Заснуть над пропастью

 

К вечеру разболелась голова, и заныло в боку.  Не сильно, но постоянно.  И неизвестно, что было сначала-боль или ветер, поднявшийся за окном, но отчего-то Андрею казалось, что именно боль призвала ветер и моросящий холодный дождь и сумерки и, в конечном итоге,тьму.

Мир за окном был акварелью, нарисованной на стекле.  В саду, из все еще зеленого газона торчали голые, черные деревья; ветви дрожали и склонялись под порывами жестокого ветра, что застревал в трубах и выл там; гремел обшивой крыши и раз за разом пытался пробиться в дом, швыряя пригоршни жёлтых гниющих листьев в стекло.

Андрей смотрел в окно, и никак не мог отделаться от мысли, что все происходящее во дворе- предвестник грядущей катастрофы.  Быть может, где-то, на краю мира прямо в это мгновение вырвалась из лаборатории смертельная чума;  а может быть вот-вот взорвется, подобно созревшему фурункулу, один из гигантских вулканов и миру придет конец.  И будет тьма и будут черные ветви сгоревших деревьев дрожать под падающим небом.  И не будет больше ни смеха, ни радости, ни желаний.

Он отвернулся от окна.

А может и не случится ровным счетом ничего.  Дождь закончится; ветер уляжется, а завтра, глядишь, будет солнечно и даже тепло.  И не нужно будет кутаться более в пуховик и натягивать шапку на уши.

Но боль, постоянная боль в висках и это странное, словно бы инородное присутствие в левом боку, чуть ниже и чуть левей солнечного сплетения-они-то никуда не уйдут, верно?  Не прошло и нескольких часов как боль поселилась в его теле и вот, на тебе, ему уже кажется, что она была с ним всегда, с самого рождения, а может и до него.

Он решил лечь спать.  Выпить бокал вина, возможно, и выбросить из головы глупые мысли.

Подошел к холодильнику, ненадолго задержался перед окном, зачарованный бесконечным движением дождевых капель и танцем голых деревьев, что в сгущающихся сумерках казались сгнившими до костей руками великанов, закопанных глубоко под газоном.

Вино.  Вино поможет.

Он потянул руку к холодильнику и замер, вдруг необычайно остро почувствовав чей-то взгляд.  Кто там стоит за спиной?  Жена?  Должно быть-жена, кто ж еще?  Отчего же, он не спешит поворачиваться и продолжает упрямо смотреть в окно, следить за дорожками воды на стекле?  И почему вдруг стало так больно и трудно дышать?

Свет мигнул и на мгновение стало совсем темно.  Так темно, что даже сумерки за стеклом погрузились в непроглядную чернильную пустоту.

Андрей покачнулся и вынужден был ухватиться за столешницу, чтобы не упасть.

Зажмурился, потряс головой.

Когда он открыл глаза, все было по-прежнему.  Впрочем, нет, сумерки за окном, наконец сдали позиции осенней глубокой тьме.  Теперь, он не видел костлявых великаньих рук.  Вместо этого, он смотрел на собственное зазеркальное лицо, испуганное и неожиданно безвольное, с черными запавшими глазами.

За его спиной стояла Вика.

Он повернулся и выдавил из себя слабую улыбку, отметив, что боль в висках и тянущее ощущение в боку прошли как и не было их.  Но он все еще чувствовал себя…странно  Другого слова и не подберешь, ведь ему странно и все вокруг странно как будто он провалился в сон, сам того не заметив.

-Здравствуй,-сказал он наконец, лишь для того, чтобы сломать звенящую тишину.

-Здравствуй,-ответила Вика.

Она стоит в двух шагах от него,и смотрит будто бы и не на него, а на его отражение в окне.

«Как все чудно-думает Андрей,- Но, если проходит даже скорбь, то и это щемящее чувство должно рассосаться и исчезнуть со временем. Быть может, через секунду-другую, она улыбнется и все вернется на круги своя!  Я налью вина и мы выпьем и вино смоет это ощущение странности и нереальности происходящего.  А потом мы усядемся на диван, прижмемся друг к другу и посмотрим какую-то невероятно глупую комедию и я буду громко, пожалуй даже слишком громко смеяться, и все будет пусть и не очень увлекательно, но совершенно обыденно.  Как всегда.  А завтра выйдет солнце и мы…»

-Нам нужно поговорить о малиновке,-произносит Вика, словно ножом разрезая ткань его мыслей.

Малиновка?  Она сказала малиновка?

Но Вика не дает ему опомниться и ответить.  Она  продолжает, все так же глядя мимо него:

-Она выросла, Андрюша и не помещается в клетке.

Вика отходит чуть в сторону и он видит, что за спиной ее, на длинной, некрашеной деревянной подставке, там где еще вчера, да нет, он уверен, еще час тому назад, стоял горшок с фикусом, никак не желающим расти, установлена крошечная, размером с футбольный мяч клетка с золоченными прутьями.  И в клетке этой…

Андрей, должно быть задержал дыханье на несколько секунд.  И сделал несколько шагов вперед, даже не заметив этого, зачарованный тем, что находилось прямо перед его глазами.  И вдруг он оказался прямо перед крошечной клеткой.  Он смотрел на нее…не на клетку, но на птицу в клетке и все никак не мог понять, что именно он видит.  Вот хвост, малиновый как…  должно быть, как малина, других ассоциаций в голову не пришло.  А вот клюв, фиолетовый и огромный, и глаза за ним-две черных упрямых бусинки, так похожие на круглых, блестящих пауков, живущих в подвале.  Он видел и крылья и когтистые желтые лапы, размером с куриные.  Но все же никак не мог охватить взглядом всю картину целиком.  Словно бы птица состояла из плохо подогнанных, неподходящих друг другу частей, отчего глядеть на нее было неприятно.

Быть может, дело в том, что малиновка каким-то образом заняла все внутреннее пространство клетки, а кое-где проросла сквозь прутья?

Андрей перевел взгляд на Вику, но она все так же спокойно смотрела в окно, мимо него, нет, сквозь него.

-Видишь,милый,-произносит она механическим полушепотом,-Все от того, что ее неправильно кормят.  Зерно, вся эта клетчатка разбухает в ее нежном животике и птичка растет, пухнет от газов.  Как воздушный шар.

Она улыбается уголками губ и порывшись в кармане голубенького халатика в цветочках, достает полную пригоршню жирных личинок.

-Малиновки-хищные, гордые и независимые птицы.  Они не вьют гнезд и не боятся смерти!  Не каждый может выдержать их взгляд!-говорит она и протягивает ладонь к клетке.

Птица, вросшая в прутья, с трудом поворачивает голову, раскрывает клюв и Андрей отстраненно думает, что сейчас Вика начнет кормить ее с рук.

Он морщится от отвращения и пытается закрыть глаза, но что-то мешает ему и веки постоянно ползут вверх.

Он видит как из багрового птичьего зева лезет язык.  Нет, не язык, а тонкие, белесые усики, похожие на вареную и раскисшую вермишель.  Плоскую вермишель.

Усики, медленно, вязко извиваясь, касаются личинок, обвивают сразу несколько и столь же медленно, почти грациозно, отправляют их в пульсирующее багрянцем птичье нутро.

-Ну вот.  Совсем другое дело!-Вика вытирает ладонь о халат, размазывая личинок.  Птица в клетке хрипло кричит и замирает-раздутый шар из перьев.

Андрей спотыкается и почти падает в кресло, стоящее за спиной.  Теперь Вика возвышается над ним, и ему вдруг кажется, что жена подросла.  Или это он уменьшился и…как-то изменился?  Его любимое кресло еще никогда не казалось столь неудобным, столь жестким как…

Гроб.

Слово, выпрыгнув из подсознания, повисло на кончике языка и Андрей почувствовал его кислый, могильный вкус.

Все это несомненно сон.  Он переел за ужином, да так и заснул, быть может, в этом самом кресле и спит прямо сейчас, не в силах отличить реальность от марева, навеянного тяжелой едой.  В неудобной, должно быть, позе.  И не важно, что происходит вокруг-если все происходящее –иллюзия, что вот-вот закончится.  Ему необходимо проснуться, вот и все.

Андрей попытался представить себе  гостиную, в которой нет этой ужасной клетки и раздувшейся, страшной птицы, проросшей насквозь.  Но пробуждение не приходило.  Вика безмолвно стояла над ним и казалась…она была большой, даже огромной, едва ли не касалась головой потолка.  Ее рука, та самая, в которой еще недавно извивались личинки, находилась в непосредственной близости от его глаз; он видел грубую сухую кожу в цыпках; обкусанные ногти, с черной, траурной каймой.

Он поднял голову и глядя на нее так, снизу вверх, подумал, что она более не выглядит спокойной и отстраненной, а возможно и не была спокойной с самого начала.  Она казалась… больной, верно, больной и несчастной и болезненность ее лица невероятным образом контрастировала с ее огромным, глыбоподобным телом.

-Мама пришла тебя навестить…-не глядя на него, пробормотала Вика.

-Навестить?-эхом переспросил он.  Надо же было что-то говорить в этом странном и тяжелом сне.

-Да.  Все пришли.  Но мама, в особенности.-Вика нелепо улыбнулась и отошла в сторону как артист, сыгравший свою роль.  Медленно, с усилием, подняла левую руку и указала пальцем в сторону распахнутой настежь двери в гостиную.

Там, в плохо освещенном проеме, стояла его мать.  Она была одета в какую-то черную бесформенную юбку чуть ниже колен.  На ногах-черные туфли, измазанные в глине и он подумал-до чего же неправдоподобны порой сны!  Ведь мать, его мать никогда не позволила бы себе ходить в грязной обуви, а Вика ни за что не впустила бы ее в гостиную, не предложив тапки.

Мать стояла лицом к нему, свесив руки и смотрела в пол, как провинившийся школьник.  Что-то в ее позе показалось ему нелепо-комичным и он даже подумал-ну наконец-то, сейчас весь кошмар и закончится, лопнет как мыльный пузырь и начнется фарс, как это часто бывает во сне.  Должно быть, что бы там он не съел на ужин, уже переварилось и…

Но тут она подняла голову и смех, не родившись, умер у него во рту.

Правая половина материнского лица походила на оплывший свечной огарок.  Угол рта, правая ноздря, даже глаз смесились вниз, потекли, превратив лицо в маску идиота.

-Чай!-сказала мать.  Вот только, у нее получилось: «А-ай…»-и снова:

-А-ай…

Господи, да у нее же инсульт!  Вот как это называется и неважно, что он во сне и вот-вот проснется.  Инсульт, господи!

-На помощь!-закричал он.  Вскочил с кресла…  Точнее, попытался вскочить, но у него не получилось; каким-то образом он…застрял.

-Что случилось?!-вдруг закричала мать в ответ,-Что произошло, Вика?!!  Что произошло???

Андрей уставился на нее.  Она все так же стояла в дверях, безвольно опустив руки, но теперь, на ее лице не было и следа недавнего уродства.

Оно было искажено ужасным страданием.

-Мама?-не имея возможности встать, он протянул к ней руки, надеясь успокоить ее.  Видеть ее страдания, даже во сне, было невыносимо.

Мать повернула голову и ее лицо снова поплыло, потекло вниз с правой стороны.

-Ай?-произнесла она вопросительно и тотчас же повторила протяжно, словно отвечая на свой вопрос:

-А-а-а-й…

-Вот видишь,-сказала Вика.-Тебя все любят.  Придут к тебе попрощаться.

-А-ай…-согласилась мать.

На сей раз, Андрей твердо решил, что с него хватит.  Он рванулся изо всех сил и кресло нехотя, со скрипом выпустило его из своих объятий.  Еще один рывок и вот он стоит,.. все еще ощущая скованность во всем теле.  И сейчас он проснется, сейчас все и закончится с криком, с воплем и он обязательно расскажет Вике про сон, потому что в противном случае…

…все сбудется.

Но почему же не приходит пробуждение?  Что нужно сделать для того, чтобы сбежать из этого жуткого места?

Он попытался сделать шаг, но вместо этого упал и оказавшись на полу, понял, что не кресло держит его, но жесткие доски.

Открыл рот и заверещал изо всех сил.

-А-а-ай!!!!  А-а-ай!!!!

Он чувствовал как каменеет тело.

 

***

-Ты будешь чай?

Муж не отвечал, отвернувшись к окну, за которым хаотично метались черные, голые ветки.  Должно быть, там ужасно холодно…  Вика поежилась.

-Андрюша?  Чай…с малинкой?

Андрей все так же молчал.  Было что-то странное в его позе, в том как неестественно высоко задралось одно плечо.

Ветер швырнул в стекло пригоршню сухой листвы.  Один, желтовато-красный кленовый лист прилип к стеклу да так и остался на нем.  Он походил на присоску осьминога, разверстый рот, в глубине которого копошатся белесые волоски.

Господи, да что это с ней?  Вика встряхнулась вся как кошка, на которую попала вода.

-Андрей!-что же он молчит?

Муж медленно, дерганными движениями, будто копировавшими движения ветвей за окном, повернул голову к ней и еще до того, как она увидела его лицо, Вика поняла, что ветер и дождь и тьма каким-то образом пробрались в их теплый уютный дом,  прокрались в дымоход, проползли вентканалами и теперь все будет плохо, ужасно.

Ужасно.

Андрей смотрел на нее черными глазами-бусинками, полуоткрыв рот и прямо на ее глазах рот его, вся правая половина его лица, его тела,  поплыла вниз.

Он протянул к ней левую руку, словно хотел обнять и Вика инстинктивно отпрянула назад, к его любимому креслу. Она успела подумать, что все это разумеется чепуха, и все пройдет как проходит дождь, как утихает буря, но тут он открыл рот, странным образом не двигая правой половиной губ и закричал:

-А-ай!!!

И снова.

-А-а-й!

А потом осел.  Не упал, а осел на пол как оседает снеговик по весне.  Теперь, он смотрел на нее снизу вверх и ей вдруг показалось, за миг до того как глаза его затуманились, что он уменьшился в размерах, стал неприятно крошечным как ребенок.

***

-А-ай…-шепчет он в последний раз, с силой выдавливая из себя звуки.  И замолкает.

За окном наступает ночь.

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...