На зов крови

1

По ночному небу среди мерцающих звезд пожирая их лихорадочные огоньки, лениво ползла огромная туча, она плыла, как гигантский кит, не замечая преград на своем пути, даже бледная луна, казалось, пятилась назад, опасаясь быть съеденной ужасным монстром из тяжелых облаков. Сначала было тихо, душно, а затем окружающее пространство обволокло тьмой.

Несмотря на темень вокруг, всадник правил твердо и уверенно, огибая все рытвины и овраги, однако плетущаяся позади телега то и дело проваливалась в выбоины. Узкая местами мощённая булыжником дорога вела к старому обветшалому аббатству, обросшему за полвека не только плющом и мхом, но и разного рода легендами и россказнями. О чем только не говорил суеверный сброд, о призраках и ведьмах, о кровососах и о нежити – все было полнейшей чушью и нелепицей, для благоразумной части общества, у которой бытовало другое мнение. Они предпочитали думать, что стены древнего аббатства в действительности таили в себе лишь  тонны пыли и паутины. Однако ни те, ни другие в своих домыслах так и  не приблизились к истине.

Всадник, почувствовав, как нарастает ветер, накинул свой кожаный капюшон и плотнее натянул дорожный плащ, постепенно отлегло в ушах, все пространство стало обретать свои звуки: шелест листвы, треск гнущихся веток, стук подков о булыжник и гулкие раскаты грома.

К тому моменту, когда грянул ливень, он был уже у старых разбитых ворот. Аббатство напоминало древние руины выросшие прямиком из земли. Всадник обогнул кузню, затем, нечто, похожее на конюшни, завалившуюся церковь и спешился, достигнув стен храмины. Было по-прежнему жутко темно, в лицо яростно хлестал дождь, он привязал лошадь к столбу под низко провалившейся крышей, а сам, чавкая грязью, взвалил на спину, обернутый в парусину груз из телеги и направился к южной стене, где и скрылся в зияющей расселине. Он спускался по узкой лестнице все ниже, туда, где в прежние времена монахи хранили свои святыни и реликвии, но сейчас от них мало что уцелело, разве только чьи-нибудь, не представляющие ценности для деревенских мародеров, мощи.

Спустившись на уровень десяти метров, ровно на сорок три ступени, он развернулся к стене и, нащупав щель между кладкой кирпича, медленно потянул на себя, пока не раздался щелчок, и отрезок стены не подался назад. Впереди возник узкий коридор в конце, которого маняще плясал огонь от свечи. То была небольшая комната уставленная стеллажами книг, где за столом скрестив руки, посапывал старик в дырявой рясе.

- Проснись монах,- послышался уставший голос всадника. Старик подпрыгнул на месте и закрутил седой головой.

-Это ты, сын мой?- Спросил он. В ответ из сумрака вышел промокший с головы до пят мужчина, он снял капюшон, обнажая свету свое приятное лицо. Прищуренные голубые глаза блестели на свету, обрамляемые ровными широкими бровями, грязь облепила щетинистые скулы и слегка впалые щеки. – Рад тебя видеть.

- Да-да, конечно, - Саркастично прокряхтел гость, небрежно похлопав по парусиновому мешку.- Не больше чем я тебя. Вот принимай.

-Угу. – Покачивая головой, ответил старик. Он отодвинул стол, потянул за тяжелое кольцо, вбитое в пол, и через секунду перед ногами мужчины появился квадрат чернеющего пространства, куда тот медленно сбросил мешок.

Они осторожно спустились в лаз. Уже в сотый раз, погружаясь в темноту, мужчина раздражённо чертыхнулся, ощущая тревожный хруст прогнивших ступеней. Здесь царил запах сырости с оттенком приторного аромата настоек и сушёных трав. Монах поджег лучину, осветив холодные, выложенные из монолитных блоков мрамора стены и растущие вдоль них, будто грибы, расплавленные свечи, затем шар света медленно сполз, вниз пока не наткнулся на силуэт парусины. В то время как старик занимался свечами, обходя весь периметр комнаты, мужчина водрузил мешок на белеющую в центре гладкую каменную столешницу.

Постепенно воцарившийся свет открыл взору висячие полки с разнообразными стеклянными ёмкостями, где настаивались травы и консервировались тушки грызунов, насекомых и человеческие органы. С противоположной стороны в углубленных нишах находились инструменты, напоминающие инквизиционные устройства: разнообразные крюки, ножи, механизмы для членовредительства и прочее.

Монах закатал рукава своей дырявой рясы, обтянул запястья прозрачной пленкой и, облизывая тонкие сухие губы, произнес:

-Не будем терять время попусту – начнем!

Ловким движением острого лезвия он распорол на части парусиновый мешок, аккуратно, словно извлекая новорожденную бабочку из кокона, расчехлил бледный бородатый труп. Внешне бородач выглядел на тридцать с лишним, его лицо было на удивление свежо, ни запаха, ни характерных синюшных пятен на теле, ни каких признаков того, что этот человек мертв, только слишком бледный цвет покровных тканей, неестественно растянутый распухший рот и широкая рубленая рана в районе грудной клетки.

Монах растянулся в широкой улыбке:

-Сын мой, ты хорошо поработал. Посмотри на него – ни каких видимых очагов внешнего заражения, ни царапин, ни укусов, некоторые ткани, возможно даже органы по-прежнему способны к работе. Пока сказать точнее не могу. Ты представляешь, что это значит?

Мужчина безразлично пожал плечами, затягивая кожаные ремни на ногах и руках трупа. Старик сдвинул густые брови и ударил ладонью по столешнице:

-Да, что с тобой? Мы почти у цели.

-Что со мной? – Мужчина схватил монаха за грудки, пытаясь вытрясти из него весь песок.- Что с тобой, старик? Посмотри, до чего ты докатился, до чего докатился я вместе с тобой.  Это не нормально, а ведь еще божий человек!

-Как ты сказал? – Старик отдернул мужчину от себя.- Божий человек? Я давно перестал им быть, с тех самых пор, когда увидел как те кому положено быть вечно упокоенными воскресают для того чтобы пожирать близких тебе людей.

- Знаешь, - Мужчина зло усмехнулся.  – Это зашло слишком далеко. Твой бред про ходячих мертвецов просто смехотворен. Ты псих, которому нравится резать и распихивать все по баночкам. Я уже сбился со счету, скольких откопал, но пока не один из них не поднялся с этого самого места, да черт меня дери, даже не пернул, я уже молчу о клыках и прочей чепухе. Да, я обязан тебе своей жизнью, за то, что ты спас меня от костра, но, знаешь, всему есть предел. Что мне мешает прикончить тебя прямо сейчас, на этом самом месте?

Старик тяжело дышал, его взбешённые глаза заблестели, и из них хлынул поток слез:

- Я не псих. Я знаю... видел. Это были ошибки...

- Ошибки! Нет, ошибкой было использовать меня. – Мужчина, глядя, как в монаха вселяется удивление и страх, потянулся к рукоятке своего затянутого над поясницей  меча.- Отче, больше я вам ни чем не обязан. Ведь так?

Старик затрясся, упал на колени и жалобно завыл:

-Нет-нет, только взгляни на него. Разве ты не видишь он иной... Прошу мне нужна твоя помощь в последний раз!

- Мы оба знаем, чем это закончится.

-Прошу! Умоляю! - Старик яростно вцепился в дорожный плащ мужчины и повис на нем. Он задыхался и сопел не в силах сказать еще хотя бы слово. Пока беспомощный монах болтался на мужчине, бездыханное тело понемногу стало подавать признаки жизни. Сначала нервные импульсы оживили конечности: кончики пальцев хаотично заплясали, затем из рубленой раны со свистом вырвался воздух, мертвец попытался раскрыть рот и издать вопль, но вышло лишь беспомощное мычание.

-Какого...- Мужчина подпрыгнул и молниеносным движением обнажил свой клинок, оставив кусок плаща, а вместе с ним и истерично бьющегося монаха на полу. – Что за чушь! Он живой! Отче ...отче! Вставай, глупый старикан!

Монах тут же подлетел к трупу и торжественно закричал:

- Он живой! Ха-ха, я был прав! Видишь?

- Вижу?! Конечно, мать твою, я вижу!

Монах заплясал вокруг холодного и не совсем мертвого тела, подобно шаману перед костром. Он внимательно разглядывал его, тыкал то сюда, то туда, производил надрезы, но труп, словно не замечал его, только мотал косматой бородой. Вскоре старик заключил:

- Он еще не пришел в себя, видимо для адаптации необходимо какое-то время.

- Это он-то еще не пришел в себя?- Сглотнул мужчина. – Так что говорить тогда обо мне?

- Мне понадобится твоя помощь,- задумчиво протянул монах и направился к настойкам из трав. – Окажи услугу – продемонстрируй свой дар.

- Так ведь он живой. Тебе известно как это работает, верно? Ментальное внедрение в живой мозг – затея сомнительная. Ты когда-нибудь пил гномью брагу? Тут похмелье буде почище, чем от нее.

- Это наша единственная возможность! Мы должны понять, что его сделало таким, проклятие ли, болезнь ли, может это гнев Господа нашего.

-Ты себя слышишь? Где ты понабрался этого дерь…

- Послушай, неужели события трехминутной давности не дают тебе основания заткнуться, научится слушать меня и доверять!

-Ладно-ладно. Только нужно этого гада как-то успокоить.

Старик протянул флакончик со смесью грязно-болотного цвета и зловеще произнес:

-Нет ни каких гарантий, что оно подействует, но иного способа нет. Раздвинь ему веки.

- Что? Веки?

-А ты хочешь залезть ему в рот?

Мужчина без лишних вопросов сделал, как было велено. Когда противная жидкость попала в остекленевшие глаза трупа, он изменился, все тело напряглось: мышцы мгновенно раздулись и сократились, позвоночник прогнулся, скулы бешено задергались, было слышно, как скрежещут зубы. Прошло около пары минут, прежде чем мертвец поддался дурману зелья и провалился в сон.

- Вот вроде бы и все. – Монах убедился в отсутствии всякой реакции тела и вопрошающе взглянул на мужчину. – Ты готов?

Человек скинул с плеч остатки плаща, стянул перчатки и похруствыая костяшками пальцев наклонился над окаменевшим трупом.

- Готов. Я рассчитываю на тебя монах, в случае чего... ты знаешь, что делать. – С этими словами он сдавил холодные, безжизненные вески «бородатого», приблизился вплотную, так что стали видны все морщины и поры на его бледной коже. Он смотрел в покрытые сухой коркой монашеского зелья глаза, все его естество замерло в ожидании. Некогда приятное лицо задрожало волнами боли. Жуткие шрамы и рубцы, похожие на ожоги  ветвисто поползли от крыльев прямого носа к глазам, в которых постепенно растворялись голубые зрачки, уступая место белой пелене.

 

2

Все вокруг сгущается, блекнет свет, очертания предметов плывут в пространстве. Впереди только глаза, уродливые, мертвые глаза. Темно... Теперь нет и их... В ушах страшный и утробный гул... У-у-у... Затем падение в бездну такое приятное и свет, жгучий и манящий…

 

3

С рождения его нарекли Патриком, в честь святого, но будучи, как это теперь принято говорить, атеистом он совершенно не видел в том никакой пользы. Может это как-то повлияло или же по какой другой причине, но не было ему счастья в жизни, одни беды, да и только. Родился в семье рыбака, жил как все – бедно и постыло. Нет, не жил – существовал, без целей и желаний. Со временем похоронил отца и мать, унаследовав родовое ремесло.

Человек он был скромный и не то чтобы весь в себе, но не без причуд, потому с дружбой не ладилось. Были, конечно, приятели всякие, но так чтобы о душе, о мечтах поговорить, таких не сыскал. Ну, Патрик особо и не мечтал. А какие у рыбака могут быть мечты? Чтоб побольше улов был, да кошка жрать не просила?

Круто повернулось колесо его судьбы именно в тот момент, когда он увидел ее. Что это любовь он понял не сразу, потому как не испытывал прежде ничего подобного. Единственное, что раньше было ему любо больше всего так это вяленные на костре карпы. Но разве можно сравнивать любовь к ней, прекрасной рыжеволосой девушке, с зелёными глазами, веснушками и веселыми ямочками на щеках, с любовью к какой-то, хоть и безумно вкусной рыбе. Все чаще его посещали мысли о будущем и о ней. А какое чудесное имя у нее было – Мари. Она танцевала и пела как ангел. О юное беззаботное существо!

Но видимо это оказался не тот поворот судьбы, на который рассчитывал Патрик, потому как ничего хорошего за ним его не ожидало. Вместо светлого и счастливого будущего он получил от судьбы увесистую оплеуху, после которой навсегда остался калекой.

Патрик знал, что редкие дожди это плохой знак означающий, последующую голодную зиму, в которую могут погибнуть ну возможно человек десять из его деревни, да и то какие-нибудь забулдыги. Но ему и в голову не приходило, что возникшая вследствие нехватки влаги засуха приведет не только к истреблению урожая и окрестных лесов, но и гибели десятков жизней в беспощадном пламени, охватившем его деревню. Именно в том пожарище погибла надежда и любовь Патрика, не оставив и локона от чудесных рыжих волос. Истлела, превратилась в черную золу.

Патрик был разбит горем, но не так как обычно это бывает у других. Он не плакал и не испытывал желания утопится или что-то еще в подобном роде. Он просто сел в лодку и поплыл. Плыл четыре дня, пока течение не прибило его к каменистому берегу. Затем было длинное путешествие, ночевал, где придётся, ел, когда придётся. Вот только он не знал, куда это его, в конце концов, приведет.

 

4

В тот день Патрик занимался тем, что лучше всего у него получалось делать – рыбачил. Он сидел на большом, плоском камне разглядывая в зеркальной поверхности воды свое отражение. Прошло уже много времени с тех пор, как он покинул дом, за несколько зим ужасно исхудав, на его лице появились глубокие морщины, и выросла черная косматая борода, в которой постоянно застревала солома из лежанки.

Бродячая жизнь научила его по крайне мере трем важным вещам. Во-первых, ночью нужно держаться подальше от трактиров, как бы ни хотелось есть или пить. Поиск того чем можно поживится в подобном месте, в позднее время одна из самых скверных затей, которые только могут прийти в голову. О чем наглядно свидетельствовали до сих пор ноющие ребра. Во-вторых, каждый день должна быть новая крыша. Очень опасно подолгу задерживаться на одном месте - нищих и бездомных не любят нигде, особенно если они забираются в твою конюшню. И последнее, будь готов спать, где придётся. А чтобы сон был приятным, при себе всегда нужно иметь хотя бы сноп сена. Так его и прозвали – «соломенный оборванец».

Патрик крепко ухватился за бечёвку, которую резко утянуло на дно. Из-под воды показалось блестящее брюшко. Рыба никак не хотела вылезать. Патрик дернул, что есть сил, но тут его рыбачий азарт прервал странный протяжный звук похожий на вопль. Он вытянул шею, осматривая бурлящие пороги реки. Ему совсем не хотелось попасться на глаза местным рыбакам, бедного оборванца шпыняли отовсюду. Но когда среди шума вод вновь раздался едва различимый детский крик, он понял, что это совсем не рыбаки, данное предположение насторожило его еще больше.

Патрик пригнулся и осторожно, скользя по мокрым камням, направился вверх по течению, все тело трясло, ноги то и дело подкашивались. Ему никогда было страшно, в основном, потому что он не осознавал происходящего, как курица, бегающая по кругу без головы.

Когда Патрик поднялся по крутому склону, он увидел среди блестящих гладких валунов огромный черный силуэт мужчины, который стоял по пояс в воде, но там было что-то еще, у самых его ног. Мужчина отчаянно пытался это удержать своими здоровенными пухлыми руками – вода вокруг него пенилась и бурлила. В следующее мгновение на поверхности показалась огненно-красная голова ребенка. Это была девочка. Она отчаянно сражалась за свою жизнь.

В мозгах Патрика вновь возникли воспоминания, которые он так старательно убивал в себе последние несколько лет и это ему почти удалось. Но было достаточно лишь одной маленькой искорки и все – он пропал. Эта искорка запылала в нем пожаром рыжих волос ребенка.

Патрик, ослепленный яростью, ринулся вперед. Он бежал так быстро, как только мог, разбивая и царапая свои голые стопы. Ему было на все плевать. Даже когда он оказался по колено в воде и мужчина должен был вот-вот обернуться. О, как бы он хотел этого, но не вышло. «Великан» слишком увлекся своим грязным делом. Патрик мог бы ударить его булыжником по чугунному затылку, но вместо этого он выдернул заткнутый за поясом нож, предназначенный для разделки рыбы. Дальше все происходило как в тумане. Он нырнул  и, отыскав среди водной мути две белеющие ноги резким движением рубанул  чуть выше пятки, сначала хрустнуло одно сухожилие, потом второе. Мужчин взревел и тут же рухнул, вода оказалась под самым его подбородком. Патрик, не церемонясь, ухватил его за кучерявые волосы  и, потянув на себя, приставил нож к горлу.

Вынырнув из окрашенной кровью воды первым, что увидела девочка, была испуганная гримаса «великана», который беспомощно хлюпал своими бревнообразными руками, пытаясь не уйти на дно. В ее миндалевых глазах читался не страх и не ненависть, а одержимость.

- Режь!- Кричала она, не отрывая взгляда от мужчины. Патрику казалось, что ей совершенно неважно, что ее кто-то там спас. Она видела только нож, приставленный к обнаженной шее ее обидчика. Он ошарашено замер. Эти ярко-оранжевые волосы сводили его с ума. Но в ее голове явно кипели совершенно другие мысли.

Девочка кинулась, обхватила руку Патрика своими ладошками и рванула на себя. Она стояла и улыбалась, глядя, как багровый фонтан брызжет ей прямо в лицо, нервно слизывала кровь со своих маленьких губ и смеялась. Странно, но Патрику тоже хотелось безудержно хохотать.

 

-Как твое имя. – Пробормотал Патрик, глядя, как девчушка ловко перепрыгивает с камня на камень, внешне она выглядела лет на четырнадцать, а то и меньше.

Движения и жесты у нее были несвойственные человеку столь юного возраста. И вообще казалась странной, не только потому, что кровь и смерть ничуть ее не пугали, а потому скорее, что она говорила и как при этом вела себя

- Зачем тебе имя мое? – Гордо вздернув нос, спросила она с легким акцентом. – А бородач? Может, тоже меня хочешь? Так знай ни черта у тебя не выйдет! Лучше утопи, попытай счастье!

- Нет, - сказал Патрик и, замешкавшись, покраснел. – Ты все не так поняла... Меня вот Патриком зовут, но многие кличут «соломенным оборванцем», мне правда это не очень нравится. Но ты можешь меня называть «соломенный» Патрик если, угодно.

Девочка улыбнулась и сменила свой тон:

- Забавно, извини, «соломенный» Патрик. Имя мое – Арилина, но ты можешь меня звать Ари, если угодно.

- Хорошо Ари. – ответил Патрик. – Где твои близкие? Где твой дом?

- Очень далеко от сюда. А куда ты держишь путь?

- Я не решил, думаю, на север.

- На север? Отлично, значит нам в одну сторону. Ты не против, если я составлю тебе компанию?

- Конечно, - обрадовался Патрик. Хоть он и не был особо общительным, временами ему не хватало чужой речи. – Я был бы очень рад. Хочешь есть?

- Да, пожалуй.

- Как тебе местные карпы?

- Обожаю рыбу.

 

Пожелание Ари есть сырую рыбу, не слишком удивило Патрика, учитывая ее диковатый и резкий характер. Она сидела на бревне и, покачивая маленькими ножками, плевалась в костер рыбьими костями.

- Ты что же без лошади путешествуешь? - Вдруг спросила Ари.

- Какая уж тут лошадь, себя только прокормить и могу.

- Это все пустяки, а вот без лошади ни как нельзя.

- Да с кобылой-то оно сподручней было бы, только вот где ее взять?

Девочка хитро улыбнулась и, посмотрев, как скрывается солнце за горизонтом, произнесла:

- Ладно, что-то мне спать хочется. Поделишься своей соломой?

Патрик примял траву, положив сверху соломенную постель, сам лег напротив, укрывшись дырявой тряпицей. Он наблюдал за тем, как Ари медленно погружается в сон, как все реже и глубже становится ее дыхание. Мирное круглощекое лицо девочки искрилось бликами от пламени пляшущего костра. Вскоре уснул и Патрик.

Но недолго ему пришлось нежиться под согревающим жаром огня, проснулся он от тычка в больные ребра. Было темно, всюду летали искорки от потушенного костра. Развернувшись, Патрик увидел склонившуюся над ним кобылью морду и от неожиданности подскочил.

- Успокойся, «соломенный» Патрик. – Послышался знакомый девичий голосок Ари, она сидела верхом на гнедой лошади. – Нам нужно спешить.

- Что это? – Едва разлепив глаза, удивился Патрик. – Ты что украла лошадь?

- Лошадь и осла, второй кобылы, увы, не нашлось. Все вопросы потом, давай собирай вещи.

Если бы кому-то посчастливилось увидеть эту картину, они бы точно умерли со смеху. Девочка четырнадцати лет, с короткими рыжими, как осенние листья волосами, едва доставая до стремян своими тонкими ножками, ехала верхом на статной лошади. А чуть позади нее навьюченный мешочками и узелками на худом ишаке плелся высокий бородатый бродяга.

Парочка свернула с дороги в густую чащу, чтобы лишний раз не попадаться на глаза. Иссушенные жарким летним солнцем ветви хрустели под копытами. Всюду путь преграждал сухой валежник, особенно тяжело эти препятствия довались бедному ишаку. Затем они оказались в предгорной долине, которую пополам рассекал неглубокий ручей. Лошадь ступала ровно, совсем не замечая воды, а вот осел, едва зайдя в нее, засеменил, стремясь поскорее перебраться на другую сторону. Путники почти всю дорогу молчали. Лишь иногда Патрик посматривал на Ари, которая с невозмутимым видом прокладывала путь вперед, словно ей это было не впервой. Эта девчушка казалась ему немыслимой загадкой, как она могла в своем юном возрасте быть настолько отважной, умной, скорее даже хитрой.

К полудню небо затянуло тучами, и пошел мелкий дождь, от которого они укрылись под густой листвой старого ясеня.

- Ну, - начала Ари покручивая во рту травинку, - расскажи о себе, что тебя привело в эти места?

Долго упрашивать Патрика было не нужно, он с радостью поделился историей о своей безрадостной жизни. Но старался преподнести это таким образом, чтобы она не подумала, будто бы он жалуется. Еще чего, что это за мужик, который пускает сопли перед ребенком? Нельзя сказать, что это ему очень-то удалось, но он старался. Да и на лице девочки особого сочувствия прочесть было нельзя, она лишь кивала и задумчиво разглядывала, как капли разбиваются о землю, распадаясь на десятки сверкающих частичек.

- Все это печально, - Наконец произнесла она. – Но, в конечном счете, ты жив, худо-бедно здоров и перед тобой целый мир.

Патрик не понимал, что в этом хорошего, за время своих странствий он по-настоящему научился ценить домашний уют и семейный очаг, о котором он знал лишь из редких детских воспоминаний. Ему не нужен был мир, только своя крыша над головой и любящие его люди рядом. Но ответил он многозначным «угу».

- А, ты, - скромно произнес Патрик. – Не желаешь рассказать о себе?

- Отчего же не рассказать, - помолчав, произнесла Ари, - пожалуй, можно. Только знай, я не многим рассказываю о себе и буду благодарна, если моя история останется между нами.

Патрик кивнул.

- Как я и говорила, мой дом очень далеко от сюда, не имеет смысла говорить, где точно, не на каждой карте его можно найти. Из прошлого я помню не так много, наверно это и хорошо, хотя бы, потому что те вещи, которые остались в моей памяти совсем не доставляют мне удовольствия. Помню отца, он был что-то вроде важного чиновника, все относились к нему с уважением и страхом, причем там, где не хватало первого, второй заставлял недругов и подлых завистников смиренно стоять и улыбаться в его присутствии. Больше чем моего отца люди боялись только мою маму, все считали ее не то ведьмой, постигшей секрет неувядаемой красоты, не то суккубом, скрывающим днем свое развратное естество под расписными шелками. Их винить не в чем, моя матушка действительно была редкой красавицей, высокой, статной, темноволосой, с ярко голубыми глазами и достоинствами в нужных местах, по крайне мере так ее описывал мой дядя, который и воспитывал меня последние несколько лет. У нас было родовое поместье, герб, свои наделы, даже небольшой отряд вооруженных людей, так скажем, представляющих интерес нашей семьи в сложных ситуациях. В общем, было все чего только можно пожелать.

Мне было около четырех лет, когда не стало моих родителей. Я помню эти события очень обрывочно и смутно. Помню, как мы убегаем от разъяренной толпы, нас преследуют всадники на черных, лоснящихся в свете пламени, конях, глаза этих людей будто бы светятся в темноте и жаждут смерти. Мама, держит меня на руках, сжимает так крепко-крепко, и я слышу, как трепещет ее сердце, словно птичка стремящаяся вырваться из клетки. Она плачет, но тихо, чтобы они не услышали, чтобы не подумали, что они сильнее ее. А потом…яркая вспышка и жизнь как с чистого листа. Иногда я вспоминаю что-то новое, оно приходит ко мне во снах, и я боюсь этих сновидений.

Да, как уже было упомянуто ранее, растил меня мой дядя, теперь я думаю, что он вовсе не был моим родственником или хотя бы другом семьи, хотя и научил меня всему, что я знаю и умею теперь. Все было прекрасно, мы путешествовали и жили счастливой и веселой жизнью. Я никогда не знала, как и чем он зарабатывает, но мы не голодали, и недостатка в красивой одежде не испытывали. До тех пор пока снова не появились люди с горящими в темноте глазами. Мой дядя, чтоб ему гореть, от страху обделался и решил отдать меня им, но я убежала, как видишь. С тех пор странствую.

- Что же нужно было этим людям? – Сглотнув, спросил Патрик.

- Я.- улыбнулась Ари.

- Но почему, зачем?

- Я особенная.

- Что это значит?

- Может, скоро узнаешь, а может, и нет. Дождь кончился.

 

Патрик держался за ней, изредка подгоняя ленивого ишака, который не переставал жевать влажною траву. Он был ужасно заинтригован разговором с Ари и не мог думать ни о чем другом. Его расстраивало, что она занимает все его мысли, а ей, скорее всего, плевать на «соломенного оборванца». Во всяком случае, так можно было подумать, глядя на нее. Она правила спокойно и даже ни разу не обернулась, будто этого разговора вовсе не было.

Над ними уже стояло вечернее солнце, когда они выехали на узкую горную тропу, пролегавшую над крутым склоном, в низу которого шумела бурная горная река. Над головой высились омшелые скалы, обросшие кустами и карликовыми деревцами. Ари особо не спешила, а Патрику и вовсе пришлось соскочить с трясущегося ишака, который упрямо отказывался идти по узкой тропе.

-Куда мы едем? – Спросил Патрик, прижимая осла к щербатой скале.

- На север, конечно.- Не оборачиваясь, ответила Ари.

- Но почему этой дорогой?

- Так безопасней. Этот путь идет в обход главного тракта, когда-то его использовали налётчик и бандиты. Но ты не беспокойся, то было в прежние времена.

- Откуда тебе это известно?

Девочка ничего не ответила, но Патрик сквозь ее затылок почувствовал хитрую настораживающую улыбку.

- Я не боюсь бандитов. -  Гордо задрав подбородок, сказал Патрик и тут же споткнулся о торчащий корень. Хвала богам, она не видела и не слышала этого. А может только сделала вид, что не слышала.

- А чего же ты боишься «соломенный»? – Хихикнула Ари.

- Говорят, сам не верю, конечно, но все же, что нечисть в этих скалах обитается. Вроде бы как она кожу с человека живьем сдирает и вместо одежды носит, а из черепов и зубов украшения себе делает.

-Ха-ха, - рассмеялась Ари, да так что чуть не вывалилась из седла, - вот умора! Да, дураки все те, кто так говорит.

Патрик немного обиделся на резкие слова малолетней девчонки. Что вообще она может знать? Еще молоко на губах не обсохло, а уже жизни учит человека, который ее в два, а то и три раза старше. Нет, надо поставить ее на место. Ну что она сделает, в самом деле? На худой конец, щеки надует и все. Ну не скинет же со скалы, наверное...

Внезапно размышления Патрика прервал резкий жест Ари, она остановилась и, осмотревшись по сторонам, залезла на седло с ногами.

- Что такое? Что ты делаешь? – Возмутился Патрик.

- Патрик, похоже, не следовало нам сворачивать сюда. – Сказала Ари, по-прежнему не оборачиваюсь на него.- Но, что бы ни случилось, стой на месте и ни говори лишнего.

- Но...- Не успел Патрик возразить как маленькая девчушка, ловко оттолкнулась от седла и взмыла вверх по скале, цепляясь за скользкие корни и скалистые выступы, пока не скрылась из виду.

Перед гнедой лошадью, там, куда дальше уходила тропинка, поднялось маленькое облако пыли. Цепочкой друг за другом следовало трое всадников. У всех троих слева на поясе болтались ножны, на груди сверкали доспехи, все в плащах с геральдикой. Только тогда, когда они оказались ближе и тот, что возглавлял их, спешился, Патрик разглядел родовой символ в виде пронзенной кинжалом волчьей головы.

- Что вы делаете на этой дороге? – Спросил всадник, разглаживая одной рукой роскошные усы, при этом, не выпуская из другой эфеса своего меча.

- Прошу простить - Испуганно попятился назад Патрик, но потом вспомнил то, что велела девчонка, и вернулся на место. - Я по ошибке набрел на эту дорогу.

- Вы здесь один.-  Всадник с подозрением взглянул на пустое седло, на котором сидела Ари.

- Да.

- Так куда вы ехали?

- На север.

- И только? Просто на север?

- Точно так-с.

Всадник замолчал, прожигая насквозь своим тяжелым взглядом бродягу. Патрику становилось от этого не по себе, по спине пробежал холодок. Воздух загустел от напряжения, только снизу доносились свирепые раскаты горных вод, которые периодически заглушали приходящие в голову Патрика трусливые мысли.

-Хм, странно,- наконец проговорил всадник. – А вам известно, что это тропа ведет вовсе не на север?

- Как не на север? А куда?

Глаза всадника прищурились, и по щекам поползло подобие улыбки.

- К смерти! – он молниеносным движением высвободил меч из ножен и решительно двинулся на Патрика – Где девчонка?

Патрик вынужден был отскочить, когда тяжелое лезвие показательно разрезало воздух над его головой. Между ним и всадником испуганно закружился ишак. Это был шанс, и Патрик им воспользовался. Он дал деру, в надежде выиграть время и скрыться где-нибудь за камнем. Однако, не успел он сделать и десяти шагов, как у него за спиной что-то затрещало и громыхнуло, Когда же ему хватило храбрости чтобы оглянутся, он увидел то, что повергло его в шок.

Посреди узкой горной тропы лежал огромный валун, прижавший под собой и всадника, и бедное бьющееся в посмертных судорогах животное. Через мгновение появилась она – как дикий зверек, перебирая руками и ногами, рыжий дьяволенок слетел в низ. Пока остальные войны приходили в себя, она перескочила через валун и, дернув Патрика за локоть, потащила за собой. Они свернули с тропы, поднявшись по крутому склону, усеянному невысокими кустарниками. Девчонка помогла Патрику пролезть в узкую нишу в скале, скрываемою низкорослыми деревцами, а сама легла на землю и отползла на пару метров в сторону, слившись с каменисто почвой, даже ее рыже волосы поблекли и растворились в пыли.

Войны поднялись вслед за ними. Они не спешили, зная о том, что далеко им не уйти, так как кругом высились отвесные скалы, окаймляя полукругом этот не большой выступ, где кроме мха и кустов ни чего не было. Самонадеянные негодяи решили, что они просто прижались к какому-нибудь камню и трясутся от страха, но видимо им было мало что известно о Ари. Она напала оттуда, откуда ни кто не ждал. Девчушка пригвоздила сапог одного из них острым как, нож камнем и пока он кряхтел от боли, силясь подняться, вынула его меч и по инерции рукоятью рассекла другому бровь. Ари оказалась на удивление сильной, легко управлялась с тяжелым рыцарским мечом, она умудрялась ловко подпрыгивать и парировать ответные удары. Это было невероятно! Бывалые войны оторопели от ярости и мастерства ребенка, им оставалось только отступать, пока «хромой» не изловчился, поднырнув под лезвие, и не обвил ее руками, блокировав любые движения мечом. Он прижал воительницу к земле и рычащим голосом выпалил:

- Уймись, пигалица, иначе я раздавлю тебя!

Немного поборовшись, Ари успокоилась, и тут Патрик переполненный гневом вылетел из своего убежища, издавая воинственный рев как древний горный человек. И может он достиг бы своей цели, сбросил негодяя с девочки, но только вот в ослепленный гневом он потерял из виду второго война, который не замешкался. Патрика остановил тяжелый удар в грудь...

 

5

...я тону в нем, растворяюсь в нем. Свет превращается в солнце, по розоватому вечернему небу плывут разбросанные обрывки облаков. Я лежу, и он лежит, мы смотрим вверх. Я чувству его боль, как свою, она тупая охватывает всю грудь, становится тяжело дышать, в голове муть. Ощущение, что он не понимает что случилось. К горлу подкатывает волна и на языке возникает вкус металла, горячая и мокрая кровь течет по подбородку. Я не в силах встать приподнять голову или хотя бы пошевелится, мне хочется произнести: чье-то имя, но я не могу, захлебываюсь. Очень тревожно, но не за себя за нее. Хотя бы увидеть ее снова. Пусть они уберут от нее руки, свои грязные руки! Но она слишком далеко я не могу ее увидеть. Перед глазами только растреклятое небо…

Хруст, звон металла и крики. Нет, не ее! Не ее крики! Боже, я хочу ее видеть! Больше жизни хочу, еще один разок. Спасибо!

- Патрик, нет-нет. – Шепчет она. В глазах ее нет страха, но тревога и от нее так тепло, не от крови это точно, от ее взгляда. Ее рыжие волосы просто пылаю на солнце. Как она  похожа на Мари.

- Нет, дружок, я тебя так не отпущу, ты хороший. Погоди не торопись туда, ты мне нужен.

Не могу вносить, в нос бьет режущая боль, из глаз текут градом слезы, не хочу оставлять ее. Глупая девочка… Свет темнеет. Не понимаю, что она делает, не могу разобрать ее слов, чествую только, как она нежно касается моего лба, гладит меня по щекам и целует в губы, немного больно сжимая их своими острыми зубками. Глупая-глупая девочка, что ты делаешь?

-Я не оставлю тебя. – Едва различимо произносит она. Ничего, я готов, дурочка, но ей неважно это.

Становится совсем темно, и я слышу только четыре слова, которые громким эхом медленно затухают у меня в голове:

- Иди на зов моей крови…

 

6

Мужчина отпрыгнул от скованного монашеским зельем мертвеца, словно его окатили родниковый водой, мутные радужки глаз постепенно обернулись голубыми, а лицо стало прежним.

- Ну что? – С нетерпением подскочил монах. - Что ты видел?

Вместо того чтобы ответить мужчина без колебаний раскрыл  рот трупа и отвернув нижнюю губу обнаружил две странного происхождения отметены.

- Я так и думал! – возликовал старик. – Дай-ка взглянуть повнимательней. Хм, довольно странный рисунок, нехарактерный…

- Нехарактерный для чего? – Нахмурив густые брови, спросил мужчина. Пускай у кого-то его способности вызывали не меньший ужас, чем у него ходячие мертвецы, но прежде жизнь не сталкивала его с такими «чудесами», потому-то так трудно было довериться сумасшедшему старику.

- Для укуса, мой милый друг. Что ты видел еще?

- Девочку.

- Что еще за девочка?

Мужчина выдохнул.

- По всей видимости, она каким-то образом связанна с тем, что мы имеем. – Он косо взглянул на мертвеца.

- Ты уверен?

- Давай-ка лучше спросим у него.

- Нет, нельзя. Это тварь не должна очнуться иначе…

- И чего же ты хочешь, чтобы я отрезал ему голову?

- Ну… - монах замешкался.

- Черт тебя дери, тебе нужно ты и делай. – Мужчина поправил порванный плащ и направился к лазу, желая поскорее покинуть это жуткое место. – Однако тебе следовало бы знать, он единственный, кто может тебя привести к этой девчонке.

- Повтори?

- Прощай монах.

- Ты мне обязан!

- Да лучше мне трижды сгореть на костре, чем потыкать твоим прихотям.

- Я умоляю тебя!

Мужчина резко обернулся и с металлом в голосе произнес:

- Советую затянуть его покрепче и лучше цепями, едва ли его смогут удержать эти протертые кожаные ремни. Это существо одержимо лишь одним желанием…

Монах озадаченно махнул головой.

- Каким?

- Он будет искать ее, как преданный пес, идти на зов ее крови.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...