Площадь Вандета расцвела пёстрыми палатками, обзавелась длинными рядами, что вились спиралью, забирая все больше влево, почти наседая на храм Милосердной Матери. Лавочники радостно сплавляли залежавшиеся товары, а лоточники зычно расхваливали сласти и жареное мясо. Третий день Осенней Ярмарки уже не вызывал восторга ни у горожан, ни у немногочисленных оставшихся в городе жрецов.

Широкие ступени храма приятно холодили спину в этот не по-осеннему жаркий день, а яблоко, уведенное у торговки, отдавало кислинкой. Людской поток разбивался на небольшие ручейки, чтобы влиться в нужные ряды, и покинуть площадь к полудню, укрываясь от солнца и заунывного пения жрецов.

Я лениво наблюдал за копошением разодетых менестрелей, расположившихся близ храма. Те, отчаянно размахивая руками, отгоняли от инструментов любопытных детей. Жаль, что ругались они лучше, чем пели. Хотя тощий юнец неплохо бегал пальцами по флейте, извлекая из нее мелодию. Такое проворство одобрила бы Госпожа Ветров.

От яблока уже давно остался печальный огрызок, когда я заметил её. Путаясь в юбках и протягивая тонкие, почти прозрачные руки, она металась между прохожими.

– Помогите, кто-нибудь! Молю, помогите! – просила она каждого встречного.

Но люди проходили мимо, даже не замечая девушку. Она то отчаянно вскидывала руки, то закрывала ими заплаканное лицо, но не прекращала взывать о помощи.

– Хоть кто-нибудь!

На её лице, обрамленном выбившимися из косы волосами, всё более ясно проглядывало отчаяние. Нет, малышка, тебе не найти здесь помощи.

Спускаюсь на мостовую и бреду сквозь толпу разодетых кукол со смазанными пятнами вместо лиц. Вереница ботинок, ремней, платьев и шляп проплывает мимо журчащим многоголосьем. Мне в другую сторону, но я направляюсь к той девице. Единственное «живое» лицо за много дней. Бреду, помимо воли пристально вглядываясь в заурядные в общем-то черты. Каштановая чёлка над бровями, сведёнными в гримасе беспокойства, встревоженный взгляд карих глаз, чуть вздёрнутый нос и тонкие искусанные губы. Я жадно впитываю этот образ, подобно растрескавшейся от зноя почве, вбирающей влагу дождя.

Она продолжает взывать о помощи, но толпа глуха к мольбам. Я тоже прохожу мимо, краем глаза замечая окровавленный затылок девушки и обломки костей, белеющие в каштановых кудрях.

Специально иду как можно дальше от площади. Сворачиваю в безлюдный проулок, прислоняюсь к стене и осматриваюсь – удостовериться, что вокруг никого. У меня на поясе кожаный мешочек с тиснёным рисунком, изображающим собачью голову. В таких мешочках обычно носят соль или другие специи. В моём тоже соль, но я редко пользуюсь ей за обедом, для неё имеется другое применение.

Беру щепотку белого порошка и высыпаю из крупинок контур призыва, намертво впечатанный в память. Через секунду над землёй возникает зыбкий собачий силуэт – моя ищейка. Пёс переступает с лапы на лапу, оглядывается по сторонам и, кажется, беззвучно смеётся. Всполохи синего призрачного огня пробегают по спине животного, ярко мерцают и тут же исчезают, чтобы через мгновение снова мелькнуть и пропасть.

Огненная гончая нюхает воздух и бесшумно устремляется вперёд. Я неспешно иду следом, не боясь упустить пса. Дальше полусотни шагов от мешочка он не убежит.

Гончая, взрыкнув, быстрее перебирает мощным лапами, и я прибавляю шаг, чтобы поспеть за ней. Синие отблески на кончике хвоста ведут меня на оживленную улицу. Сверкающий шпиль собора Воина остаётся за спиной.

Вливаюсь в людской поток, пихнув локтем в пузо какого-то толстяка, в спину несутся проклятия. Успешно лавируя, двигаюсь за псом, чья спина всё сильнее похожа на зажженный факел – значит уже близко.

Вскидываю голову и стремлюсь увидеть. Пятна, одни пятна, смазанные, сплющенные с разных сторон. Не то, опять не то, ну, где же ты?

Азарт подхлёстывает, будоражит и толкает вперёд. И тут, да! Одновременно с гончей мы видим цель: толстяк в дорогой куртке с меховой оторочкой и зелёных штанах, облепивших ноги. Лицо выпрыгивает внезапно, но я жадно всматриваюсь в его черты. Обрюзгшие щеки, словно засунул за них по два леденца, тонкие масляные губы и серые глаза под белесыми арками бровей. Волосы, накрученные и подвязанные в куцый хвост тёмной лентой, выглядят грязными от обилия сероватой пудры.

Здравствуйте, господин секретарь торговой гильдии, забыл ваше имя, к сожалению. Помнится, вы обещали мне вслед кары богов, если ещё раз побеспокою честных горожан. Вот и свиделись. Правда, я не думал, что это будет таким образом.

Следую в отдалении за спиной нашей цели, внимательно поглядывая по сторонам в поисках безопасных ответвлений улицы. И, будто подарок свыше, он сам сворачивает в затопленный крылечками в ажурных рамках переулок. Гончая, как приклеенная, идёт по пятам, скалится и полыхает синим. Мне почти больно смотреть на неё, но привычка, выработанная за месяцы, берёт своё.

Тихонько снимаю боло с пояса. Зелёные камни на концах верёвки звякают столь неудачно, что господин секретарь оборачивается. И я снова вижу его одутловатое лицо, капельки пота на лбу и презрительную складку у губ.

Гончая яростно зарычала и подобралась. Огонь вздыбился на её загривке и стёк к лапам, а затем опять повторил свой путь.

Господин секретарь панически взвизгнул. Не знаю, что его испугало – я или боло в моих руках, так как пса вижу из нас двоих только я. Хотя, нет, мы оба видим пса, я – как охраняемый, а вот толстяк – как раб духа.

Стремительно вскидываю руку, кручу кистью и боло, вырвавшись из плена, летит к цели. Гончая тоже вытягивается в линию. Но, я уже вижу, что ни оружие, ни ищейка не успевают.

Темная субстанция отделяется от человека и всасывается в стену дома. Тело же, опутанное прочной верёвкой, шатаясь, гулко оседает на мостовую. Гончая пружинисто приземляется рядом и брезгливо нюхает воздух.

Уже собираюсь забрать вещички, как меня впечатывают в стену.

– Хаос вас дери, – шиплю сквозь зубы.

– Ты ещё поговори здесь, – строго отвечает «мундир». – Эсмонд, ты совсем дурным стал, если на знатных горожан бросаешься? Чем тебе не угодил господин Осберон?

По голосу узнаю Аеска, значит второй стражник – Тунор, ибо эти всегда ходят в дозор парой. Н-да, не повезло, нарвался на двух самых принципиальных «мундиров». А это значит, что ближайшее время проведу в каземате.

– Аеск, он с месяц такой, словно в зад укушенный. Ходил себе спокойно под Госпожой Ветров, а сейчас выкидывает коленца, – рыкнул Тунор, осматривая господина секретаря. – Чем ты его приложил? Сознавайся сразу!

– Да в обмороке этот мешок дерьма, – не выдержал я, чем заслужил хлесткую затрещину.

Меня отлепили от стены, но подвижность не вернули. Тунор стоял рядом с моим боло в руках.

– Какого хаоса, Эсмонд? Откуда у тебя это оружие?!

От тех, кто огненную гончую дал, собачьи дети!

– Так, Аеск, доставай кристалл. Завтра главный пусть разбирается.

Дергаюсь в сторону и тут же получаю плоской каменюкой по лбу. От магической силы кристалла в глазах темнеет, и я уплываю во тьму, раскачиваясь на волнах мрака.

 

***

Назвать камеру просторной язык не поворачивается, хотя сравнивать мне особо не с чем. Бывал я только в этой и соседней. И выходил на свободу, а не на виселицу лишь потому, что не было твёрдых доказательств вины. Да ещё благодаря Госпоже Ветров, что направляла ветер удачи ко мне.

Итак, пять шагов вдоль и семь поперёк – вот и всё личное пространство. Ни зарешеченного окна, ни соломенного лежака – ни-че-го. Повезло, что я сейчас без соседей, а то теснота и так давит. С трёх сторон шершавый камень стен, с четвёртой обитая металлом дверь, с маленьким отверстием на уровне головы, перегороженным тремя прутьями. Радует, что амулеты освещения работают почти исправно, лишь изредка сбиваясь. И в эти моменты мне становится почти страшно, ибо по коридору каждый раз прокатывается еле слышное бормотание.

Не далее как днём жаловался на жару, а сейчас готов пойти на поклон к Милосердной Матери, чтобы избавиться от холода. Осенняя куртка совсем не спасает от ледяного дыхания камней. На улице поговаривали, что в старые времена, когда строился наш город, жрецы долго молили богов, а те, устав от заунывных просьб, чаранули на один из рудников, чтобы, наконец, от них отвязались. Вот тогдашний градоправитель и не придумал ничего лучше, как использовать камни с того рудника для постройки этой тюрьмы.

Намотав три сотни кругов по камере, я решил заняться чем-то более полезным. Металлическая пуговица, найденная в углу, прекрасно подошла, чтобы выцарапать на стене фигурку мундира. Я как раз дорисовывал пряжку ремня, когда над ухом раздалось ехидное:

– Рисуешь, кем хочешь стать, малыш Эсмонд?

Как открывается дверь в камеру я не слышал, поэтому самой естественной реакцией было подскочить на месте, развернуться в полёте и с мужественным, но тихим вскриком прижаться к стене. Что я и проделал. А проделав, увидел торчащую из стены ухмыляющуюся рожу Селвина.

– А, это ты, – сказал я, с усилием придав лицу спокойное выражение. – Проходи, располагайся, ни в чём себе не отказывай. Можешь сесть, можешь лечь. Извини, не предлагаю тебе стул, за неимением.

– Конечно это я. А ты кого ждал? Уж не самого ли Туманного? Я тут уже давно, просто ждал, когда караульный достаточно наберётся. Скоро вытащу тебя, – подмигнул призрак, и скрылся в стене.

Действительно, что-то не спешил на помощь тот, кому я служил, ради кого рисковал жизнью. Из-за кого потерял старых друзей. А как складно он говорил, что щедро награждает своих последователей. Пока что моя награда – это холодная камера и проблемы с властями. Неужели подобно плотнику, отправляющему в кучу мусора сточившееся долото, он решил выбросить меня?

Я подошёл к дверной решётке и прислушался. В коридоре звучал раскатистый храп, видимо того самого пьяного стражника. Затем он прекратился, послышалась какая-то возня, грохот опрокидываемой мебели. Звук нетвёрдых шагов прервался шумом падающего тела и громогласной порцией ругани. Вскоре показался караульный, ползущий к моей камере на четвереньках. Я усмехнулся и заметил:

– Решил вспомнить детство, Селвин?

– Жаткнись, тьху! Ты не предштавляесь, как сложно конпр… Контры... Управлять настолько пьяной тушей.

Я поморщился, но продолжил смотреть на толстую небритую рожу стражника, с торчащим вбок поломанным когда-то пунцовым носом. Так редко вижу человеческие лица, что рад даже такому.

Селвин подтащился к двери, кое-как прислонил непослушное тело к стене и принялся ковыряться ключом в замке. Вечность спустя, камера отворилась.

– Фух! Это было сложно, – сказал призрак, покинув бессознательное тело, что мешком свалилось у двери и тут же снова захрапело.

Я затащил стражника в камеру и запер дверь. Это даст ещё немного времени.

– Кстати, твоё оружие тут же, в караульной.

Двадцать шагов до караульной, пять в ней до шкафа. Мои вещи неаккуратной горкой лежат на полке. Повязал боло вокруг пояса, положил в карман мешочек, да кинжал сунул за голенище сапога. Оглянулся на Селвина: тот парил неподалеку и с интересом разглядывал замусоленную карту.

– Никогда не видел подобного? – спросил я.

Призрак покачал головой и ткнул в самое засаленное пятно.

– Просто странно, что именно здесь мы с тобой встретились.

Я глянул: всё верно – то самое урочище.

– Наверное, судьба.

Селвин хмыкнул и отлетел от карты. Я ещё немного постоял, запоминая пути, а потом мы покинули гостеприимное здание городской тюрьмы. Я умею ходить так, чтобы мышь не заметила, а наступившая стылая ночь – верная помощница воров и беглецов. Скользнув в тени мимо зевающих охранников, я растворился в ночной дымке. Селвин же нагло прошёл между стражами, неумело копируя строевой шаг и распевая какую-то песню. Я с трудом сдержал смех.

Мы брели по ночной набережной, слушая мелодичный звон ветряных колокольчиков, украшающих храм Госпожи Ветров.

– Ну что, куда направимся, дружище? – спросил призрак.

– На западе море, – кивнул я на волны. – Предлагаю двинуться на восток.

 

***

Самое первое воспоминание Эсмонда – терпкий запах рыбы и усталые глаза вернувшегося с моря отца. Больная мать уже не встаёт с кровати, а на стол собрать надо. И Эсмонд плачет от бессилия, потому что не может дотянуться до полки, на которой стоит высокий кувшин с молоком.

Уже потом, в сиротском приюте Милосердной Матери, он понял, что до сих пор, спустя несколько лет, помнит вкус этого скисшего от жары молока. Помнит, как отец, уходя в море, кивал в сторону матери с просьбой беречь её. Правда небесные чертоги забрали их обоих прискорбно быстро: отца унёс шторм в тот же день, а матушка ушла через месяц.

Нет, за то, что выучили читать и писать, мальчик сёстрам действительно был благодарен. А вот кормёжка оказалась паршивая, ибо негоже думать о плоти. Так монашки говорили, закатывая глаза и благочестиво расправляя складки мантий, усеянных священными кругами. Но голод как-то понятнее, чем высокие строки писания, поэтому старшие ребята втихаря отбирали еду у младших. Само собой получилось, что воровать с лотков торговцев Эсмонд научился быстро. А когда исполнилось четырнадцать, махнул ручкой сёстрам и начал сам добывать пропитание.

Одному выживать на улице трудно, поэтому босяки собирались в непостоянные компании. Редко их бывало больше десятка. Кто-то попадался на горячем, другие отправлялись искать счастья в далёких краях. Постоянно Эсмонд ходил с Тивом. Тот пришёл в город в тяжёлый год, когда от голода вымирали целыми деревнями, да так и остался. О родителях он не рассказывал, но никто и не спрашивал особо. Они быстро подружились, да и внешне были похожи – оба худощавые, светловолосые и голубоглазые. Только у Эсмонда нос прямой, а у Тива вздёрнутый.

Они не всегда воровали, нет. Часто подрабатывали на разгрузке кораблей, бегали с мелкими поручениями для экипажей. Такая жизнь устраивала. Радовались, если удавалось найти кусок хлеба, выручали друг друга как могли. Когда кому-то обламывался крупный куш, все вместе кутили в кабаках. Так прошло несколько трудных, но весёлых лет.

В этом году в столице началось строительство Храма Всех Богов. Много священников и паломников ушли из города, чтобы кто деньгами, кто молитвой, а кто и собственным трудом поучаствовать в этом событии.

Они появились внезапно. Трое мужчин, одетых в подобие жреческих хламид. Ходили по улицам, иногда что-то покупали, но чаще всего бесцельно шатались и, странное дело, постоянно улыбались.

Тив, встретив этих чудаков, хлопнул Эсмонда по плечу и кивнул на незнакомцев.

– Видел их раньше? – поинтересовался парень.

– Не-а, – щурясь на солнце, отвечал Эсмонд. – Да брось, друг, таких быстро выметут отсюда.

Тив хмыкнул и покачал головой:

– Посмотрим.

Это тивово «посмотрим» оказалось едва ли не пророческим. Незнакомцы, словно размножались. И вот, их уже пятеро, затем стало семь. Их глупые улыбки быстро сменились на задушевные беседы. А через пару дней Эсмонду удалось понять, кто эти незнакомцы и зачем здесь.

Чудаки пришли из соседнего Сампета и рассказывали они о Повелителе Туманов, дарующем блага и несущем спасение. Находились те, кто прислушивался. Эсмонд тоже слушал, но его больше интересовало не спасение, а пожива. Ведь известно – там, где боги, там и пожертвования, и побрякушки.

В один из дней он проследил за таким зазывалой. Тот, быстро перебирая ногами, направился прочь из города в лес. Конечно, оставался риск быть пойманным на слежке, но именно этот риск и кружил голову.

Следуя за незнакомцем, Эсмонд держался за деревьями и посматривал под ноги, опасаясь, что хрустнувшая под ступнёй ветка выдаст. Раскаленная под солнцем полынь отвратительно горчила, а надоедливая мошкара лезла в глаза.

Спина чудака, так удачно мелькавшая среди деревьев, вдруг исчезла. Пройдя ещё десяток шагов, вор заметил чернеющий зев пещеры.

Соваться туда прямо сейчас – глупость не достойная того, кто ходит под Госпожой Ветров. Поэтому пришлось сидеть в кустах до сумерек, пока цель не показалась вновь. Дождавшись, когда чудак скрылся за деревьями, Эсмонд двинулся в пещеру.

Ночная пелена за спиной быстро пропала под напором густой и вязкой тьмы впереди. Тихо ступая по неровному и скользкому камню, он медленно шёл вглубь, держась рукой за стену. Стараясь дышать через раз, чтобы не издать лишнего шума, чувствовал азарт, обещающий что-то интересное.

Мрак впереди осветил неровный огонёк, и Эсмонд вошёл в естественный зал с высоким сводом и каменными сосульками, свисающими с потолка. У дальней стены высился небольшой алтарь, на котором чадила горьким дымом масляная лампа.

Сдержав порыв тут же броситься к желанной добыче, Эсмонд прижался к стене и прислушался. Кажется никого. Уже не скрываясь, двинулся к алтарю. Забрал с него пару тяжелых металлических подсвечников. Пригляделся к странно бесформенной статуэтке, стоящей в центре. Диковинный божок, ничего не скажешь. Напоминает комок глины, побывавший в руках маленького ребенка, – такой же сплющенный с боков, волнистый и растянутый.

Эсмонд развернулся к выходу, но не увидел ничего, кроме густого серого тумана. Откуда туману взяться в пещере? Дышать почему-то стало трудно, вкус полыни неприятно осел на языке.

Туман окутывал так плотно, что собственные руки терялись в сером полотне. А затем раздался голос, идущий словно отовсюду:

– Воришка, ты думаешь, что я дам тебе уйти из моего святилища? Ты пытался обокрасть самого Повелителя Туманов!

– Да я же… – с трудом выдохнул Эсмонд.

– Заткнись! Я не разрешал тебе говорить. Так вот, в другое время я бы просто медленно утопил тебя в болоте. Но сейчас ты можешь мне пригодиться. Да, кроме того, ты сможешь стать кем-то большим, нежели обычный воришка. Ты станешь охотником, воином на моей службе. А своих верных последователей я щедро вознаграждаю. Что скажешь?

– Предложение интересное, – пробормотал парень, оглядываясь в поисках выхода.

Туман, словно почуяв, взметнулся и загустел, а затем сдавил тело. Эсмонд зашёлся кашлем. Горечь на языке не проходила, а всё больше въедалась, скользя уже где-то глубоко внутри.

– Хочешь сбежать. Это так мило – думать, что всё обойдётся. Как думаешь, сколько понадобится туману времени, чтобы твои кишки украсили мой алтарь?

Дышать становилось всё труднее. Каждый вдох отдавался пульсирующей по телу болью. Эсмонд со стоном опустился на колени и оперся руками о землю.

– Подумай, воришка, что тебе дорого: жизнь или свобода? Выбирай скорее, тебе недолго осталось.

Вдох. Перед глазами взрываются тысячи огненных шаров, оглушительный бой барабанов в ушах. Выдох. Скрюченные пальцы скребут шершавый камень, ломая ногти. Не удаётся вдохнуть. Паника разливается бурным потоком, поднимая, захлестывая, кружа в пучине ужаса. Вдохнуть, вдохнуть, вдохнуть…

– Да, – еле слышно, – согласен.

– Отлично, значит по рукам, – усмехнулся голос. – Вот твоё оружие.

Туман расслабил путы и в грудь хлынул долгожданный воздух. Эсмонд разглядел свои трясущиеся руки и выпрямился, со стоном разгибая пальцы.

Туман расступился, и на полу, прямо у носков сапог, вор увидел кожаный мешочек с тиснёным узором, боло, состоящее из прочной верёвки и двух тёмно-зелёных камней, и кинжал с рукоятью, инкрустированной пластинками такого же камня.

– А ещё я дам тебе способность видеть своих врагов.

После этих слов Эсмонда ослепило яркой вспышкой, голова же словно разлетелась на части, будто в неё ударила молния. Когда звон в ушах немного утих, он расслышал:

– … не сможешь различать лица, зато отныне ты способен видеть призраков и духов. Ведь мой враг зовёт себя Властелином Кошмаров. На самом деле он просто грязный шантажист, который запугивает людей, чтобы ему поклонялись. Так он действует обычно, но здесь ведёт себя хитрее. Его прихвостни вселяются в жителей города, подавляют их волю. Грязный план, чтобы здесь построили храм в честь этого жалкого шарлатана, называющего себя богом.

Дальше голос объяснил, как пользоваться солью из мешочка. Контур призыва Эсмонд высыпал с первого раза, словно знал его всегда. И испытал щенячий восторг от гончей. Своя собственная охотничья собака, да ещё волшебная! Жаль, невозможно было почесать её за ухом и показать друзьям. Да и находиться в материальном мире она могла всего два часа в сутки. Голос неопределенно хмыкнул на восторги и поспешил с дальнейшими объяснениями.

Боло тоже оказалось с секретом. Если оно попадало по обычному человеку, тот просто отправлялся поспать на несколько часов. Призрака же – парализовывало, и он прилипал к одному из камней. Оставалось только вытащить духа из тела человека и добить кинжалом, специально зачарованным для этого.

Неделю Эсмонд жил в пещере, тренировался метать боло и слушал наставления Повелителя Туманов. Он посеял в сердце ненависть к врагу, который действует такими подлыми методами, и веру в собственную благородную миссию.

Еду носили последователи Туманного. Вор различал их только по росту и деталям одежды, ведь теперь вместо лиц видел размытые пятна. Поначалу это его беспокоило, но Повелитель Туманов объяснил, что нельзя что-то обрести ничего не отдав взамен. К тому же так ему легче будет находить посланцев Властелина Кошмаров.

А через неделю Эсмонд вышел на охоту.

Первая миссия прошла гладко. Они выследили духа, который ещё не успел ни в кого вселиться. Гончая выгнала его прямо к Эсмонду, призрак не успел даже пикнуть, как боло оплело и припечатало к земле. Вор подошёл к неподвижному телу. Его можно было принять за человека, если бы не дыра с рваными краями в центре груди, через которую виднелась земля.

Эсмонд посмотрел на призрака и содрогнулся, увидев осколки рёбер, торчащие наружу. Рука ощутимо дрожала, но кинжал вошёл в шею почти без усилий, и тело духа растаяло облачком серой пыли.

Это упоительное чувство погони, азарт охотника, что с неотвратимостью самой судьбы загоняет добычу. Эсмонд наслаждался им тогда. Он ощущал себя абсолютно правым, ведь уничтожал то, что не должно существовать. Охотник на противоестественных тварей, на порождения безумного бога – это отличная карьера для обычного уличного воришки.

Хоть эта дичь и нематериальна, но гораздо более опасна, чем какой-нибудь вепрь. Вор порой задумывался, что будет, если кто-то из них сумеет вселиться в него? Повелитель Туманов сказал, что участь пускающего слюну идиота это лучшее, что может произойти. Поэтому Эсмонд всегда носил боло намотанным на пояс, даже когда спал – так дух не сможет проникнуть в тело.

С весёлыми попойками в кабаках пришлось завязать, ведь у пьяного слабеет воля и призраку легче вселиться. Поначалу он ещё приходил в старую компанию. Но, оказалось, очень сложно общаться с людьми, когда не видишь ни улыбки, ни подмигивания, а только смазанные пятна вместо лиц вокруг. Да и в общих делах парень теперь не участвовал, а мотался по городу и окрестностям в поисках духов. Никому из старой компании он не рассказывал о том, что с ним случилось. Никому, кроме Тива.

Когда Эсмонд поделился с ним новостью, тот отодвинулся и пробормотал под нос: «А я смотрю, в глаза людям смотреть перестал, всё пропадаешь где-то».

– Ты что мне не веришь? – возмутился вор.

Он не знал, какое выражение лица было у приятеля, но голос прозвучал уж слишком убедительно.

– Конечно верю! Значит, ты видишь то, чего другие не видят. Слушай, а по голове тебя недавно не били?

Постепенно общение сошло на нет и с Тивом. Когда они встречались, тот преувеличенно бодро интересовался делами приятеля, да болтал о всяких пустяках. Эсмонд чувствовал фальшь в его словах и скоро стал избегать встреч.

Туманный не особенно беспокоился о пропитании своего нового воина. Впрочем, он и не возражал, когда вор обчищал карманы оглушенных жертв, в телах которых гостили посланцы Властелина Кошмаров. И до поры Эсмонд думал, что всё в полном порядке.

Уже пару месяцев он уничтожал призраков и освобождал от них людей, когда наткнулся на очередного духа. Посланцы Властелина Кошмаров отличались от обычных призраков тем, что у них в груди были сквозные дыры. Этот парень не был исключением. Но он оказался проворнее остальных. Гончая привела по его следу за город. Призрак заметил погоню и начал петлять по лесу. Он двигался быстрее собаки, и единственным преимуществом было то, что она всегда находила его след.

Но прошло два часа, и гончая исчезла, ярко вспыхнув голубоватым пламенем напоследок. Эсмонд разочарованно сплюнул и сел, прислонившись спиной к старому дуплистому дереву.

– И чего вы за мной гонялись? – раздалось из дупла.

Парень вскочил и выхватил кинжал, но никто не пытался напасть. Значит, в дереве спрятался? Умно, ничего не скажешь. Боло его не достанет, а кинжалом можно ковырять ствол полдня без всякого толку.

Убедившись, что боло на поясе, вор уселся обратно и ответил:

– Так прирезать тебя надо бы.

– Это за что? – обиженно прозвучало из дупла.

– За то, что по указке своего хозяина ты вселяешься в тела людей!

– Можно подумать у меня есть выбор. Если хочешь знать, я не желал такого посмертия.

– Разве ты не добровольно служишь Властелину Кошмаров?

– Какая уж тут добровольность. У нас в Сампете король решил наполнить казну, продавая преступников культистам. Вот меня и выкупили эти ублюдки.

– А за что попался?

– За кражу. Решили мы с ребятами ювелирную лавочку обнести. Поставили одного на стрёме, а он прозевал патруль.

– Да, знакомо. Со мной похожий случай был, еле удрать сумел. Так зачем ты понадобился этим культистам?

– Для ритуала. Властелину Кошмаров нужны призрачные рабы. А самые хорошие призрачные рабы получаются после ритуала «очищения», как они это называют. Дыру в груди у меня видел? Так вот, эти твари заставили меня выпить какую-то дрянь, привязали к алтарю и вырезали сердце. Я всё время был в сознании. Ты не представляешь, какая это боль, до сих пор передергивает, как вспомню.

– А чего ты тогда не сбежишь, если не хочешь ему служить?

– Ха, сбежишь. Ты думаешь только у тебя есть собака, чтобы искать подобных мне? У Властелина Кошмаров есть свои ищейки. А у меня нет такого кинжала, чтобы их убить.

«Тив наверняка бы посмеялся, увидев как я разговариваю с дуплом», – подумал Эсмонд и вздохнул.

– Чего ты вздыхаешь? У тебя жизнь вообще отличная, иди куда хочешь, ешь-пей что хочешь. У вас в Салтванде вообще полный порядок, всего пять богов, никто ни у кого паству не отбивает.

– А у вас не так разве?

– У нас два десятка культов, которые постоянно конкурируют, пытаясь переманить верующих. Оно и понятно, чем больше народу верит, тем больше сила божка. Никакими средствами не гнушаются.

– То есть короли воюют за золотые рудники, а боги – за верующих?

– Ну да. А мы с тобой их инструменты.

Эсмонд надолго замолчал, пытаясь осмыслить услышанное. А потом неожиданно для себя произнёс:

– Завтра я буду в западной части города, не появляйся там.

Через два дня началась осенняя ярмарка.

 

***

Прохладное утро нехотя уступает осеннему дню, оставляя влажный след из капелек росы. Сижу на берегу и смотрю на розовеющий край неба. Соль отправилась в реку, а мешочек с тиснёным псом уже догорел в костре. Собаку было немного жалко, но если уж выбирать между другом и псом…

Тоскливо покидать родной город, хоть меня в нём уже ничего и не держит. Но оставаться в Вандете слишком опасно. Убивать призраков для Повелителя Туманов я больше не хочу, значит, он наверняка решит меня покарать. Да и Властелин Кошмаров вряд ли спустит мне потерю стольких призрачных рабов. И бегство Селвину он тоже не простит.

Я поворошил угли и обернулся к призраку, который залез в поток и шарил руками под водой.

– Неужто пытаешься рыбу рукой поймать? – спросил я.

– Не то чтобы поймать, скорее подчинить. Не думал, что такое возможно, но местные рыбы тупее городских стражников. В голове только голод и боязнь хищников. Проклятая рыбина не воспринимает даже простые команды. О, идея!

Громко плеснув, серебристая рыбёшка выскочила на берег к моим ногам. Я завершил её предсмертный танец ударом камня.

– Что ты с ней сделал?

– Внушил, что позади большая зубастая рыбина, – усмехнулся Селвин.

– Не думал, что призраки такие отменные рыбаки.

– А то!

Да, с таким другом с голоду точно не пропаду. Встаю, привычно поправляю боло на поясе. Нам предстоит долгий путь. Не знаю, есть ли на свете место, где нет никаких богов, но мы постараемся его найти.