Падают слезы, сердце разбито.  Просто сижу в оцепенении, Потому что я потерял все, что у меня было.  Я не в силах выдержать ночь. «Accept». Can't stand the night.

 

Неприятности начались гораздо раньше, чем он их ожидал. Едва миновав кованые ворота, и ступив на территорию учебного заведения, удача не просто отвернулась от него. Она его будто возненавидела. Он частенько впадал в немилость госпожи фортуны, но сегодня определенно побил свой личный рекорд.

Стражник, чей пивной живот едва поместился под стальной панцирь, всячески саботировал его попытки пройти за периметр. Лениво опираясь на алебарду, дыша ему в лицо чесноком из-под усов, которым позавидовал бы и северный морж, он задавал незваному гостю одни и те же унылые вопросы: цель визита, имя, откуда и куда, зачем, почему и так далее. Брать в руки пергамент, удостоверяющий личность, привратник отказался. Дескать, в военное время подделать можно любую бумажку, приходи, мол, парень с поручителем, тогда и поговорим.

Патовую ситуацию разрешил второй стражник, вышедший из-за двери караульного помещения.

- Успокойся, Джон. – Слегка раздраженно бросил он толстяку, указывая пальцем на визитера. – Это Рик, подмастерье здешнего кузнеца. Открой ему ворота.

Джон поспешно ретировался, и вскоре Рик, верхом на гнедой кобылке миновал пропускной пункт, на крыше которого блестела отполированная металлическая надпись: Королевская Академия Алхимии имени Жаклин Бомон.

По обеим сторонам широкой мощеной дороги зеленел коротко подстриженный газон, с вкраплениями небольших кустов и растений. Цветочные клумбы переливались всеми оттенками радуги, собирая вокруг себя компании пчел. Солнце коснулось линии горизонта, окрасив ландшафт в мягкие оранжевые тона. Прохладный летний ветерок шелестел в кронах раскидистых деревьев, и звук этот слегка привел в порядок мысли в голове Рика. Ему предстоял самый тяжелый вечер в его жизни, и после нервотрепки со стражей, на счастливый конец он уже не рассчитывал.

Главное здание академии, где проводились все занятия, возвышалось на пологом холме, и было окружено многочисленными парками и скверами. В центре обширной площади перед главным входом белел мраморный памятник Жаклин Бомон, женщине, открывшей эту удивительную науку. Надпись на постаменте гласила: «Поймешь алхимию – поймешь весь мир».

На западной территории располагались конюшни, вплотную примыкающие к пруду, по которому плыла цепочка утят. Солнечные блики искрились на поверхности воды, а кваканье лягушек в камышовых зарослях придавали окружающей действительности сказочную атмосферу, которую Рику, на данный момент, не с кем было разделить.

Загнав лошадь в стойло, Рик достал из мешочка с монетами одну серебряную, и положил ее на табурет, рядом с которым, прямо на земле храпел конюх. По извилистой грунтовой дорожке он направился к жилым помещениям.

Алое солнце на треть успело скрыться в мареве горизонта, когда он пришел к зданию женской коллегии. За всю дорогу ему не встретилось ни души. Это слегка усложняло дело. Значит, все студенты внутри. Разговор и так предстоял, мягко скажем, непростым, и не хотелось бы проводить его под посторонними взглядами.

Огромный четырехэтажный особняк, являющийся временным домом для девушек со всего королевства, был поистине впечатляющим. Большие окна, выходящие на распростертую лужайку, массивные колонны, поддерживающие отвесный карниз крыши, ряд широких балконов на верхних этажах. Под бежевой, идеально гладкой штукатуркой наверняка лежал самый дорогой кирпич. По центру, под двухскатным козырьком стояла массивная дубовая дверь. Рик подумал, что если она слетит с петель и рухнет на него плашмя, то его придется соскребать с каменного крыльца лопатами.

Он постучал железным кольцом, продетым в ручку, отлитую в виде ощерившейся в оскале морды лисы – символом алхимической школы.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла женщина. Лет пятидесяти, грузная, с нелепой косынкой на голове и в еще более комичном фартуке, как будто только что с кухни. Правая щека изуродована ожогом, одно ухо длинное, заостренное, другое оплыло, словно свеча, и теперь походило на финик. Если раны были нанесены алхимическим пламенем, то она еще легко отделалась. Рик впервые видел перед собой эльфийку таких внушительных габаритов. Интересно, каково ей сейчас, когда такие времена?

- Чем могу помочь? – Она изогнула кустистую бровь в вялом недоумении. Да, красота народа эльфов словно ускользнула из нее через этот шрам.

- Добрый вечер, могу я поговорить с госпожой Уайт? - Голос у юнца был приятный, говорил он отчетливо вежливо, но нотки неуверенности не скрылись от ее слуха.

- Сегодня утром она покинула академию. Я ее замещаю.

- С кем имею честь? – Рик отступил на шаг.

- Роуз Макнил. Временно занимаю должность коменданта жилых помещений.

- Меня зовут Рик Данн, рад знакомству, луун Макнил. – Парень одарил ее грациозным поклоном.

На языке ее народа луун называли лишь очень почитаемых леди, статусных или же знатных особ. Его обращение ее тронуло, но теперь Роуз предполагала, что Рик над ней надсмехается.

- Оставь это твое «луун» для городских вертихвосток, и отвечай на вопрос.

- У меня с госпожой Уайт был договор на счет сегодняшнего дня. Она разрешила мне посетить это место.

- И что с того? Ее здесь нет, а я тебе запрещаю.

- Луун Макнил… - На лбу Рика выступили капли пота.

- Еще раз обратишься ко мне луун, и я согну тебе ноги в обратную сторону. Всего хорошего. – Роуз начала закрывать дверь, но Рик решительно ее остановил.

- Госпожа Макнил, если я вас чем-то обидел - простите меня. Вы наверняка считаете, что я один из сотен разгильдяев, слоняющихся тут без дела и мешающих учебному процессу. Пудрю девочкам мозги, учу первокурсников курить, ругаться и строить козни преподавателям. Уверяю вас, это не так. Я в Академии в первый и в последний раз, мне нужен только час, и я исчезну с этого порога навсегда. Без преувеличения, это вопрос жизни и смерти. В городе меня все знают, знают моего отца, и я лучше умру, чем обесчещу его имя подлым поступком.

Взгляд Роуз заметно потеплел. Ей понравилась его тирада. На вид ему было лет пятнадцать, но вел себя достойно, как взрослый мужчина.

- Я вижу, ты парень неглупый. Но есть правила. Я не могу тебя сейчас впустить. Время для посещений уже прошло. Я тебя не знаю, и если ты выкинешь какой-нибудь фокус – меня не просто уволят. Из-за этой проклятой войны меня спокойно могут отправить на эшафот. – Роуз доверительно сжала его плечо. – Завтра приходи пораньше. Организую тебе встречу с твоей благоверной, только недолго, потому что…

- Нет! – Сказал Рик так громко, что Роуз отдернула руку, словно его плечо раскалилось как жаровня. В коридоре проходящие мимо студентки в нерешительности остановились, на лицах их читалась тревога и любопытство.

- Мы живем в ужасное время, - говорил он по большей части себе самому. - Время, когда путнику, попавшему в беду, не протянут руку помощи. Не из-за равнодушия, а из-за страха. Вдруг он окажется бандитом? Шпионом? Люди напуганы, затравлены. И я тоже напуган. Но я не пройду мимо человека, чья телега застряла в грязи. Дотащу раненого до травника или целителя. Помогу отбиться хоть от стаи волков, если потребуется. – Рик посмотрел на Роуз, и во взгляде его читалась мольба. – Я бы ни за что не прошел мимо ваз, Роуз. А вы сейчас проходите мимо меня. Оставляете умирать у обочины. Не пуская меня за порог, вы обрекаете меня на участь хуже, чем смерть. Я не могу уйти. Я и так уже ушел по дороге без возврата, и пройду по ней до конца. Но сейчас, Роуз, я должен попасть внутрь. Просто я… - Рик так вымучено улыбнулся, что у Роуз по спине побежали мурашки. – Просто я должен, понимаете?

Роуз смотрела в его голубые глаза цвета безоблачного неба. И читала в них то, что Рик ей не сказал. «Я ухожу убивать твоих собратьев, дорогая луун. Так же, как они сейчас убивают наших. Судьба распорядилась так, и я просто подчиняюсь. Меньше всего на свете я хочу этого, но меня заставили. Мне так жаль, Роуз. Но ты должна помочь мне, даже не смотря на то, что твои родные, возможно, падут от моего меча. Я такой же пленник, как и ты. Просто мы стоим по разные стороны реки. Понимаешь»?

Теперь она понимала. Он был одним из многих юношей, которые вряд ли вернутся домой, исчезнув в водовороте наступившей войны.

Роуз медленно кивнула и отошла в сторону, давая Рику пройти внутрь.

На пару ужасных мгновений он действительно подумал, что проиграл. Что уйдет, не увидев ее. Он не хотел так озадачивать коменданта, но весь его такт и манеры остались на призывном листе вместе с подписью, означающей конец его прежней жизни, и начало новой, очень короткой, которая окончится в белом саване или в братской могиле.

Кругом царил монотонный гам десятков учениц, снующих по коридорам в хаотичном порядке по своим незначительным делам. Рик выловил одну из толпы, с вышитой эмблемой в виде буквы «V» на темно сине свитере. Ее факультет. Он задал ей вопрос, который терзал его всю сегодняшнюю бессонную ночь и весь этот сумасшедший день.

- Где Аннализа?

- По коридору налево. Она должна быть в лаборантской комнате. – Недовольно ответила девчонка и торопливо скрылась за углом.

Шагая по узорчатому паркету, не обращая внимания на картины и вазы вдоль стен, Рик думал о том, как его жизнь могла так скверно сложиться. Он лихорадочно расставлял все мысли по полочкам, дабы построить логическую цепочку и воспроизвести все события, которые обрушились на него с мрачной безысходностью приговора палача. Полученный результат совершенно не обнадеживал.

 

Начало всем дальнейшим ужасам положило кровавое событие, произошедшее в таверне под названием «Три кота».

Народ, измученный голодом, болезнями, бесконечными убийствами и многими другими соответствующими спутниками, позже окрестит этот период в истории королевства Гринлэнд как «Карточная Война». Каждый человек, будь то овдовевшая женщина, или осиротевший ребенок, будет проклинать ту злосчастную таверну, из-за которой их жизнь превратилась в ад. Разумеется, невозможно во всем этом винить кряжистое, слегка покосившееся здание, стоявшее на границе с эльфийскими землями. Обвинять нужно обстоятельства, что судьба – кукловод умело сплела в ее слегка прогнивших стенах. Но люди, поедающие собственных домашних животных и без конца хоронящие своих любимых, не могут мыслить трезво. Однако все знали причину этого сюрреалистического кошмара, продлившегося долгие четыре года.

Гаррон Флауэрс был племянником всеми любимого эльфийского короля Сайласа, но уважением в своей стране он не пользовался. Гаррон заработал репутацию склочника и задиры, азартного игрока в карты и просто балагура. Где бы он ни появлялся, везде назревал конфликт. Много омерзительных деяний сошло ему с рук благодаря законной неприкосновенности члена королевской семьи. Но терпение Сайласа подошло к концу. Он лишил племянника всех титулов и наследных земель, и отправил в изгнание, запретив навсегда возвращаться в родную страну. Однако брат короля, и отец Гаррона – Лукан, любил единственного сына больше жизни, несмотря на все его грехи. Он отправил с Гарроном отряд танцующих со смертью - элиту эльфийской армии, дабы те до конца своих дней защищали его на пути.

Спустя два месяца скитаний Гаррон остановился в таверне «Три Кота» и предложил сыграть в карты незнакомому человеку. Этот поступок был самым ошибочным в его жизни. Незнакомца звали Дирк Шнайдер, и он был офицером Гринлэндской конной кавалерии. Путешествовал он в компании дюжины солдат и одного наемника - гнома.

В ходе игры острый язык Гаррона и суровое самолюбие Дирка не поладили между собой. Завязалась ссора. Позже трактирщик сказал дознавателям, что оппонент Дирка, высокий и стройный молодой эльф гневно встал, и будто уже собирался уйти. Но Гаррон выбросил перед собой руку, словно приглашая даму на танец, и Шнайдер рухнул на пол с торчащей из глазницы рукояткой кинжала. Гном нажал на спусковой крючок арбалета, что держал на коленях под столом. Дерево брызнуло щепками и болт, с конусообразным разрывным наконечником снес верхнюю половину головы Гаррона Флауэрса. Танцующие со смертью выхватили тонкие клинки. Солдаты обнажили грубые палаши. После боя складывалось впечатление, что пол, стены и потолок забрызгали тонной густого вина.

Лукан сошел с ума от горя. Одержимый ненавистью к Сайласу, обвиняя его в гибели сына, он отравил брата, заняв его место на престоле. Став правителем, Лукан, движимый исступленным безумием, напал на королевство людей Гринлэнд, ссылаясь на их вероломство и бесчестье. Эльфийские всадники, верхом на малахитовых драконах, жгли замки и целые гарнизоны, колдуны и чародеи вызывали эпидемии в деревнях и городах. Свист стрел и звон мечей наполняли пограничные земли со скоростью сошедшей лавины.

Резня в таверне «Три кота» послужила толчком к началу одной из самых кровопролитных воин на материке в современной истории. Кузницы подземного царства гномов работали без перерыва. Вооружая лучшим снаряжением обе враждующие стороны, гномы в считанные месяцы пополнили собственные сокровищницы несметным количеством золота. В очередной раз подземные жители разбогатели на крови и насилии, используя самый эффективный инструмент своего народа – торговлю.

Маги Парящих Городов перекрыли границы земель, лежащих в непосредственной близости к Королевству Гринлэнд, цинично обрекая тысячи беженцев на голод и страдания. Континент словно проснулся от долгой спячки, навеянной мирной жизнью, и все механизмы заработали вновь, не предрекая ничего хорошего.

В Гринлэнде начался военный призыв, под который попали тысячи мужчин в возрасте от четырнадцати лет. Включая Рикарда Конроя Данна, подмастерья кузнеца из небольшого городка Перекресток, который находился в пяти милях от Академии Алхимии имени Жаклин Бомон.

 

Рик беззвучно вошел в лаборантскую комнату. Сквозь мозаичное окно на оббитый линолеумом пол падал умирающий свет закатного солнца. На привинченных к стенам полочках, аккуратными рядами блестели стеклянные перегонные кубы и мензурки.

Аннализа де Лакруа стояла к Рику спиной, и мыла в раковине глиняную ступку, периодически подливая воды из верхнего бочка. Ее хрустально-чистые, идеально расчесанные волосы ниспадали до поясницы, покачиваясь в такт ее движениям. Словно угольно-черный водопад, который гипнотизировал Рика со дня их первой встречи. Темно-зеленое платье плотно облегало ее осиную талию. Слева открывал ее стройную ногу элегантный разрез. Одеяние сидело на ней как вторая кожа, очень дорогое, сшитое по фигуре. Рукава были слегка закатаны, оголяя тонкие запястья. Рик мог обхватить их в кольцо большим и указательным пальцами.

- Здравствуй, Энн.- К горлу Рика подкатил ком, но он невероятными усилиями его проглотил.

Сердце его начало лупиться о ребра с остервенением душевнобольного, привязанного к кровати. Еще чуть-чуть, и оно проломит грудную клетку и покатится к ее ногам. Но сердце Рика давно уже там лежало. С тех самых пор, когда он ее увидел.

На долю секунды Аннализа замерла, затем вновь принялась за работу. Заговорила она будничным тоном, даже не обернувшись. Но голос ее будто пропитали студеные северные ветра.

- Я не разговариваю с трупами.

«Это пока. От алхимии до некромантии один шаг». Рик эту мысль не озвучил. Лишь пожал плечами и обезоруживающе улыбнулся, хоть в душе у него выли волки.

- По твоей логике все люди – покойники. Что не мешает им болтать меж собой без умолку. Сделай для меня исключение, Энн. Есть тут уединенное место для разговора?

- Говори здесь. - Все тот же непринужденный тон, применяемый ею в посредственных беседах.

- Тут жутко душно, к тому же сегодняшний день и так…

Аннализа резко повернулась. С ее изящных длинных пальцев капала мыльная вода. Рик оторопел. Под глазами у нее темнели мешки, все ее неестественно бледное лицо будто бы осунулось, стараясь коснуться земли. Она сильно похудела, хоть и всегда была стройной, как лань. Выглядела она чрезвычайно измотанной и глубоко несчастной, пусть и старалась показать обратное. Глаза, цвета ярчайших изумрудов взирали на Рика с могильным спокойствием.

- Все, что я должна была услышать, ты сказал мне неделю назад. – Ее голосовые связки словно покрывал иней. – Не вижу смысла и дальше продолжать мучить друг друга.

Ее слова и внешний вид тяжело больного человека, едва не вызвали у Рика стон отчаяния. Не должно все закончится так. Он был готов ко всему, начиная от криков и оскорблений, заканчивая рукоприкладством. Но только не к такому. Энн вела себя с ним, будто они просто знакомые, и он для нее ничего не значит. Аннализа же для Рика была важнее целого мира.

- Я не стану тебя умолять, – спокойно проговорил он. В актерской игре Рик ничуть не уступал Энн. – Я тебе не щенок, которого можно пинком отогнать с дороги. Либо мы выясняем все как взрослые люди, либо расходимся прямо сейчас, как глупые дети. Что решаешь?

Губы Аннализы сжались в тонкую линию. На лице читалось упрямство, сменившееся обреченной снисходительностью. Плечи угрюмо опустились. Она сдалась.

- Внизу есть сад, где мы набираем ингредиенты для порошков. – Сказала она так тихо, что приходилось напрягать слух. – Можно побыть там.

- Тогда веди.

Они ушли, оставив за собой недомытую посуду, и эхо от цокота ее каблуков сопровождало их, витая в пустынном коридоре. Шла Аннализа, будто находилась на светском приеме у короля. Прямая, как меч, руки элегантно прижаты запястьями к обворожительным бедрам, подбородок высокомерно вздернут. Сказывалось воспитание истинной аристократки, какой она являлась в полной мере. Когда они начали диалог, солнце закатилось за горизонт, оставив лишь лысую макушку. Когда закончили, детство и юношество покинули их безвозвратно.

 

Аннализа де Лакруа родилась в очень богатой семье. Ее отец был потомственным землевладельцем и судостроителем. Матери же принадлежала крупная самоцветная шахта и лавка ювелирных изделий. В основном воспитанием Энн занималась мама, так как отцу на дочь было откровенно наплевать. Он месяцами пропадал в кругосветных путешествиях и домой приезжал лишь затем, чтобы собрать вещи и исчезнуть вновь.

Энн получила самое лучшее базовое образование и характерные манеры придворной леди, но все равно друзей у нее не было. Детство она провела в родовом поместье, с самых юных лет увлекаясь книгами по ботанике. У нее была целая библиотека с всевозможными фолиантами и манускриптами на тематику растений и их свойств. Поначалу мать пугало ярое увлечение Энн, ведь девочка совсем не общалась со сверстниками, но затем оно прошло, уступив место суровой гордости за дочь. Она была безмерно рада, что Энн выбрала свой жизненный путь, и с молчаливой решительностью двигалась к своей цели. А хотела юная мадам де Лакруа стать лучшим в королевстве алхимиком, затмив тех дилетантов, которые позорили эту науку в то время.

Энн была бы и рада завести друзей, но она совершенно не умела общаться с людьми. Ее манеру говорить окружающие воспринимали как высокомерную. Ее движения вызывали лишь смешки и колкости, на подобии: «Ты же не на светском рауте, девочка»! или «Расслабься, Энни, король сегодня заезжать к тебе в гости не планировал». А она всего лишь была самой собой, без масок и притворств.

К пятнадцати годам Аннализа расцвела, во всех смыслах этого слова. О ее красоте ходили слухи по всему графству и за его пределами. Женихи разных возрастов и мастей оббивали пороги ее огромного имения. В дорогих одеждах, с подарками, ценою с целую деревню, в каретах, украшенных золотыми витражами, каждый хотел показать, какой он уникальный самец в этом павлиньем заповеднике. Только они не могли понять, что Энн сама была в состоянии купить себе все то, чем они так гордились. Из себя эти горе - кавалеры ничего не представляли. Молодые же или старые - все они являлись глупыми, чванливыми пустышками. Так что Энн не торопилась в выборе партии. Она вела размеренную жизнь, состоящую из книг, растений, балов, аристократических мероприятий и многого другого.

Пока не появился он. Тот, кто выбил почву у нее из под ног со скоростью молнии. Кто открыл ей целый мир эмоций, которые опьяняли сильнее любого вина. Кто позже причинит ей боль, разрывающую душу на сотни кровоточащих кусочков.

Аннализа поступила в Академию в шестнадцать лет, самый молодой возраст в истории этого заведения. Она оформила документы в близлежащем городке, и, окончив необходимые дела, шла по центральной улице в сторону конюшен, когда к ней подошел юноша, примерно ее ровесник.

- Не хочешь выпить со мной лимонада? – Сказал он как бы невзначай. День стоял жаркий, и пить она хотела сильно.

Энн была настолько шокирована, что просто замерла, как статуя. Все ухажеры без исключения чуть ли не ползали перед ней на брюхе, стараясь угодить, а этот вел себя так уверенно, будто мог видеть будущие. Одет просто, но опрятно. Белая рубашка с лихо закатанными по локти рукавами слабо развевалась на теплом ветерке. Его лицо украшала обаятельная улыбка.

- Благодарю за предложение, молодой человек, но я вынуждена отказаться. – Сказала Энн отрешенным тоном. Она до сих пор не могла поверить в реальность происходящего.

- Зря, - парень взглянул куда-то в сторону, и Энн машинально отметила про себя, какой он красивый. – Вкуснее лимонада ты еще не пила. Сегодня Руфус распродает последнюю партию и уезжает за свежими лимонами. Отправляется он всегда пьяный вдрызг, так что нужно поспешить. Напитка осталось мало, а старина Руфус уже порядком окосел.

Энн искренне хихикнула, запоздало прикрыв рот ладошкой. Щеки ее налились пунцовой краской.

- Очень жаль это слышать, но думаю, в другой раз я обязательно попробую столь легендарный лимонад старины Руфуса.

- Но в другой раз, может, я не захочу пить его с вами. – Внезапно серьезно промолвил парень. Его глаза цвета бирюзового камня заискрились нахальными оттенками.

Энн так опешила, что фыркнула, как индюк и покраснела еще больше. Теперь об ее лицо, наверное, можно было зажигать свечи.

Юноша так заразительно рассмеялся, что Энн тоже невольно улыбнулась.

- Прости, пожалуйста! – Сказал он сквозь смех. – Я не смог удержатся. Я просто пошутил. Рискну предположить, что я и через сто лет захотел бы пропустить с тобой стаканчик чего ни будь холодного.

Энн и не думала обижаться. Он единственный юноша, который заставил ее неподдельно улыбнуться. Она хотела что-то сказать, но внезапно забыла, как складываются слова. Парень смотрел на нее так, будто пытался заворожить. И весьма успешно.

- Точно не передумала? Эта жара меня убивает, а с тобой так приятно болтать.

- Хорошо, - произнесла Энн, с ужасом осознав, что буквы слетели с языка без ее разрешения. Но отступать было поздно. – Только по одному стакану, и на этом я вас покину, договорились? Господин…?

- Где мои манеры! – Он хлопнул себя по лбу и поклонился в мужском реверансе. Энн скользнула по нему взглядом, оценивая его кошачью грацию и бугристые мускулы. Поспешно отвела глаза, теперь уже пылая, как раскаленная кочерга. – Рикард Конрой Данн. К вашим услугам.

- Аннализа де Лакруа, дочь Патрика и Марии. К вашим. – Ответный поклон.

- Надеюсь, ты угощаешь? А то сердце честного работяги нужно еще завоевать. Мы народец непростой, знаете ли!

- Вы сейчас серьезно? – Энн расхохоталась, запрокинув назад голову, забыв на миг об этикете и воспитании.

- Кто знает, кто знает…

Так они и пошли вверх по проулку, где старина Руфус разливал свой фирменный лимонад. Поначалу она переживала, как все это выглядит со стороны – знатная леди и обычный простолюдин, идущие вместе. Но проговорив с Риком до самого вечера, опустошив вместе все запасы лимонада и вишневых пирожных бедняги Руфуса, Аннализе было уже глубоко плевать, что будут говорить люди за ее спиной.

Через полгода Рик подарил ей крохотного броненосца. Этот маленький проказник вечно таскал с собой грецкие орехи, причем он их не ел, а только теребил в своих лапках. Энн назвала его Джозеф. На вопрос, почему именно так, она ответила:

- В Империи Фаарлон был знаменитый вор по имени Джозеф Браун. Однажды он попытался украсть драгоценное ожерелье одной важной особы, но его поймали с поличным. Как потом оказалось, господин Браун страдал клептоманией – довольно распространенной формой психического расстройства. Император же, в пылу нахлынувшего на него великодушия, даровал вору прощение, и того отправили на принудительное лечение в госпиталь для душевнобольных.

- Оно ему помогло? – Спросил Рик, зарывшись лицом в волосы Энн. Лежали они под сенью пышного клена, наблюдая, как броненосец катает по траве орехи.

- Не совсем. В первый же день Джозеф украл у соседа по палате какую-то вещицу, и тот в приступе ярости забил бедолагу насмерть ножкой от стула.

- Какая неприятность. – С трудом выдавил Рик сквозь смех.

- Рикард Данн! – Со строгостью учительницы сказала она. – Над такими вещами не шутят! – Но последняя фраза затерялась в порыве дикого хохота, которым залилась Энн. Слегка отдышавшись, она продолжила. – Это я к чему! Наш пронырливый дружок почему-то своей «ореховой» привычкой напомнил мне того воришку.

- В случае, если Джо вдруг что ни будь у меня сопрет – спрячь от меня все стулья и табуретки. - Деловито сообщил Рик, и они вновь рассмеялись.

Тем временем тезка незадачливого клептомана даже не обращал на влюбленных никакого внимания. Что-то бубня себе под заостренный носик, Джозеф продолжал самозабвенно играть с грецкими орехами.

В этот день началась «Карточная Война».

 

Теперь Рик и Аннализа сидели на скамье в саду, расположенном в северном крыле жилого здания при Академии. Вокруг росли причудливые кусты и деревья, сквозь открытое окно проникал прохладный ветерок. На небе взошла полная луна, озаряя помещение через куполообразную стеклянную крышу. Все вокруг окрасилось в нежный серебряный цвет.

- Ты предатель. – Нарушила молчание Энн.

Она сидела идеально ровно, как на школьных занятиях. Спина прямая, плечи расправлены, руки лежат на прижатых друг к другу коленях, лицо спокойное, ни чего не выражающее. Взгляд зеленых глаз устремлен веред, на покрытый влагой бутон орхидеи.

С момента их последнего разговора прошла неделя. Все эти дни Энн провела, будто во временном вакууме, почти ничего не ела и не спала. Да и разговором происходящее тогда между ними назвать было трудно. Когда Рик сказал ей, что его призвали на войну, Энн словно лишилась рассудка. Все его попытки достучаться до нее растворялись в ее истеричных криках.

Затем она ушла. И рыдала, пока голос полностью не охрип. Столь бурная реакция была вызвана тем, что Энн банально не знала что делать. Ее привычный, и так полюбившийся мир рухнул, и она подсознательно выбрала стратегию полного отрешения. Иначе бы просто сошла с ума. Энн даже не подозревала, что боль бывает такой сильной.

- Энни, выслушай меня хоть сейчас… – Рик чувствовал себя совершенно измотанным, но продолжал говорить рассудительно.

- Сначала ты, – перебила она. Энн посмотрела на него, и в один миг словно постарела на десять лет. – Будь ты проклят, Рик. Будь проклят тот день, когда я встретила тебя. Я принесла в жертву тебе все, что у меня было. Я доверила тебе свою жизнь, тело и душу, себе же не оставив ничего. И что ты с ними сделал? Ответь, Рик. Выбросил за порог, как сор из избы. У тебя был шанс отвертеться от призыва. Ты им не воспользовался. Ты выбрал войну, не меня. Можешь заявлять что захочешь, только не делай из меня идиотку хотя бы в этот раз, черт возьми!

- О каком шансе ты говоришь?! – несмотря на выдержку, Рик начал закипать. Ему порядком надоел ее эгоизм. – Что бы я отправил отца воевать вместо себя? Что бы человек, который взрастил меня, сложил голову на поле боя, пока я буду попивать вишневый пунш?! Я поступил так, как посчитал правильным, Энн! Закон запрещает забирать из семьи сразу двух мужчин, если на попечении у них состоит нетрудоспособный человек. В данном случае моя мама. И я воспользовался этой привилегией. На войну пойду я. Не отец. Реши я обратное, то предал бы его, а не тебя. Но такую цену, я готов заплатить сполна!

Рик перевел дух и продолжил, но теперь более спокойно:

- Давай представим твой вариант событий. Отец ушел. Мы вдвоем, прямо как раньше. Я буду просыпаться по утрам, и ненавидеть свое отражение до конца дней. Мы заведем детей, и их отец, и твой муж будет презирать себя, как никого другого. Этого ты хочешь, да? – Он взглянул на нее. Понял, что она не ответит. - Такая жизнь не будет стоить ломаного гроша. Я не смогу так, Энн. И ты тоже, я уверен. Я не собираюсь умирать там, Энни. Я вернусь к тебе, чего бы мне этого ни стоило. Мы осуществим все, о чем мечтали. Я клянусь.

Тишина повисла над ними, как невидимая вуаль, нарушаемая лишь стрекотанием кузнечиков в листве.

- Я знаю, что у тебя были благие намерения. – Слабая тень улыбки коснулась уголков ее губ. – Но они, как известно, заводят прямиком в ад. – Энн повернулась, внимательно всматриваясь ему прямо в глаза. - Чего ты от меня хочешь, Рик? Грядущего нам не изменить, прошлое назад не вернуть. Есть только здесь и сейчас. Неважно, какие благородные твои мотивы. Если они привели нас с тобой к такому концу, какой от них был прок?

- Наверное, никакого. – Рик с трудом выдержал ее сверлящий взгляд. – Зато моя совесть чиста.

- Совесть… - Рот Энн скривился в ухмылке, больше похожей на волчий оскал. – Слишком много всего ты принес в жертву, что бы очистить ее. Дело того стоило?

Рик промолчал, отчетливо осознавая, что проиграл. Петля, накинутая на горло, начала затягиваться с каждой секундой.

- Вот и я думаю, что нет, – ответила за него Энн. – Мы всегда причиняем боль тем, кого нам дорог. Раньше я не понимала значение этой фразы. Лишь теперь осознала ее смысл в полной мере. – Она на миг закрыла глаза. - Я знаю, что ты любишь меня, Рик. Только мне от этого не легче.

- А как же я? – Рик не поверил в реальность услышанной фразы. – Ты не хочешь узнать, от чего мне не становится легче?

- Ты позволил себе роскошь решать только со своей личной позиции. Я позволила себе решать со своей. Все эти отговорки про ненависть к себе и уязвленную совесть ты очень умело мне преподнес, отдаю должное. «Смотри, какие у меня весомые доводы, Энн! Гордись, каким мужчиной меня воспитал отец! Самопожертвование мое второе я, и плевать я хотел на эту девицу, которая предпочла бы смерть, нежели разлуку с тобой». Браво, Рик! Ты действительно превзошел самого себя.

- Перестань… - Глаза Рика наполнились слезами. Стыд и горе смешались в единое чувство всепоглощающего мрака.

- Вы, мужчины, вечно прикрываетесь своей гордыней, как щитом. – Голос ее пропитался презрением. – Какие вы принципиальные, бескомпромиссные. Но совершенно забываете о банальной человеческой ответственности за тех, кто полюбил вас. Нельзя просто так взять, и перешагнуть через того, кто готов отдать за тебя жизнь, Рик. – Она медленно покачала головой. - Так нельзя… но тебе удалось. Вот и радуйся этому. - Энн положила голову на руки, словно превозмогая головную боль. Голос ее дрожал, как и она сама. - Слишком поздно, Рик. Для нас уже слишком поздно.

Рика будто ударили ножом в живот. Голова кружилась в пьяном вальсе. Ком в горле разбух, угрожая разорвать шею. Тысячи бритвенных лезвий впились ему в сердце, и без того истекающее кровью.

- Не прощайся со мной так, – произнес он, увязая в топком болоте отчаяния. – Я знаю, что плохо поступил с тобой. Мне нет оправдания. Я прошу лишь одного - что бы ты меня простила. Хотел бы я все изменить… но в моих силах лишь воззвать к твоему милосердию. – Рик ласково поднял ее голову за подбородок, заглядывая прямо в глаза. - Я причинил тебе столько боли, родная. У тебя есть все основания ненавидеть меня. Но найди в своем сердце место для прощения. Дай мне шанс на искупление. – Жгучие слезы душили его, предательски путая слова. Он уже не мог с ними совладать, и позволил им стекать по лицу симметричными водопадами.

Аннализа отвернулась. Ее бил озноб.

- Рикард, – долгий, прерывистый вдох. – Я не хочу тебя больше видеть.

Жизнь не всегда складывается, как мы того хотим. Рик всеми силами души желал остаться с ней, но не мог. Желал ее возненавидеть после таких слов, но не мог. В этом и заключается все жестокая и безжалостная ирония мироздания – силы вселенной питаются только страданиями. Ибо будь иначе, в груди у нас сиял бы свет, неугасаемый, всепоглощающий, теплый. А так нам остается только тьма.

- Жаль это слышать, – он встал, положил ей руку на плечо. У него не осталось сил, что бы спорить. Лишь желание умереть черной мглой затуманило разум. – Прощай, любимая. – Его голос сорвался на шепот. - Спасибо тебе за все.

Что уж говорить о тяготах и лишениях воинской службы, когда он даже не представлял, как выдержать эту ночь?

Дойдя до двери, ведущую к выходу, Рик услышал за спиной звук, похожий на короткий кашель. Он повернулся, и волна ужаса окатила его целиком, заставив сделать пару шагов назад.

Энн стояла, сжав добела кулаки, изогнувшись вперед, словно готовясь к прыжку. Все ее тело было напряжено, подобно гитарной струне, волосы редкими прядями свисали со лба, делая ее похожей на ведьму. Из глаз сплошным потоком бежали слезы, посеребренные лунным светом, в полумраке напоминающие капли ртути. Лицо исказилось гримасой предсмертной агонии, вены на шее вздулись, как корабельные канаты. В перекошенных губах, говорящих беззвучно букву «ы», жемчугом светились ровные зубы. Сожми она челюсть сильнее, возможно и вовсе бы ее сломала.

- Дурак, - прошипела она сквозь хриплое дыхание. Грудь тяжело вздымалась и опускалась. – Какой же ты дурак, черт бы тебя побрал…

Аннализа метнулась к Рику со скоростью хищника. Он представил, как она выцарапывает ему глаза, душит, бьет, колотит, пока не превратит его тело в бифштекс. Но случилось другое.

Энн заключила его в такие объятия, что стало больно. Тогда Рик окончательно понял, как сильно она истощала – одни только кости остались. Энн осыпала его лицо солеными поцелуями и непрерывно рыдала, выпуская через всхлипы и гортанные звуки все свое накопившееся несчастье.

- Дурак… проклятый дурак… что ты делаешь со мной… - Это все, что Рик разобрал. Чуть успокоившись, она прижала его к себе, и шепнула в прямо ухо, поглаживая волосы. - Мое горе глубже океана, любовь моя…. Шире небосвода… Ты так много мне дал… нет таких слов что бы описать это. Эти семь дней были пыткой для меня, но я в своем эгоизме забыла, что тебе десятикратно хуже. Столько слов вертятся на языке… но скажу я только самые важные. – Аннализа отстранилась, нежно обхватила его голову и заглянула прямо в глаза. - Я принимаю твой выбор, и всегда принимала. Просто я не могла отдать тебя. Я готова сжечь весь мир, лишь бы быть только с тобой. Прости мои слова, брошенные с горяча. Я буду любить тебя всегда. Мое сердце навеки принадлежит тебе.

Они слились горьким поцелуем, который лишь расшевелил смертельную рану. Теперь плакали оба, прижимаясь друг к другу, как маленькие дети в разгар грозы. Они сели обратно, сцепившись руками, продолжая выговаривать невысказанные фразы.

Из зарослей эвкалипта вразвалочку выполз Джозеф, прижимая когтистой лапкой грецкий орех. Его глазки – бусинки с любопытством смотрели на Энн и Рика, розовый носик энергично подергивался. Они же его не заметили, и он спокойно улегся под клумбу, положив орешек рядом.

- Помнишь, как мы пошли на ярмарку в честь дня Святой Матери? – Энн лучезарно улыбнулась, но слезы все равно продолжали капать ей на платье. – Там был торговец, который привез из-за гор карликового дракона. «Жертва селекции», так ты его назвал. Размером со щеночка, он пыхтел из носа паром и поджег пролетающую мимо бабочку. Помнишь?

Рик кивнул. Прошло всего месяц с того дня. Тогда они еще были совсем молодыми.

- Мне он очень понравился, но тебе его стало жалко. Ты сказал, что он никогда не познает настоящего полета, не испытает азарта охоты. Не будет внушать благоговейный страх перед врагами. Люди лишили его всей радости быть драконом, и оставили всего лишь игрушку. Что на этом наглядном примере показана вся человеческая суть. Вот сейчас я тебя полностью поняла. Я теперь тоже не смогу взлететь. Не смогу вкусить жизнь, какой она могла бы быть. Как это жестоко, но с другой стороны, так закономерно.

- Пусть это слабое утешение, но многие люди не живут вовсе. – Рик накрыл ее ладонь своей. – Мы же с тобой провели волшебное время, которое другим даже не приснится. И что бы со мной в будущем не произошло, я буду всегда благодарен судьбе, за то, что она открыла мне ларец, наполненный счастьем.

- Ох, Рик… - Аннализа прижалась к нему, словно замерзший котенок. – Что нам делать со всем этим кошмаром?

- Будем делать то, что в наших силах. – И Рик оборвал ее дальнейшие слова долгим поцелуем, который растекся лечебным бальзамом по ее телу.

Луна, сияя начищенной до блеска монетой, продолжала равнодушно взирать на их долгое прощание с черного неба.

- Нам не дано понять всех капризов судьбы, – сказал Рик, глядя в ее одурманенные поцелуем глаза. – Есть ли какой-то смысл в наших жизнях? Следуем ли мы предназначению, или же просто находимся в водовороте случайных событий? Никто не знает. Нам лишь предоставлено право - сдаться, или продолжать бороться. Что ты выбираешь?

- Бороться, – без промедления выпалила Энн. Голос ее окреп и был полон решимости. – А ты?

Он поднял голову, смотря на мерцающие в ночи звезды. Энн с благоговением наблюдала за Риком, будто перед ней сидел сам Бог.

- Не, я сдаюсь. – Рик нахмурился и ущипнул ее за бок.

Энн тут же залилась звонким смехом, запрокинув голову назад, в своей фирменной манере.

- Ты неисправим, – она улыбнулась, по-матерински поправив ему челку. – Знаешь, за что я тебя полюбила?

- За что?

Энн с заговорщицким видом придвинулась к нему. Лицо ее окаменело, глаза светились зеленым пламенем. Энн дерзко ему подмигнула

- За то, что ты очень умный.

Окно задребезжало от взрыва взаимного хохота, наполнившим сад своими раскатами.

- Перебудим всех соседей, - воровато озираясь, сказал Рик. – Не хотелось бы вновь увидеть вашего коменданта. Первой встречи хватит на две жизни.

- Мне все равно, - ответила Энн. – Пусть приходит хоть сам король. Я разберусь с любым, кто сюда войдет. Никому не позволю мешать мне прощаться с моим мужчиной. – Губы Энн задрожали, глаза вновь намокли.

- Значит, я в надежных руках. – Улыбнулся Рик.

- В том то и дело, что нет. Иначе ты бы остался со мной. - Они долго смотрели друг на друга. Затем Энн продолжила. – Меня здесь не любят. Думают, что я выскочка. Высокомерная зазнайка. Не представляю, как тебе удалось разглядеть мой истинный облик.

- Просто я волшебник.

- Это точно… Других объяснений я не вижу.

Луна продолжала свой путь по темному ночному океану. Бисер звезд неотъемлемо следовал за ней.

- Пойдем на улицу? – Предложил Рик. – Там сейчас так красиво. К тому же, мне нужно прибыть в военный гарнизон через пару часов. Перебрасывают в учебный лагерь уже утром.

- Мог бы и не напоминать. – Энн ткнула его локтем в бок. – Вечно ты портишь романтичные моменты. Надо бы написать на доске объявлений: «Хотите гарантированно испортить трогательную минуту? Обращайтесь к Рику Данну! Всего за четыре гроша он примчится к вам хоть на край света и выдаст фразачку, от которой вам захочется вонзить в него садовые вилы!» - Энн провела рукой в воздухе, представляя нечто незримое. – Как тебе идея? Говорю – заработаешь состояние!

- Зачем мне оно, когда моя жена миллионерша? – Фыркнул Рик и потащил ее к выходу. – Буду лежать на бархатной софе, есть виноград, толстеть и плевать в потолок. Ну, иногда еще колотить тебя, если будешь бесить.

- Ага, мечтай! – Энн согнулась пополам в приступе смеха.

Они вышли из алхимического сада, оставив после себя след неимоверной радости и глубочайшей скорби. Джозеф вышел в центр поляны и принялся перебирать грецкий орех, глядя им вслед. Как обычному зверьку, ему, конечно же, были знакомы мелкие радости: погоня за бабочками, утоление голода и жажды, забеги по лужайкам. Ну и, конечно же, коллекционирование круглых орешков. Однако ему никогда не познать истинного счастья быть любимым. И в этом было его проклятие. Но в свою очередь, Джозеф избавлен от боли быть человеком.

И в этом заключалось его благословение.