Амулет продолжал сиять как бы старец его не прятал. За пазуху, в заплечный мешок, стискивал в мерзлых скользких ладонях. Пронзительный синий цвет предательски прорывался через любые преграды. Обладатель амулета ни за что не хотел расставаться с сокровищем; не подумал бросить его в ручей, а самому свернуть в заросли, там и схорониться, найдя какую-нибудь яму. Нет, жрец верил в свою силу.

— Я призываю лесных духов, осенних … — зашептал он, беспокойно вертясь на месте. Старец стоял посреди широкой дороги, грязь противно чавкала под ногами. Жрец ощущал, что рядом недоброжелатель. Амулет никогда раньше так не бесился, не душил и не пытался управлять им, затягивая в дебри. Смеркалось. Небо заволакивала тень, следующая за солнцем. Духи не приходили. Призраки тоже. — Хорошо, попробуем по-человечески, — подбодрил себя старец и заорал что есть силы. — Ау-у-у-у! По-мо-ги-те!

— Зови-зови. Я буду благодарен, если сюда забредут феи в поисках свежей плоти, — прозвенел голос откуда-то сверху. Жрец запрокинул голову. Нет, верхушки елей все так же мягко качались, нежно покалывая небосвод.

— Чего тебе надобно, дух? Зачем терзаешь меня?

— Кричи, не отвлекайся. Феи уже близко, — вдали кто-то пронзительно заверещал, словно дикарь с южных земель. Вот тогда жреца проняло вновь. Он бросился с места и стрелой полетел по пустой дороге, перепрыгивая через ямы. — Прыткий старикашка! Ой как помолодел!

«Помогите! Помогите!» Он мчался и мчался наперегонки с небесной тенью, наступающей, как тысяча боевых коней с грозными всадниками. Копыта сминали небо, вспенивали медные облака, меж тем как он подымал в воздух брызги и сотрясал пространство дыханием. Амулет сиял так ярко, что многие приняли бы его за упавшую с неба звезду. Визг не угасал, а становился все громче. Он раздавался то слева, то справа, помимо этого, жрец чутко улавливал странный шелест, словно кто-то листал страницы. Когда зашумело прямо над ним, он резко пригнулся и, поскользнувшись, кувыркнулся через голову. В руке больно щелкнул сустав.

Он лежал в грязи, объятый светло-синим облаком амулета. Над ним летали, словно гигантские стрекозы, зубастые темные феи с серо-зеленой кожей. У каждой на поясе был закреплен мешочек с пыльцой.

— Смотри-ка, это жрец. Говорят, чем больше магии в существе, тем оно вкуснее, — подметила одна из них, приземлившись. Слюна текла тонкой нитью, просачиваясь меж длинных и острых зубов. Фея, совсем как зверь, приблизилась к нему на четвереньках и принюхалась. — Интересно. Постойте… чую неподалёку кого-то ещё… У тебя спутник? Говори! — рыкнула она на него, скалясь.

— Я убегал от духа! — пискнул старец, закрывая морщинистое лицо и жмурясь.

— Врешь! Духи не пахнут! — ехидно подметила другая фея, подползая к добыче таким же манером.

— Я не знаю кто это был! Он меня мучил!

В эту же секунду амулет мистически вспыхнул, словно весь таящийся свет не стерпел и с пышным гневом обрушился на все вокруг, ослепляя и отбрасывая ударной волной. Подруги разлетелись.

Феи, испачканные с головы до ног, с ужасом глядели на амулет, покоящийся на груди старца. Жрец был без чувств. Или мертв.

— Улетаем, — голос первой феи стал ненормально резким и металлическим. — Эшия, за мной! — Она вспорхнула в воздух и потерялась среди крон деревьев.

— А как же еда? — не поняла подруга. — Оставим блестящую штуку, раз она так опасна…, но добычу… добычу! Ау! — Но фея уже далеко. Она развила самую высокую скорость, на которую была способна, взмывая выше и выше. Крылья подмерзли, но ей все равно. Если Эшия до сих пор в лесу, то она мертва или схвачена.

 

***

 

Супруги Фокцег занимались рутиной. Госпожа, прогуливаясь со сборщиком, следила за поставками зерна; господин, находясь далеко на востоке, охотился с королем и его свитой на оленей, коими богаты необъятные леса государства. В родовом замке четы Фокцег все по-прежнему. Авих, их старший сын, готовил подарок, изредка выглядывая в окно. А там, на улице, праздновали Духов День. Вокруг небольшого хлева с соломенной крышей столпился народ. Немереное число голов. Дети сидели на плечах родителей, умирая от любопытства, две молоденькие девушки в пышных венках били в барабаны, старушки усыпали дорожку от хлева лепестками тюльпанов. И вот мужики под возгласы одобрения притащили к хлеву каменный жертвенный стол.

— Подношение духам осени, — пояснила Мила Фокцег, златовласая девочка, своей зачарованной кукле. — Понимаешь? — Кукла кивнула. Глаза-пуговки восторженно засверкали.

Корова тоскливо мычала и вяло сопротивлялась, пока ее выводили наружу и погружали на стол. Следом вышел жрец в белой тунике. Белесые жидкие волосы торчали из-под высокого колпака, загибающегося назад. Сам он был ещё мальчиком. На его миловидном лице не было и следа хладнокровия, он с горячим сочувствием и болью взирал на привязанную корову. Видно, что ему не хотелось. Пока народ шептал молитвы и воспевал милосердных духов, прикладывая ладони к сердцу, жрец вглядывался вдаль, поверх верхушек деревьев, словно желал упорхнуть. И вот он занёс над животным кинжал. Бабка-помощница тихонько указала ему на точку, куда следует погрузить лезвие. Он холодно кивнул. И вот, настал тот момент невероятной силы сплочения, когда не толпа, нет, когда единое существо выжидающе замерло, готовое к ликованию. Многоцветный взгляд жаждал крови. Пасть голодно распахнулась. Мальчик, сжав губы до посинения, вонзил кинжал точно в сонную артерию. Кровь хлынула диким фонтаном и окрасила белоснежный наряд жреца в алый.

 

***

 

— Жестоко, гадко, мерзко!

— Леем, что за слова? — тихо, но яростно процедили над головой. Это была Ама, молодая гувернантка господских детей. Она пугающе нависла над ним, как действующий вулкан над городом. Пусть они и друзья, но так выражаться в присутствии Милы Фокцег было недопустимо. Девочка, сюсюкая, ходила вслед за цыплятками в нескольких метрах от них.

— Это все… они! — он ткнул в сторону хлева.

— Сядь, — она указала ему на стог сена. — Делись, что не так?

— Я никогда не хотел быть жрецом! Зачем меня вообще избрали? — Леем схватился за ворот и с силой оттянул, пытаясь сунуть голову внутрь. Протяжно вздохнул.

— Тебя выбрал в преемники предыдущий жрец, — сказала Ама, посасывая соломинку. Задумалась. — Возможно, он заметил что-то особенное в тебе. Да ты, собственно, и не был против, если не ошибаюсь.

— Пока он не умер, — возразил мальчик. — Тогда мне воздавали почести, купали в молоке, хорошо кормили. Но сейчас они требуют убивать. Я не могу, понимаешь? У меня в груди так сильно екнуло! Знаешь, не когда я ударил, а когда кинжал стал приближаться к корове. Когда понял, что мысленно она уже мертва. Вот давила ты когда-нибудь паучков?

— Давила… — вздохнула Ама.

— А ты чувствовала, как это тяжело, опускать палец?

— Да.

— Они выбрали не того. Ошиблись. А ещё эта дурацкая штука, от которой мне плохо! — Леем снял с шеи тяжелый и очень тёплый амулет, мерцающий рубиново-красным. А затем швырнул его в сторону хлева. Ама резко поднялась и, прошуршав полами траурного платья, обернулась, с сочувствием поджав губы. Тусклые лучи лизнули ее профиль и стекли вниз на серебристо-серый гравий.

— Потом полегчает.

Леем неверяще покачал головой и, устало вздохнув, пошёл за амулетом. Ама смотрела вслед. Через час она покинет это место, отправится на юг, к родным. Над головой лавандовое небо с тонкими узорами облаков. Оно неторопливо вытекало за далекий горизонт. Стража плелась от башни к башне, лениво позевывая. Трава во дворе вымирала. Юркий свистящий ветер, путешествуя по закоулкам, неизбежно и упрямо проникал во все щели, сопровождая духов осени. Их видели лишь жрецы, и по рассказам Леема, они сгорбленные и безглазые, в высоких шляпах цвета старого золота. Духи повергали лесных зверей в спячку, но иногда оказывались и в людных местах, подпитываясь летней энергией. Потерянно дрожали листья, пахло усталой тоской, крылатки грациозно вращались, снижаясь к земле. Ама замерла, стараясь впитать каждую мелочь. Скрип сапог, похабный гогот, лязг металла. Слишком рано явилась к ним осень. Ведь только-только наступил август. Она заулыбалась, услышав, как подходит златовласая Мила. Девчонка продолжает ступать на пятку, несмотря на замечания.

— Авих сказал, что вы бросите нас навсегда, — пробормотала она, часто-часто моргая. Зачарованная кукла прослезилась.

— Ваш брат большой фантазер. Я приеду летом, — отозвалась Ама. — Вы и не заметите моего отсутствия, уверяю.

— А куда вы уезжаете?

— К себе домой, милая. К родным. У меня отец умер.

— Я… я… — такая откровенность сбила девочку с толку. — Мне жаль.

— Не стоит. Мы не были с ним близки. Я по нему не горюю.

— Тогда зачем уезжаете?

— Память почтить, разумеется.

— На целый год?! — не выдержала Мила. Кукла возмущённо пискнула.

— Именно. После поминок нужно погостить у сестер. Утешить. Много разных дел.

— Я повелеваю вам вернуться через месяц! — Мила капризно топнула. Ама громко захохотала, но, увидев, что девочка глядит с горькой обидой, перестала. Она наклонилась к ней с мягкой улыбкой и пригладила шелковистые волосы.

— Сначала нужно как следует послужить миру, отечеству и близким. И только затем будете приказывать, что кому делать, а что нет. Понятно?

— А Авих говорил, что нам служат только ради награды. И что втайне они нас не любят. — Так, между прочим, заявила Мила. Она уважала и восхищалась братом. Ама фыркнула и подняла голову. Свесившись с деревянных перил, со второго этажа на них смотрел Авих. Ему было пятнадцать. Несмотря на взрослый вид, взгляд у него был по-детски прямолинеен. Совершенно неожиданно он показал ей язык и ушел в комнаты.

— Служить ради денег. Тратить деньги, чтобы дальше служить… — задумалась Ама, наморщив лоб. — Если следовать словам вашего брата, то выходит замкнутый круг. Это не очень сходится с представлением человека, как существа разумного. Я вот служу не из-за денег, а потому, что так правильно и потому что мне это нравится.

Девочка крепко обхватила ее за талию и долго не выпускала, обещая, что будет слушаться и маму, и папу, и остальных.

— Вот и славно. А сейчас мне нужно поговорить с другим человеком, если позволите, — Мила грустно кивнула, сделала реверанс и побежала дальше играть.

Ама направилась прямиком в хлев, в это особое место замка, где всегда царит осень, независимо от погоды снаружи: солома, прелые яблоки, сырость, доски приставлены так плотно друг к другу, что свету никак не пробиться, кроме как через вход. Воняло навозом, так что Ама прижала к лицу платок. Она шла на неяркое, но магнетически притягивающее алое свечение. Леем возился с телятами. Гладил их, успокаивал.

— Ты как?

— В порядке! — огрызнулся он.

— Сколько мы с тобой не болтали, ты все время радовался, что тебя выбрали.

— Я не знал, что убивать будет так трудно. Боги не любят жертв, они их всегда отвергали. Они даруют нам урожай из жалости.

— С чего ты взял?

— Знаю, — он коснулся амулета. — И эта штука… она… мерзкая и тяжелая. Боги ее не любят.

— Ты просто не привык. Старик ведь умер когда? Неделю назад?

— Да. От приступа.

— Ну вот! — радостно улыбнулась Ама, — Просто не привык! Все будет в порядке!

— Глупости! Ты навсегда уедешь, вот и весь порядок! Будешь греться на юге, а я останусь убивать! Я не хочу быть один!

— Да кто вам всем сказал, что я не вернусь?! — рассердилась Ама.

— Авих сказал, что ты наследница и тебя не отпустят больше сюда.

— Наследница?! — воскликнула она. Платок полетел к земле.

— У твоего отца одни дочки. И ты старшая из незамужних. Разве не так? — в голосе определенно слышалась та же самая горечь, как у Милы. Ама хлопнула себя по лбу.

— У меня куча младших сестер, которые с радостью придут на замену. Авих просто потешается над вами, вот и все.

— Врешь! — заявил он, привстав с колен и с вызовом на нее глядя. — Ты и сама в своих словах не уверена! — Аму это слегка покоробило.

— Еще как уверена! — возмущенно отозвалась она. Леем молча снял с себя амулет и сунул ей в руки. Ама оторопела.

— Если ты и впрямь уезжаешь не навсегда, то приедешь и вернёшь. А если навсегда… что ж… мне он не нужен. Эта штука меня ослабляет.

— Ни за что! Ты просто не привык быть жрецом. Все будет хорошо, слышишь? — она пригладила ему волосы и ободряюще похлопала по плечу, надев амулет обратно на шею. — Выпрямись. Пусть ты жрец, но будь стойким как воин. Хотя бы ради меня. Хорошо?

Леем тяжко вздохнул, отвернувшись. Ама прислушалась. Ее звали. Девушка стрелой вылетела из хлева и зашагала к воротам. Открытая карета уже подготовлена, сумка с вещами на месте. Помахав на прощанье Миле, которая на корточках кормила цыплят, гувернантка собралась было ехать, как вдруг ее окликнули. Авих шёл к ней. За те два года, что она провела здесь, обучая Милу, разговаривали они редко. Он был затворником.

— Прошу извинить, но у меня к вам пара вопросов.

— Задавайте. — Она слезла и подошла ближе.

— Сколько человек едет с вами? — Ама рассеянно обернулась. Она не сразу поняла, с какой целью подобное спрашивать.

— Да… кучер только. А что?

— Вы хорошо видите? — продолжал допытываться Авих. Ама заулыбалась, немного сбитая с толку.

— Не жалуюсь.

— Тогда держите, — он протянул ей небольшую расписную коробку, обернутую зеленой лентой. Ей стало интересно.

— А что там?

— Револьвер. Очень опасная вещь. Вито-мастер создал его для меня. Будете стрелять в разбойников и нечисть, если они встретятся вам на пути.

— Разбойников… нечисть… Но… я вообще не понимаю, что это… — Он, кажется, только этого и ждал. Мигом развязал ленту, выудил револьвер и коробочку с пулями.

— Здесь все просто. Откидываете барабан в сторону… вот так. Засуньте-ка в отверстия пули. — Ама, по-прежнему не понимая, к чему это, подчинилась. Револьвер был хоть и небольшой, но совсем не легкий. На рукояти выгравированы узоры, ствол длинен и тонок. — Отлично. Держите его ровно, цельтесь по мушке, — он указал на выступ у кончика ствола, напоминающий акулий плавник. — После прицела взводите курок, вот так… — раздался характерный щелчок. — И нажимаете на спусковой крючок. Из дула на огромной скорости вылетит пуля, которая способна не только ранить, но и убить. Самое главное: держите большие пальцы подальше от барабана, а то обожжете.

— И все-таки зачем мне эта штука? По пути сюда не случилось никаких происшествий.

— Значит, вам повезло. Матушка недавно в морской городок поехала за покупками, так она от одичавших фей еле спаслась. Они нынче повсюду, только больших скоплений людей побаиваются.

— Я не буду никого убивать! Особенно фей! Они и так от нас натерпелись в войне!

— Тогда стреляйте в крылья. Теперь моя совесть чиста. Прощайте, — он поклонился и ушел обратно в комнаты. Хоть Ама и была возмущена до глубины души, но на револьвер она поглядывала с интересом, даже шутливо прицелилась в кучера.

— Трогай. — Они выехали за ворота. Замок все уменьшался и уменьшался, его заслоняли собой деревья, еще не тронутые золотой сединой, растущие аллеей вдоль дороги. А теперь он и вовсе пропал из виду. Аме пришло в голову, что если возничему завязать глаза, а лошади покрутят карету вокруг собственной оси, то он не сразу разберет, в какую сторону ехать. Впереди тонкая бурая нить грязи без конца и начала, позади такая же.

Ама взяла револьвер. Уж больно хотелось узнать, правда ли он настолько мощный, что способен убить. Она повертела его, осмотрела со всех сторон, заглянула в дуло, откуда веяло смертью, еще раз прицелилась, прищурив глаз, и осталась довольна.

— Госпожа, что ж вы руку-то не выпрямляете? — недопонял кучер, повернувшись к ней полубоком. — Так вы точно никуда не попадете.

— А вы знаете, что это? — загадочно улыбнулась она.

— Так коли это оружие, его полагается ровно держать. А вы как цыпленок, простите за непочтительность.

— Вы же знаете, кто я. Со мной извиняться не стоит. Значит, руку вытянуть?

— Она у вас дрожит, возьмитесь двумя. — Ама послушалась. Она направила оружие в дерево, мимо которого как раз проезжали, и выстрелила. Раздался оглушительной силы хлопок, страшно напугавший Аму. Птицы взлетели с ветвей, громко чирикая. На стволе дерева осталась выемка, вокруг которой отщепилась кора. Кучер, казалось, был в легком шоке. Как будто даже и поседел. — Маленькая пушка… — восхищенно пробормотал он и притормозил лошадь, которая от испуга стала гнать во весь опор.

— Извините… — постыдилась Ама, хоть и страшно обрадованная такой шумихой. — Сейчас… — она порылась в вещах и достала мешочек с серебром. Оттуда вынула две монетки. Карета тряслась и покачивалась, так что подняться было проблематично. Дошатавшись до кучера, она протянула деньги. — Держите… две серебряные за ваш испуг. Если вас это не обидит. — Тот хмыкнул, качнув головой, но плату принял.

— Дороговато вы его оценили. Однако ничего я вам теперь не верну! — хохотнул мужчина и разок хлестнул лошадь, так, для радости. Ама плюхнулась обратно.

— А откуда вы знаете, как держать оружие? Разве вы воин?

— Когда-то мальчишкой хотел стать рыцарем, — грустно улыбнулся кучер. Глаза его были добрые-добрые и излучали свет. И вообще он весь как-то похож на героя: статный, сидит ровно, подбородок воинственный. Удивительно, как Ама не заметила этого сразу. — Много стрелял из лука, сражался палками. У меня острый глаз. Но теперь никто не воюет. Только охотятся, — сердито оскалился он. На лбу появилась нехорошая складка. Кучер померк. Ама придвинула сумку и собиралась было сунуть туда оружие, как вдруг заметила неясное алое свечение, исходящее от вещей.

— Ч-что… — растерялась она и стала спешно вытаскивать платья, шляпки, связки книг. Стоит отметить, все было сложено как попало, что аккуратной Аме не свойственно. Свет становился все ярче и теплее. Она вытаскивала и вытаскивала. И вот девушка таращилась на свою находку, не в силах вымолвить ни слова. Алый амулет Леема пульсировал у неё на ладонях, то загораясь, то угасая. — Вот же упрямец! Поворачиваем! Срочно!

— Да где ж тут развернуться? Придётся ехать до распутья!

— А пятиться задом лошади не умеют?! — в отчаянии воскликнула Ама.

— Нет, госпожа. До поворота ещё около четырёх миль.

— Боже! Ускорьтесь тогда, прошу!

— А что случилось? Забыли что-то? — поинтересовался кучер. Ама поспешно спрятала амулет в складках платья. Зря она не поверила в намерения Леема. Ей думалось, что он не серьезно, ведь амулет — это реликвия, которая обязана находиться в пределах замка. Наказание за ее похищение — смертная казнь. Не может быть, чтобы Леем этого не знал.

— Да, забыла. Кое-что ценное.

— Понял. Пошла! Пошла! — стеганул он лошадь, и та пустилась вперёд так быстро, как только могла. Карету трясло страшно, Аму нередко подбрасывало и стукало, вещи подпрыгивали и приземлялись, путаясь между собой и комкаясь. Дабы не потерять в пути самое ценное, она выудила со дна сумки огромные непромокаемые сапоги, которые напялила поверх нежных ониксовых туфлей, и сунула в них мешочек с серебром, амулет и коробку с пулями. Нога у неё была тонкая, все поместилось прекрасно. Револьвер взяла в руку. Так, для успокоения. Выглядела она неважно. Шляпку сдуло ветром, волосы растрепались, локоны без конца лезли в лицо, платье местами измято.

— Сколько ещё осталось?

— Две мили всего! Да вы не переживайте так, никто ничего не тронет.

— А ускориться можно?

— Так мы навернемся. И оси не выдержат, разогреются, — отозвался кучер, чуть отклонившись назад. Деревья быстро мелькали перед глазами, казалось, все по краям слилось в сплошную буро-зеленую стену. Ама посмотрела назад. Дорога появлялась из-под колёс с кочками, камнями и ямами, которые резво улепётывали туда, к замку, где сидел Леем без амулета. Если народ разберется, кто прав, а кто виноват, наказание придётся понести мальчику, а это совсем не устраивало Аму.

Вдруг рядом с деревом, с правой стороны, она подметила крупное чёрное пятно. Оно летело в их сторону и постепенно увеличивалось. То ли это птица, то ли летучая мышь. У этого существа был товарищ. Ама поежилась от плохого предчувствия.

— Нас кто-то преследует! — крикнула она кучеру. Мужчина повернулся за доли секунды и всмотрелся в эти фигуры. Лицо его вытянулось. Он стал неистово хлестать лошадь кнутом. Феи отстали.

— Опять эти твари! — взвыл он. — В прошлый раз мы с госпожой Фокцег насилу спаслись, пересев на лошадей и отвязав телегу, а сейчас…

— Здесь только одна лошадь! — воскликнула Ама. — Это не выход! Я буду стрелять по ним. Но не насмерть. — Она с коленями забралась на сиденья и выставила перед собой револьвер.

— Что значит не насмерть? Вы хоть понимаете, что это за существа? Мы бросили людей им на съеденье! Они настоящие монстры! — пискнул белый от страха кучер. — Вы нас погубите так!

— Вы все-таки не господин, несмотря на то, что вам позволено фамильярничать, так что извольте слушаться! — рыкнула Ама и прицелилась в «левую» фею, которая приблизилась. — Я стреляю для того, чтобы отпугнуть… — пробормотала она про себя и спустила курок. Промах. Но фея струсила и взмыла далеко вверх. — Вот видите! — довольно воскликнула Ама, поворачиваясь к кучеру. — Гоните во весь опор! Когда мы подъедем к распутью, то увидим таверну. Они боятся скоплений людей и улетят! — А вот вторая фея оказалась смелее. Она продолжала приближаться к карете, несмотря на оглушительные выстрелы. Кажется, она посчитала их безобидными. Тогда Ама стала целиться тщательнее. Смелой фее придётся что-либо прострелить. Однако карета тряслась так невыносимо, что попасть оказалось попросту невозможно. Ама прицелилась ей в руку. Промах. Нога. Промах. Крыло. Промах.

Оставался последний патрон. Но вдруг карета сильно покачнулась и начала замедляться. Ама растерянно посмотрела по сторонам. Вторая фея все так же парила под облаками, подобная голодному стервятнику.

— Почему так медленно?! — обратилась она к кучеру. Ей никто не ответил. Смелая фея приближалась все быстрее и быстрее. И вдруг раздался треск, скрип, небо покачнулось и опрокинулось, а деревья стали неявными мазками художника. Что-то темное накрыло ее сверху мощным панцирем. Кажется, она проехалась щекой по земле и отбила копчик. Падение. Когда все вокруг перестало раскачиваться, словно маятник, она высунула голову из-под кареты и увидела, как кучер верхом на лошади скакал вдаль. За ним летела одна темная фея. А где другая?.. Ама замерла, держа револьвер в дрожащих пальцах. Пыль поднялась столбом и забила дыхательные пути. Она с трудом удержала себя от губительного чиха. Видимо, фея приземлилась и теперь выискивает ее под обломками. Между каретой и землей оставался треугольник, через который можно выкарабкаться наружу. Ама приставила туда оружие и стала выжидать, когда же покажутся ноги этого существа. А если промажет?.. То ей конец… И вот она, ни живая ни мертвая от липкого страха, лежала на твёрдой неровной дороге, а кругом слышался быстрый топот. «Ну же, подойди! Подойди!»

Желание не исполнилось. В воздухе заплясали чёрные блестки. Сначала ей подумалось о том, что у неё проблемы с глазами, но затем карета вздрогнула и стала медленно подниматься в воздух. Волшебство? Ама осталась лежать в прежнем положении, но перевернулась на спину, приподняв голову. Тонкие чёрные ноги феи были слишком далеки. Ама не попадёт. Она выбрала выждать, пока фея не увидит ее и не подкрадётся ближе.

— Отпусти меня! — крикнула она. Фея отбросила карету в сторону. Яркий пронзительный свет с непривычки едва не ослепил. И вот стал медленно проступать силуэт чудовища. Ама испуганно вздрогнула, увидев зубы с пол-лица, похожие на ряд белых и толстых игл. Восемь чёрных булавочных глаз, щели вместо носа. Но крылья были очень изящны и красиво переливались мягкими оттенками радуги. Кожа на руках бледная, цвета хмурого неба. Фея подкралась к ней ближе и просвистела:

— Почему просишь пощады? Неужели люди настолько глупы, что смеют на это надеяться?

— Это не просьба. Это условие, — поправила ее Ама и взвела курок, направив оружие прямо на неё. — Хоть одно движение сделаешь, будешь мертва.

— Тебе меня не одурачить. Это всего лишь хлопушка, — хихикнула фея. Но не сдвинулась.

— Брось мешочек с пыльцой к моим ногам. Я вижу его на боку.

— Вот ещё! — Ама выстрелила ей в руку. Фея взвизгнула и свалилась на землю. Гигантское насекомое.

— Теперь видишь, что это за штука? — прикрикнула девушка, снова взведя курок. — Пошевеливайся! И не вздумай его открывать!

Фея, дрожа и хныча, отвязала мешочек и бросила к ней. Ама была близка к обмороку. В револьвере нет ни единого патрона. Ужас, торжество, ликование переполняли ее, еще пару минут, и она не выдержит, в сердце слишком много противоречивых эмоций, устроивших безумную огненную пляску. Оно стучало как бешеное. Фея чувствовала состояние девушки, но приняла его за лютую ярость. — А теперь улепётывай! Пусть рана служит тебе напоминанием! Ты должна подарить жизнь любому человеку, который попросит! — Фея, не веря своей удаче, молниеносно взмыла в воздух и полетела поверх лесов так быстро, как только могла. Угроза исчезла, Ама свалилась как подкошенная, раскинув руки и тупо таращась в небеса. Белым-бело. У неё получилось, получилось! Девушка часто-часто дышала, то от радости, то от ужаса. Револьвер лежал рядом. И все благодаря ему, благодаря Авиху, который за неё поволновался и решил защитить. Несмотря на боль в копчике и множество ссадин, Ама была счастлива, как никогда в жизни. Двигаться никуда не хотелось. Она слушала своё дыхание и успокаивалась. Вдох-выдох. Однако пора идти дальше, пока фея не вернулась с подмогой.

Для пущей безопасности Ама свернула с дороги и отошла на пять метров. Деревья и ветви сопротивлялись, вставая у неё на пути, цепляя грязное платье. Ама решила дойти сначала до распутья, до таверны, и там по-быстрому перекусить, взять новую лошадь и сразу же поскакать назад к замку. Раз отряды до сих пор не высланы, значит, пропажа не обнаружена. Только бы Леем продержался! Только бы никто ничего не заметил!

Идти по лесу было гораздо труднее и дольше, но Ама подбадривала себя тем, что до таверны, по идее, оставалось меньше мили. И вот она шла, шла и шла. Хотелось есть, хотелось спать, тело ныло, ноги не чувствовались. А впереди лишь бесконечные листья, коряги, о которые запинаешься, да кучки мухоморов с поганками. К огромному неудовольствию Амы заморосил дождик. «Вот глупая! Забыла взять вещи! Они, небось, так и остались лежать на дороге, а к утру покроются плесенью и грибком!» Листья, хвала богам, удерживали мелкие капли дождя, так что девушка пришла к таверне почти не намокшая.

Она тихонько, стараясь не привлекать внимание, проследовала к дальнему столику. Справа кирпичная стена, исцарапанная отзывами и угрозами. Пол каменный, повсюду разбросаны пучки соломы. Под потолком два маленьких окна с кривым витражным рисунком. Из-за них все в таверне окрашено рыже-синим, даже лица постояльцев. Ну вылитые дикари с юга. Маленькие свечки, расставленные по столам, и пляшущие тени сидячих придавали месту загадочности. Поленья добродушно трещали, сгорая в камине. Некоторые гости брали волчьи шкуры из шкафа (разумеется, с разрешения хозяина) и подсаживались к костерку, погружаясь в плетёные кресла-качалки.

— Что-нибудь сытное на твой вкус, милочка, — сказала Ама пухленькой девке с подносом, которая пялилась на неё из полумрака. Та не шелохнулась. — А! — догадалась Ама и тихонько вытащила из сапога мешок с деньгами. «Главное, не перепутать его с пыльцой!» — Сдачу себе оставишь, — сунула монетку ей в руку. Та кивнула и отошла. Пока готовили есть, Ама вынула револьвер и коробочку пуль. Надо бы зарядить. В таких местах стоит держать ухо востро. Особенно, если расхаживать в таком виде, в каком была она. На неё уже начинали коситься. Ещё бы! Одинокая помятая барышня с мешком денег. У многих возникли не те мысли. Ама обвела присутствующих враждебным взглядом, дабы отстали. И вдруг заметила кучера, который прятался от неё в дальнем конце помещения. Револьвер заряжен. Когда кучер понял, что его вычислили, он, икая и весь дрожа, доковылял к ее столику.

— Я… я…

— Садитесь, — сказала ему Ама и отодвинула стул. Он сел. Сел так, словно под ним было не сиденье, а отравленные наконечники стрел.

— Госпожа, вы… я не понимаю…, но как?

— Маленькая пушка, — она покрутила перед ним револьвером. Кучер вздрогнул.

— Вы убили фею?!

— Я ее отпустила, — ответила она, ребячески радуясь. — И это будет первый шаг к сотрудничеству людей и фей.

— Я… правда не хотел. Я вынужден был!

— Когда я вернусь домой, то попрошу дать эту проблему мне.

— У меня жена дома, дети… я человек, в конце-то концов!

— Уверена, я с этим справлюсь. И юг будет процветать, как никогда прежде!

— Но можете же вы проявить хоть немного понимания!

— Понимания? — наконец, она ответила. Ее усмешка, освещённая пламенем, показалась кучеру поистине жуткой. Но она и не думала его пугать. — Вам не за что извиняться. Вы меня не знаете, я вам никто. Никакой человек в мире не стал бы жертвовать собой ради незнакомого проходимца. Только безумцы. Ну, а вы, — ткнула в него пальчиком, — вы не безумец. Вы всего-навсего человек.

Но кучеру казалось, что она стыдила его. Что она его презирала, смеялась над его трусостью, насмехалась над его оправданиями. Кучер сжал зубы. Ему сделалось худо. Хотелось ускакать куда подальше. Без госпожи.

— Тогда я откланиваюсь. Полагаю, вы больше не нуждаетесь в моих услугах, — процедил он и собрался было улепетнуть, однако Ама качнула головой и похлопала по сиденью.

— Куда собрались?

— Обратно… в замок… пожалуйста, не вешайте меня! — на него накатил очередной приступ ужаса. Яркие, болезненные и точные до мельчайших подробностей картины мелькали в несчастном мозгу. Вот он идёт к помосту, всеми презираемый… они кидают в него всякий сор, их лица полны злобы… «А кто бы так не поступил!» — кричит он, пока на шею накидывают петлю. Дети в него тычут, дразнят, обзывают самым обычным человеком… «Ну поймите же меня!» Нет, никто не понимает. Никого не заботит, что у него двое детей, что жена без него просто не справится, что, повесив его, они загубят три невинные жизни. Это ведь совсем, совсем неправильно! Ему зачитывают приговор. Множество лиц мгновенно становятся одинаковыми — извергающими потоки ненависти. — Невиновен! Невиновен! — взвизгнул он чересчур громко. Гости стали посмеиваться. Улыбнулась и Ама. Может, она и не жива…, а это все наваждение, призрак, пришедший к нему, чтобы терзать, терзать и ещё раз терзать. Да… самый настоящий дух мщения!

— Ну чего вы кричите? Все забыто. Обычное же дело, никому не донесу. А у меня к вам другое задание. Оно секретное, — кучер непонимающе заморгал. — Доставьте эту вещь, — она вытащила из сапожка небольшой круглый предмет, обмотанный в тряпочку, — обратно в замок. Напрямую передайте мальчику-жрецу Леему (найдёте его, уверяю) и попросите подтверждение, что вещь получена. Коли ее кто-нибудь перехватит — ответите головой. И это не угроза, а дружеское предупреждение. Затем приедете сюда, скорее всего, я ещё не уеду. Задаток такой: я не донесу о вашей трусости ни суду, ни семье.

— Но ведь меня могут схватить… феи, — возразил кучер. Слова дались ему с трудом, ибо уязвляли гордость и напоминали о происшествии. Ама нахмурилась, покосившись на револьвер. В случае с амулетом все было чисто. Ежели реликвия пропадёт — она обвинит во всем кучера, прикрыв мальчишку. Люди поверят. Ей и так нехорошо планировать подлость, но отправлять человека в опасный путь среди ночи без всякой защиты… Нет! Все закончится хорошо!

— Вы можете совершить только восемь выстрелов. Пули я вам не дам, — она протянула револьвер. — Видели, как я стреляла? Все знаете? — кучер кивнул. Теперь ему стало вдвойне некомфортно, раз госпожа так на него положилась. — Не подведите меня. Вот подарок Леему, — Она передала предмет, который, к удивлению кучера, был горячим, почти обжигающим. Он сунул его за пазуху и, откланиваясь, выбежал наружу. — А если сбежите, то попадёте в розыск, это я вам гарантирую! — крикнула она напоследок, вполне довольная своим решением. Через пару минут принесли мясную похлебку. Девушка обхватила замерзшими руками глиняную тарелку и с наслаждением почувствовала, как согревается.

— И почему мне померещилось, что он воин? — обратилась она к стройной свече.

 

***

 

Тем временем смеркалось. Все вокруг потухало, ямы и кочки подло скрылись во тьме. Деревья шуршались между собой, бросая в кучера дряхлые и слабые листья. Он всегда считал себя сильным, смелым, не способным оставить даму в беде. Отец его был низкого рода, а мальчишку всегда тянуло в рыцари. Лошадь — единственная связь с героями песен. А теперь… Сущность его оказалась низка. Она таилась в глубине и молчала… до поры до времени. И вот, в самый ответственный  момент… Кучер видел тогда, как приближалась фея, как клацали ее зубы, его так перекосило от страха, что он потерял голову. «Спастись! Спастись! Спастись!» Он знал, как эти твари сжирают людей, он уже наблюдал за этим однажды… «Никто бы не поступил иначе! Никто!» — утешал он себя. На небо взобрался месяц. Он улыбался ему: «Поступили бы, поступили!» В груди клокотали бессилие и гнев, смешиваясь и взрываясь тонкими вскриками. Лошадь повернулась к нему умной, тихой мордой и заржала. Кучер ее хлестнул. Затем еще раз. И еще. Еще! Он не мог остановиться, хоть лошадь и летела стрелой, не успевая разбирать, куда. Огни! Огни замка! Он радостно помчался вперед, отвлекшись от тягостных дум, причиняющих боль. Однако огни не становились ближе, а продолжали таинственно мерцать где-то там, вдалеке. Кучер остановился и слез. Что-то ему тревожно. Дорога, на которой он стоял, почему-то не была столь широкой, как обычно. Она была уже и извилистее. Как он не заметил, что свернул не туда? Потемнело. В вышине ухнул филин. Над головой важно раскачивались сосны-исполины, оттеняя жалкие кустики. Призрачные лунные пятна танцевали на земле под завывания ветра. В груди нестерпимо жгло. Неужели его погубит стыд? Кучер сунул руку за пазуху и сдавленно зашипел, обжегшись. Все вокруг стало медленно наливаться красным, как будто мир засунули в печь. Жгло так нестерпимо, было так жарко и душно, что кучер не выдержал и сбросил с себя плащ, подвязанный поясом. Амулет выпал из тряпочки и вонзился податливую почву. Все вокруг окрасилось в алый. И стволы, и земля, даже сам кучер, и тот выглядел так, словно его вывернули наизнанку.

— Это же амулет! Как он у нее оказался? — не понял мужчина. От реликвии исходил пар и тонкой струйкой поднимался к небу. Лошадь нервно заржала, мотая головой из стороны в сторону. Забила копытом. Кучер рассерженно на нее цокнул, но тут затаил дыхание, заметив за деревом тень, чей-то силуэт. Амулет неистовствовал, извергая искры. Жуткий силуэт растворился, будто бы сдутый ветром. — Здесь фея? — прочистил он горло. Кучер старался сохранить самообладание. Он стоял ровно, без конца глотая слюну. Рука кралась к поводьям. — Где ты? Покажись, а то пострадаешь! Тебе не победить! — в ответ на это кто-то горестно охнул.

— Ты самый глупый жрец из всех, которых я видел.

— Но… но… я не жрец! — возразил кучер. — Это не мой амулет!

— А вот это находчиво, — оценил высокий мужской голос, раздаваясь откуда-то сверху. Кучер тщетно задирал голову и вглядывался в сумрак. Никого. — С выводами я поторопился.

— Нет-нет, это правда не я! Я кучер, простой кучер! Вот моя лошадь, Изюминка! — в ответ послышался хохот.

— Великолепно! Я не прочь послушать твою историю, кучер! — Прямо перед ним образовался тонкий молодой человек в радужном плаще. Он поднял с земли искрящийся амулет, который мгновенно потух. Полностью. — Расскажи-ка мне, откуда он у тебя? А, кучер? — Незнакомец улыбался вполне дружелюбно, но это напугало мужчину гораздо сильнее кровожадных оскалов фей.

— Вы меня убьете?

— Разумеется, — спокойно ответил тот. — Если решу, что ты врешь. Времени у меня предостаточно, шанс могу дать. У кого ты его украл?

— Я не воровал! — сказал кучер. Тревожные мысли обитали в его голове. «Значит, еще есть шанс спастись! Но как быть с амулетом? Госпожа велит казнить меня, если я не выполню ее приказ… Она ясно дала мне понять». — А что вы делаете со жрецами?

— Мы задаем вопросы по очереди? — удивился незнакомец. — О, милый кучер, ответ тебя здорово взбодрит. Я их убиваю. Всех.

— Мне передала его жрица! — выпалил кучер. Он не видел иного выхода. Амулет для него безвозвратно потерян, ведь он потух и потерял свою силу, а это значит, что госпожа объявит его трусом, лжецом и предателем, его дети будут опозорены, люди будут вспоминать его с презрением… Умрет здесь — заклеймят, расскажет правду про мальчика-жреца Леема и того убьют — госпожа разрушит всю его жизнь. У кучера выбора нет. Надо натравить это пугающее существо на Аму, свидетельницу позора. Револьвер лежал в мешке, а мешок на лошади. Он не успеет до него добежать. Его убьют. Точно убьют. Выхода нет.

Месяц скалился в небесах.

— Жрица? Теперь и женщины смеют носить на груди моих предков?! — вспылил тот. От него повеяло могильным холодом, пробирающим до костей, до самого сердца. Лицо его исказилось в жгучей ненависти. Кучеру казалось, что он вот-вот сделает с ним нечто жестокое.

— К-ка-каких предков?..

— В этих уродливых камнях, — он вытащил из радужной сумки амулет, — органы моих праотцов, великих магов. А теперь их носят жрецы, словно в насмешку. Но смеют ли они хохотать над теми, кого не стоят? Расскажи мне о жрице.

— Она… она… — начал было кучер, но тут же остановился. Внутренний голос стал настойчивее. Он требовал выдачи Амы, задействовав все приемы: и образы казни, и плач опозоренных детей, разочарованной жены, когда-то тоже мечтавшей стать дамой сердца великого рыцаря, он мягко, но очень убедительно доказывал кучеру, что иного выхода нет, что настоящий рыцарь в первую очередь должен заботиться о чести, о своей репутации. Давило отовсюду. Детские мечты умоляли остаться чистым в глазах людей, отцовский долг требовал вернуться домой живым и здоровым, даже молоденькая и добродушная Ама мудро указывала ему на то, что он не безумец, и что очень по-человечески не бросаться в огонь спасать незнакомку. И все-таки что-то было не так. Что-то казалось неправильным. Слова намертво застряли в горле. Кучер хрипел.

— Говори!

— Она… она…

— Сейчас же! — маг молниеносно преодолел несколько метров и возник прямо перед носом. Он жаждал информацию. Янтарные глаза впились в несчастного кучера. Тот застонал от боли — словно тысячи ледяных игл глубоко погрузились в плоть и завращались в ней. Кучер не понимал, что сильнее: боль или страх. Он попятился от него, весь объятый холодом, ища свою родную Изюминку, ее теплые бока, ее умную морду. Он прилип к ней как банный лист, тупо вытаращив глаза. Внутренний голос уже кричал, громя все в мозгах и порываясь с визгом выпрыгнуть изо рта, ушей, носа, глаз.

— Ее зовут Ама! Ждет меня в таверне у перекрестка! — грива оказалась необыкновенно мягкой и теплой. Кучер пытался почувствовать облегчение, но не смог. Голос утих. Неведомая сила сдавила внутренности в тот момент, когда он предал госпожу. Он убил ее. Она же совсем беззащитна! И продолжало давить, тянуть, угнетать. Кучер не мог это выдержать. Умереть! Он хотел умереть! — Убей меня! — маг непонимающе на него посмотрел.

— Ты только что сделал все, чтобы остаться в живых. Твои старания не должны пройти даром. Я тебе верю. Проваливай, — он отвернулся. Силуэт его таял.

«Нет-нет-нет, все не должно так закончиться!» — дрожащими руками кучер вытащил из мешка револьвер и выстрелил в мага. Мимо. Однако тот перестал исчезать. Повернулся.

— Что это за звук? Слышал сегодня в лесу. Хлопушка?

Кучер палил и палил в мага, держа руку прямо, а револьвер ровно. Нога, плечо, живот, бок… Маг рухнул на землю. Он изумленно смотрел то на кучера, то на свои раны, то на оружие. Кажется, ему не было страшно. Лишь интересно. На его яркой, разноцветной одежде проступали черные пятна, расплываясь как кляксы. Кучер направил ствол ему в голову и спустил курок. Ничего. Лишь тихий «щелк!» Заклинило. Маг, сплюнув черные сгустки, проклял его. Когда кучер, чертыхнувшись, попытался выстрелить вновь, и у него не вышло, раненый понял все. Из последних сил он поднялся на ноги и, шатаясь, добрался до сосны. Коснулся ее и исчез. Извергая сплошные ругательства, кучер взобрался на лошадь и поскакал назад, надеясь выбраться на дорогу. К таверне! Он успеет, успеет! Но путь становился все заковыристее и вертлявее, тропинка огибала сосны, вертелась вокруг камней, лошадь непонимающе била в землю копытом, тряся гривой. Кругом черным-черно. Кучер щурился, всматриваясь вперед. Как будто это ему поможет! Ночной лес не терпит в себе человека. Кучер испытывал необъяснимую тревогу, теряясь среди однообразных стволов и кустов. Месяц более не светил. Его съели голодные тусклые звезды. Послышался тихий шелест. Клацнули темно-серые зубы. Кучер уже не боялся. Когда его столкнули с лошади, когда перевернули на спину, проводя когтем по щеке. Когда над ним нависла кровожадная мрачная фея, по-своему прекрасная в родной стихии, он уже не боялся. Он был раздражен. Его отвлекали, ему мешали. Он должен спасти госпожу от мага, а не стать чьим-то ночным перекусом.

— Пожалуйста… не сейчас… — фея остановилась. Ее многочисленные глаза так и впились в кучера, внимательно изучая. Она издала звук, похожий на скрип двери. Смеялась.

— Совсем недавно одна дама наказала мне пощадить человека… неужели тебя? Забавно, но именно ты ее бросил. Трус-с-сливый…

— А сейчас я должен помочь ей! — кучер попытался подняться, но тонкая когтистая лапа остановила его.

— Не-а. Трусам нет веры. Я не оставлю тебя в живых.

 

***

 

Леема облачали в тяжелую белую парчу, расшитую золотыми нитями. Он волновался. Ама пила вино. Теленок вертелся у ее ног, стуча копытцами по деревянному полу. Пахло смолой и священными благовониями.

— Так что по итогу? — спросила она. Затем выразительно посмотрела на двух суетливых служанок, вертящихся вокруг жреца и поправляющих ему одеяние то тут, то там. Самого мальчишку это тоже начало раздражать.

— Спасибо, дальше сам. — Девчонки поклонились и попятились к выходу. Дверь захлопнулась. — Зря ты приехала. У меня было все под контролем. Я теперь жрец. Что я ни скажу, люди поверят. Возможно, мне удастся отменить и жертвоприношения…

— Ну ничего себе! Меня бы казнили, если бы нашли амулет! И даже не предупредил!

— Я… мне просто очень захотелось подсунуть его тебе. Чтобы ты точно вернулась летом. Это было неосмотрительно. Прошу прощения, — маленький жрец опустил глаза в пол. Иногда Ама забывает, что он ребенок.

— Из-за твоих глупостей амулет исчез. Кучера, точнее то, что от него осталось, нашли утром, камня при нем не было! И что теперь делать?

— Не переживай. Я скажу людям, что камень украли. И что боги наказали похитителя смертью.

— Ах, если б бедняжка просто исчез… — вздохнула Ама. — А так… он ни в чем не повинен! Он наверняка защищал амулет!

— Твоего драгоценного кучера нашли не на тракте, а в глубине леса. Он хотел скрыться. Все справедливо, — возразил мальчик. Ама только пожала плечами. Глаза у нее были печальны.

— Пожалуй.

— Пойдем к людям и расскажем им правду, — мальчик ободряюще улыбнулся и взял ее за руку. Они вышли на улицу.