вперёд.

Такир выбежал из ущелья, свернул правее, и взобрался на невысокий холм. На склоне холма обнаружился неизвестный лагерь. Он спустился, приблизился. Вокруг только разорванные тела. Такир осмотрел одного из убитых. На том были имперские доспехи. Он присмотрелся к остальным – всё то же. Рядом валялись чёрные мантии, белые маски с выкрашенными в жёлтый цвет отверстиями для глаз.

Начиналась снежная буря, но охотник не уходил. Он стоял посреди разбитого лагеря и ждал. Ждал ту, что хотел увидеть больше всех на свете. Такир чувствовал, что она здесь, наблюдает за ним. Наконец, он не выдержал:

«Кафира! Кафира! Кафира»! – Такир кричал снова и снова. Ещё долго его могучий голос летел по заснеженным горным вершинам, тревожил ледяные рощи Чёрного севера. Снова и снова.

 

Лантайя притаилась за плотными кустами Ивольника. Она смотрела, как человек стоял посреди мёртвого лагеря и кричал. Лантайя не понимала его языка.

«Ка-фи-ра. Что это значит?»

Он не боялся, в отличие от других, и это заинтересовало зверя. Но сильнее всего для неё был запах крови. Его крови. Лантайя выпустила когти. Ещё несколько секунд. И ещё. Что-то в этом смуглом лице и хриплом голосе ей мешало. Что-то далёкое и несбыточное. Неизвестное.

Чёрные глаза в последний раз скользнули по кричащему человеку. Лантайя развернулась и пошла прочь, растворяясь во вьюге. Она была свободна.

 

Дневник Зимара:

– 17 дня месяца Синего Дракона:

Еле уговорил Такира отправиться на Чёрный север. Не без помощи его дочери. Отдал Кафире кинжал, выменянный давным-давно у Милестии. Император просил лучшего охотника. Я нашёл лучшего из лучших.

20 дня месяца Синего Дракона:

Такир связался со мной через водяное око из лагеря Уршилаку. Сказал, что утром возвращается домой. Мои попытки уговорить его всё же разузнать о Звере и пропавших людях были тщетны.

Император в бешенстве, узнав о решении Такира. Он заявил, что, наконец, сам разберётся с Уршилаку. Был издан указ о помещении Такира под стражу за неподчинение. Я отстранён от должности.

Надо предупредить охотника.

24 дня месяца Синего Дракона:

Такир с дочерью не вернулись вчера домой. У меня плохое предчувствие.

В городе переполох. Убит племянник Императора. Из тюрьмы бежали узники из Тёмного братства. Очевидно, тем помог кто-то из имперцов. Император не в себе, подозревает каждого, казнит виновных и невиновных.

26 дня месяца Синего Дракона:

Страшные вести доносятся с северных окраин. Я поспешно снаряжаю корабль, чтобы самому во всём разобраться.

От Такира и Кафиры по-прежнему нет вестей.

30 дня месяца Синего Дракона:

Прибыли на Чёрный север. От лагеря Уршилаку остались одни руины, холод сохранил тела погибших. Странно, что суррубы не тронули их. Обнаружил тело Милестии. Лично предал её огню.

Тел Такира и Кафиры обнаружено не было.

33 дня месяца Синего Дракона:

Через несколько дней упорных поисков в горных пещерах нами был обнаружен ледяной лабиринт. Никаких следов Зверя, Такира или Кафиры.

ночь следующего дня:

Недалеко от лабиринта, дальше по ущелью, обнаружен ещё один лагерь, живых не было. Судя по снаряжению – имперский легион. Все тела ужасно растерзаны. Неужели Лантайя? Что имперцы делали на земле Уршилаку – загадка.

По просьбе Совета я вынужден вернуться назад в Имперский город.

2 дня месяца Лепестков Азы:

Многое прояснилось. Гильдии магов договаривались с Уршилаку о возобновлении добычи белого камня. Императорские крысы донесли тому об этом. Тогда он втайне от Совета формирует легион и посылает его на север, надеясь устрашить Уршилаку (помня о мистицизме племени, имперцы с энтузиазмом маскировали себя и свои преступления). Расчёт Императора на то, что Уршилаку обратятся к Империи за помощью, предоставив ему тем самым первоочередное право на шахты, не оправдывается, (как я думаю) когда появляется Лантайя и защищает лагерь. Идея Императора с сердцем зверя после отказа Такира тоже терпит крах и он, чувствуя,  что шахты уходят от него навсегда, отдаёт приказ легиону любой ценой стереть Уршилаку с лица земли. Что те и сделали.

О судьбе Такира и Кафиры ничего не известно.

11 дня месяца Лепестков Азы:

Совету стало известно о том, что Уршилаку уничтожены по приказу Императора. Многие члены Совета отказали тому в доверии. Воспользовавшись ситуацией, Тёмное братство устроило переворот, отравив Императора и убив несколько проимперских членов Совета.

19 дня месяца Лунного моста:

Печальные времена. Тёмное братство не удержало власть в своих руках. Империю рвут на части междоусобицы. Период хаоса и безвластия.

44 дня месяца Лунного моста:

Я покидаю Империю. Сложно описать то, что от неё осталось. Тело раненого зверя. Это решение далось мне нелегко. Но, видимо, такова воля богов. Отправляюсь на далёкие эльфийские берега. Лишь один вопрос мучает меня – это судьба моего старого друга Такира и его дочери Кафиры.

21 дня месяца Плачущего феникса:

Прошло 3 зимы с момента тех жутких событий в Империи. Она окончательно развалилась. Я вернулся. Куда? Сам не знаю. Плыву на север. Сердце не даёт покоя.

25 дня месяца Плачущего феникса:

 Северные острова по большей части заселены племенами с востока. Говорят, вместе с исчезновением Уршилаку холод этих земель начал спадать. Об Уршилаку здесь вспоминать не любят или не хотят. Злосчастные шахты были опустошены магами вскоре после конца Империи.  

Об охотнике и древнем звере уже сложены легенды. В племени Изуди посоветовали обратиться в лагерь Нубизидов. По слухам, там живёт единственный уцелевший из Уршилаку.

26 дня месяца Плачущего феникса:

Лагерь Нубизидов. Шаманка лагеря указывает на молодого мужчину со смуглым лицом и яркими зелёными глазами. Она говорит, что тот один из Уршилаку. Нубизиды нашли его окоченевшим от холода вскоре после переезда с востока и спасли ему жизнь. Я попытался поговорить с ним. Без толку. Тот лишь странно смотрел на меня, молчал.

Шаманка посоветовала переговорить с охотниками Нубизидов, они одни из первых приехали осваивать территорию севера.

Охотники мало что рассказали. Большинство из них качали головой или называли меня старым дураком, верящим сказкам. Только один из них, Живок, поведал, что сразу после приезда на север, он несколько раз видел одинокий огонь высоко в горах. Тогда он не придал этому значения, в то время многие охотники исследовали территорию. Он лишь удивился, что кто-то уже забрёл так далеко. Вскоре после этого одинокий огонь перестал появляться. О Кафире и древнем звере Живок ничего не знал.

Я попросил разрешения у шаманки остаться ещё на несколько дней. Нубизиды с радостью приютили меня. За трапезой я несколько раз слышал, как дети пугали друг друга выдумкой, что если всматриваться в снежную вьюгу, можно увидеть голубое свечение ледяного сердца Лантайи.

31 дня месяца Плачущего феникса:

Ни с чем я покинул лагерь Нубизидов. Я решил окончательно оставить попытки разгадать загадку исчезновения друга и его дочери. Шаманка Нубизидов предвещала скорое начало затяжной снежной бури, и я спешил к кораблю, чтобы успеть отплыть до неё. Но непогода всё же настигла меня раньше.

Отплывая от северных берегов, я ещё долго всматривался в снежную вьюгу.