Деньги, которые пахнут


Проклятия существуют. Только вопреки россказням цыганок, гадалок и прочих бизнесменов – специально ты их не наложишь, хоть тресни. Потому что для проклятья нужна искренность, нужны самые честные и самые чёрные чувства и события, нужна трагедия. Слова, сказанные в горе, слеза, упавшая от отчаяния, крик, разбившийся о стену, тысячи жизней, унесённые за раз, одна унесенная жизнь, но так нелепо и напрасно, одна загубленная судьба, но так коварно и безжалостно. Всё это не исчезает бесследно, а оседает на вещи, места, иногда на людей. Но чаще и прочнее всё-таки на вещи. Причём вещи могут оказаться как главными героями развернувшейся трагедии (держитесь подальше от фамильных ценностей), так и абсолютно безобидными предметами, которым просто не повезло попасть под удар. Вот, к примеру, в одной таверне регулярно травился какой-нибудь клиент, да так, что потом не ленился зайти к хозяину и треснуть разгневанно по столу (или по хозяину, если позволяла комплекция). Хозяин периодически менял поварих, менял поставщиков продуктов, но увы. А дело-то было в оловянной ложке, которая была по дешёвке куплена у проезжего торговца, вместе с кучей другой посуды. Эта ложка когда-то принадлежала заключенному, который был предан и просидел в заточении аж 14 лет, а потом толи умер, толи сбежал. Он-то ушел, а вот ложечка-то осталась, успев за эти 14 лет насквозь пропитаться бессильным отчаянием и злобой. А потом, после тюремного переворота, отправилась в странствие по свету, причиняя тем, кто пользовался её услугами, то острый приступ гастрита, то несварение желудка, то противоположность золотухе, ну а в те дни, когда на ложечку накатывала хандра – всего лишь изжогу.

Даже расчёска, которая рвёт волосы сильнее других, порой несёт в себе осколочек горя. Только вот все эти ложки-вилки-расчёски, это так, слабенькие проклятия. А бывают проклятия и посерьёзнее. Всё просто: чем более сильное было совершено зло – тем опаснее проклятие.

Независимо от того, сильное проклятие пало на предмет или слабое – есть одно свойство, которое эти предметы объединяет – от них ужасно (нет, правда, просто омерзительно!) пахнет. Вот только запах этот может учуять далеко не каждый нос. Но тот, который может – уже больше ничем не интересуется, он, как охотник, выслеживает запах проклятий и требует немедленного его устранения. И пока предмет не будет устранён –обладателю этого носа приходится мучиться сильной головной болью от постоянного, удушливого, тлетворного запаха. И пускай период, между поимкой заразившейся вещи и тем, когда в нюх попадет другая проклятая вещь, будет невелик – это единственное время, когда носители подобных носов могут жить спокойно. Это время, за которые они готовы идти на риск и на край света.

Возможно, такие носы были созданы, чтобы сделать наш мир немножечко лучше. А возможно, чтобы сделать жизнь их носителей немножечко хуже, кто теперь разберёт... Точно известно только одно, что герою нашего рассказа – Генри – понесчастливилось оказаться обладателем подобного нюха. И последний год он охотился за самым сильным проклятием, с которым когда-либо встречался.

Ситуация усложнялась тем, что предмет, в котором было заключено проклятье, был не один, – это было несколько монет. К тому же, как свойственно всем деньгам, прокляты они или нет – перемещались они по миру крайне быстро, по крайней мере быстрее, чем обычные люди.

Ситуация упрощалась тем, что находить проклятые монеты было довольно легко. Во-первых, запах можно было различить и следовать за ним уже на большом расстоянии. Во-вторых, в месте, где оказывалась монета, количество кровавых преступлений сразу увеличивалось. За этими монетами тянулся кровавый след, порой буквально. (Предыдущую монету Генри пришлось доставать ложкой из лужи крови, опыт был не из приятных, но душу грело, что это была предпоследняя монета).

Генри выследил и обезвредил уже 29 монет. А сейчас шёл на запах последней.

***

Дорога, которая последние пару дней отлично вела его прямо по следу всё усиливавшегося запаха, резко свернула налево, к низенькому трактиру с потертой вывеской. Дальше идти надо было прямо в лес, но пробираться в потёмках по бурелому не очень хотелось, к тому же нюх подсказывал, что монета движется как раз ему навстречу. Поэтому Генри решил побыть для разнообразия горой, а не Магометом, и отправился в трактир перекусить впервые за 2 дня, хотя голова раскалывалась и аппетита не было никакого.

В трактире оказалось довольно людно. Посетители обсуждали, что на болотах завёлся очередной монстр, то ли оборотень, то ли тролль, и в любом случае в лес пока лучше не соваться.

Генри некоторое время прислушивался к разговорам, прикидывая, не поймать ли потом болотное чудовище, чтобы немного заработать. Но долго прислушиваться не получилось, так как урчание в животе усилилось и стало перекрывать голоса постояльцев. Звучало крайне зловеще, и чтобы никто не подумал, что он и есть то самое болотное чудовище, Генри наконец подозвал хозяина, чтобы заказать ужин.

- У нас сегодня готовят рагу и рис.

- Из чего рагу?

- Курица, картошка, грибы, другие овощи, старая плесень.

- Что? Какая плесень?

- При чем здесь плесень? Я говорю, старая песня, выражение такое есть.

- Я понял, мне рис.

- Хорошо, деньги вперёд.

Расплатившись и получив свою тарелку риса, Генри начал медленно есть. Раньше он бы непременно подметил симпатичную блондинку, которая то и дело бросала заинтересованные взгляды в его сторону. Но ему было не до того, голова начинала болеть сильнее, от запаха приближающегося проклятья подташнивало, и сейчас намного больше удовольствия ему доставляли мысли о том, что после поимки монеты его ждёт наконец отдых. Возможно, даже долгий отдых, ведь это была последняя монета из тридцати. Возможно, он больше не встретит такой отвратительной вони, ведь это было одно из старейших проклятий. И вообще, возможно, ему наконец удастся уйти на покой, завести семью, есть и пить сколько влезет, не боясь, что всё вывернется наружу.

Такими мыслями он себя тешил, поглощая пресный рис, хотя стоит признать, что обычно, как только боль отпускала – грёзы о покое и семье улетучивались, и он мчался в ближайший крупный город заводить новые знакомства и связи (в том числе порочные) и всячески кутить, в поисках новых приключений.

Не доев и пол порции, он вышел на улицу и стал ждать там, на свежем воздухе. Ждать оставалось недолго, через минут двадцать из леса послышались вопли, переполненные отчаяния.

- О, а вот и монетка, - Генри побежал на крик.

***

Три грабителя (и почему они так любят собираться по трое…) волокли тело в холщовом мешке по лесу. В компании явно назревал конфликт:

- Сколько мы его уже тащим, я же говорил, надо было сразу бросить в канаву! – сказал Первый.

- Богатого купца и в канаву – никакого у тебя уважения! Шпики его нашли бы через час и начали всё вынюхивать, а моя жена сказала, что если еще хоть раз они завалятся к нам в дом – то она мне кое-что отрежет, - ответил Второй.

- Я тебе сам кое-что отрежу, если мы заблудимся.

- Да с чего нам заблудится – по тропе идём.

- Как говорил мой дед – любите тропу, тропа выведет, –  зачем-то вступил в дискуссию Третий.

- Да всем плевать что говорил твой выживший из ума дед! Я уже не понимаю, где мы! Какие-то трясины начинаются, дальше и шагу не ступлю, доставай лопату!

Грабители бросили тело на землю, и решили копать по очереди. Первым копать начал Третий. На некоторое время воцарилась тишина, которую нарушал лишь мерный стук лопаты о землю и ответное чавканье влажной земли, которая с удовольствием принимала лопату (и судя по всему ждала добавки в виде покойника). Третий решил разрядить обстановку, заведя непринуждённую беседу:

- Моя бабка, земля ей пухом, говорила «желанный гость – как в горле кость».

- Да? А моя говорила «закрой рот и работай, а то получишь», – ответил Первый, которому судя по всему больше нравилась неразряженная обстановка.

- Однако, какие милые пошли старушки... - отметил Второй, - давай теперь я, - он взял лопату у Третьего и стал копать.

Однако Третий, оставшись без дела, ещё больше захотел поболтать. Он похлопал себя по карманам и выудил из одного маленький портрет. Ткнув Первого в бок и протянув ему портрет, он сказал:

- Смотри!

- И что это?

- Портрет моей дочки!

- Ого, да она вся в тебя.

- Спасибо!

- Такая же уродина.

- Ах ты… - Третий хотел было кинуться на Первого, однако, глянув еще раз на портрет, хмыкнул:

- Ладно, она и правда у меня кривая вышла… но зато добрая!

Первый хотел огрызнуться и на это, но Второй вовремя вмешался:

- Я почти докопал! Вы вместо того, чтобы болтать, лучше обыщите его карманчики, а то вдруг мы чего упустили.

Первый присел, достал нож, и, распоров холщовый мешок, принялся деловито ощупывать тело купца. Удача (или вернее Неудача) была на его стороне. Внутри кофты он нашел подшитый мешочек. Он попытался загородиться спиной от товарищей и незаметно припрятать мешочек себе в рукав, но Второй не упустил из виду этих судорожных попыток.

- Ого, еще куш! Что там у него?

Первый нехотя высыпал содержимое мешочка себе на ладонь. В лунном свете заблестело четыре монеты, три золотых и одна серебряная.

- Ну вот, вам по золотому, - сказал Первый, подбрасывая каждому по монете, - а мне еще серебрянка, за находку.

Второй хотел было оспорить право Первого с помощью удара лопатой, но тут над чащей раздался протяжный вой (несколько булькающий и несколько свистящий).

- Что это еще за чертовщина?

- Давайте-ка закругляться, - Второй выбрался из ямы и попытался подкатить к ней тело, но возникли некоторые затруднения, вызванные ожирением купца. Третий бросился на помощь Второму, а Первый стал пятиться:

- Ребята, я бы вам помог, но мне ещё домой, понимаете, детей ужином кормить. И вообще, я кажется забыл на огне…ааа! - никому не суждено было узнать, что же забыл на огне Первый грабитель, так как со спины на него набросилась огромная тварь. Но с другой стороны, некоторая ирония была в том, что, хотя у грабителя потомства не было, про ужин и детей он не соврал, поскольку сам стал ужином для чудища, которое по летоисчислению чудищ было довольно молодо, практически дитё. Однако друзья грабителя оценить иронию не могли. Потому что они не могли смотреть на ситуацию со стороны, а только прямо. А прямо перед собой они видели нечто напоминающее полуразложившегося гигантского медведя с крокодильей пастью. Заверещав что есть мочи, они бросили в сторону чудища тело несчастного купца, а свои тела на хорошей скорости бросили в разные стороны. (Заглядывая в будущее, стоит признать, что Третьему повезло больше, ведь он помнил заветы деда и бежал строго по тропе, которая и вывела его к цивилизации, прямо в объятия к его дочурке (кстати, она, обзаведясь приданным, сразу как-то похорошела в глазах местного мужского населения брачного возраста). А вот Второй бежал не по тропе, соответственно она никак не могла его вывести…).

Чудище на секунду задумалось, а потом решило, что вот этого жирного холодного куска и вон того свеженького, ещё тёплого, вполне на сегодня хватит, и нечего тратить калории на погоню за двумя заморышами.

Тварь питала некую страсть ко всему разложившемуся, поэтому решила оставить тело купца на десерт, а начать со свежего (диетологи бы одобрили, ведь начинать прием пищи следует с чего-то свежего, и пускай они обычно подразумевают под этим салат).

Рассудив подобным образом, болотная тварь приступила к трапезе, вот только она никак не могла учесть, что вместе с телом первого грабителя проглотит одну очень вредную монету. И что при приёме внутрь монета начнёт действовать незамедлительно и смертоносно. И что в результате этого у чудища в прямом смысле поперёк горла встанет кость (лучевая, если конкретизировать).

Сперва чудище не понимало, что происходит и пыталось откашляться, но вместо этого получалось только сипеть, фыркать и задыхаться. А потом чудище очень испугалось и захотело уплыть обратно в болото, со дна которого оно зачем-то вылезло, как говорится – мир посмотреть и себя показать. «Надо было слушать маму», подумало чудище и готовилось было потерять сознание, как вдруг получило по хребтине лопатой. Застрявшая лучевая кость, вместе с оставшейся частью руки, и, что немаловажно, со сжатой в ладони монетой, покинула дыхательные пути чудища и упала на землю. Вздохнув полной грудью, горе-чудище, даже не взглянув на своего спасителя, сделало огромный прыжок и плюхнулось прямо в болото, взяв курс на самую глубину, чтобы поскорее добраться к своей чудовищной семье и поскорее укрыться в своей чудовищной уютной комнате и рассказать маме, что она была полностью права. (Стоит признать, что впоследствии чудище так и не нашло в себе сил признаться в этом маме, и списало своё возвращение на неблагополучный климат там наверху).

Между тем, так вовремя подоспевший Генри перевернул краем ботинка покрытую слизью ладонь и наконец увидел то, за чем гонялся уже больше года. Последний, тридцатый серебряник. Очень осторожно он подцепил его лопатой, достал из кармана маленькую черную шкатулку, и, не дотрагиваясь до монеты, сбросил её с лопаты внутрь шкатулки, быстро захлопнув крышку.

Запах пропал. Боль в голове пропала. Генри сел на бревно и сделал несколько глубоких вдохов. Он чувствовал, как напряжение буквально стекает с него, уступая место свободе, чистому воздуху, здоровому аппетиту. Внезапно его накрыла волна энергии - он вскочил, раскинул руки и закричал, запрокинув голову:

- Хэхэхэй!! Свобода!

Некоторое время он еще наслаждался приливом сил, свежим лесным запахом, проглядывающей через листву луной, а затем собрался было уходить, но в последний момент подумал, что не очень-то хорошо вот так бросать останки посреди поляны. А вдруг дети придут сюда поиграть? (Дети, конечно, любят новые игрушки, но это было бы уж слишком негуманно по отношению к купцу, а ему и при жизни досталось). Поэтому, взяв лопату, Генри столкнул тело купца и частичное тело грабителя в яму, им же заботливо приготовленную, и закопал.

- Покойтесь с миром. Вы не станете едой (по крайней мере целиком). Вы не станете игрушками… в сущности, не такой уж плохой уход! А теперь в дорогу.

Путь ему кстати предстоял неблизкий, так как серебряник надо было закопать в определенном месте, там же, где он закопал остальные 29 и где покоился их обладатель. (По правде говоря, первым делом Генри отправился в ближайший портовый городок, где задержался аж на месяц, и, возможно, задержался бы ещё дольше, если бы не скандал с женой местного прокурора. Но, вторым делом он честно отплыл куда следовало).

Завершив ритуал с монетами, Генри ещё долгое время беззаботно развлекался, между делом тут и там избавляя людей от мелких вредных ложек, вилок, расчёсок (а однажды и от проклятых панталон – вот уж они попортили психику владельцу и его дамам). Со временем Генри начал ловить себя на мысли, что соскучился по серьезным делам, пока однажды утром не проснулся от зарождающейся в затылке головной боли. И от едва уловимого неприятного запаха (с необычной ноткой, которой ему до этого не приходилось чувствовать). Тогда Генри понял, что не так уж он по всему этому скучал, однако делать было уже нечего, пришлось отправляться в путь. Но это уже совсем другая история.