— Насилие, насилие, насилие. Тебе не жалко этих девушек?

— Э?

— Почему ты вновь и вновь вставляешь эти описания в свои книги, мой юный гений? — говорившая едва ли была старше писателя, однако сложно было многое сказать о фигуре в тёмном плаще, которую освещали только вечерние лучи солнца, да огненный шар на углу стола.

Она перевела взгляд от очередной книги, что взяла с забитой полки, а спина писателя выпрямилась, когда он отреагировал на мягкий голос.

— Это важно? Ты прекрасно знаешь, что мы всего лишь маленькая деревушка на окраине дерева. Они приходят быстрее, чем мы успеваем опомниться после прошлого нашествия.

— Увиливаешь, — пробормотала гостья, наклонившись к корешкам на более низких полках.

Писатель снова обернулся и неосознанно провёл взглядом по изгибу декольте, что открылся перед ним, заставив сердце колотиться в бешеный такт ливня, что барабанил по окну. Он сглотнул и тут же отвернулся.

— Головкой иголки не попадёшь в точку, где мы находимся на карте. Но для нас это война.

— Хо? Война? — голос оставался таким же мягким, поэтому писатель не мог понять, искренний это вопрос или же над ним смеются.

Но всё равно продолжил.

— Будь то кровопролитная схватка или бутылка, что прилетит от случайного пьянчуги — мы постоянно боремся за существование.

— И, тем не менее, в твоих рассказах иной раз далеко не о схватках с «пьянчугами», — усмехнулась девушка.

— Нет-нет-нет, всё не так просто, — затараторил паренёк, выбивая в такт своим словам пером по столу. — Девушки и даже, в определённом, кхм, смысле, молодые парни становятся жертвами этих войн.

— И поэтому ты тратишь десяток страниц на описание очередной «жертвы».

Девушка вздохнула.

— Я определённо понимаю, к чему ты клонишь, Феликс. На деревню нападают, а какой-нибудь солдат покушается на девушку, что обязательно белее лебединого пера и невиннее твоего щеночка…

— Именно! — прервал он, не поняв того, что над ним только что издевались. — Полно умников-писак, которые том за томом строчат о великих героях, но кто помнит о простых жителях?..

— Слушай…

— …кто? Я хочу напомнить. Показать всем этот ужас. Я не настолько наивен, чтобы полагать, что остановлю всех и каждого, но если мои строки проникнут в сердце хотя бы одного, то всё это не зря? Верно ведь?..

Последний вопрос он произнёс тише, словно не был уверен, а действительно ли он сказал сейчас всё правильно.

Он немного помолчал, не в силах поднять глаза на свою гостью, а затем схватил по привычке сумку с писательскими принадлежностями из-под стола (как и каждый уважающий себя писатель, он верил, что момент вдохновения приходит и уходит – важно успеть поймать его даже посреди пустыни) и сложил кисть в жест, гася огонь над столом.

— Пойдём. Они придут уже совсем скоро.

02:46:10 до начала

— Я выбрала тебя, потому что у тебя есть потенциал, — произнесла девушка, выйдя на свежий воздух. — Я вижу пламя в твоих глазах, но твой пах слишком часто берёт над тобой верх.

Парень поперхнулся.

— Ну, ну, — проговорила она, похлопывая его по спине.

— Но тобой движет доброе сердце, — добавила вдруг она, когда они спустились вдоль массивного ствола дерева и теперь чуть ли не буквально проталкивали путь в сторону рынка.

Дом Феликса был очевидно не из самых роскошных («уж простите», как он говорил обычно), а потому надстроен на окраине дерева – чуть выше и правее домов более влиятельных персон.

— Я давно искала такого…

— Э?.. — тут же покраснел парень — Я что-то… Что-то сделал?

— Нет-нет, — улыбнулась девушка и тут же сдвинула взгляд вперёд. — О-о-о, пойдём-пойдём!

Не успел писатель переварить мысль, как его в буквальном смысле протащили к повозке с яблоками.

— Угостишь? — хитро глянула она в его сторону с озорной улыбкой.

— Хм. — писатель сделал вид, что задумался, и достал медак. — Это за комплимент.

— Ху-ху, — довольно промычала его спутница, уже во всю впиваясь в сочное яблоко.

— Эка красотка с тобой, друже! — прогремел голос продавца, который с широкой улыбкой зазывал к себе покупателей. — Не упусти, а? Жаль личика почти не увидишь – все мужики в округе с ума посходили бы!

Продавец расхохотался, тогда как девушка продолжала грызть плод, не подавая и вида. Парень понял, что выкручиваться придётся ему.

— Н-Нет, понимаете, там после, ну… — он указал взглядом на свечу, что стояла на прилавке. В деревне было много таких. «Задетых».

— О, сочувствую, миледи. На, возьми ещё одно за глупость старика.

— Яй! — она не стала ждать, пока тот передумает, схватила яблоко и направилась дальше.

— П-Прости, это, наверное, не очень приятно. Напоминать про ожоги и…

— Нет-нет, — довольно отвечала она, — большинство, видя капюшон, обычно сразу принимают за шпиона остроухих, так что этот ещё добряк среди добряков.

— И спасибо, что угостил, — добавила она немного позже.

02:01:26 до начала

— Но всё-таки есть в твоих закорючках кое-что, что мне не по душе.

— П-Пах?.. — снова начал краснеть Феликс.

Девушка рассмеялась. Она шагала бодро, налегке и явно была довольна этим вечером, а покончив с первым яблоком, тут же бросила остатки в ближайшую кучу отходов.

— Ты могла просто сжечь его.

— Ме, слишком много лишних движений для этого.

Она скривила личико, но в следующее мгновение вернулась к прежней лёгкой улыбке:

— Пах само собой. Меня скорее удивляет и не удивляет твоя популярность в одно и то же время…

Парень подбежал и наклонился ближе, всё ещё не в силах понять, когда её следует воспринимать всерьёз.

Они вышли к набережной. Так здесь называли место, где длинный водопад спадал с огромных зелёных листьев вниз. Жидкость накапливалась в результате вечного ливня, и вся картина в целом выглядела так, будто стена воды стоит по ту сторону ограды…

Вам явно не хватает солнца – сказала в тот момент девушка, глядя то на листья далеко вверху, то на бездонную пропасть под ними, то на саму воду. Она сложила кисть в знак и вытянула руку с получившимся шариком огня, словно бы представляя, что это и есть горящая звезда.

И какая бы высота там ни была, она не остановила её от того, чтобы тут же забраться на ограждение и пойти в попытках сохранить баланс между своим спутником с одной стороны и пропастью – с другой.

— Ты раз за разом пишешь одно и то же и не надоедаешь читателю. Нет-нет, не делай такое кислое лицо – не перебивай пока. В этом подходе нет ничего плохого и мастерство писателя как раз в том и заключается, чтобы суметь увлечь читателя даже старой историей. Но ты другой.

К горлу Феликса подступил ком и некоторое время они шли в тишине.

— Я плох? — наконец выдавил он из себя, снова переходя на полушёпот.

— Неопытный… Да, неопытный. Ты много написал, но малому научился и застрял на одном месте.

— Что же не так?.. — писатель сжал руки в кулаки и распахнутыми глазами следил за девушкой.

— Ты ещё не понял? — ответила она, и снова одарила своей озорной улыбкой.

«Снова издевается,» — вздохнул писатель.

— Не-ска-жу.

Ещё один вздох.

Девушка засмеялась и на миг потеряла равновесие, из-за чего Феликс тут же вцепился в её руку, чтобы удержать на ногах. И тут же залился краской, когда почувствовал, как фигура прильнула к нему, а он ощутил её мягкую кожу.

Та тоже заметила его реакцию и снова рассмеялась.

Но на этот раз смех был легче и тише.

— Не вздумай потом вставить подобное в одну из своих книжоночек, — улыбнулась она, отступив в сторону.

— П-Прости, — писатель пришёл в себя и тут же поспешил за девушкой, которая уже смело шагала вперёд, кусая следующее яблоко.

— Ты слишком заигрываешь с темой. Читатель не дурак и поймёт, что твои потуги – не более, чем желание напугать, нагнать страх. И хорошо ещё, если на тебя повесят только «плоского, однообразного писаку», а не простого извращенца.

Следующие несколько минут они шли в тишине, под звук падающей с огромной высоты воды.

— Знаешь, сначала я не поверил, — сказал Феликс, поравнявшись с ней. — У меня есть читатели, но ты первая решила встретиться со мной лично.

— О, всё просто. Я часто путешествую и люблю читать: прихожу, общаюсь и пишу в журнал — тем и живу. Тебе повезло оказаться, пожалуй, самым плодовитым из местных.

— Плодовитым. Не хорошим, — криво усмехнулся он в ответ.

— Людям скучно следить за одними только успехами, а из писателей с потенциалом можно выжать иной сок, нежели из народного любимчика, который лишнего слова не скажет из-за своего положения.

— Я искала искренность, — добавила она после глубокого вдоха («нет, ей явно нравится здесь»).

— Пойдём, уже скоро…

Парень пошёл обратно, а следом за ним и девушка.

Лишь шёпотом добавила: «Мне тоже было скучно».

00:46:15 до начала

Они вновь продирались через рынок, толкучка на котором, казалось, стала только больше. Не говоря уже о брани, что летела со всех сторон.

Девушка шла позади и наблюдала, как Феликс, а вместе с ним и жители, в спешке набивают сумки провизией, в то время, как другие продавцы завешивают опустевшие телеги.

— Прости, что принимаю тебя в такой обстановке, — на ходу извинялся парень. — Нам не повезло, что из всех дней дождь решил затихнуть именно сегодня.

— Все боятся остроухих?

— Точно. Набегут и начнётся: грабить всё и вся, убивать всё и вся…

— …насиловать всё и вся.

…

— Прости, не удержалась.

Парень уже потерял счёт тому, сколько раз поступки и слова этой девушки ставили его в тупик за сегодня.

Они уже подходили к дому писателя, когда она задала вопрос:

— Ты пытаешься достучаться до сердец людей, но насилуют ведь враги. Воины встанут на защиту своих жён и дочерей и без твоих книг, а враги их не читают.

Писатель остановился перед дверью и прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:

— Если бы это были только враги.

Дальше говорить уже было некогда. Дождь остановился, а вместе с ним затих и водопад.

Первая стрела пролетела в небе.

0:00:00 до начала

Крышу дома Феликса тут же охватило пламя – он быстро сложил знак и перенёс массивный шар воды из ближайшего колодца в сторону огня. Оставаться уже было нельзя, поэтому он быстро повёл девушку в старый район, где они укрылись в полуразрушенном доме на окраине деревни.

Едва дыша, писатель бегал по пыльным и обгоревшим комнатам, запирая всё, что можно ещё запереть.

— Помоги мне.

Они вместе принялись за здоровый шкаф и придвинули его на место выбитого окна.

— Старые развалины, — чуть погодя начал Феликс: он сполз по стене вниз и отхлебнул воды из фляжки, после чего передал её, севшей рядом, девушке. — Когда-то эти районы были немногим хуже наших сейчас, но потом пришли остроухие… Хорошо только, что воровать здесь уже нечего, поэтому они редко подходят близко.

— А если и подходят, то – убить. Потому что знают, куда мы побежим прятаться, — закончила девушка.

— Бандиты. Поговаривают, что основное войско уже давно ушло огибать дерево с другой стороны, а эти – так. Тащат то, что видят, пленных не берут, а девок (он покосился на спутницу) бросают там же, где и берут. Утолят «жажду» и уходят ещё на месяц, пока будет идти ливень. Потому что понимают, что с ним они будут для нас как на ладони – не их стихия.

Писатель отхлебнул ещё раз.

— Вот и отбиваемся, как можем. Этим бандюкам ума не хватит искать дальше своего носа, поэтому наши просто заранее прячут подальше всё самое ценное.

— Как сегодня на рынке? Неужели помогает?

— К нашему удивлению. На самом деле деревня практически не страдает, а вот эти руины, где мы сейчас, остались после самого первого нашествия основной армии. Некоторые боятся, что бандиты ворвутся в их дома, поэтому тоже прячутся здесь в округе. Самое важное, не наткнуться на другого бродягу, который уже облюбовал себе пепельный уголок – споры не всегда решаются мирно даже среди своих.

— Ты всегда вставляешь в свою речь вот эти вычурные обороты.

— Эм-м. Это профессиональное, — чуть ли не по слогам выговорил писатель, чем тут же рассмешил девушку.

—Эй!

***

— Может они и правда видят в моих книгах только похоть?.. — проговорил Феликс, словно спрашивая самого себя.

Прошло уже несколько часов. Они тихо лежали и через щель следили за происходящим снаружи, где остроухие то ликовали, проходя мимо и потряхивая звенящими мешками, то кричали угрозы, за которыми следовал обязательный пинок, а затем и грохот какой-нибудь неудачно подвернувшейся скамьи.

— Это обязательно нужно было вспомнить прямо сейчас? — проворчала девушка и тыкнула писателя пальцем в бок. Хотя на её лице всё равно появилась улыбка.

Она продолжала ещё некоторое время смотреть в щель, после чего сказала:

— Анна.

— Э?..

— Ты так ни разу и не назвал меня по имени, — она сделала вид, что надула щёки. — Я всё покажу.

Вдруг раздался грохот, а здание содрогнулось.

Феликс тут же подскочил к щели, но только для того, чтобы увидеть несколько фигур с топорами.

— Эй, главный, смотри эка красиво завалили! Ну ка, навалились, братишки!

Снова треск дерева.

— Кажется недолго осталось нам… Прости, что втянул вместе с собой, — начал писатель в панике, сам того не замечая, как крепко сжал руку девушки.

Он всё продолжал говорить, тогда как она сказала только одно, в последний момент:

— Это ты прости. Если выберешься живым, напиши книгу в мою честь.

Здание заполнили фигуры трёх остроухих и снаружи наверняка были ещё. Даже с оружием у писателя не было бы и шанса.

Но его шокировало другое.

Длинные уши.

Длинные уши, которые больше не скрывал капюшон девушки. Только длинные острые уши и очаровательные светлые волосы.

Слова, которые он хотел сказать ей в ответ на последнюю просьбу, застряли комом в горле, в то время, как она наклонилась к нему и стёрла пальцем одинокую слезинку.

Парень и не заметил, как их губы соприкоснулись.

Он не помнил, сколько длился этот момент. Только яблоки. Аромат яблок и немного соли.

— Анна…

Больше ничего.

07:48:56 // Первый день

Очнулся Феликс в тёмном помещении.

Хотя по-настоящему очнулся он только через несколько минут, когда развеялись тяжесть в голове и туман перед глазами. Тогда он понял, что попал в крохотную комнату, где практически ничего не было, кроме серых стен, стола и кровати. Лишь через маленькое окно сверху пробивался тоненький луч света.

А ведь когда-то в детстве он любил разглядывать светящиеся пылинки, что кружатся в солнечном луче.

Писатель выругался.

«Где я?»

…

«Почему?..»

Он не чувствовал сил и первую ночь провёл уткнувшись в подушку.

31:08:24 // Второй день

Феликс ещё раз оглядел комнату, бросил взгляд на явно прочную дверь – он сразу понял, что так просто его отсюда не выпустят.

Кхгх. Скрип ручки.

Попытаться стоило.

Он сделал несколько шагов назад, опёрся о стену и плавно спустился на пол.

Писатель всё ещё не помнил, что с ним произошло после того, как в дом ворвались остроухие. Их приближение, треск дерева, грохот, девушка…

Но нет.

Нет. Одно он помнил точно.

Он помнил, как в последнюю минуту их губы соприкоснулись. Он всё ещё помнил, как те губы кусали его собственные. Он знал, что это мгновение не забудет уже никогда.

175:23:12 // Седьмой день

Всё оставалось на своих местах, но кое-что новое Феликс за эту неделю всё-таки узнал.

1. Его кормят, а значит пока он нужен живым.
2. На третий день он нашёл в еде малюсенький клочок бумаги с единственным словом: «Пиши». Из чего следовало, что…
3. …он явно не один. И возможно всё ещё есть кто-то на его стороне.

Она?..

Как бы то ни было, он обратился к своему неизменному приятелю – письменному перу.

Благо его сумка осталась с ним. Ситуация с торговцем на рынке была не очень приятной, но писатель в душе и сам подозревал свою спутницу. Он не понимал, жалеет об этом сейчас или же – нет.

Но раз идёшь в логово врага, то будь готов записать и свои последние строки.

Подозревал, но привязался. Вот же дурак.

Примерно такими словами и началось первое письмо, которое он затем аккуратно положил под дверь.

Утром его уже не было.

199:07:48 // Восьмой день

Феликс писал всего по одному письму в день, но иной раз мог разойтись на несколько страниц, смешивая чернила со слезами, и неудивительно, что рано или поздно бумага должна была закончиться.

На помощь пришли деревянные стены, с которых он жестом срезал тонкие ломти, обращая их в бумагу.

— Хоть какая-то польза от меня, — криво усмехнулся он.

«Сейчас идёт уже восьмой день, вторая неделя. Но знаешь что? Я продолжаю писать. Я пытаюсь понять смысл того, что произошло. Перо отвлекает от лишних мыслей и даёт мне надежду, что однажды ты прочитаешь эти письма…» — последние несколько слов несколько раз перечёркнуты. «Хотя будет неловко, когда ты дойдёшь до страницы, посвящённой твоему бюсту, ха-ха… Хотя за мантией было плоховато видно… Так, о чём это я?

Извини, что я вычурно выражаюсь (снова), но я верю в тебя. Ты ведь с ними, верно? Но я живой и меня даже кормят! И я верю в то, что ты правда любишь книги: ты знаешь мои, ты критиковала общую тему, что переходит из одной в другую – к врагам не приходят с такими знаниями. Поэтому я верю, что однажды ещё увижу тебя. Верю, что смогу понять.

Я всё ещё верю в тебя. Твой Феликс».

День **

Феликс писал снова и снова: сворачивал лист бумаги пополам, подписывал в углу её имя и осторожно просовывал под дверь. Делал копии и для себя тоже, пока согревал руки у сотворённого шарика огня.

А письма каждый день скрывались по другую сторону двери.

День ***

«Я не сдаюсь. Сегодня снова проснулся на мокрой подушке, но это ведь просто реакция тела, верно? Поэтому не сдаюсь.

И всё ещё верю в тебя. Твой Феликс».

День ***

«Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна, Анна...

Я постоянно пишу и произношу твоё имя. Может я уже окончательно разломал все полочки рассудка в шкафу своего разума, но я не хочу. Не хочу забыть.

Я верю. Твой Феликс».

День ***

«Помнишь, мы так и не закончили разговор о моих книгах? Мы остановились на предположении, что читатели видят в них только лишь сухую похоть. Знаешь, я никогда никого не любил раньше, поэтому может наконец понял, чего мне так не хватало.

Это… Боль?

Я верю и мне больно. Твой Феликс».

День ***

Утром под дверью лежал конверт.

Писатель взял его, аккуратно положил на стол, после чего умылся, окатывая водой засохшие за очередную ночь глаза, и медленно сел на стул.

Как он себя чувствует? Облегчение? Счастье? Или же он стал безразличен за долгие недели в одиночестве?

…ярость?

Писатель осторожно открыл конверт, боясь порвать даже упаковочную бумагу.

«Чувства рождаются из встреч и утрат.

Книги рождаются из чувств.

Ты пережил встречу, потерю и почувствовал внутри себя новые эмоции. Теперь у тебя есть всё, чтобы написать свою первую настоящую книгу.

Можешь считать, что все эти недели ты был жертвой моего насилия. В твоём сердце появилась тоска, и оно хочет кричать. Так дай ему волю и закричи так, как не кричал никогда раньше.

P.S. Скорее всего, мы больше не увидимся, но я приручила твоего щенка – за него не переживай.

Моему юному гению от Анны».

Слёзы текли по щекам Феликса, пока он вновь и вновь перечитывал строчки письма, а затем прижимал драгоценный лист бумаги к себе.

Письмо отличное от тех, к которым он привык за последнее время: на дорогой бумаге с красивым почерком и милым солнышком, нарисованным от руки в уголке.

На бумаге с ароматом яблок.

Новый день.

Девушка потягивала из бокала чёрный чай, а другой рукой ловко и в то же время небрежно расправлялась с бумагами, решая, поставить подпись или же отправить в контору Менахему, которая с куда большей радостью (читай: безразличием) примет всякий проходняк.

Её одолевала скука и отсутствие хороших поступлений тому не помогало. Зато хорошо сказывалось на росте стопы бумаг для Менахема, что уже в два или три раза превышала её собственную.

Она только неделю назад переехала в новый книжный магазин. Тесноватый, но тем и более уютный, как ей казалось.

— Кто бы только разобрал все эти ящики с книгами…

Она удручённо вздохнула.

Улыбка быстро вернулась на лицо, когда звонок дал знать о новом посетителе – им оказался мальчик лет десяти и его молодая («вероятно», подумала она) мама.

Мальчик тут же кинулся к полкам с подростковой литературой, тогда как женщина осталась неспешно осматривать центральный шкаф с самыми популярными книгами.

«И всё-таки слишком молодая…»

«Так,» — она хлопнула себя по щекам пару раз. «Не время пялиться».

— Вам что-нибудь подсказать? Путешествия, романтику, бравых рыцарей или может что-то историческое – я могу гарантировать, что в каждую из этих книг вложено много любви, и они стоят в центре не просто так.

— Н-Нет, всё в порядке, — слегка поразилась такому напору женщина. — А… А вот это что?

Она указала пальцем, и девушка сразу поняла, что та имеет в виду.

Брынь-брынь.

— Альберт, прекрати дёргать свои уши, это неприлично! Выбери себе что-нибудь поскорее, иначе мы не успеем к тёте, — отчитала она строгим голосом сына, после чего вновь повернулась к девушке. — Простите, такое иногда бывает…

— Ничего, — улыбнулась она, возвращая взгляд к обложке. — Это совсем новая книга, но уверяю, что она ничем не уступает конкурентам со своей полки. Вам может показаться, что это простая романтическая история, но стоит только прочитать первые страницы, как вы забудете про еду и сон!

— Хм. Хорошо… Альберт, уши!

— Берите-берите. Последняя копия осталась.

Взгляд женщины упал ей за спину:

— Но я вижу ещё одну на столе.

— О, это моя личная. Даже я не удержалась, — рассмеялась девушка, поправляя белоснежные волосы, что спали на глаза.

Когда она благополучно завернула последнюю копию вместе с книгой мальчика, на обложке которой был некий беловолосый («мои красивее!») рыцарь напротив чудища, покупатели ушли, а девушка вернулась за свой стол.

Она взяла в руки книгу и медленно пролистала все её страницы, которые уже, конечно же, прочитала, и открыла в самом конце, где по центру было аккуратно напечатано:

«Посвящается человеку, который открыл для меня новый свет.

Я счастлив».

Девушка едва сдерживала слёзы при виде этих строк, одновременно с тем не в силах не улыбаться, потому что вспоминала, как упаковка с книгой впервые попала к ней в руки.

Остроумный ход, чтобы не испортилось в дороге…

— Но какой же ты дурак.

Девушка глотала слёзы сквозь улыбку, держа в руке простенькую магическую побрякушку, что была в той упаковке и какую можно найти практически в любом магазине.

Внешне не отличишь от настоящего, а какой аромат…

Аромат яблока.