Иначе и быть не может


 

Очки, то ли запотевшие, то ли покрытые тонкой плёнкой, лежали поверх бумажной папки на середине стола. Всё в кабинете было привычно, всё, от засыхающего цветка-кусаки в углу до раздражающего постукивания пером. Всё было на своих местах, кроме этих чёртовых очков. Когда вдруг у начальства поменялись принципы и на долгую дорогу ему начали выдавать что-то помимо весьма бесполезных денег? Всё было несколько подозрительно, и он, не удержавшись, посмотрел, каким отображается Ричард в серебряном кольце.

– Если ты беспокоился, что я – не я и вскоре леорон украдет и твою внешность, – неспешно Ричард Брейтс отрывается от документов, несомненно, первостепенной важности, – ты мог просто сказать одну из кодовых фраз, а не любоваться моим отражением. К твоему сведению, это неприлично.

– Прошу прощения, - далеко не самое чистосердечное извинение за грубую ошибку, как всегда сквозь зубы и до ужаса неискренне. – Профессиональная привычка.

– Пока ты полезен, – короткая отмашка. – Если выполнишь это задание, я прощу тебе смерть от отравления моего любимого цветка.

Ответом было молчание, все знали – Ричард диковинное медианское растение не любил и держал лишь как элемент устрашения. Жизни игроков, пешек по своей сути, стоили сущие копейки, что в ратарианских фунтах, что в деньгах иностранных государств. Даже самых успешных игроков, таких, как Брейтс и он сам.

 

***

 

Любая земля, даже самая неродная, после пары-тройки дней, проведенных на корабле, покажется лучшим, что только создали на Киноке Хранители. Даже если она вместе с грязью налипает на сапоги, порой воняет и отличается не особо приятным илистым цветом, земля всё равно лучше качающихся кают корабля... Портовые городки, они такие – неестественно зелёные и грязные, но даже в них найдётся место праздничному буйству красок.

– Пики, трефы, буби, черви, – карты перемешивались в ловких руках причудливыми способами на потеху публике. – Три семёрки, два туза! У кого плохие нервы, в самый раз закрыть глаза!

На площади, практически полностью завешенной зеркалами, любой фокус завязанный на ловкости рук, становился в пару раз сложнее, но зато сильнее ценился публикой. Карты исчезали, появлялись в шляпе, превращались в цветы или туман, и никто не мог обвинить Климента во вранье – в отражении не было следа, остающегося после алхимических преобразований.

– Вот колода, посмотрите, – карты одна за одой исчезают из рук, а улыбка доброго фокусника становится всё более и более нахальной. – И в карманы загляните! Карты с королём найдите!..

Мастерство трудно потерять, если только, конечно, вы не решили спорить с мнительным алхимиком, который отберёт у вас не только мастерство. Вот и сейчас ровно тридцать шесть человек найдут в карманах по карте, хотя Клим подкладывал всего тридцать пять. Выступление подходило к логичному для публики финалу, а для фокусника напряжение и интрига только нарастали. Один за одним доверчивые горожане доставали карты и с улыбками помахивали ими, удивляясь, как такое можно учудить без заговора телепортации...

– Вот, у меня! – появляется первый, трефовый король. Невысокий человек громким вскриком сообщает о своей находке.

– И у меня, с сердечками! – как же легко можно обрадовать ребенка.

– Голубчик, забери у меня эту дрянь, – досталось пиковому королю от грузной старухи.

– Будь внимательней, друг мой, – исчезнув во вспышке света со сцены-помоста, Клим оказывается перед мальчишкой, увлечено глазеющим на представление, и достаёт у него из-за уха бубнового короля. Увы, такое важное чудо не свершилось… придется искать иным путём. – Карта вот моя, с тобой!

Представление заканчивается, и вскоре никто из толпы зевак не может найти доброго фокусника. На площади уже выступает другой артист, а столь заметные очки стираются из памяти вихрем цветного буйства.

 

Насвистывая незатейливый мотив, Климент, нахохлившись, перетекает от прохожего к прохожему - деньги никогда лишними не были, а ратарианские монетки нынче совершенно не в цене. Это не составляет труда для ловкого и внимательного фокусника – мания к чужим карманам была приятным и весьма полезным грешком. В городишке, чьё название Климент даже не утруждал себя помнить, ему дана была пара дней – собрать информацию и убраться восвояси. И это была самая большая остановка перед долгой дорогой на север, к пику Хоффлар – что символично, на медианском наречии, прижившемся в городке, к пику Прорыва.

Карманы нередких в праздничный день прохожих пустели почти мгновенно, а нужного человека с жизненно-важной информацией в толпе так и не было, что после провала попытки выйти на контакт с помощью фокуса весьма и весьма не радовало порядком уставшего Клима.

– Эй, смотри, куда идёшь, совсем из-за этих стекляшек ничего не видишь! – раздраженный и спешивший по делам невысокий, смутно знакомый человек оказался неуклюжим и не дал Климу совершить его подлое дело.

– Прошу прощения, – немого виноватая полуулыбка, принятая в этой местности, смотрится по-змеиному неискренней на иссушенном лице. Это так и остаётся незамеченным, прохожий уже скрылся за поворотом, удвоив и без того немалую скорость.

Климент лишь раздраженно плюётся вслед, правда мысленно, сожалея, что человеческий организм яд не вырабатывает. А всё больше хотелось, хотя бы для упрощения работы и жизни в общем и целом. Хотя все равно бы нашлась змеюка покрупнее, и думать о выгодности существования ядовитых желез у человека, не живущего на Медиане – сущая глупость. Резко сорвавшись с места, Клим побежал в тот же переулок, куда пару минут назад свернул мужичок, интуиция взяла след. Только прежде, чем скрыться в полумраке, он с весьма недоброй улыбкой запускает небольшим камешком в черную сферу, притаившуюся под карнизом одного из домов.

 

***

 

Упавший город встречал незваного гостя покосившимися улицами, редкими прохожими и опасно скалящими клыки патрулями. От немедленной расправы спасали очки. Алхимики проделали виртуозную работу – ни один медианец не распознает в них свойство зеркал, для них это просто стекляшки на лице чудом не потерявшего разум шарше. Только благодаря им Клим спокойно мог идти по улицам некогда красивого города и, неспешно приближаясь к цели, предвкушать небольшую награду. За городом столько бесхозных диковинок – не оставлять же их местным беднякам, если есть возможность забрать себе. Жалко их конечно, Медиана хоть и парит над Кинокой в безопасной недоступности, но после Великой войны, когда кинокцы сотворили Хоффлар – падения участились и диковинок стало больше. Те, кто сюда доберутся, найдут еще много полезного для себя, возможно.

– Да, что ты знаешь о людях с Киноки? – молодой леорон от возмущения бил пушистым хвостом себя по бокам и дергал до смешного большими усами. – Они лишены милости Хранителей и потому не могут попросту увидеть нас, почему я должен их опасаться?!

Климент про себя засмеялся – город и его жители, видимо, в войне не участвовали, а потому были наивны как дети... Ему бы не составило труда перерезать глотки каждому существу, имеющему сознание, но скоро всё будет куда проще и бескровно.

– Я как раз хорошо знаю, – второй, ящероподобный, прервал словесный поток. – Они пошли по иному пути и достигли определенных вершин. Видишь ты гору? Ее вершину не разглядеть даже у нас...

– Как так можно было, они что, хотели по ней подняться и воевать на нашей земле? – зарычал леорон. – Сволочи, как можно идти против воли Хранителей?

– Люди и не такое могут… – ящер отвлёкся и посмотрел на странного шарше, как бы говоря: иди отсюда, не грей уши. – Думаешь, по чьей вине Валдар почти лежит в руинах?

Задерживаться дольше Клим не стал, он и так знал всё, о чем говорили медианцы, он только в очередной раз понял, что это задание будет проще, чем казалось. Даже несмотря на то, что информатора в городе он так и не нашёл и многое было об упавшем городе неизвестно, Фортуна была на его стороне. Ощущения от подобного везения были невероятными. Главная башня опасно нависала над городом, но, даже накренившись, она была главной защитой от дураков и охотников на диковинки. Вот только если лишить башню одной маленькой детали, она станет бесполезной, а именно это и нужно Клименту...

 

Внутри, к немалому удивлению, не было никаких громоздких механизмов, как-либо помогающих поддерживать функциональность башни. Удивительная разница подходов. Хотя нельзя сказать, что это было на руку, разобраться в незнакомых технологиях даже подготовленному к ним человеку было весьма непросто. Но, к счастью, Климу не было нужды разбираться, хрустальный шар с философским камнем внутри находился на смотровой площадке и никем не охранялся. В подобном не было никакой необходимости – никто из местных не посягнул бы даже тронуть его, а неместных убили бы еще на подходах к городу. Нельзя нарадоваться на подобную беспечность сохранившуюся даже после падения на Киноку.

– Какая неожиданная встреча, – знакомо-незнакомый голос приветствует Клима, как только его чуть кучерявая голова появляется в дверном проёме. – Ричард уже и сюда добрался, удивительная скорость.

– Она была весьма предсказуема, Гордий, я хорошо знаю тебя и твои приёмы, – Климент чуть хрипит, стараясь сдерживать эмоции. Кто же знал, что событие с малой вероятностью всё же произойдет, да ещё так не вовремя. – Правда, признаю, именно здесь, я не ожидал увидеть тебя.

– Я просто охраняю сердце Валдара от тебя, – изысканный медианский жест в исполнении невысокого и пухлого Гордия смотрелся весьма комично.

– Как будто только я один - охотник за городами, – по стенке, невероятно медленно Климент пытается обойти своего бывшего напарника. – Ты этим тоже промышлял.

– Вот как это называется... – Гордий внимательно следит за перемещениями Клима. – Ты – первый и далеко не последний. Хотя самый опасный... Что?!

Гордий растерянно переводит взгляд наверх, к крыше – подобного поведения преданного начальству Клима он ожидал в последнюю очередь. Когда это преданный пёс Ричарда стал подтирать следы? Рассеянность играет на руку, и Климент добирается до цели, а осколки чёрного шара на остатке зачарования ещё продолжают парить, медленно опускаясь.

***

 

Пейзаж впереди не внушал оптимизма: поваленные деревья, простоявшие всю Великую войну, разбитые порой в порошок валуны, изрытая земля, и множество диковинок – жителей Медианы, лишившихся разума при падении. В основном это были шарше, люди по своей сути, и от понимания этого факта брала злая дрожь... Климент видел это мельком, в моменты приземления танхи для нового прыжка, пернатый змей помог быстро добраться до Валдара, хотя изрядно потрепав нервы непривычного к подобным поездкам человека. Сейчас же он находится в самом центре хаоса, без защиты города и "верного" танхи, способного одним взмахом хвоста перенести его как можно дальше от творящегося безумия. Один на один с последствиями всего произошедшего здесь.

Бежать было нельзя, а хотелось, и как можно быстрее – даже привычному Клименту было страшно от осознания ценности вещицы в руках. Такой большой и известный город упал впервые в истории... В хрустальном шаре, где до этого находился философский камень, теперь был запечатан город со всеми его жителями, и он находился в его руках. Ловкое движение – и карты поглощают предмет, в разы поднимая свою важность; по-другому носить было попросту неразумно.

– Ну что Гордий, в какой раз ты оказываешься проигравшим, – в пустоту смеётся Клим, медленно выбираясь из котлована. – С таким успехом я скорее умру от старости, чем от твоей руки, дорогой мститель...

Разумеется, никто не ответил. Гордий, как и все жители Валдара, был запечатан вместе с городом, да и не нужен был ответ, он был бы бесполезен, разговаривать с кем-то, кроме себя – последнее что хотелось.

– Вот будто делать тебе нечего, – все тише, себе под нос ворчит Климент, постепенно пробираясь к своей цели – большому, не известно как устоявшему дереву. – Как репей прилип, ну так было трудно принять, что начальство продало тебя? Ещё и за мной лично гоняться... будто я здесь во всем виноватый.

Только в такие моменты он мог пожаловать на жизнь. Начальство его не тронет, пока он не закончит задание, других охотников или агентов поблизости нет, а диковинки не помеха, они мало что способны запомнить. Если кто-то и услышит и поймет, что там странный человек под нос бормочет, с теми разговор короткий.

– И что теперь с тобой, дурак, делать? Начальство же узнает и тогда... – уже сидя на гигантском корне, вздыхает Климент, устало прикрывая глаза.

Совсем немного времени на отдых остаётся, даже сквозь расстояние он чувствует недовольство Ричарда. Ну а как может быть иначе, кто будет всецело доверять кому-то подобному Клименту? Изначально они уже ненадежны из-за их детства и родителей. Кто будет доверять беженцам?.. А беженцем от игры тем более никто доверять не будет, только использовать.

– Иду, уже иду... – недовольно зыркнув в сторону ещё одного черного шара, точно такого же, как уже уничтоженные им, прячущегося на сей раз в ветвях. – И только посмейте отобрать мои диковинки.

 

Путь невероятно короток, а охота по-приятному быстра – куда сложнее подчинить когда-то разумное существо своей воле и обратить в весьма полезный предмет.

Так странно наносить на лоб наивно и доверчиво смотрящему в глаза шарше алхимические символы и проговаривать про себя "нет места пустым, пустое лишь вещь, отныне вещь". Климент безэмоционально смотрел, как превращается красивая девушка в цветок. Далеко не в первый раз он убивает подобным образом и, к несчастью, не в последний. Шанс получить из пустого именно ту диковинку, которая нужна, мал, но иного выбора нет, просто так ему отсюда не уйти. Нужно торопиться, агенты Медианы, скорее всего, уже знаю о судьбе Валдара и через пару суток будут тут, и, если всё пойдет неудачно, одним игроком на доске станет меньше.

Только после восхода лун уставший и теряющий надежду Клим получает так необходимую ему вещь. Забавная брошь в виде тигриного глаза, не так давно бывшая шарше бандитской наружности, обеспечивала весьма неплохую защиту – невидимость для глаз медианцев и киноковцев была полезна. Главное – остерегаться зеркал и ищеек с острым нюхом.

– Прекрасная диковинка, – даже в усталом голосе находится место для насмешливой ноты. – Всё оборачивается как нельзя удачно, не так ли, Ричард?

Пойманный в руки во время испытаний возможностей броши черный шар трескается, Климент прилагает немало усилий, чтоб раздавить наглого шпиона руками. Но, в конце концов, и от него остаются не заметные в ночной темноте осколки.

 

***

 

– И? Это всё, что есть?

Алхимические символы один за одним неспешно гаснут на небольшом зеркале, части целой системы, занимающей почетное место в кабинете, а Ричард поворачивается к двоим, стоящим позади. Ник и его напарник переминаются с ноги на ногу, косятся друг на друга – до сегодняшнего дня они не знали, для чего предназначена сфера-спутник, а узнав, не обрадовались. Пускай и следили за охотником, а не шпионом, приятного мало – знать, что твое начальство в любой момент способно увидеть всё, что ты делаешь, и прочитать поверхностные мысли.

– Да, мы мало чем способны дополнить, - сглотнув, тяжело признаётся Ник. – У Климента большой опыт скрываться у всех на виду, а заполучив диковинку, сделавшую его невидимым он стал практически необнаружим.

– Можно говорить тише. Вы бесполезны, – сухая, усталая констатация. – Вы лишь однажды вышли на след, и то, только благодаря зеркальному городу у подножия Хоффлара и феноменальному нюху Тинра. Вас прощает только то, что вы искали Климента...

– Неприятно знать, что ваша гончая сбежала? – с клокочущим смехом скалится Тинр. – Плохо поощряли, значит, раз уже второй.

Брейтс кривится, прижимая ладонь к уху, и прикрывает глаза. Ник застывает с открытым ртом – Тинр и его неуважение к начальству были такой же аксиомой, как и восход на западе или пояса бурь в океанах, только вот каждый раз за напарника страшно. К немалому удивлению, Ричард смеётся, все также устало и тяжело, но смеётся.

– Сбежал, кто на его месте не сбежал бы? У него в руках город, за который что Хин, что Арандия, что даже Медиана готовы заплатить. У него философский камень – мощнейший источник энергии. Подробная информация о моей игре. И возможность исчезнуть... Как тут не сбежать?!

– Об этом... Мы в Игнеме на след вышли только благодаря вот этому листку, – Ник достает из потайного кармана аккуратно сложенный, но при этом очень мятый обрывок бумаги и кладёт его на стол. – Там было написано только одно слово "Ричарду ". Вам это будет интересно.

Взглянув на бумажку, Брейтс резко меняется в лице, в его глазах появляются искорки пустой и наигранной надежды – если это передачка с криптограммой, всё потеряно. Есть множество вариантов, как скрыто послание, у фантазии Клима, казалось, не было границ, и если он оставил такой след чуть ли не в сердце врага, знать, скрыто там важное и скрыто хорошо, и никто не прочтёт его. А если нет, есть шанс, малый, но есть, только, скорее всего, всё это если и было, теперь этого нет.

– Дурни, вы совсем забыли, что криптограммы не переносят зеркальное перемещение, – Ричард хмурится, вертя обрывок в руках. – Вы двое, вон, у вас есть, чем заняться. Последнее предупреждение.

Ник и Тинр исчезают, впитываясь в систему зеркал, и глухой свист, режущий слух и слышимый только Брейтсу, исчезает вместе с передачей алхимического сигнала.

 

Несколько минут без движения потребовалось Ричарду, чтоб придти в себя и вновь начать выглядеть человеком не последнего значения в ратарианской теневой игре. Отыграть себя же самого в этот раз оказалось куда тяжелее, чем обычно – болезнь прогрессировала, и с каждой зеркальной передачей свист становился более и более режущим уши. Болезнь болезнью, но работа прежде всего, Брейтс знал, что именно преданность делу сведёт его в могилу, но всё равно следил за множеством агентов и направлял их... Вот и сейчас он вновь проверил записку – на ней и правда было написано лазурными чернилами его имя, но не более.

– Вот так всегда, – тяжёлый вздох, и скомканная бумажка летит в сторону горшка с цветком. Кусака слепо водит зубастым бутоном по земле вокруг себя и, найдя любимое лакомство, поглощает его. Хранить бумажку бессмысленно, криптограмма была уничтожена.

Еще несколько документов, которых не должно существовать, оказывается в прожорливой пасти наглого медианского цветка, который успешно справляется со своей задачей. Работать и ждать ничего нового от жизни даже после подобного поворота событий. Ричард Брейтс привык работать, а ждать – часть его работы на благо Ратарии. Его работа – приносить пользу стране; он будет и дальше слушать сквозь болезненный свист доклады, направлять ищеек и охотников на города и скармливать секретную документацию цветку-кусаке.

Ричард неспешно подходит к окну и, подняв глаза к тяжелым штормовым тучам, скрывающим Медиану от Киноки, любуется, распахнув ставни, буйством стихии. И не своим, более хриплым голосом говорит, заглушаемый штормом:

– Дом... Скоро все вернется, вернётся на круги своя, так, как было до Великой войны и тысячи лет назад до Разлома. Твоя неуёмная жажда, Климент, обрушит Медиану на Марику. Иначе и быть не может. Иначе быть и не должно.