Я проснулась. За окном светало. Петухи наперебой надсаживали глотки, стремясь донести этот факт до общественности. Из открытого на ночь окна ощутимо тянуло утренней прохладой.

Но проснулась я не из-за этого. На меня, студентку теперь уже третьего курса, пережившую кровопролитную сессию и изнурительную дорогу домой, все эти рассветы с закатами и голосистые наполнители для супов не производили ни малейшего впечатления. Нет, заставила меня оторвать голову от подушки одна облезлая глупая птица, по какому-то досаднейшему недоразумению называющаяся почтовым голубем (специально выведенной и магически улучшенной породы для доставки важных сообщений. Как говорится, в семье не без урода).

С данным пернатым ничтожеством нас связывала давняя взаимная ненависть. Всякий раз, принося послание, он заставлял меня тратить по меньшей мере полчаса на его отлов. Он клевал меня, пока я отвязывала с таким трудом добытое письмо. И, разумеется, прицельно гадил. Ну ничего, когда-нибудь я спасу мир от этого чудовища.

Потирая свежеклюнутую руку и перебирая в уме все известные мне рецепты блюд из птицы, я развернула послание. Оно оказалось как нельзя более лаконичным: «В девять часов на старом месте». Посему видно, со сном на сегодня придется распрощаться: до «старого места» от нашего городка пилить и пилить.

Я нарядилась в домашний сарафан, переплела косу и отправилась на кухню за провизией. Вчера, в честь моего возвращения домой, состоялся скромный семейный ужин (по гномьим меркам, разумеется): я, родители и сестры со своими семьями и еще гномов тридцать близких родственников. Загрузив корзину оставшейся после вчерашнего застолья снедью, а ее оказалось неожиданно много, я отправилась в путь.

Что это был за путь! Ощущение, будто я не иду, а парю над землей и в любой момент готова взмыть еще выше, не покидавшее меня с момента приезда, казалось, достигло своего пика.

Идя через лес к Дальним горам на встречу со старыми друзьями, я чувствовала себя деревцем, которое умудрилось проспать весну, и теперь, спешно наверстывая упущенное, наливается свежими соками и тянется к солнышку. Я вернулась домой. И это не просто красивые слова. Родина для гнома многое значит не только потому, что он там родился и вырос. В конце концов, и люди, и эльфы привязаны к родным местам, но преспокойно могут жить за тысячи миль от них. С гномами все сложнее. Каждый из нас связан со своей родиной на духовном уровне, и это не те узы, которые легко разорвать. Родные места питают нашу жизненную силу и увеличивают магический потенциал, если он, конечно, есть. Мы редко переезжаем, потому как требуются годы, чтобы наладить связь с новым местом жительства, а без этого гном все равно что калека.

Рыка я увидела издали. Огромная буро-зеленая туша блаженно развалилась на солнышке возле входа в пещеру, как последняя ящерица.

Настоящее имя Рыка звучало как «Арргхыррагарх». Что, по его заверениям, на древнем драконьем наречии значило: громоподобный рык. После этого откровения он и был переименован.

— Рычок!!! — радостно заверещала я, заранее оповещая дракона о своем приближении и о желании поскорее обнять его наглую морду. Потому как длины моих рук не хватает даже на шею.

— Полинка!!! — заревел он в ответ и поскакал мне навстречу подставлять морду. Где-то рядом просвистела парочка валунов.

— Ну-ка, дай-ка взглянуть на тебя!

Я охотно отошла и дала на себя взглянуть.

— Хороша! — оценил Рык. — Уже совсем обед! То есть я хотел сказать — невеста!

Я нахмурила брови в притворном гневе:

— Ха! Подавишься!

— А не подавлюсь, так отравлюсь!

Мы дружно захохотали.

— Ну, а где наш злой гений?

— Как всегда опаздывает.

— Да. Маэстро должны немного опаздывать, — с умным видом подтвердила я, чем вызвала еще один наш коллективный приступ хохота.

Маэстро объявился через полчаса, красный, вспотевший и запыхавшийся.

— Полинка!!! — радостно заорал он, раскрывая объятия.

Я с воплем «Федотина!!!» повисла у него на шее. Для этого мне пришлось изо всех сил подпрыгнуть, а «Федотине» ухватить меня под мышки и подсадить. Ибо Федот у нас — личность колоритная даже по человеческим меркам: два метра в длину, косая сажень в плечах. Ничего не скажешь, парень видный.

— Дай-ка гляну, на кого ты в своих столицах похожа стала! — потребовал Федька, начиная тем самым прелюдию к изложению очередного своего шибко гениального плана. (Не будь Федька таким патологическим лентяем, он мог бы написать книгу «Тысяча и один способ интересно провести свободное время». Труд определенно стал бы бестселлером и растянулся бы на десятки томов.) Ну не может он изложить что-либо без балаганного эффекта.

Я против осмотра не возражала. Даже повертелась немного, гадая, что он выдумал на этот раз.

— Мда. Гляжу, отощала ты на казенных харчах, — вынес неутешительный вердикт Федот. — Бледная, зеленая. Да и стипендии, небось, кот наплакал.

— Какая ни есть, а все моя. Ты, Федюнчик, ее считать-то не трудись. А от бледности и зелености, говорят, очень голубиный бульон помогает.

— Руки прочь от Яшки! Опять ты ему весь хвост повыщипывала!

— Яша... Ну что за имя для голубя. Ладно, говори, чего тебе там в буйну голову взбрело?

Новых знакомых Федьки, особенно приезжих, нередко вводит в заблуждение его внешность эдакого деревенского простачка, еле окончившего пять обязательных классов школы. И иногда им приходится за это поплатиться. Ибо его дерзкий ум и неуемная фантазия генерируют идеи с энергией извергающегося вулкана (звучит угрожающе, но, на самом деле, только звучит).

— А что говорить-то? И так видно, что дела твои, Полинка, плохи... — тут он выдержал эффектную паузу. — Но, к счастью для неблагодарной тебя, зашел я вчера вечером в корчму, — перешел-таки к сути дела Федот. — А там какой-то хлыщ мужиков про наши древние обычаи и обряды выпытывает. Вот полудурок, а!

— И что? — наигранно равнодушно, чтобы поддразнить друга, спросила я. — Законом это не запрещено.

— Да ты дальше слушай! Подошел я к нему и стал расспрашивать что, как да почему. Оказалось, что хлыщ этот — этнограф.

— Кто? — включил дурачка Рык.

— Ну, бездельник, который раскатывает по городам и весям и собирает местные песни, сказки, обряды и прочую муть, а потом книги про них пишет.

— Ух ты!!! А зачем? — подыграла я Рыку.

— Я почем знаю?!! Заняться этим барчукам больше нечем! Вы слушать будете или издеваться?!!

Мы с драконом переглянулись.

— Слушаем тебя очень внимательно, — заверила его я, в знак капитуляции приподняла руки вверх.

— И тут меня посетила идея, — Федот сделал вид, будто его и не прерывали. — Вывел его на улицу и говорю: вы, сударь, точнехонько по адресу приехали, у нас этих древних обычаев — завались! У нас как раз завтра, в самую короткую ночь в году, гномы проводят древний тайный обряд жертвоприношения. Конечно, не бесплатно, я могу не только вам про него рассказать, но и показать.

Больше сдерживать рвущийся наружу хохот я не могла.

Обряд действительно наличествовал. И название имелось — «Избиение дракона». С наступлением темноты на Жертвенную гору (любой понравившийся одиноко стоящий холм. Исторически сложилось, что все они у нас в Аратлайде называются Жертвенными горами.) выходила девушка, счастливица, с боем вырвавшая эту честь в праздник Начала лета. Затем за ней прилетал дракон — группа парней и девушек, и гномьих, и человеческих, с тачкой. «Несчастная жертва» садилась в тачку, и «дракон» скоренько уматывал в ближайший лесок. За ним в погоню бросался мужественный гномий народ, также смешанной расы. Их задачей было освободить девушку и изловить всего дракона.

Такие обряды устраивались повсеместно, с песнями, танцами и гуляньями ночь напролет. Что, безусловно, свидетельствует об его исключительной тайности.

Впрочем, так было не всегда. В те времена, когда Аратлайд был домом только для гномов, в ущелье Пропащей горы жил огромный злобный дракон Гырргрымердырх. Гномы боялись его и почитали как божество. А божество между тем жутко свинячило: таскало скот в промышленных масштабах, чтобы развеять грусть-печаль, жгло поселения. А два раза в год, в самую короткую и самую длинную ночи, ему жертвовали красивую девушку.

Не знаю, на что эти девицы ему сдались. Дракону потреблять гнома — все равно что гному есть комаров: не то что на один зуб, даже на половину не наберется. А превращаться в брутальных мачо, со всеми вытекающими отсюда последствиями, они, к сожалению некоторых чересчур романтичных особ, не способны.

Разве что в пещере прибрать? Это мероприятие способно уморить самую крепкую девицу. По Рыку знаю.

Драконы живут тысячелетиями, и потому тянулось это безобразие очень долго. И продолжалось бы, наверно, и поныне, но Гырргрымердырх перешел все мыслимые и немыслимые границы, доведя обожаемых подданных настолько, что ненависть убила страх. Во время очередного жертвоприношения, пришедшегося на самую короткую ночь, гномы устроили дракону засаду. Гырргрымердырх был тяжело ранен и изгнан. Больше он не вернулся, и гномы от души надеялись, что он тихо помер в каком-нибудь ущелье.

С тех пор прошло пять столетий: гремели жестокие войны, Аратлайд сделался просто провинцией огромного государства — и жуткое кровавое событие превратилось в красивую легенду, напоминающую о себе лишь ежегодной забавой.

— И что ты ему наплел? — поинтересовалась я.

— Как что? — удивился моей недалекости Федька. — Что ежегодно в самую короткую ночь, которая, вот удача, правда, случится всего через два дня, гномы тайно приносят в жертву злобному дракону самую красивую девушку своей общины во имя мира, процветания и чтобы он не устроил им пожар века.

— Так я почему-то и думала. И как ты собираешься все это провернуть?

— А чего тут проворачивать? Дракон у нас есть. Рык схватит Гранку, прокатит ее к Дальним горам, а ты, Полинка, отвлечешь остальных.

Ой, как у него складно и ладно получается! Разумеется на словах. Благо к исполнению шедевры Федюниной мысли допускались только основательно перелопаченные мной и Рыком.

— Минуточку, — вмешался дракон. — Кто, ты сказал, сегодня в роли жертвы?

— Гранка, — Федьке хватило совести отвести взгляд.

— Ну, тогда сам ее и похищай, умник! А я не самоубийца!

Я прекрасно понимала Рыка. Гранка — Гранна Сталеварич — первая красавица нашего городка и вообще гномка хоть куда. Она себя в обиду давать не привыкла. Поэтому в процессе похищения Рыка хорошенько отпинают. А затем подоспеют ее папа, мама, виртуозно владеющая боевым молотом, и девять старших братьев. В общем, получится из Рыка замечательный драконий бифштекс.

Но Федот просто так сдаваться не собирался:

— Между прочим, я выторговал у этого хмыря восемьдесят цесаров. И тридцать из них полагаются тебе, как главному исполнителю.

— Как ты думаешь, Полинка, что лучше: испепелить этого корыстолюбивого типа или сожрать?

— Я бы испепелила. Он наверняка ядовитый.

— Эх вы, неблагодарные! — возопил корыстолюбивый тип. — И, кстати, Рык, у клиента имеется браслет серебряный, ручной работы.

Как всегда, не добившись желаемого честным путем, Федька ударил ниже пояса. Рык потупился, аки младая дева перед бравым воякой, отводя подозрительно заблестевшие глазки.

У каждого дракона имеется своя сокровищница. Должно быть, у них с сороками общий предок. Есть таковая и у Рыка. Он как раз перед Фединым приходом показывал мне новые экспонаты: позолоченное чайное ситечко и сломанные часы с кукушкой.

Дракон у нас законопослушный: работает в кузнице, разводит овец, на торговые караваны не нападает, эльфийских дев, для последующего выкупа, не похищает. Поэтому сокровищница его представляет собой склад всякого хлама, что, впрочем, не мешает ему искренне ею гордиться. Настолько искренне, что напрочь отбивает у нас с Федькой охоту шутить по этому поводу.

Одно я знала точно: за возможность пополнения коллекции Рык уцепится лапами, зубами и хвостом.

— Федь, я понимаю, что Рыка ты уже купил с потрохами, — вмешалась я. — И он готов во имя общего дела стать отбивной. Но есть еще пара вопросов, которые неплохо бы прояснить.

Маэстро насупился, он терпеть не мог, когда другие вмешивались в творческий процесс. Меня это, разумеется, не остановило.

— Как ты предлагаешь мне отвлекать ораву, которая там соберется?!! Ткнуть пальцем в небо и заорать: «Дирижабль»?!!

— Нет, конечно! Там ведь будет лететь Рык.

— Вот только не надо мне тут косить под дурачка! И вообще, скажи-ка, любезный, что в это время будешь делать ты?!!

— Как что? Приведу клиента на место событий, буду сидеть рядом с ним и сгущать краски, стребую нам гонорар в конце представления...

— То есть пока Рык будет превращаться в котлету, а я в посмешище, ты будешь тихонечко сидеть в сторонке и чесать языком?!! Ну знаешь, Федька, в твоем плане столько дыр, что я нарекаю его решетом!!!

Федот надулся еще больше:

— И ты тоже так считаешь? — он обличающе ткнул пальцем в Рыка.

— Ну, э-э-э... — замямлил дракон. — Вообще-то, да.

— Ладно. А что вы предлагаете?

Предлагали мы много чего. А еще больше спорили, чье же предложение лучше. И заодно уж выясняли отношения, переходя на личности. Но в конце концов, как всегда, пришли к довольно шаткому согласию.

Плод этого согласия начал претворяться в жизнь точно по расписанию, то есть через два дня.

Я стояла посередине Жертвенной горы и чувствовала себя крайне глупо. Вокруг меня водили хоровод все те, кому по лесам бегать уже не солидно или еще нельзя, а поучаствовать в «обряде» ой как хочется (то бишь лица старше пятидесяти и младше четырнадцати лет). Вот только хоровод был каким-то кривобоким, а вместо положенных жалобных и прощальных песен над горой громовым раскатом разносилось: «...а на рассвете в рощице запели соловьи, и мы с моим миленочком сидели у реки...»

Вообще, основной загвоздкой всего предприятия было то, что внятного объяснения для нанимателя, почему гномы, только что пожертвовавшие дракону девушку, теперь гонятся за ним и кричат всякие нехорошие слова, мы так и не придумали. Предложение Рыка инсценировать жертвоприношение на каком-нибудь другом пригорке было отметено сразу. Клиент, несмотря на нелестное описание Федота, не выглядел ни слепым, ни умственно отсталым. Вообще, клиент выглядел очень даже хорошо. Издали, по крайней мере, откуда я на него и смотрела. Среднего роста, темноволосый, стройный. По гномьим меркам хиловат, конечно, но для человека в самый раз. Еще мы какое-то время раздумывали, не уговорить ли дорогих земляков поучаствовать в нашем розыгрыше, но потом пришли к выводу, что необходимых для этого денег нет не только у незадачливого этнографа, но и в национальном банке.

В результате Федоту пришлось совершить диверсию. В специально подготовленный для «обряда» котел с лучшим гномьим пивом он вылил небольшую бутылочку эльфийской медовой наливки (в голову она бьет будь здоров и при этом совершенно не имеет характерного спиртового духа, да еще и отшибает его у аналогичных напитков при смешивании. Не иначе как готовится с применением эльфийской ворожбы) и ведро крепчайшего самогона (межрасового). Наливочку я оторвала от сердца: куплена она была по дороге домой за очень приличные для меня деньги и оказалась бы незаменимой на студенческой вечеринке в честь начала учебного года. Перед началом «ритуала» все выпили по чаше, дабы запастись силой, выносливостью и богатырским здоровьем на весь следующий год. Ну, и чтобы по округе было бегать еще веселее, а ждать бегающих теплее.

Результат был налицо. В кустах с одной стороны Жертвенной горы почивал «дракон». В подлеске с другой ее стороны дрых «народ». Почтенные провожающие несчастную жертву в последний путь выглядели чересчур уж весело. А несчастная жертва в моем лице отгоняла от котла любопытную ребятню и тихо радовалась, что родители, как и собирались, уехали на праздник к бабушке. Не знаю, как там Федот выкручивается перед клиентом, да и знать не хочу, но дело сделано: теперь почтенные жители городка Железные руды не удивятся и целой эскадрилье драконов, вдруг перепутавших себя с боевыми дирижаблями и решившими устроить им воздушное шоу.

Но вот «безутешные» соотечественники с трудом уползли с горы расталкивать дракона. Пора бы и «дирижаблю» появиться.

И он появился. Небо будто заволокли черные грозовые тучи. Я удивленно подняла голову — раньше за Рыком такого размаха крыльев не наблюдалось — и не смогла даже толком заверещать, вместо этого из внезапно пересохшего горла вырвался какой-то булькающий хрип.

Дракон. Огромный угольно-черный дракон, размером с трех Рыков. Ловко подцепив меня хвостом и напоследок выпустив в Жертвенную гору струю пламени, он полетел к горам.

Дальше были свист в ушах, сдавленные ребра и абсолютнейшая апатия. Будто бы и не я, полупридушенная драконьим хвостом, лечу сейчас навстречу... Чему? Хотелось бы мне знать. Хотя, что бы это ни было, итогом, очевидно, станет смерть.

«Не надо было запирать Гранку в погребе и занимать ее место», — промелькнула малодушная и по совместительству единственная связная мысль за весь полет.

Который явно подходил к концу. Дракон залетел в одну из пещер и понес меня по извилистому лабиринту. Пещеры были огромны, но дракон мало им уступал. Сердце мое замирало, когда его хвост оказывался в опасной близости от стен, а я, соответственно, возле преждевременной (по крайней мере, на несколько минут) кончины посредством размазывания.

Зато мозг мой очнулся и заработал. Сказалась ли близость земли, или я просто не могла находиться в шоковом состоянии вечно, и когда-нибудь это все равно бы произошло. Я голосую за первый вариант. Все-таки родная стихия творит чудеса, особенно после сорока минут бултыхания на высоте драконьего полета. Так или иначе, ожившим мозгом стоило воспользоваться по назначению, и я принялась за анализ ситуации и возможных путей к спасению.

Не сказать, чтобы их было слишком много. Короче говоря, ни одного. Вопить, пинаться и кусаться по методу Гранки было в данном случае не лучшей стратегией выживания. Упасть в обморок, как подобает воспитанной барышне, тоже не получалось. Да и не очень хотелось, эдак я все интересное пропущу. Оставалось только ждать конца полета и упорно верить в лучшее.

В самой темной и смрадной пещере из виденных мной дракон приземлился и довольно аккуратно поставил меня на землю. На то, чтобы мое тело, мало приспособленное к перелетам в драконьем хвосте, перестало штормить, как после прогулки на лодке в сердце бури, а глаза адаптировались к царящей вокруг непроглядной тьме (способность видеть в темноте досталась гномам в наследство с тех далеких времен, когда они жили преимущественно вот в таких вот пещерах), ушло от силы минуты полторы. Приободренная этим фактом, я поспешила оглядеться.

Пол пещеры устилали горы золота и драгоценных камней вперемешку с костями и оружием. А рядом со мной и вовсе возлежал целый скелет в огнеупорных латах. Я решила не заострять на этом внимание.

Пока я глазела по сторонам, дракон зажигал факелы на стенах. Ишь ты, какой культурный. Закончив с этим, он повернулся ко мне.

— О прекрасная дева, я великий и могучий Гырргрымердырх, — взревел он.

Прекрасная дева уже было открыла рот, чтобы выдать какое-нибудь сенсационное заявление вроде: «Ты ж помер лет пятьсот назад?» или «Тезка, что ли», но вовремя прикусила язык.

— Не стану внушать тебе ложную надежду, — продолжил не дождавшийся ни оваций, ни обморока дракон. — Близится твой смертный час. Но я милосерден и великодушен, и потому исполню любое твое последнее желание.

«Помереть от старости! В своей постели! Окруженной скорбящими детьми, внуками и правнуками!» — а что, замечательное желание. Правда Гырргрымердырх вряд ли оценит юмор. Вот предки, не могли найти пещеру, где этот гад зализывал раны и забетонировать?!

И тут меня посетила не то что бы гениальная, а скорее одна единственная идея. Изобразив довольно корявый реверанс, я проникновенным голосом затянула:

— О великий и могучий Гырргрымердырх, видеть тебя, дышать с тобой одним воздухом, слышать твой голос — само по себе высочайшая награда. Ибо ты есть воплощение мудрости, силы и добродетели. А потому прошу лишь об одном, окажи мне честь беседовать с тобой, дабы почерпнуть хотя бы крупицу твоей мудрости и со спокойным сердцем отойти в небытие.

— Вижу я, что ты не только красива, но и умна не по годам, — польщенно ответствовало воплощение мудрости, силы и добродетели. — Мне в радость будет скрасить твои последние часы беседой. Спрашивай о чем пожелаешь!

В этом и состояло некое подобие плана. Способностей к боевой магии, да и к какой-либо магии вообще, у меня не наблюдалось, и сомневаюсь, что они вдруг возьмут и прорежутся прямо сейчас. И я не дюжий детина в огнеупорных латах с двуручным мечом. А потому я просто собираюсь заговорить гада так, чтобы он мать родную не узнал, и... Ну и дальше по обстоятельствам. Может быть, у вас есть идея получше? Вообще, хоть какая-нибудь идея? Нет? Вот то-то же.

Техника убалтывания оппонента по самые не балуйся не раз отрабатывалась на университетских преподавателях, и теперь мне предстояло выяснить, подействует ли она на дракона, которому, если верить легендам, более тысячи лет.

— О великий Гырргрымердырх, я всего лишь облекла в слова желание своего разума и сердца. Но теперь меня одолевают сомнения, не поспешила ли я? Смогу ли задать вопрос, воистину достойный твоего драгоценного внимания? И потому спрошу о том, что более всего тревожит мой разум. Какой цели послужит моя погибель?

— О прекрасная дева, твоими устами вещает сама мудрость, и я безмерно рад, что наши жизненные пути пересеклись.

А я вот нет.

— Слушай же! Я поведаю тебе все без утайки!

Чем он, собственно, и занялся. На редкость путано и занудно.

Будто в родном универе очутилась. На лекции по теоретической магии. Стиль преподавания у Гырргрымердырха и у университетского лектора совпадал практически до мелочей. Никогда не понимала, зачем эта пестреющая трудно переводимыми на нормальный язык терминами муть нужна существам без магического дара, но, как говорится, непонимание не освобождает от экзамена. А сейчас, вслушиваясь в драконий бубнеж, я отчаянно жалела, что всю теоретическую магию проиграла в подкидного дурака с приятелями, а экзамен списала с пятого раза.

И тут многомудрая ящерица решила-таки сжалиться надо мной:

— Ибо жизнь есть магия, а магия есть жизнь, и, согласно закону сохранения энергии, одно преобразуется в другое.

В моей голове забрезжил свет понимания. Итак, Гырргрымердырх хочет принести меня в жертву, чтобы усилить свои магические способности. Которых у драконов отродясь не было.

Оптимизм стал потихоньку улетучиваться (как я ему завидую. Если бы могла, тоже так сделала бы). А что? Моя кончина, до этого просто скоропостижная и неотвратимая, представлялась мне теперь еще и лидером несуществующего хит-парада «Самая нелепая смерть года».

Интересно, что сейчас происходит у Жертвенной горы? Народ после появления незапланированного дракона протрезвел и собирает ополчение? Или пакует чемоданы? Как вариант, стоит предположить, что наш план удался на сто десять процентов и все как ни в чем не бывало продолжили отдыхать по кустам.

Мысли плавно перетекли к моим сообщникам. Которым полагалось бы сейчас героически спасти плененную подругу. Воображение услужливо намалевало Федьку с огнетушителем и с ведром на голове вместо шлема верхом на перекрашенном в белый цвет Рыке. (Ну откуда у Федюни возьмутся огнеупорные латы, которые, если еще раз оглядеть пещеру, не очень-то и помогают, и белый конь?) Нет уж, пусть лучше держатся подальше отсюда, все равно толку от них...

—...Благодаря твоей молодой жизни, что оборвется в ночь летнего солнцестояния, ровно в полночь, я стану непобедим и принесу всему миру мудрость, гармонию и процветание. Ты должна гордиться, ибо кончина твоя ускорит рождение нового государства.

Мда, внешнему миру срочно пора закапываться под землю.

Постойте, в полночь? Как в полночь?!

Так, Полинка, спокойно. Не впадай раньше времени в панику! Ты ведь не думала, что он будет с тобой тут год общаться?! Осталось еще... примерно полчаса…

— А скажи-ка, о великий и могучий, каким образом можно повысить магический потенциал, если он изначально был стабильно нулевым?! Ой, то есть я хотела сказать, — я изобразила три реверанса подряд, стремясь загладить слетевшую с языка грубость. — О великий и могучий Гырргрымердырх, изумлению моему нет предела. Прости мне скудоумие мое и невежество, но разве благородные драконы обладают магической силой?

И еще раз присела в реверансе, который, кстати сказать, получался все лучше и лучше. А сдерживать истерику, рвущуюся наружу в виде глупого хихиканья, стало все труднее и труднее.

— О, я совершенно особенный, — ну да, конечно. — Годы упорных тренировок, медитаций и духовного самосовершенствования развили во мне магическую мощь.

Мне кажется, или в этом помещении значительно повысился градус маразма? Однако его бахвальство подсказало мне еще одну идею. Изо всех сил удерживая на лице подобострастно-туповатую гримасу, я затянула:

— О великий и могучий Гырргрымердырх, не могу передать словами, как счастлива я, что познакомилась с тобой. Знаю я, что время мое на исходе, и прошу лишь об одном: яви же мне чудо, ставшее возможным благодаря годам упорных тренировок, медитаций и духовного самосовершенствования.

Превратись, например в мышку! Или в паучка. Хотя, если принять во внимание закон сохранения массы, паучок получится немаленький.

По морде Гырргрымердырха было видно, что внутри него кипит душевная борьба. С одной стороны, я явно зашла слишком далеко, и ему хотелось отправить меня в мир иной прямо сейчас. С другой же стороны, против такой грубой лести устоять было трудно, и сейчас дракон жаждал явить мне свое могущество. Что, в принципе, невозможно.

Расчет мой был прост. Многомудрая ящерица тужится, пыжится, может быть, даже медитирует, а я тем временем со всех ног бегу к выходу. Так вот ты какой, последний шанс!

Судьба моя повисла на тонюсеньком волоске, я забыла, как дышать, застыв в осточертевшем реверансе, а дракон все метался между двумя заманчивыми решениями.

Тут жизнь внесла свои коррективы, протянув мне руку помощи в виде сияющей чудо-птицы. Небесное создание подлетело к сморщенной от потуг мысли морде Гырргрымердырха и нагадило ему прямо в глаз.

Я, как подкошенная, рухнула на пол. Надо мной, обдав жаром, пронеслась струя пламени.

— Ах ты, ничтожество, — взревел дракон. — Сейчас ты пожалеешь, что появился на свет!

Далее праздные зеваки, если бы таковые придурки нашлись, могли бы поглазеть, как огромная ящерица скачет по пещере, пытаясь схватить маленького белого голубка. (Еще никогда в жизни я не была настолько рада видеть Яшку. Точнее, до этого раза я вообще никогда не была рада видеть Яшку. Сегодня поистине день чудес.)

Я не относила себя ни к зевакам, ни тем более к придуркам, а потому, не мешкая, драпанула прочь.

Гном не способен заблудиться под землей. Особое чутье, некий внутренний компас, доставшийся нам в наследство от предков, работает безупречно. Жаль только парового двигателя в гнома не встроено.

Я со всех ног неслась к ближайшему выходу из пещер, но до него было еще ох как неблизко, а позади между тем раздался оглушительный рев:

— Стой!

С потолка посыпались камни, и я, прикрыв голову руками, как будто это могло сильно помочь, прибавила скорости.

Особых надежд на свое выживание я уже не питала. Все равно через пару минут чешуйчатая тварь меня догонит. Вперед меня влекли сила инерции, врожденное упрямство и злорадное желание посмотреть напоследок, как взбесится ящерица, когда поймет, что за игрой в догонялки прозевала полночь.

И тут я во что-то врезалась. Во что-то довольно твердое, но теплое и явно живое.

С визгом опять не получилось. Зато кашель пошел на ура. В боку кололо немилосердно, горло жгло огнем, и да, если я все-таки выберусь отсюда, то... займусь спортом.

— Полинка, это ты? — вопросила живая преграда голосом Федота.

— Очевидно она. Драконы, знаешь ли, побольше. А теперь действуй, как договорились! Барышня, хватайте его и тащите к выходу.

Барышня продолжила недоуменно таращиться в пустоту. Пустота проявила инициативу и сцапала меня за руку.

Гонка возобновилась. Только теперь со мной был Федька, который тянул меня вперед, как локомотив, а позади нас вспышки заклинаний периодически рассекали тьму пещер. Оптимизм осторожно высунул голову из песка.

Мы с Федюней пулей вылетели из пещеры и взгромоздились на ожидающего нас Рыка.

— Что теперь? — чуть отдышавшись, спросила я.

— Ждем пять минут и валим.

И мы подождали пять минут. А потом еще пять. Заклятие невидимости, наложенное на Федьку, постепенно рассеялось. То еще зрелище.

Меня бил озноб, то ли от холода, все же мы находились на приличной высоте, то ли от страха. Рядом клацал зубами Федот. Где-то под нами колотилось сердце Рыка, готового сорваться с места по первому требованию.

Требование выскочило из пещеры на пятнадцатой минуте ожидания и с воплем «Валим отсюда!» вскочило на Рыка позади нас. Того упрашивать не пришлось. Тем более что практически сразу за Требованием из пещеры вылетел Гырргрымердырх.

Я и подумать не могла, что обычно медлительный и слегка неповоротливый Рык может лететь настолько быстро, выписывая такие пируэты. Впрочем, оглядываясь назад (в прямом смысле), я была этому очень рада. Как и тому, что Федюнин этнограф оказался боевым магом, благодаря которому нас все еще не спалили. Хотя, если выживу, то проведу с ним (Федькой, а не магом, конечно) разъяснительную работу по этому поводу.

Вопрос нашего выживания стоял очень остро. Несмотря на то, что Рык летел на пределе возможностей, Гырргрымердырх неумолимо приближался. Маг творил заклинания непрерывно, то закрывая нас от пламени, то пытаясь замедлить дракона, и видно было, что долго он так не продержится. С каждой секундой он бледнел все сильнее.

Федот опять взял инициативу на себя. Он пошарил в карманах и вытащил заныканое с утра яблоко, прицелился, размахнулся и... Попал.

— Ах ты, отвратительный кусок мяса, — взревел Гырргрымердырх. — Мерзкое теплокровное! Гадкий человечишка! Дай только до тебя добраться!

— Фи, как грубо! — крикнула я в ответ. — Благородный дракон, а ругается, как тролль подзаборный!

— Молчи, девка! Ты со своими дружками пожалеешь, что родилась на свет!

— Бла-бла-бла, бла-бла, бла-бла! — поддразнил его Федька.

— Закрой свой поганый рот, человечишка!

— Слышь, Полинка, какой-то он нервный. Может, у него «эти дни»?

— Не думаю, скорее, прогрессирующая белая горячка.

— Рано или поздно я вас настигну, и тогда...

— Ну да, конечно!

— Болтай больше! — как можно больше. Когда ты болтаешь, ты не плюешься огнем.

Мы с Федотом оглянулись на мага. Тот наш замысел понял правильно, и теперь использовал временное прекращение артобстрела для выплетания каких-то заклинаний. Знать бы еще, помогают ли они?

— Мне нужна еще минута, — сквозь зубы прошипел он.

Легко сказать.

А Гырргрымердырх между тем не унимался:

— Девка! Ты посмела обмануть меня! Я заставлю тебя пожалеть о каждом вдохе, который ты сделала после своего гнусного побега! Ты будешь умолять о пощаде!

— А вот с этого места, пожалуйста, поподробней, — полюбопытствовала я.

— О, сначала я медленно оторву тебе все конечности, — что бы это ни было, врожденное слабоумие, последствия черепно-мозговой травмы пятисотлетней давности или старческий маразм, оно играло нам на руку.

Дракон распинался, мы же тревожно косились на мага.

— Готово, — наконец выдохнул он и резко выбросил вперед правую руку.

В ту же секунду прогрохотал взрыв.

Рык открыл в себе уж не знаю какое по счету дыхание и поставил новый рекорд скорости. Мы все трое напряженно вглядывались назад, где половину неба заволокло сизыми клубами дыма.

Где-то минуты через полторы окончательно выдохшийся Рык резко сбавил темп, а я, Федька и маг облегченно выдохнули.

И тут сразу стало ясно, что с облегчением мы поторопились. Из дымного облака вынырнул Гырргрымердырх. Летел он слегка кособоко, что наводило на мысль о контузии. Но надежды на лучшее лично мне эта мысль прибавила мало.

— Отлично, — резюмировал маг. — Переходим к плану Б.

— К какому еще плану Б? — заверещал Федот. Такая вот особенность у его голоса, чем выше степень паники у хозяина, тем сильнее представительный басок скатывается в тенор. — У нас и плана А толком не было!

— Ошибаешься, — маг, в отличие от моего друга, был совершенно спокоен. Должно быть, берег энергию, чтобы не хлопнуться в обморок. — Барышню вызволить хотели? Вот она, пожалуйста.

— А кто заливал, что дракона еще в пещере поджарит! Что-то больно он шустрый для поджаренного!

— Слышь, вот сам иди и жарь, если такой умный!

— А ну, тихо! — прикрикнула я, когда стало понятно, что без чуткого женского руководства не обойтись. — Господин маг, какие есть соображения насчет плана Б?

— Да я его уже разработал.

— Да ты что?!!

— Федя, цыц! Господин маг, излагайте!

— Мне нужен Источник.

Источником называется место естественного скопления природной магической энергии. Мечта любого мага — забацать дачку где-нибудь поблизости. Как можно ближе. И чтобы конкурентов не было. Впрочем, даже если данному конкретному магу вдруг прямо сейчас приспичило обзавестись земельным участком, требование было легко выполнимо.

— Не вопрос. В наших горах их полно.

— Вы не дослушали. Мне нужен особенный Источник. Отрицательно заряженный по отношению к жизненной силе Гырргрымердырха. Без этого его магическую оборону не пробить.

Рык от неожиданности рухнул в воздушную яму. Мы с Федотом, одинаково выпучив глаза, уставились на мага.

— Я не сбрендил! — рявкнул тот. — Я не знаю как и почему, но у этого дракона есть магическая защита, и мои заклинания не могут ее пробить. Последняя оставшаяся возможность — соединиться с отрицательным к нему источником, благо таковой поблизости имеется. Рык, лети назад к Жертвенной горе.

— Как к горе? — опешила я. — Рык, подожди!

— Там же куча народу! Он их в один чих спалит! — поддержал меня Федот. — Так не пойдет! Эй, маг, нам нужен план В!

— А нету у нас плана В! И вообще, ребятки, у вас есть выбор: либо довериться мне, либо сидеть и ждать, пока эта тварь нас не поджарит! И если вы выбираете первый вариант, то я, с вашего позволения, займусь подготовкой заклинания. Спасибо. Рык, к горе!

Возразить нам было нечего.

Следующие двадцать минут растянулись для меня на часы и покрылись плотной пеленой тумана. По-видимому, моему рассудку настолько надоело попеременное состояние лихорадочной надежды и истерической паники, что он решил взять перерыв. Хотелось только, чтобы эта белиберда поскорее закончилась, и уже все равно как. Я равнодушно прислушивалась к тяжелому дыханию выбивающегося из сил Рыка. Федот молился всем известным ему божествам. Нежно-салатовый маг глядел перед собой остекленевшим взглядом и что-то бормотал, сцепив руки в замок. То ли творил чары, то ли последовал примеру Федьки. То ли все-таки сбрендил. Гырргрымердырх не отставал. Скотина.

На горизонте показалась Жертвенная гора. Маг многообещающе покачнулся. Мы с Федькой подхватили его под руки. Он тут же на них повис.

— Он что, помер? — ужаснулся Федот.

— Вот вовремя-то, а! — невесть кому пожаловался Рык.

— Ты давай лети, не отвлекайся!

— Тише, я концентрируюсь, — еле слышно прошелестел маг. — Рык, когда мы окажемся точно под Жертвенной горой, развернешься и по моей команде изо всех сил дохнешь в гада огнем.

— Понял!

Жертвенная гора приближалась. Гырргрымердырх — тоже. Маг тряпочкой висел на наших руках. И было непонятно, это он слишком сильно сконцентрировался или наконец-то грохнулся в обморок.

— На счет три встряхиваем! — рявкнула я, беспокоясь, как бы все мероприятие не сорвалось ввиду выпадения из реальности главного исполнителя.

Федот кивнул.

— Раз.

— Два.

Маг открыл глаза и ошалело затряс головой.

— Свихнулся, болезный.

— Ох, не каркай.

— Хватит. Мешаете, — слова давались ему с трудом. — Рык, будь готов на счет три. Раз...

Казалось, что я могу уже рассмотреть чешуйки на морде Гырргрымердырха.

— Два...

Летучая гадина набирает в легкие побольше воздуха и изо всех сил выдыхает...

— Три!

Рык рывком развернулся и что есть мочи дохнул пламенем навстречу врагу.

Дальше была ранящая глаза белая вспышка, едкий дым и темнота.

Через неделю после произошедшего мы с Федотом удобно расположились на скамейке в укромном уголке парка центрального аратлайдского госпиталя и с умилением наблюдали, как студент выпускного курса Высшей крейданийской школы магии Инжей Чернотополошец («Но вы можете звать меня просто — драконоборец») уминает мамины голубцы. А ведь и не скажешь, что еще три дня назад лежал без сознания, а вставать с постели ему разрешили только вчера.

Неделя эта выдалась богатой на события. И если первые сутки я удачно провалялась в беспамятстве, пока мой организм восстанавливал естественные энергетические потоки жизненной силы после всплеска магии, в эпицентре которого ему не посчастливилось побывать, то сразу по пробуждении меня, чтобы не мучила себя и других, попытались добить посредствам шумовой атаки спешно вернувшиеся от бабушки родители. Мои чувствительные ушки не лопнули от крика только потому, что на звук прибежали врачи и взяли меня в оборот, выставив источник шума из палаты.

Они-то в красках и рассказали мне про нарушенные энергетические потоки и про то, что повезло нам с Федькой несказанно: Рык успел опуститься достаточно низко, а господин маг, он же драконоборец, на последнем издыхании сотворил страховочное заклинание — и только поэтому мы не свернули себе шеи и не расплющились в лепешку.

Рыку из нашей троицы досталось больше всех. Бедняга при падении сломал две лапы и ушиб брюхо, поэтому до сих пор обретался все в том же центральном госпитале под специально сооруженным навесом. Что до Федота, то он бодренько на своих двоих пробрался ко мне в палату после ухода врачей и повторного ухода родителей. Его толстенную шкуру не брало, по-видимому, ничего. Выписали нас с ним на следующий день.

А за оградой госпиталя уже поджидали многочисленные родственники. А также представители аратлайдского полицейского управления, министерства имперской безопасности, тайной канцелярии... Гырргрымердырх взбаламутил всех. Конечно, я не могу претендовать на доскональное знание психологии чешуйчатого засранца, но думаю, он лопнул бы от гордости.

И потянулись бесконечные беседы, в которых мы бессчетное количество раз пересказывали, как все было. Вместе, по отдельности, умник из тайной канцелярии вообще за какой-то надобностью попытался устроить нам с Федькой очную ставку. Не знаю, в чем нас подозревали. Возможно, по примеру моей тетушки Топазии, были уверены, что мы этого дракона специально выходили. Или, как и Федюнина мама, — что вырастили, причем она так и не смогла решить, гордиться ей или огорчаться. Итогом этого безобразия стало подписание документа о неразглашении и такое же безобразное интервью с репортерами местной газетенки.

Пока мы развлекали окружающих, Инжей, тщательно изолированный, отдыхал в отдельной палате. К всплеску магической энергии он, как практикующий маг, оказался куда более чувствительным, а мощное колдовство, к которому он прибег, спасая наши шкуры, привело к полному истощению магического резерва. Впрочем, его лечащий врач, которого мы с Федотом взяли измором, сказал, что и резерв, и энергетические потоки восстановятся недели через две, после чего будет наш маг как новенький, и нет, к нему нельзя, постельный режим и полный покой, нет, никаких исключений и никаких минуточек, а ну пошли отсюда оба!

Теперь же это недосягаемое доселе божество дожевывало последний кусочек хлеба, а мы с Федюней пялились на него и помирали от любопытства.

— А больше нету?

— Куда уж больше? — ужаснулась я, сама любившая обильно покушать.

— Ты десять голубцов за раз умял, — поддержал меня Федот.

— Когда резерв восстанавливается, всегда есть хочется, — ответил Инжей. — А еда больничная... Без комментариев.

Это точно.

— Завтра больше принесем, — пообещала я.

Снова воцарилось молчание. Мы с Федькой не знали, как теперь с ним разговаривать и испытывали некоторую скованность, которой прежде за нами не водилось.

— Что? — двойной порции любопытного взгляда оказалось для Инжея многовато.

— Интересно.

— Что интересно? — задал наводящий вопрос нетерпеливый маг.

— Да все, — выпалила я. — Откуда вообще этот козел на наши головы вылез? Если он такой живучий, то где был раньше? Откуда вообще у дракона магия?

— Мы пытались выяснить это у полиции, но они предпочитали задавать вопросы нам, — ввернул Федот.

— Да брось, они сами ничего не знали.

— Ну да, конечно. Скажешь тоже!

— А чего они тогда нас так трясли?

— Слеза Грейнорель, — прервал наш обмен репликами маг.

— А?

— Он сожрал слезу Грейнорель, полиция при вскрытии нашла, — пояснил Инжей. — Гырргрымердырх в смысле.

Это ясно, что не Федот.

— Вы не слышали про слезу Грейнорель? — удивился маг.

Мы с Федькой синхронно помотали головами.

— Легендарный амулет-накопитель, созданный древними эльфийскими мастерами. Считался утерянным более тысячи лет.

И нашелся в желудке у Гырргрымердырха. Да, обычно драконы сокровища хранят вне организма. Хотя, наверное, смотря какие сокровища. Главное, чтобы Рык часы с кукушкой глотать не вздумал.

— Магическое поле амулета встроилось в энергетические потоки организма Гырргрымердырха, и дракон смог пользоваться его энергией. Ритуалы он проводил, чтобы наполнить слезу.

— То есть он и правда мог превратиться в мышку? — ужаснулась я, прикинув размеры мышки.

— Вряд ли. Не сейчас точно. Амулет был практически на нуле. Да и когда он наполнен, вряд ли бы смог. Это очень тонкое и энергоемкое волшебство, а слеза Грейейнорель практически всю свою энергию использует на защиту жизни и здоровья владельца. Взять амулет ее может из любого природного источника: из земли, воздуха, огня и воды. Но дракону явно нужны были излишки энергии, потому он и совершал жертвоприношения. Так что, думаю, ты права, и он пытался заниматься магией.

— Странно тогда, что он девиц приносил в жертву не оптом и ежедневно.

— Ничего странного. Слезу Грейнорель изготовили эльфы Вечнозеленого леса, а они всегда были мирным народом. На амулете стоит блок-ограничитель, и наполнить его посредствам жертвоприношения можно только два раза в год, в самую короткую и самую длинную ночь, с помощью особого ритуала, этот блок обходящего.

Однако, девицам Аратлайда несказанно повезло.

— Я думаю, — продолжил Инжей, — в тот раз Гырргрымердырх был ранен смертельно, однако амулет не дал ему умереть. Дракон погрузился в кому на несколько сотен лет, и очнулся только тогда, когда полностью восстановился.

— Тут мы его и... То есть ты. Как у тебя вообще это получилось?

— Я сразу почувствовал сильную негативную энергию от Источника вблизи горы, он впитал всю ненависть, боль и страх нескольких поколений гномов, а когда увидел Гырргрымердырха, понял, что энергия эта направлена против него. Магической силы в природном источнике всяко больше, чем в незаряженном амулете, а остальное уже дело техники. Повезло нам, конечно, несказанно.

С этим утверждением не поспоришь.

Был еще один вопрос, который нуждался в прояснении, и, пока я подбирала слова, чтобы задать его потактичней, Федот пошел в атаку:

— Что ты вообще здесь делал?

Прозвучало это довольно агрессивно. Вообще-то, Федька не такой засранец, каким кажется, и очень благодарен Инжею за помощь, просто очень уж привык чувствовать себя самым умным. И история с лжеэтнографом хорошо щелкнула его по носу.

Маг осклабился:

— Ты не поверишь. Местные предания собирал. На реконструкцию древнего обряда я, конечно, не рассчитывал... Нечего кривиться, это не я хотел поживиться за счет доверчивого идиота.

— А что тебе не нравится? — воинственно вскинулся Федот, не обращая внимания на мои тычки в бок. — Дракон был, даже два, обряд почти что провели, да еще и в спасательной операции на халяву поучаствовал!

— Да я в полном восторге! — заверил его Инжей. — Только немножечко напрягает, что на спасательной операции я должен был заработать по меньшей мере тысячу золотых имперов, а получил дулю с маком, десяток голубцов и претензии.

Это уже ни в какие ворота не лезет.

— Так, ну-ка оба глубоко вдохнули и досчитали до десяти! А ты, Федот, извинись!

— Я...

— Ты-ты. Инжей, я очень благодарна тебе, что не бросил умирать...

— Ты уже говорила. Одного раза вполне достаточно. Тем более что...

— Извини, — собрался-таки с мыслями Федюня. — Я вел себя по-свински. Просто, если ты с самого начала знал, что это фарс, зачем согласился?

— Ты не поверишь, — уже куда более дружелюбно хмыкнул Инжей. — В университете преподаватель по боевым ритуалам, муть жуткая, между нами говоря, заловил с чужим курсовым, хотел вообще выгнать, но потом сжалился. Но в качестве наказания велел за каникулы насобирать всяких преданий и описаний древних обрядов и ритуалов разных рас. Вроде как по теме предмета, к тому же он этнографией увлекается. Ну я и подумал, что инсценировка обряда на двадцать преданий потянет.

— Преданий мы тебе насобираем, — сказала я. — Ну, или насочиняем.

— Можем еще какой-нибудь обряд инсценировать, — предложил Федот.

— Нет! — хором крикнули мы с магом.

— Кстати, — перевела я разговор с опасной темы, — ты в чем благодарность предпочитаешь, в пирожках или котлетах.

— В обоих. И хлеба побольше, пожалуйста.

На парк медленно надвигались сумерки.