Ветер был особенно нежен и неуловим в это утро. Розовая дымка вдали чуть колыхалась тончайшим шелком, натянутым на горизонте. Ни корабля, ни единой лодки не нарушало игривой невинности воды вот уже несколько лет, которые, конечно, казались вечностью на острове. Цигена поднималась в гору, пробуя босыми ступнями пыльные камни. Она любила гулять по острову без обуви, словно таким образом чувствовала свою причастность творениям природы. Оттого ноги ее были покрыты синяками и ссадинами, но кожа, словно сопротивляясь такому насилию, не грубела. Цигена преодолела очередной подъем и остановилась на каменном уступе отдохнуть. Внизу уже по-дневному знойно мерцало море, расширяясь от берега необъятным светло-голубым, почти белым пространством. Цигена подумала, что в этот час ее подруги уже, наверное, расположились на берегу в простых платьях-туниках, натянули над головой белое покрывало и пьют, не спеша, фруктовые соки. И им некуда было торопиться. Остров давал такую свободу, отгородив своих обитателей от времени, но ограниченность суши лишала и пространство привычных значений.

Каждая из обитательниц острова привыкла к иному миру, поэтому необходимость приспосабливаться сломила непокорный дух многих. Чувствуя сопротивление воли этих людей, природа по-своему разрешила напряжение, сковавшее безмятежность острова во время последнего великого переселения в истории человечества. Непокорные утонули, погибли в горах, многих унесла в землю неизвестная смертельная болезнь, стремительно промчавшаяся по побережью, где жили переселенцы. Те же, кто остался в живых, подчинились природному порядку, заведенному в границах острова, ибо там, за туманным розовым горизонтом, осталось только их прошлое, полное кошмаров, насилия, изощренного зла и печали. Цигена заметила надвигающуюся тень, предвещавшую непогоду, и продолжила свой путь. Сегодня ей не хотелось спускаться и, присоединившись к остальным, пережидать дождь в хижинах.

Цигена казалась самой стойкой среди других женщин на острове, она никогда не скучала здесь. В сезон дождей, который в этом году неуклонно приближался, занималась хозяйством, плела корзины, сочиняла стихи, как многие другие девушки, только все у нее получалось будто легче, свободнее и верней. Слабые духом, сомневающиеся и тоскующие, глядя на Цигену, становились тверже и учились радоваться жизни на острове. Женщина напоминала остальным об ужасах, которые вынудили их всех оставить прошлую жизнь, чтобы спастись, чтобы сохранить красоту и мир, хотя бы еще на несколько десятилетий.

Во время сезона дождей случались самые беспросветные дни, когда обитательницы острова чувствовали себя птенцами в гнезде, забытом пернатыми родителями, ракушечником, выброшенным на берег приливом, бусинами с разорванной нити ожерелья. Тогда Цигена устраивала в главной хижине собрание и говорила, а слушали ее внимательно, с последней надеждой в уставших от тоски и дождя глазах.

- Сестры мои, зачем вы печалитесь, зачем стенаете? Забросили вы хозяйство и дома ваши. Возможно, вы забыли, сестры, вы многое забыли. Вспомните, что было там, в вашей прошлой жизни – кровавые войны одна за другой, и не было им конца. Вспомните, как умирали наши отцы, мужья и сыновья, как рвались они в бой, как убивали друг друга. Вспомните, вы похоронили их всех, там, на материке. И негде было укрыться нам в нашей печали. Земля перестала приносить зерно и плоды, вымер скот. Наши дома, где мы с такой любовью вели хозяйство, создавали уют и тепло, растили детей в гармонии и любви, ждали мужей и создавали им тихий островок рая. Что осталось от наших домов? Руины и разрушения кругом. Вспомните ненависть в глазах отцов, мужей, сыновей, презрение, с которым они оттолкнули вас и ваши бесценные дары, и гнев, который они обратили против врагов своих. Нимфалида, скажи, разве вру я сейчас? За тот последний год на материке ты постарела так, что отцу своему годилась в сестры. Он не защитил тебя от насилия и зверств, которые учинили с тобой соратники его; отдал на растерзание ради дружбы этих нелюдей. Слыша твои крики, мы вбежали в дом твой, но не сумели помочь тебе, нас избили тогда. Не помните, сестры? Вот шрам на моей руке.

И женщины с удивлением и болью вспоминали подробности своего жалкого бессилия, бессонных ночей и безрадостных дней. Здесь, на острове, за годы многое забылось, казалось нереально-зыбким и странным. Память о кошмарах словно смывалась морской водой, терялась в песке, растворялась ветром и дождями. И Цигене приходилось снова и снова напоминать женщинам об их прошлом, чтобы не потерять настоящее. О будущем же говорили мало – ждали только смены сезонов и времени суток. У этих женщин не было будущего, ведь они бросили своих мужчин на растерзание друг другу и лишились возможности произвести на свет новое поколение. Кода все города земли были разрушены, сожжены и потоплены, а человечество почти истребило себя в изощренной непрекращающейся борьбе и ничтожная горстка людей копошилась в последней войне, женщины устали от бед и ужасов. Они хотели сохранить красоту и мир и поэтому в одну из ночей собрались на Священной горе для совершения тайного ритуала. Призвав магические силы, что таились в их теле, ведь они были даны от природы, женщины перевоплотились в огромных бабочек, под покровом ночи, пересекли охраняемые границы и устремились вглубь моря.

Женщины-бабочки не знали, куда летят и что там ждет, но их вела последняя надежда на спасение. Безымянный и незнакомый остров мерцал в предрассветном тумане. Розовая дымка окутывала коконом его гористую плоть. С первыми лучами солнца магические силы рассеялись и бывшие бабочки упали в песок. Так началась их новая жизнь, такая радостная поначалу, обещавшая безмятежность дней и спокойные радужные сны ночами. Зеленые долины острова кишели птицами и травоядными. Природные сады ломились от тяжести роскошных плодов. Женщины легко освоили новые способы земледелия и хозяйства. И несмотря на трудности, не чувствовали они тяжести бытия. Совместный труд приносил им радость и удовлетворение, первые месяцы существования вне мужских войн напоминали рай. Только спустя первый год начались сомнения. Тогда и случились природные катастрофы, штормы и эпидемии. Болезни и смерть. Сейчас им казалось, что и эти беды уже позади. На самом деле, здесь, на острове никто не знал своей участи. Память стирала многое, и лишь Цигена помнила все. Ее «сестры», как она их называла, не знали, что Цигена записывает события, ведет дневник. Всем казалось, что она обладает редкой памятью и наблюдательностью, когда та говорила на одном из собраний во время сезона дождей:

- Смерть и боль преследовали нас на материке. Полигония, вспомни, как пытали твоего мужа, Клавдия. Как вырезали достоинство его и соски, лишили слуха, языка и зрения. Ведь ты должна еще помнить во всей яркости и неотразимости, во всей любви своей какие у него были глаза – всегда немного грустные и такие нежные. А жаркие, чуть шершавые губы его, помнишь, как ласкали они твое пылающее желанием тело. И весь-весь он, и его отняла у тебя та наша прошлая жизнь, и мы не хотим, о, ни за что – туда вернуться…

Вспоминая мужа Полигонии, Цигена представляла отнюдь не жену Клавдия, а себя. В тот последний вечер своей жизни он ласкал «жаркими, чуть шершавыми губами» тело своей тайной возлюбленной. Грубо разорвали их объятья ворвавшиеся в дом Клавдия враги. Его пытали, а Цигена ничем не могла помочь. Вернулась Полигония, и, пораженная увиденным, лишилась сознания. И обеих долго и зло насиловали рядом с трупом любимого ими мужчины.

На собрании Цигена воскрешала ощущение той боли у Полигонии, которая теперь сомневалась в реальности ужасов прошлого. Но ни слова не сказала она о себе, о том, что и ей пришлось разделить ее участь. О своей единственной любви на материке. Цигене, как и другим женщинам, не к кому и не к чему было возвращаться туда. Единственная из женщин, она владела искусством письма, а потому записала всю свою жизнь там. Она записывала и события на острове, хотя их было, конечно, намного меньше. Но не остались забыты умершие не своей смертью – жертвы сомнений. Поэтому меньше других мечтала она вернуться обратно, даже если б это было возможно. Ничего уже не ждало там, за розовой дымкой.

Но сейчас дымка растворилась в тяжелой тени, накрывшей безымянный райский островок суши. Природные силы, сговорившись, готовили дикий, невиданный рецепт: холод и ярость пронизывающего ветра, немного ледяных капель скудного, отрывистого дождя, недосягаемой высоты волны, которые непременно накроют остров с головой; держитесь, последние детеныши человеческого рода, пора вас немного потревожить, а то как бы вы не успокоились в своем невинном укрытии от непредсказуемости бытия!

Тревожно вглядываясь в зловещую черноту неба, Цигена успокаивала себя: «Всего лишь начало сезона дождей, кончилось еще одно долгое лето», - и не верила себе. Привычный цикл нарушался. «Не забыть написать об этом» - зафиксировала она важную мысль и поискала глазами место, где можно спрятаться. Разумнее было бы спуститься к подругам, ведь такой ураган обещал нескоро кончиться, да он и не начался еще, и Цигена наверняка успела бы возвратиться не промокнув. Однако недалеко была укромная пещера, скрытая зарослями кустарника, и вскоре женщина нашла ее.

- Как ты попал сюда?

- Своими силами добрался. Без всякой магии.

- Кто ты?

- Ты не заешь меня.

- Как ты мог проникнуть на наш остров?

- Может, достаточно глупых вопросов? Остров не ваш, ты и твои подруги не здесь родились. Мое имя ты не знаешь, и оно тебе ничего не скажет. Я мужчина с материка, я приплыл к тебе. Посмотри вниз, там я оставил лодку.

Цигена выбежала из пещеры и заглянула за обрыв. У затихшей перед ураганом воды лежала маленькая лодка. Это было первое судно, достигшее берегов острова, нарушившее розовую безмятежность дымки-кокона. Лодка причалила вдали от хижин обитательниц острова, и женщины, наверняка, не успели заметить странного пришельца.

- Тебе бы стоило спросить, зачем я проделал этот путь, зачем я всю ночь плыл сюда, а? Это должно тебя больше волновать, ведь ты вот уже десять лет ничего не знаешь о том, что творится за горизонтом.

- Почему же, мы знаем все. И мы многое помним. Война, которой не было конца, разрушила мир и красоту земли, и мы покинули последний город, чтобы сохранить остатки красоты в наших душах и любовь в наших сердцах. Женщины, с которыми я живу здесь, не могли больше покорно сносить зло, творимое мужчинами, нам надоело подчиняться, но и бороться с вами на равных мы не могли. Потому что добро не может воевать со злом, оно может только уклониться от боя, предпочтя не участвовать в нем. Мир, созданный мужчинами, оказался не тем, чего мы хотели, о чем мечтали в детстве. Нас научили унижению и покорности, мы усвоили законы мужского мира и то, как в нем выжить. Надо подчиняться, надо действовать всегда незаметно, скрывать, лгать, предавать тихо, прятать, создавая видимость бескорыстного дара, делать вид, будто все свое готова отдать, на самом же деле всю себя запрятав в надежный кокон. Вы были не готовы к нашим дарам, к искренней любви и дружбе, вы сами уничтожили свой мир. А мы – не захотели спасать его догорающие останки, тлеющие угольки нежности. Внутри нас жила нетронутая вами красота, которую вы называли тайной. И мы унесли ее с собой.

- И что же дальше? Логичный вопрос, не правда ли?

- Ничего дальше. Человечество дошло до края в своей жажде господства и омуте непонимания, заглянуло за него и увидело свою смерть. Завершение длительного проекта, который казался бесконечным.

- И ты не веришь в спасение?

- Спасение я обрела здесь, но и оно, как ты понимаешь, недолго. Все хорошее кончается. Как и плохое.

Цигена посмотрела на кусочек неба из прохладного укрытия пещеры – черный навес над морем и островом казался неподвижным. Воздух застыл в тягостном ожидании, земля изнемогала от жажды внезапных капель дождя. Мгновение перед взрывом затянулось на неопределенный срок. Цигена села на землю и, спокойно обхватив локтями крепкие колени, закрыла глаза.

- Вижу, ты не ждешь от меня радостных новостей. Это не огорчает меня. Видимо, юношеское стремление очароваться чем угодно давно сменилось у тебя скептической уверенностью в непостоянстве всего земного. И это твоя единственная вера.

Странник тоже опустился, он сел напротив женщины и серьезно, даже с какой-то грустью смотрел на ее прикрытые веки. Он был уже давно немолод, солнце сожгло его некогда красивое лицо, теперь изрезанное неподвижными морщинами. Но голубизна его глаз горела желанием жизни, он не привык сдаваться в боях.

- Я, как и все здоровые мужчины, много воевал, я бесстрастно рушил преграды на пути моего войска и был неумолим с врагами. Ты решишь, что я, как любой другой мужчина, склоняю тебя к верному пути, в главном с тобой не соглашаясь и признав твою неспособность сделать собственный выбор. Но ты еще не все знаешь. Вы живете прошлым, а также настоящем, которые очень скоро станет тем же прошлым, а я буду говорить о будущем, которое возможно… Так вот, я расскажу тебе кое-что, и ты сама сделаешь выбор. Десять лет назад, когда, как ты знаешь, горстка оставшихся в живых мужчин и женщин завершала земное существование человеческого рода, когда жестокость, кровь, насилие достигли предела человечности, когда уже и звери, все твари земные казались более справедливыми существами, чем мы – в одну из ночей ты и твои подруги покинули материк, и никто не знал, где вы, но и не бросился искать вас. Так вы смогли спастись, ведь оставшиеся женщины, которые были намного слабее вас, погибли от болезней и других бед. В тот год тяжелая болезнь прокатилась по городу. Выжили лишь самые сильные телом и духом мужчины. Неизвестная болезнь длилась несколько лет. И не так давно началось выздоровление, медленное и долгожданное. За годы, проведенные в полудиком состоянии, подобные жалким насекомым, чахлым растениям, выжженной земле – за то время мы осознали бессмысленность борьбы друг против друга. Теперь мы боролись за жизнь, за свою и чужую жизнь. Мы помогали друг другу встать, чтобы идти дальше. Потому что надо идти, что-то делать, нам очень хотелось жить. Но как продолжать идти вперед, когда на материке не осталось ни одной женщины? Как радоваться жизни, как видеть красоту среди руин, как продолжать род и кому подарить эту нежность, оставшуюся в душе. И ее не уничтожили ни войны, ни болезнь. Каждый из нас чувствует себя словно незаконченным, разрубленным надвое. Мы не можем ничего придумать без тебя, Цигена, без твоего ума, и без твоей силы. Мы не можем идти. Слабые и неуверенные мужчины ждут моего возвращения. Ждут вестей. Что я могу сказать им? Что нам делать? Как самый бодрый и стойкий, я одолел путь к острову. Самые сильные мужчины остались в живых после болезни, но сейчас они только возвращаются к жизни. Сильные духом женщины здесь, на острове. И ты, видимо, одна из самых стойких. Как нам понять друг друга, когда между нами целое море?

Цигена поднялась на ноги и вышла из пещеры. Пелена туч зависла в ожидании ее ответа, море не шелохнулось. Будет ли шторм сегодня или это только символ конца изолированного спокойствия? Полигония, Калликора, Нимфалида, Камилла, Ванесса, Кайя, Макроглосса, Апатура, Махаон… Что ей сказать подругам, когда она – лидер среди них, образец в самые тяжелые минуты, указатель пути? Этот мужчина прав, выбор за ней, но за ней же – и жизни всех, всех оставшихся в живых женщин. Словно волшебные нити держала она сейчас в руках, нити чужих судеб, надежд и тайн. Все, что было прежде, в той жизни – теперь ничего уже не значит, и не имеет былой ценности ее убитая единственная любовь на материке, былые мечты, память о насилии над ней и другими женщинами. Прошлое известно ей, но и будущее тоже. Будущее на острове – догорание душевного огня, нетронутой красоты в сердце, бессмысленное порхание бабочек, смерть среди милых добрых лиц – за которой неизвестность, но это уже будет конец будущего. Что ждет ее на материке, ее, не сомневающуюся и упорную в собственном выборе? Новая жизнь, ежедневный труд, новые жертвы и снова выбор, ошибки и раскаянье. Мужчины, причинившее ей боль, должно быть, мертвы, ибо в живых остались избранные. Зачем она нужна им и они ей, как выразить это словами… Неизвестно ей лишь настоящее, это настоящее, в котором смысл бытия всего человечества, для чего-то разделенного лишь на мужчин и женщин.

 

- Спускайся скорее к лодке, пока шторм не настиг нас. Я плыву с тобой, обратно, на материк.