Она уже не могла вставать с кровати. Сил не хватало и на пару шагов. Белая, точно полотно, она лежала на высоких подушках, укрытая толстым лоскутным одеялом. Ее туманный взгляд скользил с увядших роз на развешанные фотокарточки. В полумраке комнаты пожелтевшие изображения казались расплывчатыми. Сквозь плотные шторы не пробивался и луч солнца.

Ему понадобилось собрать все свое мужество, чтобы войти, чтобы увидеть сестру...такой. Слабой, угасающей... А ведь Элоиза была единственным человеком, за которого Людвиг готов был отдать все и даже больше.

Едва он закрыл за собою дверь – голова тут же закружилась от царящих в комнате духоты и запаха лекарств. За последние пять месяцев покои его сестры пропахли фармацевтикой. Он тут же хотел повернуть назад, распахнуть дверь, увидеть свет, от которого у сестры болели глаза... Ему хотелось чувствовать себя живым. Что здесь, в превратившейся в больничную палату комнате, было совершенно неуместно.

-Элла. Это я. – юноша чел на край кровати.

-Брат... Ты пришел. – вымученно улыбнулась девушка, протянув тонкую руку к Людвигу.

-Да. Извини, что давно не заглядывал. Много дел. – младший брат сжал хрупкие пальцы, поцеловав. «Такие холодные!» - испуганно пронеслось у него в голове. –Я принес розы, твои любимые...

Элоиза кивнула, все так же нежно улыбаясь:

-Спасибо. Поставь их в вазу...

Юноша заменил увядший букет. Он почему-то боялся взглянуть на сестру. На то, что от нее осталось.

-Как там... снаружи?

-Как всегда. – коротко бросил брат. –Ничего интересного. Только без тебя тоскливо...

-Как Берта? – настойчиво продолжала она.

-Замуж выходит. За Крафтца. Через две недели.

-Хорошо... Передашь мои поздравления...

-Я не пойду. – на вопросительный взгляд затуманенных недугом глаз он раздраженно ответил: -Предатели! Как можно?! Когда ты больна...

-Разве из-за меня люди не должны радоваться жизни?

-Ах, Элла, Элла! Они попросту не достойны жизни! – крикнул юноша, ударив рукой по столу.

-Людвиг! – неожиданно для себя и брата тонко вскрикнула девушка, но это отняло много сил. Она лишь укоризненно добавила: -Так нельзя, Лютц.

-Что нельзя? Что?! Элоиза! Они и мизинца твоего не стоят! А ты... Горишь, как свечка... И никто  (НИКТО!) ничего не делает!

-Что же может сделать Берта? Или ее будущий муж? Только врачи...

-Врачи! – еще более гневно вторил ей брат. – Одно название! Лекари! Шарлатаны, а не доктора! Никто не в силах... Впрочем, не важно... – он подошел к сестре, поцеловал ее в мраморно-белый лоб. –Я знаю, что делать.

Девушка схватила юношу за рукав, слабо сжав грубую ткань в дрожащих пальцах. Людвиг замер, не оглядываясь.

-Что ты задумал?

Он криво усмехнулся и молча вышел за дверь.

* * *

«Должно сработать!» - в сотый раз повторял про себя Лютц, перечитывая старинную книгу в черном кожаном переплете.

В винном погребе их фамильного особняка царила тьма, колеблющаяся в пламени нескольких десятков церковных свечей. На потолке и на стенах выведенные юношей руны, на полу – идеальный круг. Людвиг, понимая всю абсурдность ситуации, все же уверенно произносит уже заученные латинские слова:

-Obsecro messor Mortis. Veni ad me, et audi!

Свет свечей на мгновение дрогнул, повисла давящая тишина и... ничего.

-Но... Почему? – Лютц стал лихорадочно листать фолиант, но ответа на свой вопрос в древних письменах так и не нашел. –Бесполезная рухлядь!

Юноша в ярости кинул книгу в центр начерченного круга, но, вопреки его ожиданиям, та не разлетелась на сотни страниц, не упала на каменный пол, а повисла в воздухе на уровне человеческой груди:

-Что же ты, мальчишка, разбрасываешься столь ценными манускриптами? – раздался голос из пустоты. Юноша закрыл глаза, вновь распахнул их – все еще ничего не видя перед собой. Голос рассмеялся:

-Ты не видишь меня, потому что не приказал мне стать видимым для тебя, глупец.

-Тогда... Приказываю! – тут же в погребе появился еще один человек. Высокая белокурая женщина, которая насмешливо улыбалась и, склонив набок голову, с интересом наблюдала за молодым человеком.

-Ты... Смерть? – голос Лютца предательски дрогнул, а незнакомка рассмеялась:

-Я? Ты что же, дорогой, вызывал и не знал кого?

-Почему это? Знал, конечно. Вот там написано... – но она не дала ему договорить.

-Я – жнец. Провожу души умерших к вратам Ада или Рая. Смотря, что они заслужили или каков приказ. – Людвиг удивленно молчал, не понимая, что теперь делать. Весь его план пошел под откос.

-Так, может, отпустишь? У меня работа...  – жнец явно беспокоилась, поглядывая на часы.

-Работа? – глухо переспросил юноша, не совсем понимая, о чем речь.

-Да. Души. Врата. Понимаешь? Медлить нельзя... Призвал – так приказывай или отпусти.

«Приказывай, значит...»

-Мне нужно знать, когда... умрет Элоиза Нойман?

-Н... Ной...Нойман...Элоиза. – девушка вела пальцем по появившемуся из неоткуда длинному свитку. -Скоро. Такой ответ устроит? – побледневший Людвиг, закрыл глаза рукой и кивнул:

-Вполне. Мне нужно, чтобы она осталась жива!

-Эва! Куда хватил! Рада бы помочь, но это не в моей компетенции. Могу только проводить к тому, кто решает, когда вам, людям, пора умирать.

-Тогда... Проводи!

-Это приказ? – почему-то уточнила жнец, щуря глаза.

-Да.

По плитам пошла трещина, расколовшая круг, и белокурая красавица подошла к Лютцу, коснувшись его головы.

-Зачем? – непонимающе морща отболи в висках, спросил он.

-Сейчас ты мертв. – на испуг в глазах юноши девица лишь улыбнулась: -А как ты думал можно попасть к Смерти?

* * *

Сначала вокруг него не было ничего. Абсолютно. Даже девушка-жнец куда-то исчезла. Людвиг стоял один на пороге неизвестности, ничего не видя, не слыша, не чувствуя.

Потом появился приглушенный мягкий свет. Появилось кресло, стол и худой мужчина, сидящий за этим столом с какими-то документами.

-Итак, Вы – Людвиг Нойман. Семнадцати лет от роду, уроженец Фюссена. Отец погиб восемь лет назад, мать - шесть, воспитывались старшей сестрой - Элоизой Нойман. Через два года женитесь... Хотя, остальное вам знать не обязательно. – мужчина поднял на юношу черные глаза и, сложив сухие руки перед собой, продолжил: -Так почему же Вы, господин Нойман, сейчас сидите здесь, хотя, по моим данным, должны оказаться на распутье между Раем и Адом не менее чем через пятьдесят лет?

-А вы..?

-Господин Тод. Более известен как Смерть. – юноша шокировано оглядел того, кого надеялся отыскать: черные глаза и волосы, желтоватая кожа, на пальцах – кольцо с алым камнем.

-Вы – Смерть?

-А Вы, молодой человек, наверняка ожидали увидеть скелет в черном балахоне и с косой в руках? По выражению вашего лица я вижу, что прав. Но неужели вы верите во все эти предрассудки? Уверяю, ни одна коса не могла бы просуществовать столько, сколько существую я, и не один балахон пришлось бы мне износить до дыр. Страны, города, цивилизации – гибнут, вместе с ними в забытье уходят и Боги, что ведет к их гибели. Я же вечен, как и сама Жизнь... Так что же привело Вас сюда?

-Видите ли, моя сестра... Она не должна умирать!

-Вот как? А не кажется ли вам, юноша, что вы совершенно не имеете права решать этот вопрос? – Людвиг уже успел пожалеть, что так сразу, дерзко и необдуманно выдал все, что должен был пояснить ему.

-Да, конечно, вы правы. Но есть люди, которые действительно не заслуживают жить!

-Смерть тоже нужно заслужить, мальчик. – отвечал господин Тод. –Люди. Люди! Вы – самые забавные существа, с которыми мне приходится иметь дело. Люди подобны птице феникс – сжигают себя, чтобы потом вновь возродиться из пепла... Это глупо, чертовски глупо. Несуразно, нелепо, абсурдно. И, к сожалению, вы  не осознаете этого. Все времена вписаны в историю кровью. Абсолютно все, с самого начала. Человечество не может обойтись без войны, без порохового огня, без багрового цвета. Война влечет за собой голод, голод – болезни. Все это объединяет одно – смерть... Порой, вы молите о смерти! Когда же она приходит – всеми силами цепляетесь за жизнь!

-Но, господин, неужели она – моя милая сестра, моя жизнь, моя Элоиза ... Неужели этот непорочный ангел заслужил смерть?

-Хорошо. Попробую объяснить Вам это по-другому. Если Вы, Людвиг, назовете мне человека, который, по-вашему, не достоин жить, а я не смогу переубедить Вас, то дам Вам это кольцо, -Смерть снял со своего пальца перстень и положил перед собой. –Оно позволит Вам обменять душу сестры на чужую. Согласны?

-Да! Безусловно! – обрадовавшись, воскликнул Нойман.

-Что ж...

Вор, солдат, убивший отца, предатель – Крафтц, некогда клявшийся в вечной любви к Элоизе, а теперь связывающий себя с Бертой, кайзер, объявивший ту самую войну, в которой погибло так много его соотечественников – всех Смерть легко оспаривал, доказывая Лютцу, что и у них есть семья, что они так же чувствуют, мыслят... Тогда уже совсем отчаявшийся юноша вдруг понимает, что смерти достоин... он. Он, человек, который так плохо думал о других, который не понимал равенства всех людей перед Богом и Смертью. На это предположение господин Тод отозвался неохотно:

-Да, вот и еще одна черта людей – эгоистичность.

-Но в чем же здесь эгоизм? -  все еще не понимая, спрашивал Людвиг.

-Если Вы, молодой человек, отдадите свою жизнь за жизнь сестры, вы сделаете ее самым несчастным существом на Земле. Она заменила Вам мать, она растила и воспитывала Вас. Так неужели Вы думаете, что оставив ее одну, без семьи, Вы поступите благородно? Вовсе нет.

-Но... тогда... Разве все правильно? Разве так и должно быть? Почему же тогда я должен жить без семьи, без кого-либо, кто любит меня и кого люблю я? Почему Элоиза должна умереть?

-Потому что так решил ваш Бог. Все же, Вы берете кольцо? Меняете душу сестры на чью-либо другую?

* * *

-Лютц. Где ты был? Когда ты вчера ушел, ты так испугал меня...  – Элоиза тяжело дышала, откинувшись на подушки. Ее лихорадило, тело билось в агонии, подобно прекрасной розе при встрече с первым морозом.

-Я познакомился с новым другом, Элла. Он помог мне многое понять, - Нойман встал на колени перед кроватью сестры.

-Я, наверное, скоро умру, братик. – каждое слово давалось девушке с большим трудом, но все же Людвиг знал, что агония ее продлится еще несколько дней. –Это ни с чем не сравнимые муки, но, когда я думаю, что оставлю тебя одного, мое сердце обливается кровью и это в сотни раз больнее, клянусь... – она нежно коснулась лица юноши.

-Хочешь, спою тебе колыбельную? Как раньше, в детстве? – Элоиза, слабо улыбнувшись, кивнула.

И Людвиг запел. Чуть хрипло и даже печально. В конце, когда сестра уже погрузилась в лихорадочный полубред – полусон, он провел рукой, на которой был перстень Смерти, по волосам Эллы, допевая:

-...Спи, спи, Элоиза моя. Я буду надежно твой сон охранять. Ты, я, радость усни, в доме давно уж погасли огни. Я спою тебе сказку о печальной любви. О глухой королеве, о слепом короле... Спи, мой ангел...