-  Правда ли, что в далекой стране Тан растут деревья, наделенные душой?

-  Да, государь. Это правда.

Повелитель южной страны Таталангут, царь Илитокан задумался.

-  Как же понять, есть ли у дерева душа, если оно не умеет разговаривать?

-  Язык деревьев – ветер и птичьи крики, шелест и скрип. Для человека он непонятен, - ответил странник. – Но если в новолуние отведать плод дерева савангли-сам, что растет в Запретной долине в стране Тан, то душа дерева явится и будет говорить с тобой, делясь мудростью. В следующую же молодую луну она уйдет обратно, если не съесть еще один плод савангли-сам.

-  Мудрые советчики – благо для государя, - сказал царь Илитокан. – Ты далеко ходил и многое видел. Принеси же мне эти удивительные плоды! Я желаю испытать мудрость деревьев.

-  С радостью выполнил бы волю государя, но увы, это невозможно, - произнес странник. – Всякий, кто желает отведать плод савангли-сам, должен собственной рукой сорвать его с дерева. Иначе волшебство не получится.

-  Хорошо, - кивнул царь Илитокан. – Тогда я сам отправлюсь в далекую страну Тан, чтобы проверить твои слова.

И по приказу царя снарядили быстроходный корабль из легчайшей древесины баласар. И устроили большой пир в честь отплытия с сорока тремя переменами блюд. И сто двенадцать царских жен и наложниц плакали, провожая Илитокана в далекое путешествие. Ранним утром государь взошел на корабль вместе с воинами-ягуарами и воинами-орлами из своей личной охраны, и они отправились в путь по широкой и мутной реке Тланкли, что течет среди густого леса.

Солнце поднималось выше, мутные воды легко несли корабль, и царь Илитокан с радостью смотрел, как в прибрежных поселках его подданные рубят деревья. Много стволов дерева керато, что становится тверже железа, если вымочить его в соленой воде. Много стволов дерева цале, узоры которого причудливее лучшего лазурита. Много стволов ароматного дерева капоха. Много стволов дерева менцли, что исцеляет любые раны. И конечно, много стволов дерева баласар, которое настолько легко, что корабль из него можно приводить в движение лишь двумя парами весел.

Люди сталкивали бревна в мутную воду, связывали плоты и по широкой реке Тланкли гнали их на запад к берегам Внутреннего моря, откуда драгоценная древесина расходилась по всему свету в обмен на золото и серебро, сапфиры и пшеницу, сталь и кожи. Царь смотрел на длинные вереницы плотов и радовался, ибо понимал, что такими делами растут богатство и слава его земель.

Широкая и мутная река Тланкли привела корабль к Внутреннему морю. Разрезая килем зеленые волны, двинулся он на север – к далекой стране Тан.

Илитокан, превозмогая морскую болезнь, стоял на палубе и смотрел, как жители прибрежных провинций его государства выходят в море на длинных лодках и ставят сети, и закидывают крюки на длинных лесах. И достают сети, и вытягивают лесы, складывая в свои лодки много рыб чутола, чье мясо прозрачно и желанно, как алмаз; много рыб тетелан, жир которых так долго горит в светильниках, что одного бочонка хватает на всю зиму; много рыб папачат, икра которых лопается на языке дивным вкусом. Борясь с тошнотой, царь глядел на труды своих подданных и радовался, ибо понимал, что такими делами достигаются довольство и достаток всей страны.

Покинув Внутреннее море корабль вышел в Западный океан и устремился на север. То его гнал ветер, наполняя треугольные паруса, то гребцы напрягали свои силы под мерные удары барабана. Выше и выше поднимали киль океанские волны. Все чаще Илитокану приходилось перегибаться через борт, чтобы принести свой обед в жертву морской болезни. Но воины-ягуары и воины-орлы держались стойко. Ничто не могло поколебать их, ничто не могло заставить их выпустить рукояти обсидиановых мечей.

Далеко за спиной остались пределы южного царства Таталангут. Холодом обдавал ветер, холодом обдавали волны, холодом обдавала мелкая морось с неба. Заходя в чужеземные порты, таталанги покупали шерстяную одежду, и одежду на меху, и войлочные одеяла, чтобы сохранить тепло своей южной крови.

И так корабль дошел до скалистых берегов далекой страны Тан, где бросил якорь. Продрогшие войны с обсидиановыми мечами вышли на берег, а вслед за ними сошел и царь Илитокан. Справляясь о дороге у местных жителей, одетых в кожаные штаны, они двинулись через горные хребты и перевалы к Запретной долине, где растут чудесные деревья савангли-сам. Проходя через поселения, таталанги дивились бедности жителей страны Тан. «Разве можно искать мудрости в краю, где едят одну чечевицу?» - спрашивали они. Не было здесь змей, нежное мясо которых так любят употреблять в пищу таталанги; не было обезьян, чьи почки и печень, если их хорошо прожарить, дают много сил; не было деревьев со сладкими плодами. Только камень и трава. Разве может в такой земле быть мудрость? И царь Илитокан сомневался – уж не наврал ли ему странник.

На второй неделе пути добрались они до Запретной долины – сердца страны Тан. Царь Илитокан, спускаясь с горного гребня, осмотрелся и не нашел в этом месте ничего радующего взор. Чахлая трава на лугу, небольшой ручей да несколько десятков низких кривых деревьев.

Ни одного дома, ни одной постройки не было в Запретной долине. Не у кого было спросить: неужели эти жалкие растения и есть чудесные деревья, обладающие душой?

Царь Илитокан спустился в долину и приблизился к невысоким деревцам. По сравнению с исполинами, которые росли в роскошных лесах его страны, их и кустами с трудом можно было назвать.

«Непохоже, чтобы северные деревья таили в себе много мудрости, - подумал Илитокан. – Но раз столь долгий путь уже проделан, следует дойти его до конца».

В мелкой листве ближайшего дерева царь отыскал желтоватый плод размером со сливу.

-  Подождите, государь! – остановил его начальник стражи. – Вдруг это чужеземное растение ядовито! Позвольте сначала кому-нибудь из нас попробовать его.

-  Нет, - покачал головой Илитокан. – Я затеял это путешествие – мне и отвечать за его плоды.

С этими словами он надкусил странный фрукт и зажмурился от удовольствия. Вкус был не сладкий и не горький, не кислый и не соленый, а совершенно необычный. Такого Илитокан никогда раньше не пробовал.

Лишь только царь проглотил последний кусочек чудесного плода, перед ним вдруг возникла обнаженная дева. Никто не успел заметить, откуда она появилась. Дева была не высокой и не низкой, не светлой и не темной, не красивой и не уродливой.

Ничуть не стесняясь собственной наготы, она шагнула к царю. Воины преградили ей путь обсидиановыми мечами, защищая государя.

-  Ты ли и есть душа дерева? – спросил Илитокан, утирая с губ сок чудесного плода.

-  Да, - кивнула дева.

-  В таком случае я хочу выслушать твой мудрый совет, - сказал царь. – Говорят, мудрость деревьев намного превосходит людскую.

Дева улыбнулась.

-  Если рядом с тобой стоит женщина без одежд, нет ничего мудрее, чем заключить ее в объятия и коснуться губами ее кожи.

Каждая из ста двенадцати жен и наложниц, живших в царском дворце, многократно превосходила красотой странную деву. Но Илитокан решил, что раз уж пожелал познать мудрость, так нужно учиться ей до конца, какой бы глупой она ни казалась. Царь дал знак своим воинам, и те убрали обсидиановые мечи, освобождая путь девушке.

-  Что ж, подойди, я обниму тебя, - сказал Илитокан.

Дева смело пошла вперед.

Как только царь сомкнул объятия на ее стане, лицо его раскраснелось, и сердце принялось биться чаще. Едва он коснулся губами ее щеки, земля вдруг поменялась местами с небом.

-  Как зовут тебя? – прошептал Илитокан.

-  Язык деревьев – это молчание, - ответила дева, прижимаясь к нему грудью. – Люди не понимают его. Потому, зови меня, как хочешь. На вашем языке у меня нет имени.

-  Я буду звать тебя Татаи. Так называют в нашем краю все хорошее, что привиделось во сне.

-  Пусть будет так.

Освободившись от объятий, дева взяла царя за руку и повела его вглубь зарослей деревьев савангли-сам. И лишь только они проходили, ветви смыкались, ограждая их от взглядов воинов с обсидиановыми мечами.

Вернулись они лишь к утру, как раз когда воины уже собирались искать царя, опасаясь, как бы его не погубили дьявольские северные деревья. Илитокан улыбался и держал деву за руку, ни на минуту не отпуская ее ладони. «Теперь мы отправляемся обратно!» - объявил он воинам, после чего осмотрел крону чудесного дерева и, найдя там одиннадцать спелых плодов, бережно сорвал их и сложил в шелковый мешок.

Никто из воинов-ягуаров и воинов-орлов не отважился отведать волшебные фрукты савангли-сам. Хоть они вот уже месяц не держали женщину в объятиях, странное северное колдовство их пугало.

Весь обратный путь царь Илитокан глаз не сводил с Татаи. Дева полностью завладела его сердцем, и ни на что другое он не обращал внимания. Холод не тревожил его, не тревожила его морская болезнь – лишь бы рука Татаи всегда была в его руке. Воины же смотрели угрюмо. Привязанность государя пугала их. Они говорили, что, проходя через северные селения, много раз видели женщин, которые похожи на эту бесовку, появившуюся из дерева. И будто бы Татаи перемигивалась с ними. Видать, жители страны Тан попали под действие колдовства и живут с дьявольскими отродиями вместо обычных женщин. А теперь такая же напасть надвигается и на их страну.

Новолуние застало Илитокана в дороге. Увидав в небе тонкий серп, он тут же достал из припрятанного за пазухой шелкового мешка плод савангли-сам и съел его, чтобы древесная душа не покинула его. На этот раз плод стал как будто тверже, и мякоть его показалась царю сладкой. Сладкой, как поцелуи Татаи.

Быстроходный корабль из дерева баласар преодолел Западный океан и оказался в зеленых водах Внутреннего моря.

-  Вот и моя страна! – с гордостью сказал царь своей возлюбленной. – Она обширна и богата. Посмотри на труд рыболовов из прибрежных провинций! Как ловко они управляются с сетями и крюками на длинных лесах, выуживая рыб чутола, тетелан и папачат! Несомненно, за свой улов они получат много золота. Такими делами растет благополучие страны.

Татаи долго наблюдала за длинными лодками, и чем дальше, тем печальнее становился ее взгляд.

-  Увы, государь, - сказала она, наконец, - эти люди действуют неразумно. Посмотри сам! Большая ли рыба попалась им на крючок – они кладут ее в лодку. Малая ли рыба запуталась в сетях – они берут и ее.

Илитокан удивился таким словам.

-  Что же здесь неразумного? Разве рыбак, поймав малую рыбу, не затрачивает тот же труд, что и для большой? Так разве не заслуживает он хотя бы малой награды за свою работу?

-  Да, - кивнула Татаи. – Но от малой рыбы немного пользы. Если же отпустить ее и дождаться, пока она вырастет и даст потомство, море стало бы намного изобильнее и щедрее к людям.

-  Воистину, слова твои пропитаны мудростью! – воскликнул Илитокан. – Отчего же сам я раньше не задумывался над этим?!

-  Оттого, что ты – человек, - сказала дева. – Люди не привязаны ни к чему и берут все, что дается им в руки, не задумываясь, откуда оно произрастает. Деревья же глубоко проникают корнями в землю, и потому знают, как трудно ей рождать жизнь. Людям тяжело понять мудрость деревьев.

-  Но я, кажется, понял! – радовался царь, крепче прижимая к себе Татаи. – Как повезло моей стране, что я могу слушать твои советы!

Немедленно Илитокан повелел огласить во всех прибрежных провинциях указ, по которому любую пойманную рыбу длиной менее локтя следовало отпускать.

Корабль вошел в мутные воды широкой реки Тланкли. Увидав работу лесорубов из прибрежных поселков, Татаи опечалилась.

-  Государь, эти люди также действуют неразумно, - сказала она. – В день срубается сотня деревьев, а в год вырастает лишь одно. Что же останется здесь, если и дальше топоры будут мелькать так быстро?

Илитокан призадумался.

-  Ты снова права, - сказал он. – Я раньше и не замечал, как редеют наши леса.

-  Это потому, что людская мудрость быстра, как заячий бег. Не успел человек родиться, как уже наступает ему время умирать, - ответила Татаи. – Деревья же долго растут, каждый год выпуская по одной ветке. Потому-то людям трудно понять мудрость деревьев.

-  Хорошо, что я ее понимаю! – воскликнул Илитокан.

В тот же день по всем лесным провинциям был оглашен его указ. Теперь лесорубу запрещалось рубить больше одного дерева в неделю с тем условием, что взамен он посадит три новых.

Вскоре показались дворцы и пирамиды столичного города. На пристани корабль встречали князья и вельможи. Сто двенадцать царских жен и наложниц надели самые пышные наряды. Искоса они поглядывали на Татаи, дивясь, с чего бы это вдруг государю вздумалось притащить из северных земель эту дурнушку. Народ ликовал, ибо их царь невредимым вернулся из дальнего путешествия.

Во дворце все было готово для пира с сорока тремя переменами блюд. Змеи, разваренные на пару, золотистые рыбы, запечённые птицы стояли на столах. Царь занял свое место и рядом с собой усадил Татаи. Заиграли флейты и цитры. Все принялись вкушать изысканные яства и поднимать кубки с драгоценными винами. Только Татаи была не весела.

-  Посмотри, как безрассудно действуют эти люди! – сказала она царю. – От каждой рыбы они съедают небольшой кусок, и от каждой птицы – небольшой кусок, и от каждого мясного блюда пробуют лишь небольшую часть, а оставшееся выбрасывают.

-  Правда, - кивнул Илитокан. – Но у человека не бывает такого желудка, чтобы вместить в себя все сорок три блюда, которые подают на пиру, а попробовать хочется каждое.

-  Но разве может земля рождать столько пищи, чтобы удовлетворить такую расточительность? – спросила дева.

-  Не может, - согласился царь.

И он тут же повелел прекратить пир, а все приготовленные яства раздать бедным. Князья и вельможи расходились из дворца в недоумении.

С тех пор не было в столице шумных торжеств и пышных застолий. Государь все дни и ночи проводил с Татаи, не отходя от нее ни на шаг. С момента возвращения ни разу не призывал он к себе ни одной из ста двенадцати жен и наложниц, ни с кем не делил ложе, кроме древесной девы.

Завистью и злобой наполнились сердца женщин во дворце. Все они люто ненавидели северную колдунью. Они подмешивали в ее питье едкий сок травы урашут, от которого кожа синеет, и тело покрывается струпьями. Они добавляли ей в еду толченые корни тапак, от которых замирает дыхание, и останавливается сердце. Но разве может яд растений повредить душе дерева? Татаи выпивала едкий сок, съедала толченые корни, и ничто не причиняло ей ущерба.

Через некоторое время она сказала царю:

-  Зачем ты держишь во дворце всех этих женщин? Разве не могли бы они стать кому-то женами и родить много новых людей? Для чего же им томиться взаперти? Отпусти их.

-  Твои слова мудры, как всегда, - согласился Илитокан и в тот же день дал свободу всем ста двенадцати женам и наложницам.

Многие из них ушли с радостным сердцем, многие ушли, обливаясь слезами. Другие же остались во дворце, потому что им некуда было идти.

Вскоре наступило следующее новолуние. Илитокан вновь достал из шелкового мешка плод савангли-сам. На этот раз мякоть фрукта оказалась еще тверже и отдавала соленым, будто примешались к ней слезы его жен и наложниц.

Тишина и покой воцарились в столице. Прислушиваясь к мудрости деревьев, государь издавал указ за указом – один разумнее другого. И каждое новолуние обращался он к шелковому мешку, вынимая оттуда плоды савангли-сам, которые становились все тверже и все солонее.

В пятый месяц явились ко двору князья из приморских провинций, князья из лесных провинций и столичные князья.

-  Государство в упадке! – сказали они. – Рыбаки вынуждены отпускать пойманных рыб, плоты из драгоценного дерева редко увидишь теперь на реке. Пиры под запретом, а потому крестьянам некуда сбыть выращенный ими скот. Прислушайся к нам, государь, и отмени свои указы, потому что если так дальше пойдет, народ взбунтуется!

-  Неразумные! – ответил им царь Илитокан. – Вы думаете только о сегодняшнем дне, и не хотите знать, что останется нашим внукам и правнукам! Разве достойно поглотить все богатство в один момент, превратив страну в пустыню?! Нет! Ни один из указов я не отменю, ибо в них мудрость.

-  Внуки и правнуки, должно быть, уродятся не глупее нас, - говорили князья, - и смогут сами о себе подумать. А нам надо жить сейчас, потому что другой жизни у нас не будет.

Но не прислушался к ним царь и прогнал их со двора.

Тогда раздосадованные князья сговорились с царскими женами и наложницами, которые не пожелали уйти, и ночью напали на дворец, чтобы убить неугодного Илитокана. Воины-ягуары и воины-орлы храбро сражались с мятежниками. Много изменников полегло под ударами обсидиановых мечей, но и лучший воин носит смерть в своем животе. Когда все ковры в парадных коридорах пропитались кровью воинов-ягуаров и воинов-орлов, начальник дворцовой стражи один бился перед дверями в государевы покои, чтобы царь смог уйти потайным ходом вместе с Татаи.

Илитокан бежал, успев прихватить с собой лишь заветный мешок с плодами савангли-сам. За ним гнались. Его искали. Но Татаи укрыла Илитокана в густом лесу, упросила деревья не выдавать его врагам.

Когда опасность миновала, бывший царь и его возлюбленная выбрались на дорогу и пошли, куда глаза глядят. Так или иначе добрели они до маленькой деревушки в далеком захолустье. Здесь никто никогда не видел царя, а потому и не мог выдать его изменникам. Они поселились в маленькой хижине. Татаи плела корзины из тонких прутьев, а Илитокан подряжался на поденную работу. Тем они и зарабатывали на хлеб. И не жалел царь о прежнем могуществе, не грустил о пышных пирах. Рука Татаи была в его руке – и этого ему было достаточно.

Мятежные князья избрали нового царя, и отменили все прежние запреты. Наверстывая упущенное, люди с утроенной силой стали рубить деревья, ловить рыбу. Все больше сетей ставили в море, все дальше ползли вырубки, а на пирах теперь подавали по восемьдесят шесть перемен блюд.

Но Илитокана это не касалось. Он ел редьку и ел чечевицу, на которую удавалось заработать тяжелым трудом. И каждое новолуние он не забывал достать следующий плод савангли-сам из шелкового мешка. Все тверже становилась их мякоть, и теперь она отдавала горечью. Горечью отвергнутой мудрости. Но Илитокан не обращал на нее внимания. Он упорно разжевывал твердую, вяжущую мякоть, ибо мысль о том, что Татаи может покинуть его, была невыносима.

Так и шло время, пока однажды Илитокан не увидел, что в мешке его остался один-единственный плод савангли-сам.

Не раздумывая, он собрался в путь и отправился по северной дороге в далекую страну Тан. На этот раз не было у него быстроходного корабля из легкого дерева баласар. Не было верных воинов-ягуаров и воинов-орлов, вооруженных обсидиановыми мечами. Но две луны имел Илитокан в запасе, и рассчитывал, что к этому сроку успеет добраться до Запретной долины и отыскать новые плоды савангли-сам.

Опасен и тяжел был его путь. Но Татаи шла рядом с ним, поэтому Илитокан не замечал трудностей.

Пыльными дорогами, холодными ночами, через дождь и голод он добрался до далекой страны Тан. Новая луна застала его в неделе пути от Запретной долины. Увидав в небе новорожденный серп, Илитокан открыл шелковый мешок, но не нашел последнего плода савангли-сам. Вместо него там лежал камень. В ужасе низложенный государь стал шарить по карманам, искать на земле – не обронил ли он случайно драгоценный плод.

Татаи улыбнулась грустно.

-  Милый, не ищи того, чего нет! – сказала она. – Долго я была подле тебя. Долго ты слушал язык деревьев. И это не принесло тебе счастья, а твоей стране – процветания. Там, где мы хотели сберечь, теперь вдвойне расхищают. Там, где мы хотели взрастить, теперь рубят под корень. Раз моя мудрость не помогала тебе до этого, то не поможет и впредь, а сделает только хуже. Потому я и выбросила в реку последний плод савангли-сам, подменив его камнем, пока ты спал. Мне время уйти, а тебе – жить по своей, человеческой мудрости.

-  Нет! – закричал Илитокан и упал на землю. – Нет! – закричал он и принялся рвать на себе волосы. – Верни его! Верни последний плод! Я все смогу и все сделаю! Только верни!

Новорожденная луна растворялась в небе, а на земле растворялась Татаи.

-  Не могу, - сказала душа дерева. – Уже не могу. Но послушай мой последний, мой самый мудрый совет. Язык деревьев – это молчание. Мудрость деревьев – это время. Люди не понимают ни того, ни другого. Не связывайся больше с душами деревьев. Забудь про плоды савангли-сам. Не ищи мудрость, для которой не пришел час.

И дева растаяла в предрассветной дымке вместе с юной луной.

Илитокан поднялся с земли.

Илитокан вскочил на ноги и бросился бежать.

Ноги сами несли его дорогой к Запретной долине. Может быть он еще успеет сорвать заветный плод? Но нет. Где там? Недельный путь не одолеешь в два часа.

Но Илитокан бежал. Бежал так, что выскакивала селезенка, и легкие горели огнем. Он бежал в предрассветных сумерках, падал, обдирая колени об острые камни. Бежал в первых лучах солнца, карабкался по крутым обрывам, до мяса срывая ногти. Бежал весь день до самого вечера, пока сердце его не остановилось. Тогда Илитокан упал на холодную землю далекой северной страны и умер.

 

***

 

Старый царь Таватапатль закончил свой рассказ. Принц Илитокан, до этого внимательно слушавший отца, поднялся на ноги. Чтобы размять затекшие мышцы, он прошелся по палубе взад и вперед. Море несло зеленые волны, разбивая их об острый киль быстроходного корабля из дерева баласар. Впереди виднелся выход в Западный океан.

-  Чудно! – сказал принц Илитокан. – Чудно. Отец, но куда мы, все-таки, плывем?

-  Разумеется, в далекую страну Тан, - ответил царь. – Рыба перевелась в наших морях. Широкая мутная река Тланкли течет теперь через голую степь. Люди и не помнят, как выглядит лес. Чтобы построить этот корабль пришлось срубить предпоследнее дерево баласар. Кажется, пора нам внимательно послушать язык деревьев. Если я не доберусь до Запретной долины, так ты доберись и вкуси плодов савангли-сам!