Комнат было пять, пациентов — тоже. Они появились в доме на острове один за другим в последние полгода. Наставник Риден не объяснил ученику, чем эти люди больны, но Симон и так видел, что их словно отделяет от реальности непреодолимая трещина.

Никто не пытался сбежать. Они то ли принимали свое заключение добровольно, то ли, что казалось куда правдоподобнее, не осознавали происходящее.

Симон навещал их трижды в день: приносил еду, выводил гулять, делал замеры аур. Последнее, по словам наставника Ридена, являлось особенно важным. По колебаниям цвета и структуры тот отслеживал состояние пациентов.

Симон надеялся, что, когда он наберется опыта, учитель подробно объяснит ему механизм душевных болезней, самой сложной области целительского искусства. Многие мастера, врачующие едва ли не смертельные раны, порой не могли вылечить даже крохотный недуг разума. Но парень верил, однажды у него всё получится.

В первой комнате сидел тщедушный, как ветошь, старик. Во второй — молодая женщина, считавшая себя ребенком. В третьей — девушка, которая за три месяца на острове не проронила ни слова. Напротив нее — парализованный мальчик. В последней — Иви.

Симон перехватил поднос одной рукой, а другой отпер дверь ее комнаты.

Иви сидела на кровати и резко повернулась на звук. Темные волосы хлестнули девушку по плечам, рассыпались по платью. Она скрестила ноги и поправила на коленях расшитую аляповатыми маками льняную зеленую юбку.

— Снова здравствуй, — сказал Симон. — Я принес тебе обед.

Иви радостно протянула сложенные ковшиком ладони. Он вложил в них пиалу с бульоном и девушка поднесла чашку к губам:

— Спасибо.

Неожиданно снаружи раскатился гром. Озеро за окном пошло волнами.

Иви вздрогнула и ссутулилась. Симон посмотрел на нее с искренним сочувствием: «Бедняжка… в твоем незрячем мире всё так непонятно и страшно…»

В северном Осс бури налетали внезапно. За окном насупившееся небо закуталось в лохмотья фиолетовых туч. Поднявшийся ветер раскачивал карликовые ивы и волновал высокую траву. Резко похолодало. Запахло озоном.

Симон подошел к окну и потянул за привязанный к штормовым ставням шнур, перекрывая дорогу ветру. Позади Иви приподняла подол, уравновесила пиалу на скрещенных лодыжках и завыла на низкой ноте.

Симон быстро присел рядом с девушкой и взял ее за руки:

— Не бойся, там всего лишь шторм.

Словно опровергая его слова, камень-светильник в комнате замерцал и погас. Коридор тоже потемнел в одночасье.

«Нет, не шторм», — Симон сосредоточенно обострил все чувства магией.

Мир вокруг обернулся бесконечным гобеленом из нитей красок, запахов, вкусов, звуков и ощущений. Узор колыхался — два других мага, отнюдь не наставник Риден, перекраивали погоду на свой лад.

Иви шепотом спросила:

— Ты меня не бросишь?

«Сим! Живо в лабораторию! С Иви!» — мыслеречь наставника Ридена резанула уши парня холодным свистом. Он понял, что дела плохи: обычно она звучала, как щекочущий ветерок.

Симон схватил Иви за талию и сдернул с кровати. Девушка испуганно выдохнула. Пиала разбилась об пол, суп выплеснулся ему на сапоги. Не обратив внимания, парень вывалился в коридор и понесся с Иви к лаборатории наставника Ридена.

В опустевшей спальне загромыхали ставни, словно кто-то пытался пробиться снаружи. Симон обернулся на бегу, но увидел лишь женщину-ребенка. Пациентка выскочила из своей комнаты и, плача, замолотила кулаками по стене.

«А как же остальные, учитель?» — Симон выдохнул слова мыслеречи.

«Больше никто не имеет значения».

Симон дернулся. Клятва Левиафана требовала от молодого целителя помочь пациентам, но с такой интонацией наставник Риден отдавал приказы, которые полагалось выполнять немедленно и безукоснительно.

Парень влетел в лабораторию, втолкнув Иви первой. Она застыла посреди зала, ссутулившись и обхватив себя руками за плечи. Узкое лицо с птичьим носом побледнело, оттенив коричневые веснушки. Девушка испуганно зажмурила слепые жемчужные глаза и задрожала всем телом.

Симон отыскал взглядом наставника Ридена.

— Скорее в Круг! — велел сгорбленный карлик, поднимая посох.

Лаборатория звенела от пронизывавших пространство магических вибраций. Колбы и реторты подпрыгивали, бумаги слетали со столов, а кварцевые кристаллы для замеров аур потрескались. На смуглой лысине наставника Ридена выступила испарина, длинные усы шевелились на неощутимом ветру. Ему не хватало сил, чтобы одновременно защищать дом и сплетать заклинание путешествия для Симона с Иви.

— Сим, возьми письмо. На краю стола!

Симон схватил тяжелый конверт из плотной бумаги и втянул Иви в Круг. Безупречно ровный гранитный диск полностью занимал пол единственного алькова в лаборатории. В его границы был вписан квадрат, вершины точно соотносились со сторонами света. Каждый угол завершался символом одного из Покровителей: Левиафан — на севере, Рух — на востоке, Василиск — на юге, Феникс — на западе. Руны горели голубоватым светом. В центре чернел силуэт Дракона, властителя всех стихий, — пока не напитанный магией.

Сверху раздался хруст, потом треск. С потолка полетели щепки: враги сорвали крышу и пытались разобрать дом на части.

Симон крепко прижал к себе плачущую Иви и принялся гладить темные волосы, бормоча слова утешения. Девушка не понимала, что происходит. С трясущихся губ вперемешку со всхлипами срывались бессмысленные междометия. Обостривший чувства парень ощущал ужас Иви, как собственный.

— Не выходите из Кру-у-у-га-а-а! — крикнул наставник Риден.

По колыханиям гобелена Симон заметил, что учитель прекратил контролировать барьер вокруг дома. Он сосредоточился на активации Круга, и символ Дракона вспыхнул кипенным пламенем. Языки огня выстрелили вверх и окутали Симона и Иви ослепляющим смерчем. Парень наклонил голову, прищурившись и неотрывно смотря перед собой, пока их не швырнуло искрами сквозь пространство.

Последнее, что он увидел, навсегда отпечаталось в памяти.

Стены дома смялись и разлетелись пергаментом. Две темные фигуры, высокая и приземистая, возникли из бури и окружили наставника Ридена. Он замахнулся посохом, но не закончил заклинание.

Одновременно натянулась и лопнула нить духовной связи между учителем и учеником.

Риден Лекк погиб.

 

***

 

«Симон, это письмо на критический случай. Если ты его читаешь, меня вынудили отправить тебя в убежище. Оно редко используется, но там есть деньги и припасы. Я постараюсь сбить врагов со следа и выиграть немного времени, чтобы вы добрались в Некору, а оттуда — на остров братства Утреннего Левиафана. Обитель не рискнут штурмовать.

Ты должен доставить к ним Иви. Я много лет искал лекарство от угасания, и ключ — в ней. Покажи братьям мои записи, они знают, что делать. Раз вы вынуждены бежать, исследование привлекло внимание Совета Четырех, и за вами идут ищейки. Не позволь им захватить мои бумаги и Иви — последствия будут катастрофическими.

Угасание — бич магического сообщества. Каждый имеет право на исцеление. Однако властям Иви нужна лишь затем, чтобы всё контролировать. Помни, ты дал клятву Левиафана сохранять чужие жизни и души. Не дай использовать наши труды ради победы в бессмысленной политической игре.

Убежище находится в Сафирских горах недалеко от тракта на Некору. В портовом кабаке «Прилив» тебя ждет капитан Шенрата. Однажды я спас ей жизнь; она — человек слова, и согласилась помочь. Ее «Лунная бестия» — самая быстроходная шхуна в северных водах. Возьми мой медальон, Шенрата его узнает.

Благослови тебя Покровители, Симон.

Твой наставник Риден Лекк».

 

***

 

Симон закончил читать и поднял глаза на Иви. Девушка ходила по убежищу, маленькой и надежно спрятанной от чужих глаз пещере с неприметной дверью, и ощупывала стены.

Его сердце вновь кольнуло острое сочувствие. Он уже отпустил заклинание восприятия, но всё равно ощущал беспомощность девушки. Ее реальность, лишенная образов и красок, состояла из запахов, звуков, форм и прикосновений. К тому же Иви словно застряла на краю взросления — не желала расставаться с подростковыми иллюзиями. Она считала мир прекрасным и наотрез отказывалась верить, что он может обойтись с ней жестоко.

Симон отложил письмо и вытянул из конверта пухлый журнал и медальон наставника Ридена, золотую пластинку с монограммой в кольце морской змеи. Он погладил гравировку большим пальцем и болезненно зажмурился: «Почему вы не ушли с нами, учитель?»

Симон загнал горе вглубь, надел медальон и спрятал под одежду. Потом открыл журнал.

Страницы покрывали замеры ауры Иви, ссылки на исцеляющие заклинания высоких ступеней и множество малопонятных ему формул лечения душевных болезней. Наставник Риден учился в обители Утреннего Левиафана, братстве целителей, и посвятил подобным недугам всего себя. Упомянутое в письме угасание считалось редкой болезнью, но в последнее десятилетие упоминания о ней встречались всё чаще. Сильные маги начинали терять способности, а с ними — и разум.

«Неужели на острове были «угасшие»?

«Возможно», — решил Симон и сразу засомневался. По замерам аур он видел, что у пациентов магических способностей хоть отбавляй. Только слабоумие не позволяло им направлять волю на заклинания. Владели ли они магией раньше, парень не знал. Наставник Риден не раскрывал ученику истории болезни, а в дом на острове пациенты приехали уже безумными.

Симон сложил письмо и журнал обратно и убрал конверт под рубаху.

Иви, почувствовав, что он готов идти, повернула голову. Оглядев её, Симон удрученно цокнул языком. Себя-то он с утра привел в порядок. Умылся, сбрил щетину, стянул черные волосы в хвост. Надел рубаху, штаны с карманами по бокам и растоптанные сапоги; сверху набросил шерстяное рубище, защищавшее от озерной сырости. Но Иви он выдрал из комнаты в одном платье, да еще и босиком.

Надеясь на предусмотрительность наставника Ридена, Симон проверил ящики. В них нашлись серебро, заплечный мешок, карта окрестностей, немного еды, окутанной заклинанием остановленного времени, пара оберегов, скрывавших ауры владельцев, одежда с обувью и гребень.

Симон закутал Иви поверх платья в темно-зеленый халат из вяленой шерсти. От растрепанных волос еще пахло домом наставника Ридена, и парень печально улыбнулся. Усадив девушку на камень, он расчесал ее черные пряди и заплел в косу. После — обул в кожаные башмаки. Они  оказались великоваты, но она ловко встала, сделала три шага, привыкая к стуку подошв, и крутанулась на месте:

— Идем?

Коса мазнула Симона по лицу. Парень застыл, внезапно обнаружив, что взопрел под одеждой.

Симон решительно прогнал наваждение и открыл дверь убежища.

Они оказались под острым клювом уступа. Полдень миновал, солнце тянулось к горизонту, золотя заснеженные пики. В стороне просматривалась горская тропа. Она сбегала вниз и, обогнув постоялый двор, соединялась с широким трактом. Дорога пронзала долину и вдалеке становилась единой со свинцовой полосой берега. Там находилась Некора; дальше, в море, лежал остров братства Утреннего Левиафана.

— Не отпускай мою руку, — ласково попросил Симон и повел Иви к тропе. — Придется походить, но один раз. Спустимся, переночуем. Я куплю нам место в караване. Дальше станет легче…

Иви послушно сжала его ладонь и позволила себя вести.

Половину пути они миновали легко. Потом Иви устала. Короткий привал не помог: испуг и смена обстановки взяли свое — девушка засыпала на ходу; в конце концов ослабленно выпустила пальцы спутника.

До постоялого двора оставалось около километра, и Симон распорядился:

— Забирайся ко мне на спину и цепляйся за плечи.

Иви повисла у него на шее. Парень подхватил ее под колени и упрямо потащил вперед.

Когда они добрались до постоялого двора, Симон сам валился с ног от усталости — Иви весила не меньше половины центнера. Однако тепло и запахи еды приободрили девушку. Она отпустила парня и юркнула к камину-флейте.

Сердобольный хозяин с огромным пузом и сияющей лысиной выслушал заранее придуманную Симоном историю, как они пересекали горы, и их лошадь сломала ногу. Взял четыре серебра за тихую комнату, еще монету — за ужин из жаркого, подогретого хлеба и морошкового морса и рассказал, кто из караванщиков идет до Некоры.

Пока хозяин собирал поднос, Симон подошел к указанному столу.

— От столицы лучше держаться подальше. Совет Четырех на ушах. Они левиафановых магов в укрывательстве какого-то Лекка обвиняют. Говорят, украл чего-та. Даже ищеек чуть ли не дюжину по его душу отрядили. Ох, чую, у «левиафанов» Магистра перевыберут. Точно… Опять проклятые перемены!

Симона как молотом к полу пригвоздило. Смерть учителя внезапно вновь навалилась ему на плечи. Он невольно вонзил ногти в ладони до крови.

Говоривший, усатый мужик с копной мелких кос, повернулся к нему и с грубоватой простотой спросил:

— Чего смотришь?

— Сказали… — язык с трудом ворочался во рту парня, — вы до Некоры идете… Можете меня с сестрой взять…

— Четырнадцать серебра, — отмахнулся мужик. — Вы вродь приличные. Только людям моим не мешайтесь и к отъезду не опоздайте, лады? На рассвете выходим. Кормить и поить вас со своего котла станем, потому столько.

Симон кивнул, мысленно поблагодарив наставника Ридена за деньги и хорошую одежду.

Он отсчитал серебро, позвал Иви и забрал у хозяина поднос с ужином. По дороге наверх девушка держалась за край его рубища, но Симон безотчетно ее не замечал.

В комнате он привалился к запертой двери и закрыл лицо руками. На ладонях осталась влага, плечи против желания задрожали. Симон рос сиротой, и наставник Риден заменил ему семью. «Чего-та» была Иви, и его убили из-за нее.

А она даже не понимала, что виновата! Виновата потому, что хранила секрет лекарства от угасания! Что встретилась мечтавшему побороть болезнь учителю! Что позволила себе попасться на глаза управлявшему магократическим Осс Совету Четырех!

От отчаянья Симон малодушно мысленно осыпал девушку всеми известными ему проклятиями.

Но это не принесло облегчения.

— Симон... — Иви накрыла мужские ладони своими.

Она отняла его руки от лица и большими пальцами стерла со щек слезы.

На Симона смотрели слепые жемчужные глаза. Однако в изгибе бровей, складках губ и морщинках на лбу девушки отражалось его собственное горе. Иви не просто ощущала чужую тоску, как если бы обострила чувства магией. Она испытывала ее в унисон. Точно такую же — до мельчайших оттенков.

«Странно… Никогда подобного не встречал…», — успел зачарованно подумать Симон прежде, чем Иви обвила руками его шею и поцеловала в губы.

Вначале парень закостенел. В голове взвилась мысль, что клятва Левиафана запрещает целителям близость с пациентами. Он попытался оттолкнуть Иви, но та не отступила. Наоборот, прижалась всем телом и продолжила целовать, поглаживая кончиками пальцев его напряженный загривок. Симон уперся ей в плечи ладонями, вжался в дверь и — вдруг сдался.

Иви была единственной, кто понимал его скорбь по наставнику Ридену.

В ответ парня точно согрело солнцем. Приспуская платье с плеч девушки, он вскользь подумал, что ее магические способности в ауре выглядят спокойным морем. По зеркальной глади иногда пробегала рябь, и сворачивались рапанами водовороты, намекая, что не всё лежит на поверхности.

Иви увлекла Симона на кровать. Она тянулась к нему с невозможной и неясно откуда взявшейся любовью. Этой любви хватило на двоих, и горе Симона вскоре растворилось, как соль в воде.

Утром они едва не опоздали к отправлению каравана.

 

***

 

Всю дорогу до Некоры Иви жалась к Симону, вынуждая его краснеть от воспоминаний о ее веснушках на груди. Печаль по наставнику Ридену ушла, оставив лишь эхо, больше не трогавшее сердце. Парень терялся в догадках, как Иви сумела? Словно опытный целитель, девушка накрыла его одеялом умиротворения. Однако Симон не заметил ни капли магии. Случившееся было естественным, как блик на воде или обыкновенная улыбка. Невероятно!

В городе Симон и Иви оказались вечером следующего дня. Они спросили у караванщиков дорогу к порту, поблагодарили за помощь и распрощались.

Улицы Некоры укутывали вечерние сумерки с налетом отгоревшего заката. В них лазурные крыши казались сиреневыми, булыжные мостовые — лиловыми, а перекрестки — сотканными из теней. Двухэтажные дома прижимались друг к другу, защищаясь от ветра; но резкие порывы, словно заблудившись, все равно находили лазейки в переулки, принося с моря запахи водорослей, мокрого дерева, рыбы, соли.

Иви крутила головой по сторонам, увлеченная разнообразием новых ощущений. Время от времени она вскидывала руки, будто пытаясь поймать сырой ветер, или, заслышав чаек, вихрем врывалась в беспокойные стаи. Иногда останавливалась, прислушивалась. К чему? Симон не представлял. Прохожие косились на них, но не цеплялись — пара мало отличалась от простых горожан.

После одной такой остановки девушка внезапно сказала:

— За нами идут.

Симон посмотрел туда, куда Иви повернула голову, но никого не увидел. Тем не менее, опасность заскребла по его затылку когтистой лапой.

Парень обострил чувства магией. Кожа покрылась мурашками, и он тоже заметил, что за ними наблюдают. Это не был самообман из страха попасться — преследователи находились рядом и ждали момента напасть. По композиции ощущений они не походили на магов, но скрывавшими ауру оберегами пользовались многие.

Симон схватил Иви за руку и потащил прочь.

Парень не знал города и несся по лабиринту улиц наугад в надежде затеряться. Одни горожане уступали дорогу, другие ругались вслед, третьи обещали позвать стражу… Симон не обращал внимания. Чужой взгляд жег ему спину, в уме бились отчаянные идеи. Он пожалел, что не учился боевым заклинаниям.

Вынырнув из низкой арки на пустынную дорогу, парень завертел головой в попытке сообразить, где порт. Плеск волн доносился с конца улицы: там булыжная мостовая крюком ныряла за высокий дом с часовой башенкой. Однако вместе с прибоем Симон различил и чьи-то шаги, синхронно приближавшиеся с двух сторон. Справа — твердая поступь мужчины, слева — суетливый топоток женщины.

У дома напротив серел зев переулка. Симон сделал первое, что пришло в голову: толкнул туда Иви, сам влетел следом. Он прижал девушку к стене своей спиной и вскинул руки, судорожно сплетая иллюзию невидимости.

Пальцы не слушались. Жесты-переменные формулы скакали, как у недоучки. Нити выскальзывали из ладоней Симона и, наконец, обжигающе нагрелись. Гобелен сердито вздыбился, не изменившись, и оттолкнул дилетанта.

Парень зашипел, кусая губы. Вибрации узора показали: преследователи обнаружили его заклинание. Их шаги зазвучали громче. Симон испуганно осознал, что через пару секунд ищейки — а он не сомневался, кто идет по пятам, — схватят беглецов.

По носу на верхнюю губу сползла капля пота. Симон сосредоточился, собрал волю в кулак и повторил заклинание. Теперь он воспроизвел формулу точно, и гобелен переплелся. Нити поменялись местами, цвета преобразились — узор изменился.

Симон выдохнул, зная, что выиграл от силы полминуты. Он собрался бежать дальше немедленно, но Иви протянула руку через его плечо и дотронулась раскрытой ладонью до гобелена. Полотно перестало дрожать, словно не было никакой иллюзии. Девушка замела следы лучше опытного мага-разведчика, спрятав себя и Симона буквально под носом у ищеек. Надвигавшиеся с разных концов улицы силуэты замешкались.

«Но она же не владеет магией!» — изумился парень.

В следующее мгновение его внимание переключилось на преследователей. Стремительно шедший вперед долговязый мужчина в длинной мантии застыл и гневно раскрыл глаза. Маленькая толстая женщина в коричневом пончо закрутилась на месте. Ищейки переглянулись и принялись суетиться перед аркой.

Симон посмотрел на них с ненавистью. Он хорошо запомнил беззвучный звон, с которым лопнула духовная нить между ним и учителем.

— Нужно уходить, — парень отбросил размышления о талантах Иви и повел девушку в противоположный конец переулка.

Далеко уйти не удалось. Через полсотни шагов он вновь ощутил внимание ищеек и резко пошел быстрее. Плеск воды дразнил обостренный слух, и парень уверенно нырял в прорехи между домами, приближаясь к порту.

В какой-то момент к нему потянулись четырьмя невидимыми руками. Едва осязаемые магические пальцы дотронулись до волос и затылка. Ищейки будто решили запомнить Симона «на ощупь» или ткали завязанное на него заклинание.

Парня охватил страх. За следующим рядом домов уже чернели перекрестья мачт и рей, и он понесся вперед, буквально волоча Иви за собой.

Набережная дышала морем. Горели золотом окна пивных, ярилась музыка, скрипели корабли, чье дерево безжалостно стискивали в кулаках волны. Крикливые чайки устали сражаться за рыбное серебро и сонно дремали в гнездах из пены.

Из какого-то кабака вышвырнули пьяного матроса прямо перед Симоном и Иви. Парень попятился, скользнул взглядом по вывеске и чуть не заорал от радости.

— «Прилив»… — Симон и распахнул дверь заведения: — Капитан Шенрата здесь?! Помогите нам!! Прошу!!!

За круглым столом в середине зала прекратилась игра в кости. Встала и повернулась поджарая женщина — точно распрямилась тугая спираль; полы синего плаща хлестнули по лавке, лохматая черная грива рассыпалась по спине, глаза полыхнули штормом.

Симон кинулся к Шенрате, сдирая с шеи медальон наставника Ридена:

— За нами!.. Ищейки!.. Учитель сказал!.. Вы поможете!..

Шенрата подкинула медальон на ладони и швырнула обратно Симону. В правой руке капитана сверкнул катлас, гобелен вокруг ее тела осветился могучей волей.

— Через заднюю дверь к пятому пирсу. «Лунная бестия». Я их задержу.

— Эй-эй-эй! Не в моем заведении! — засуетился кабатчик.

— Не дрейфь! — Шенрата направилась к выходу.

В этот момент дверь загрохотала об косяк, и на пороге возникли ищейки. Они одновременно нашли глазами Симона и Иви и попробовали шагнуть вперед.

Не удалось.

Не останавливаясь, капитан вскинула левую руку ладонью от себя, будто что-то отбросив от груди, и ищеек кубарем вынесло из кабака на набережную.

Симон ощутил волю Шенраты. Меньше получаса назад он сокрушался, что не знает атакующих заклинаний, а сейчас воочию наблюдал боевого мага.

Парень быстро вывел Иви через заднюю дверь, оставив в зале завихрившийся заклинаниями гобелен.

Они снова побежали. Иви всхлипывала от усталости, и Симон подхватил ее на руки. Встреча с Шенратой придала ему сил, поэтому девушка казалась совсем легкой. Она обхватила его руками за шею и сопела в плечо. Симон крепко прижал ношу к себе и упрямо двигался к пятому пирсу.

Там покачивалась на волнах хищная шхуна. Три мачты пронзали небо, бушприт смотрел на горизонт. Волны омывали нос и брызгали пеной на борта. В фонарях плясало магическое дымчато-зеленое пламя, не способное повредить кораблю. На палубе суетились матросы. Видимо, Шенрата отдала приказ готовиться к отплытию мыслеречью. Смущало лишь, что моряки работали в полной тишине, точно между собой общались тоже без слов.

Взбежав по трапу, Симон опустил Иви на палубу и привалился к грот-мачте. Все внутри горело от погони. Он посмотрел поверх головы девушки на пирс.

На берегу появились три фигуры: жердь, толстушка и хлесткая, как плеть, Шенрата.

Капитан отступала. Ее шаги напоминали танец. Катлас рассекал ночь, вспыхивая серебряным пером в свете взошедшей луны. Левая рука заканчивала путь правой, сменялись позиции ног, тело изгибалось вслед за взмахами клинка. Симон вспомнил, как назывались жесты-переменные в формулах боевых магов — «ката». Они беспрерывно перетекали одно в другое. Защищаясь от двух противников сразу, Шенрата не расточалась на лишние движения.

Ищейки теснили ее к кораблю. Они действовали слаженно, привыкнув сражаться вместе. Жердь заканчивал формулы толстушки. Та обрывала нацеленные в него заклинания. Её русые волосы, уложенные косой-короной, растрепались и блестели на ветру. Симон понял, что она опаснее напарника. Нет, не из-за могущества или мастерства. По колебаниям гобелена он безошибочно узнал коллегу-целительницу, но не костоправа — костолома. Толстушка сплетала парализующие заклинания, не сбиваясь.

Шенрата миновала середину пирса и остановилась. Дальше пускать ищеек было нельзя. Она широко расставила ноги и высоко подняла над головой катлас.

Гобелен пошел сильной рябью — изменился узор погоды. Поднялся ветер, луну скрыли тучи. Напуганные внезапным штормом чайки выпорхнули из колыбели волн и с пронзительными криками заметались над мачтами. Толстушка заслонилась от кинутого ей в лицо шквала скрещенными руками. Жердь наклонился вперед, сжав в кулаке висевший на груди медальон.

По лицу Шенраты расползлась дикарская улыбка, обнажив крупные желтоватые зубы. Капитан описала катласом круг над головой, и из туч к ищейкам устремилась молния. Жердь сильнее стиснул артефакт побелевшими пальцами, и она натолкнулась на невидимую преграду — в центре медальона засиял перламутром Дракон. С лица мужчины схлынули краски, короткие седые волосы поднялись дыбом. Он вкладывал в барьер всю волю, чтобы выстоять с напарницей против силы Шенраты.

Капитан опять описала клинком круг. Вторая молния нагнала сестру, и они вместе вгрызлись в щит. Его очертил яркий шов готового вот-вот разорваться гобелена. Толстушка в страхе прижалась к жерди. Они видели, как расползаются стежки, — худшее последствие бездумной магии! Наставник рассказывал Симону, так возникали прорехи в мире. Через них возвращались обратно мертвецы или внутри пропадали целые куски настоящего, живого мира.

Иви вывернулась из рук Симона и подошла к трапу. Она потянула себя за косу и вложила кончик в рот. Шенрата продолжала наседать, ищейки держались на последнем издыхании…

Плечи девушки раздраженно дернулись.

Симон не почувствовал магии, но молнии соскользнули по барьеру вниз и врубились в пирс. Удар разнес камень в крошку и раскидал противников по сторонам. Шенрата прокатилась по камням и села, тряся головой. Ищеек отбросило к берегу; они упали навзничь и не шевелились.

Пирс между слугами Совета Четырех и капитаном разрубило надвое.

Однако гобелен выстоял.

— Слава Левиафану, — прошептал Симон.

Шенрата кинулась к «Лунной бестии» и, едва капитан оказалась на палубе, шхуна направилась в открытое море.

 

***

 

Симон и Иви проспали до следующего полудня. Когда они поднялись на палубу при солнечном свете, парень сразу заметил: с «Лунной бестией» что-то не так.

Вначале из-за поведения Иви. Она села на ступеньки квартердека и неодобрительно поворачивала голову за каждым матросом. Затем сам, обострив чувства магией и присмотревшись.

Капитан управляла матросами, как марионетками. Команда шхуны целиком состояла из фантазмов, и в самой Шенрате тоже было жизни не больше, чем в ее безропотных куклах.

— Я — ревенант, вернулась с того света, — заметив пристальный взгляд, капитан отпустила леер и спрыгнула с фальшборта на палубу. — Мне полагалось затонуть с кораблем. Украла артефакт со смертельным проклятьем. Все погибли. Риден меня вытащил, но… не до конца.

— Об этом долге упоминал учитель?

— Или я просто ищеек не выношу. Как он?

— Ищейки его убили, — Симон помрачнел. — Скоро будем на острове братства?

— К утру. Жаль, заклинание сорвалось. Следовало их прикончить.

— Не мудро, — Иви подняла к ней лицо.

— Что — «не мудро»?

— Твоя магия, — девушка встала и уверенно положила ладонь на грудь Шенрате. — Ты делаешь больно, потому что тебе — больно.

— Серьезно? — капитан насмешливо вскинула бровь.

— Море не принимает твою смерть, вот ты и бесишься. Пытаешься доказать: лучше дать тебе погибнуть, чем заставлять существовать. Будь живой, ты бы угасла.

«Почему Шенрата бы угасла?» — Симон проглотил вопрос. Иви ничего не знала о болезни и, похоже, использовала слово в каком-то своем значении. Если только…

Парень себя одернул: «Нет, она же совсем девчонка!»

В шестнадцать или семнадцать Иви не достигла бы той мощи, которой обладали угасавшие коллеги.

— Хочешь, я расскажу, как плыть, куда ты мечтаешь? — наивно спросила Иви.

Капитан сжала кисть девушки и убрала от себя ее руку.

— А ты наглая…

Иви попятилась к Симону. Он поймал ее за плечи и опасливо посмотрел на капитана.

Шенрата зло топнула ногой:

— Чтоб наверху не появлялись, пока не прибудем!

Симон не понял, что вызвало ее гнев, но счел за лучшее его не разжигать. Он видел, как капитан сражалась, и боялся лезть на рожон. Поэтому погладил Иви по голове, шепнул на ухо «не бойся» и проводил в отведенную им каюту под пристальным и полным сомнениями взглядом Шенраты.

В маленьком помещении с двумя расположенными одна над другой кроватями было душно. Девушка настежь распахнула окно и с ногами забралась на стол перед ним. Кончик носа подрагивал от обиды. Ее не интересовали ни плеск волн, ни скрип снастей, ни шелковый бриз. Иви схватилась за косу и стала раскачиваться, тоненько подвывая.

— Кто ты, Иви?.. — одними губами спросил Симон.

— Она гордая. А я хочу помочь, — девушка протянула назад руку и нащупала его ладонь. — Веришь?..

— Верю. Но ты не можешь, — он поцеловал хрупкие пальцы и неожиданно засомневался в сказанном — вспомнил ночь на постоялом дворе.

— Не могу объяснить. Ты, она — всё я. Ваши заклинания — мое продолжение. Словно я вокруг… Ты говоришь «гобелен»…

Он покачал головой. Иви не понимала, о чем говорит. Она касалась магии, но не отдавала себе в этом отчета. Девушка не могла концентрировать волю для заклинаний, и Симон видел лишь одно объяснение ее возможностям.

Слишком сказочное.

Иви потеряла разум, но не утратила желания. Ее стремление помогать окружающим шло из глубин души, и гобелен на него отзывался. Она не переплетала нити. Девушка просила, и они менялись сами, естественно и легко.

— Куда Шенрата мечтает уплыть? — спросил Симон, чтобы ее не обидеть.

— К мертвым.

Симон вздрогнул. Ответ прозвучал как нечто само собой разумеющееся. Ему стало больно. Он притянул девушку к груди и стиснул в объятиях, скрыв сожаление на дне сердца. Видимо, разрушенный дом, тяжелая дорога и погоня в Некоре превратили трещину между Иви и реальным миром в широкое ущелье. Девушка путала фантазии с действительностью. Симон боялся вообразить, что она придумала насчет смерти Шенраты.

Из-за страха за Иви, он не отходил от нее ни на шаг и лег спать рядом. Утром их разбудили крики чаек. Симон приподнялся на локтях и посмотрел за окно. Небо заслоняла серая громада обители братства Утреннего Левиафана.

 

***

 

Магистр Локул, глава братства Утреннего Левиафана, дочитал журнал наставника Ридена, отложил, переплел пальцы и наклонился к Симону и Иви через стол. Девушка прекратила крутиться в кресле и повернулась к нему. Седые волосы целителя свесились по обе стороны от узкого лица с крючковатым носом и перечеркнувшим левый глаз шрамом. Его несложно было убрать магией, но Локул сохранил отметину в память о военном прошлом.

— Что же, не стоит откладывать. Симон, не возражаете, Иви осмотрят братья?

— Я не хочу, — нахохлилась девушка.

— Нам следует убедиться, что ваша аура не изменилась. Иначе формула мастера Лекка не сработает. — Локул пристально посмотрел на Симона: — Прошу вас.

Невысказанное «убедите ее» повисло в воздухе. Симон наклонился к девушке:

— Я скоро приду.

Иви наморщила лоб. Девушка привыкла, что в последние дни он постоянно находился рядом, и не хотела его отпускать.

— Обещаю.

Поколебавшись, она кивнула. Локул сказал что-то на мыслеречи, и девушку увел один из братьев.

Целители остались вдвоем.

Кабинет Локула выглядел аскетично, но отнюдь не бедно. Стены покрывали дубовые панели, свет из окна перерезало прямое полотно с символом братства — Левиафан свился в тугое кольцо, выставив наружу змеиную голову. Массивная деревянная мебель, шкаф с книгами. Интерьер завершала неброская картина тушью за спиной Локула. В обстановке ощущалась рука практичного человека.

— Она вам доверяет. Это хорошо. Вы нам поможете. — Локул принялся ходить по комнате. — Честно говоря, я надеялся, мастер Лекк приедет с вами.

— Учитель написал, в ней — ключ от угасания.

— От угасания… Гм! Вы же знаете, насколько сложно лечить душу и разум? — Проходя мимо стола, Локул раскрыл журнал наставника Ридена и ткнул пальцем в формулу: — Посмотрите на уравнение. Аура Иви тождественна любому заклинанию исцеления, которое существовало, есть или будет создано.

— Но аура — отражение души… — смешался Симон.

— Верно. Ее душа — и есть ключ. Слышали ли вы о Сэ, стране далеко на юго-востоке? Когда Дракон выплавлял пламенем мир, ее жители возникли из дыма. Они почти призраки и настолько близки к магии, что скорее являются ее вместилищами, чем живыми созданиями. Творя заклинания, сэ не переплетают нити, а терпеливо уговаривают гобелен измениться.

— Но Иви ведь — не сэ?

— Нет. Их форма уникальна, но наши маги давно ее исследуют. Лишь представьте, Симон: развить магические способности настолько, чтобы они целиком заполнили душу, и сродниться с гобеленом! — Локул остановился. — Здесь кроется природа угасания. Человеческая душа не приспособлена к этому. Насыпьте в тонкий пакет песка доверху — бумага лопнет.

— Душа не выдерживает давления способностей и трескается?

— А они вытекают в разломы. Поврежденная душа же перестает поддерживать связь тела и разума. Закономерное следствие попытки откусить больше, чем можешь прожевать. — Локул снова взглянул на формулу. — Мастер Лекк придумал, как зарастить трещины. Артефакт, который пропускает через себя волю мага и трансформирует заклинание в просьбу, позволяя отказаться от практически невоспроизводимых структур и кропотливой штопки дыр на грани человеческих возможностей. Сложность в том, что для него необходима капля экстракта души.

— Но — не сэ, — мрачно подытожил Симон. — Душа, откуда извлекут экстракт, и маг, который станет использовать артефакт, должны быть из одного народа. Иви такой родилась?

— Мне неизвестно. Ее душа полна магическими способностями до краев. Однако мы — иные, чем сэ. Поэтому сознание бедняжки ослабло. Силы души ушли на укрепление сосуда, а не на связь с телом и разумом. — Локул уловил настроение Симона и обрушился вихрем: — Да поймите вы! Мы заберем лишь то, чем она и так не в состоянии пользоваться! Вероятно, девушка сможет жить нормально! Ее душа займется, чем положено, а не судорожными попытками сохранить себя целой!

Симон напряженно опустил голову. Слова Локула имели смысл, но звучали на грани нарушения клятвы Левиафана. Парню стало не по себе. У него с трудом укладывалось в мыслях, что наставник Риден выбрал подобный путь.

— Иви точно не пострадает?

— Пойдемте. — Целитель подошел к выходу и поманил Симона. — Я отведу вас в артефакторную. Убедитесь сами и успокоите Иви. Важно, чтобы бедняжка понимала: ей ничего не угрожает. Чем скорее мы закончим работу мастера Лекка, тем скорее Совет Четырех прекратит вас преследовать.

Симон вышел из кабинета за Локулом:

— Зачем она им?

— Целая душа, а не капля экстракта даст артефакту гораздо больше, — лаконично отсек целитель.

Симон представил и поежился.

В артефакторной всё было упорядочено и вычищено, как в госпитале. Под окном — ящики с металлическими, деревянными и каменными заготовками. Вдоль стен — широкие столы, где болванкам придавали форму и покрывали символами. В альковах — алтари, на которых зачаровывали подготовленные изделия. А в центре — сложное устройство из серебряных нитей над чашей с водой; в узелках сверкали прозрачные кристалы-балансиры. С их помощью калибровали заклинания и проверяли, правильно ли они вплетены в артефакт.

Иви сидела на деревянной койке, опутанной слабо мерцавшей паутиной; над девушкой суетились братья в серых мантиях. В изголовье ровно горели руны Покровителей, окружавшие знак Дракона. Наверху блестело квадратное зеркало. От рамы шла золотая цепь к алтарю с подготовленной для зачарования иглой. По краям койки располагались крепления для рук, ног, головы, и вилась резьба целительских формул. Обострив чувства магией, Симон обнаружил, что гобелен вокруг них искрится от напряжения.

— Симон? — Иви узнала его по шагам и попыталась спрыгнуть с койки. Братья ее удержали. — Хочу к нему!

Локул взглядом разрешил Симону подойти и пояснил:

— С помощью зеркала мы делаем подробные оттиски аур и касаемся душ. Обычно для лечения.

Не слушая целителя, парень присел на корточки перед койкой. Иви нащупала его макушку, но не улыбнулась. В кончиках ее пальцев он ощутил мелкую дрожь и заметил, девушка очень бледна — веснушки ярко горели на посеревшей коже. Иви будто догадывалась, что ей предстоит. Чувствовала, как его печаль по наставнику Ридену или гнев Шенраты. После слова Локула Симон поверил, что она не фантазировала, считая себя продолжением гобелена. Наполненная магией душа рассказывала ей о мире больше осязания, обоняния, слуха и вкуса вместе взятых.

Иви наклонилась к нему:

— Они меня боятся.

— Братья хотят провести процедуру. Вроде тех, что делал я.

— Почему не ты?

— Я не умею пользоваться их инструментами.

— Это не больно?

«Некоторое время бедняжка будет чувствовать себя опустошенной», — прошелестела возле правого уха Симона мыслеречь Локула.

— Ты немного погрустишь, но всё пройдет, — парень взял ладони Иви в свои и поочередно поцеловал. — Я позабочусь.

Он внезапно осознал, что не просто ее успокаивал. Симон хотел о ней заботиться по-настоящему. За месяцы на острове и ночь на постоялом дворе, в дороге с караваном и на «Лунной бестии» он привязался к Иви. Всем сердцем полюбил. Надежда вернуть ей разум придала ему сил. Симон уже мечтал дать ей нормальную жизнь без палат и погонь и уютный дом. У него невольно проскользнула мысль закончить с артефакторной побыстрее.

— Я тебе верю, — печально сказала Иви. — Пусть проводят.

Локул благодарно склонил голову.

Симон и Иви обнялись. Потом девушка вытянулась на койке, и его оттеснили братья.

Локул отцепил от пояса жезл в виде когтистой звериной лапы и раздал приказы. Братья закрепили руки и ноги девушки, зафиксировали голову. Один из них поправил зеркало, чтобы ее лицо отражалось целиком. Другой заставил открыть глаза и положил Иви под веки белесую парализующую мазь. Третий встал у алтаря и взял иглу, которой предстояло чинить потрескавшиеся души. Четвертый направил волю в знак Дракона, связав воедино силы Левиафана, Рух, Василиска и Феникса.

Гобелен вспыхнул радугой. Опутывавшая койку паутина ярко засияла. Локул знаком велел братьям отойти от Иви, положил перед собой журнал наставника Ридена и начал скрупулезно воспроизводить созданную им формулу.

По ауре Иви пробежала сильная рябь. Маленькие водовороты забурлили, превратившись в глубокие воронки. От них помчались волны, становившиеся всё выше. Ближе к телу аура прогнулась, а края вздыбились, как у чаши.

Симон стиснул кулаки. Будь Иви способна направлять волю подобно здоровым магам, вспышка способностей не оставила бы от артефакторной и пепла. Но девушка могла лишь просить гобелен о защите. Однако смолчала. Симон сам убедил ее терпеть боль и не сопротивляться.

Иви выгнулась дугой и завыла на знакомой низкой и горестной ноте. По жизни на острове Симон выучил, что она означала у девушки сильный страх.

Его сердце сжалось.

Иви попыталась замотать головой, но обруч крепко сжимал лоб. Зеркало озарилось холодной вспышкой, и к стеклу из жемчужных глаз потянулась белая дымчатая субстанция — экстракт души. Он какое-то время завитками плавал на поверхности и погрузился на дно, рассыпавшись искрами песка. От рамы по золотой цепи к игле змеей заскользила полупрозрачная лента зачарования.

Девушка закричала.

— Не надо!!! — сорвался Симон и вцепился в жезл Локула.

Целитель отшвырнул парня прочь. Заклинание повисло в воздухе: незавершенное, но не развеянное.

— Кхе-кхе… Вы бы послушали юношу, — прозвучал вежливый мужской голос от входа.

Локул стремительно обернулся. На пороге стояли ищейки: жердь и толстушка.

— Остров принадлежит братству Утреннего Левиафана. Покиньте обитель немедля!

— Обязательно, — сказал мужчина.

— Мы уйдем, как пришли, — продолжила за ним женщина с теми же интонациями.

— Пришлось воспользоваться вашим Кругом путешествий.

— Юноша любезно принес на себе метку. Мы знали, куда прыгать.

— Больше в ней нет необходимости, — закончил жердь и щелкнул пальцами правой руки.

Симона кольнуло между лопаток. Он охнул, удивленный, что не почувствовал слежки, и вспомнил, как в Некоре к нему тянулись четыре невидимые руки. Вот когда ищейки поставили метку! Предусмотрительность и слаженность работы поражали: они не зря ели хлеб Совета Четырех.

— Вы вынуждаете меня выставить вас! — рявкнул Локул.

— Мы действуем по воле Совета Четырех, — ответил жердь.

— Вы не понимаете, что у вас в руках, — добавила толстушка.

— Мы предлагаем снять с вас этот груз и мирно разойтись.

— Решайте.

Воцарилось молчание. Целители и ищейки не сводили друг с друга глаз.

Симон заметил, что братья приготовились к бою. Не двигался лишь зачарователь иглы. Локул сдавил в руке жезл, на грубо обточенных скулах заиграли желваки. Он сконцентрировал волю, собираясь вспомнить военное прошлое. Толстушка опустила руки на живот, но ее пальцы едва заметно трепетали, готовые создавать формулы. Жердь принялся потирать перстень на большом пальце, усилив магический щит вокруг себя и напарницы.

Об Иви все словно забыли.

Она по-прежнему не могла закрыть глаза и жалобно выла, неотрывно смотря в зеркало. Ее аура бурлила неумолкающим штормом, отражая неимоверную душевную боль. Иви была, как живьем насаженная на крючок бабочка. Она трепыхалась, стараясь вырваться, и не понимала, что не получится.

Симон с ужасом признался себе, что это он виноват в ее страданиях. Он уговорил Иви отказаться от собственной сути — нарушил клятву Левиафана… Только еще хуже. Учитель создал бесчеловечную формулу ради высшего блага. Симон предал любимую, попросту малодушно захотев счастья.

«Ты обещал позаботиться о ней. Почему она должна страдать из-за чужого желания обрести власть?» — спросила его совесть.

Симон прикрыл глаза.

Он не умел драться, но даже начинающих целителей учили отсекать зараженные ткани. Наставник Риден объяснил ему, как превратить простой прием в скальпель воли.

Симон внимательно осмотрел койку Иви и зеркало наверху. Чем сложнее инструмент — тем он хрупче. Мельчайшее нарушение конструкции — и она разрушится. Формула наставника Ридена развеется. Гобелен вернется к первоначальному состоянию. Всё станет, как было, пока Локул не взялся за жезл.

Симон поднял собранные горстью пальцы и, не дожидаясь, пока молчание взорвется каскадом заклинаний, прыгнул к Иви, одновременно выбросив вперед руку. Заклинание пронзило центр зеркала. Стекло вмиг покрылось снежинкой кракелюр, и Иви с облегчением сделала глубокий вдох, затрепетав в оковах…

Локул крутанулся на месте, ощутив, что потерял контроль над формулой наставника Ридена. Ищейки рванулись к нему. Братья кинулись к койке.

Никто не успел.

Гобелен артефакторной вздыбился многоцветием узоров. Предметы поплыли, раздвоились и соединились обратно. Болванки загрохотали в ящиках, со столов попадали инструменты, алтари потрескались, кристаллы-балансиры тревожно зазвенели. Братьев раскидало по стенам, зачарователя приложило об потолок. Полупрозрачная змея силы отпрянула от иглы и по золотой цепи соскользнула обратно в зеркало. Дымчатая субстанция втянулась Иви в глаза. Девушка чихнула и заморгала.

Локул схватил жезл обеими руками, борясь с искажением пространства. Магический щит жерди и толстушки покрылся желтыми бликами, и они словно оказались в пузыре жидкого янтаря. Пальцы ищеек двигались, губы шевелились, но всё происходило неторопливо-неторопливо — нити гобелена от их заклинаний меняли положение медленнее сонных улиток.

Всех, кроме Симона и Иви, запечатало во времени. Они находились в эпицентре, но девушка уговорила гобелен их защитить. Его нити отозвались на истовую просьбу, точно соскучившиеся по матери дети. Он окутал пару подвижным коконом, надежно оградив от аномалии.

Симон поспешно отстегнул девушку от койки.

— И она сказала, что у меня «не мудрая» магия! — Шенрата пинком открыла дверь артефакторной.

Парень и не представлял, что способен так ей обрадоваться. Он подхватил Иви на руки и спрятался за капитана.

Шенрата обвела мастерскую полубезумным взглядом:

— К кораблю!

Отголоски взрыва в артефакторной разворошили обитель. Коридоры наполняла суматоха. Бам-бам-бам-бам — бил колокол. Звон эхом носился под потолками залов и, ударяясь об арки, вибрировал. Братья выскакивали из келий, толпились на лестницах и совершенно не обращали внимания на прибывших утром гостей. Симон сообразил, что Локул рассказал о них одним артефакторам. Никто не воспринимал чужаков как врагов, а Шенрата и вовсе двигалась с уверенностью человека, имевшего право командовать в братстве.

У ворот обители беглецы сбавили шаг. Стражи не было, и они быстро спустились на причал.

«Лунная бестия» покинула негостеприимный остров незамеченной.

 

***

 

Обитель братства Утреннего Левиафана осталась точкой на горизонте. Шенрата стояла у штурвала и хмуро смотрела по курсу шхуны. Она вела корабль из Осс на юг, за пределы власти Совета Четырех. Магическая буря в обители вряд ли ускользнула от их внимания. Они наверняка уже отправили кого-нибудь разобраться.

Симон сидел на скрутке канатов у грот-мачты и тихо уговаривал Иви его простить. Она свернулась клубком рядом с ним и молчала, отказываясь выпускать из крепко сжатых пальцев край шерстяного рубища. Девушка боялась, что Симон снова ее оставит. Парень видел этот страх, и его жгли вина и стыд. Он предал Иви, поддавшись на уговоры Локула.

— Посмотри на меня! — не выдержал и повысил голос Симон.

Девушка сильнее подтянула колени к груди, но подняла голову и наконец-то открыла слепые глаза. Затянутые жемчужной пленкой, мутные и беспомощные, — однако Симону стало легче от ее взгляда. Он попытался ласково погладить Иви по щеке. Она перехватила руку и свела к переносице брови. Парень сжался. Он понимал, что натворил.

Целители не зря приносили клятву Левиафана. Она обязывала следовать ряду нерушимых принципов, главным из которых считался «не навреди». Наставник Риден нашел способ вылечить обезумевших от могущества магов, но не имел права калечить чужую беззащитную душу ради него.

— Ты помогла мне кое-что понять, — сказал Симон. — Кое-что очень важное. Моему учителю стоило искать, как помочь людям вроде тебя, а не тем, кто сам расколол свою душу.

Иви завороженно моргнула.

— Ты дала мне цель. Я сделаю то, чего не сделал учитель, и вылечу твой разум. Никто не вправе лишать тебя того, что ты имеешь.

Симон не лгал. Он осознал, что по-настоящему значит клятва Левиафана, когда смотрел на плакавшую в артефакторной Иви. Его долг был помогать таким, как она, а не использовать ради достижения своих целей. Их души заслуживали большего, чем оказаться запертыми в артефактах. Восстановив способность мыслить ясно, подобные люди принесли бы остальным глубинное понимание гобелена, объяснили бы суть магии. Ведь для них заклинания являлись простыми и естественными, поскольку исходили из глубин души.

А еще… Симон искренне полюбил Иви. Несуразную и отделенную от реальности, но живую и настоящую. Он не хотел насильно менять ее и пообещал себе, что поможет девушке набраться сил и научит не бояться окружающего мира.

— Я никому и никогда больше не позволю пролить твои слезы.

Уголки губ Иви дрогнули в подобии улыбки, и она повисла у Симона на шее.

Шенрата зафиксировала штурвал и подошла к обнявшейся паре. На губах капитана блуждала кривая полуулыбка. Упершись ладонями в колени, она наклонилась к ним:

— Это всё весьма трогательно. Но у меня вопрос к девчонке. Ради него и полезла в пекло.

— Хочешь знать, как плыть к мертвым? — Иви посмотрела через плечо.

— Я задержалась на этом свете.

Девушка кивнула и начала вставать. Симон выпрямился первым и поддержал ее. Она благодарно оперлась об его руку и попросила подвести себя к фальшборту. Шенрата остановилась рядом с ней и пораженно выругалась сквозь зубы, затем — со страхом прижала ладонь к губам, опасаясь кары за богохульство.

Сквозь прозрачную воду виднелось далекое морское дно. Над ним скользили жемчужные спины левиафанов.

— Они покажут, когда мы уйдем, — сказала Иви и тепло взяла Шенрату за руку.