Белое дерево


Свирель запела уже под самое утро, когда Лойо забылся, наконец, мутным тревожным сном.

После первой же трели он вскинулся и сел на постели. Голова гудела, как пчелиный улей, в глазах все еще плыли обрывки сновидений. Показалось?

Нет. Чистые печальные звуки похоронной песни. Все-таки сегодня.

Он встал и накинул на плечи плащ. На цыпочках прокрался к выходу,  выскользнул за дверь. Заметив темную фигуру на крыльце, усмехнулся –  Дромар, тут как тут, старый друг.

- Не спится?

На фоне тихой мелодии скрипучий голос Дромара казался особенно резким, неприятным.

- В последнее время так чутко сплю, – Лойо наклонил голову, прислушиваясь. – Это у Ролло? Поздравляю, брат, - и добавил, не сдержавшись, - везет тебе.

Дромар обернулся и положил руку ему на плечо.

- Нельзя поздравлять со смертью. Что бы там ни было, нельзя. Мертвые не простят.

- Мертвые…

Лойо усмехнулся. Хотелось сбросить эту руку, крикнуть, сказать что-то злое... Но он знал, что черная минута пройдет, и потом станет стыдно. В самом деле, разве Дромар виноват, что Ролло умер именно сегодня? Смерть приходит, когда считает нужным.

- Я и сам скоро стану мертвым…

- Все мы станем, так или иначе. Не злись, Ло. Я знаю, Боги хранят тебя. Есть еще несколько лун до твоего обряда, а Тенори совсем плох. Травник не может ему помочь.

- Молчи!

От этих слов, сказанных просто и буднично, Лойо пробрал озноб. Тенори будет жить… все знают это. Он идет на поправку, к нему уже пускают детей. Не может быть, чтобы лихорадка вернулась…

Дромар убрал руку, отступил в темноту.

- Я был у него вчера. Он не узнал меня, бредит. Стонет и повторяет все время одно и то же: дерево какое-то просит. «Принеси, -  говорит,  - белое дерево. Дерево, дерево, дерево».  И так  все время. Болезнь вернулась,  а травник не знает, что делать. Боги хранят тебя.

- Тенори будет жить! – Лойо  сказал это громче, чем следовало, и оглянулся на дверь – не хватало только разбудить мать. – Я молю Богов о его благополучии! И я бы никогда… он же мне как отец, ты знаешь.

Дромар уже спускался с крыльца.

- Знаю, - он поднял руку в прощальном жесте, -  но кто, как не отец, должен помочь тебе? Мне пора, нужно еще поспать хоть пару часов перед обрядом. Вечером приходи к дереву Ролло. И смотри не проспи, Сонный Еж, без тебя мне там будет скучно.

Глядя ему вслед, Лойо невольно улыбнулся. Сонный Еж – старое детское прозвище. Да, было время, когда-то он любил поспать. Даже иногда сбегал с тренировок из школы молодых воинов, скрывался от учителей в самых немыслимых местах, лишь бы урвать часок-другой сна. Сколько раз наказывали – все без толку.

А вот в последнее время сон совсем не идет, приходится буквально заставлять себя. И снится все время какая-то гадость – топи, туман… твари.

Твари  пришли две зимы назад. Просто появились однажды ночью и убили всех, кого ночь застала за пределами деревни. Пастухов на пастбище, дозорных на дороге, влюбленных, укрывшихся в лесной чаще.

Тела нашли утром, изувеченные, с переломанными шеями и множеством рваных ран. Долго думали – что за звери могли сделать такое, и как смогли они одолеть вооруженных людей… и почему убили только людей, а овец не тронули? Похоронили всех, как подобает,  и отправили дежурить большой отряд воинов на пастбище.

Утром нашли их мертвыми.

А вскоре твари заявились к самой деревне.  Вечером, после заката. Страшные, черные, на двух ногах – похожие на людей, но не люди. Глаза у них светились желтым светом, и из глоток все время доносились странные звуки: то ли визг, то ли скрип… Они стояли между деревьями, в нескольких шагах от забора, а дальше не шли. Словно невидимая черта преграждала им путь. Старейшина к тому времени уже понял, что дело нечисто, и запретил приближаться к ним. Лишь собрал лучников, и по его сигналу двадцать человек разом послали стрелы – без толку.

Потом метали копья, ножи. Тенори попал копьем одной твари прямо в грудь, той, что стояла ближе всех и хорошо была видна в свете факелов. Лойо невольно содрогнулся, вспоминая – копье Тенори вонзилось в нее с чавкающих звуком, словно в болотную топь. А она просто вынула его и, наклонившись, аккуратно положила у своих ног. Не швырнула, не сломала. Положила тихонько и распрямилась, уставилась снова своими желтыми глазами. Утром Тенори нашел копье, его наконечник был покрыт липкой черной слизью, и Тенори не стал его мыть. Сломал и закопал за воротами деревни.

С тех пор так оно все и было. Как только темнело, твари приходили к деревне. Стояли, смотрели. Иногда их не было видно, но все знали – они близко, там, за первыми рядами стволов. С рассветом лес становился неопасен, но беда была в том, что до ближайших соседей –  не меньше суток пути. И даже если кратчайшей дорогой: через топь, где не пройдут лошади, все равно  за день не успеть, ночь застанет в пути. А если по дороге, верхом, то сутки или больше, как ни погоняй коня, как ни спеши.

Никто из тех, кого посылали за помощью, не вернулся. И от соседей никто больше не приезжал. Старейшина Ворран говорил, что однажды они найдут способ передать весточку, но в глубине души каждый знал – у соседей творится то же самое. Не могут же твари окружить только их деревню, скорее всего, они заполнили все окрестные леса. А с каждой луной их становилось все больше – это было особенно заметно ранними вечерами, когда черные фигуры отчетливо вырисовывались между деревьев.

Тварей становилось все больше, а людей – все меньше.

- Охо ра! Охо ра!

Женщины закричали громче – Дромар, наконец,  вышел из дома старейшины. Голый по пояс, с раскрашенным охрой лицом. На его груди углем были начерчены три полосы – знак нового воина.  И, глядя на него, Лойо в который раз подумал о том, как не похожи они с лучшим другом. Дромар  рыжий, худощавый, с усыпанным веснушками бледным лицом, а он смуглый, чернявый, широкий в плечах и кряжистый. У Дромара глаза цвета  весеннего неба, а у него – черные, как ночь.

Да и характеры разные: он предпочитает биться на мечах, а Дромар – стрелять из лука. Он решает проблемы, не откладывая, говорит прямо, всегда смотрит в  глаза. А Дромар – темнит, кружит и обдумывает.

И все же было что-то, что объединяло их, сводило вместе все эти годы.  С первого дня в школе молодых воинов, еще маленькими несмышлеными щенками почуяли они друг в друге братьев. И были с тех пор – не разлей вода. Пожалуй, суть их дружбы первым уловил Тенори. Однажды, глядя, как они обедают на крыльце школы – плечо к плечу, молча и сосредоточенно жуя – он рассмеялся и спросил: «И почему вы двое всегда такие мрачные?»

- Охо ра!

Мать Дромара опустилась на колени, и все женщины последовали ее примеру. Закрывая ладонями лица, они словно оплакивали  мальчика, которого скоро не станет.

Лойо поморщился – ненастоящий, неискренний плач. Мальчик умрет, но родится воин. Завтра сестра и мать Дромара будут пить хмель и угощать гостей, любоваться украдкой братом и сыном, гордиться им. О чем тут плакать? Вот матери Лойо придется несладко... Когда его разорвут твари.

Дромар между тем направился к Роще, в руках он нес широкую ленту: небесно-синюю, цвета их рода.

На деревню опускалась ночь, в зеленоватом прозрачном небе медленно плыли первые звезды. Лойо присмотрелся – появились ли уже твари? Дерево  Ролло стояло у самого истока Рощи, почти у забора,  и твари никогда не подходили так близко, но все же  лучше было бы закончить обряд раньше их появления. Тварей не было.

Вдова старика еще утром сняла с  дерева его ленту – теперь оно было свободно.  Высокое, внушительное, одно из самых старых и сильных деревьев в Роще. Толстые ветви с серебристой корой чуть заметно раскачивались, круглые листья тихо шептали что-то на ветру. Дромар склонил голову, замер на мгновение, протягивая ленту к дереву.  Потом распрямился и под приветственные крики повязал ее на одну из ветвей. Все, теперь он воин, мужчина, и может принимать участие в Совете деревни. Он прошел обряд и остался жив.

В отличие от всех своих предшественников, сгинувших в ночи. Сколько их было за последние две зимы? Не меньше десятка. Никто не выжил, а ведь, казалось, в обряде не было ничего сложного.

Утром в день посвящения юноша отправлялся в дом старейшины и принимал из  его рук чашу с настоем. Горькие травы уводили его в страну грез, и целый день он оставался в доме один, бродя во сне по неведомым землям, беседуя с предками. Если душа его была чиста, и предки оказывались благосклонны, вечером юноша приходил в себя.

Непонравившегося им парня мертвые могли навсегда оставить в своей стране, но Лойо не помнил  ни одного такого случая. Все и всегда возвращались.  Проснувшись, будущий воин принимал из рук отца ленту цвета своего рода. И эту ленту  надо было той же ночью повязать на свободное дерево в Роще – так начиналась его новая жизнь.

А Роща уходила далеко от таинственной черты, охраняющей людей. Далеко, во тьму. И все деревья, расположенные близко к деревне, были уже заняты лентами.  Сколько раз отцы и матери молили старейшину изменить условия – пусть, мол, юноша сможет повязать ленту утром, на другой день после обряда. Но ответ был неизменен: «Если мы отречемся от обычаев, Боги не простят нас, а предки отвернутся. Юношу, отказавшегося совершить обряд по всем правилам, после смерти не примут в страну мертвых. Бездомным жалким призраком будет он кружить по болотам вечно – этого ли вы хотите для своих сыновей?».

- Охо ра!

Клич, пришедший из давних времен. Так приветствовали нового воина, мальчика, ставшего мужчиной. «Охо ра». Смысл этих слов был давно забыт, но из поколения в поколение матери выкрикивали их, любуясь сыновьями, и молодые девушки перекатывали их на языке, мысленно примеряя на себя роль невесты. Сегодня клич звучал радостно – все знали, что Дромару суждено жить.

Старейшина шагнул вперед, чтобы вложить в его руки меч. И вдруг отшатнулся, отступил, указывая куда-то во тьму. Дромар обернулся и замер – длиннорукая черная тварь стояла всего в двух шагах. Стояла и покачивалась из стороны в сторону, круглые желтые глаза, не мигая, смотрели прямо на него.

Лойо облизал губы. Никогда еще твари не подходили так близко, никогда. Что могло случиться, почему она…один шаг назад. Дромару нужно было сделать лишь один шаг, чтобы оказаться в круге света, за спасительной невидимой линией. Но он отчего-то медлил. Словно завороженный, он застыл, не отводя взгляда от твари. Потом вдруг быстро присел, схватил какой-то сук, и, распрямившись, ударил им, как копьем.

Чвак. Cук вошел прямо между желтыми огоньками. Издав жуткий скрежет, тварь опрокинулась назад. Немыслимо извернувшись в воздухе, приземлилась на четыре конечности и на четвереньках рванула в темноту, так и не  сделав попытки вынуть сук из морды.

В полной тишине Дромар медленно отступил назад. Пятясь, приблизился к старейшине, все еще сжимавшему в потных ладонях рукоять меча.

Сестра Дромара закричала первой.

- Охо ра! Воин!

Она кинулась вперед и обняла брата, прижалась лицом к узкой груди

- Во-ин! Во-ин!– подхватили остальные женщины.

Старейшина вручил Дромару меч.

- Сегодня… - голос его звучал хрипло, - мы потеряли мальчика. Но обрели мужчину! Здравствуй Дромар, сын Брэгона! Приветствую тебя среди воинов!

Лойо провел ладонью по лицу, вытирая пот. Когда он успел взмокнуть? Все произошло так быстро…

Всего пара секунд: вот Дромар выпрямляется, собираясь отойти от дерева,  вот Ворран  поднимает меч и  идет к нему… появляется тварь. Дромар швыряет в нее сук, тварь убегает. Все. А что в это время делал Лойо?

Позднее все, включая старейшину, будут говорить, что не успели ничего понять… но он-то  успел. И понять, и прикинуть. Первая мысль была – кинуться на помощь к другу. И сразу вторая: «А чем я ему помогу?» Промедление, колебание, и Дромар вступает в схватку сам. У него не было шансов, любое оружие бессильно против тварей, и даже Тенори не справился с ними. И все же… что-то напугало ее.

Повернувшись, Лойо решительно зашагал прочь. Ему нужно было найти какое-то укромное место, чтобы побыть одному. Нужно было подумать.

- Опять прячешься, Еж?

Дромар скинул плащ  и бросил его на землю. Присел на  краешек, поеживаясь от утренней прохлады.

Лойо скосил глаза и украдкой оглядел его – изменился. За одну ночь изменился: пятна охры  на скулах делают лицо  уже и старше, губы сурово сжаты в тонкую линию. Не мальчик – мужчина.

- От кого мне прятаться? – Лойо пожал плечами. – Сижу на виду у всех…

- За амбаром, - уточнил Дромар.

- За амбаром, - вынужден был признать Лойо.  – Мне нужно было…

- Злишься на меня? – перебил Дромар, глядя куда-то вдаль. – Злишься, что Ролло умер, не дождавшись твоего обряда, и оставил дерево мне?

- Нет… - Лойо покачал головой. – Я рад за тебя, ты стал воином и будешь жить. А я... все о той твари думаю. Почему она подошла так близко?

- А они с каждым вечером подходят все ближе и ближе, ты разве не замечал?

Дромар вдруг быстро придвинулся к нему, сжал его плечо холодными цепкими пальцами.

- Она стояла как раз там, где дерево Тенори. Прямо рядом с деревом. Когда ты будешь повязывать ленту, тварь снова может прийти. Эта или другая. И окажется рядом с тобой. Нам нужно решить, что ты будешь делать в этом случае.

Лойо стиснул зубы. На мгновение после этих слов недостойная, подлая мысль мелькнула в его голове…  только за одну эту мысль Боги должны были бы покарать его на месте. Он стряхнул руку Дромара  и процедил:

- Тенори… будет жить!

- Он умрет. Никто не выживал после встречи с тварями, и Тенори не выживет. Он уже потерял рассудок, не узнает ни жену, ни детей. Почти не ест, не встает с постели. Он умрет. Вопрос только, когда. Сейчас, подарив тебе свое дерево, или через пару дней после твоей смерти?

Несколько мгновений Лойо молчал. Потом отшатнулся, распахнул в ужасе глаза.

- Что ты… предлагаешь мне?! На что ты намекаешь?!

- Ни на что. – Дромар задрал голову вверх, уставился в затянутое тучами небо. – Я лишь хочу, чтобы ты жил.  Хочу, чтобы рядом со мной по-прежнему было твое плечо. Твари подходят все ближе, и их становится больше. Старейшина делает вид, что все в порядке, но мы-то с тобой знаем – деревня не сможет прятаться вечно. В ближних лесах почти не осталось зверей. И мы можем позволить себе совсем немного овец, только тех, что смогут прокормиться в окрестностях. Помнишь ли ты, когда в последний раз до сыта наедался мяса?.. На одних овощах и ячменных лепешках дети растут хилыми, а воины слабеют, - он обернулся к Лойо – глаза были холодными, как лед, лоб пересекала четкая морщинка. - Нам нужно думать, нужно искать возможности победить.  А если умрешь ты, если бы умер я… если все мальчишки сгинут во тьме, отданные на растерзание… кто же будет сражаться?  Старики должны начать уступать дорогу молодым, вот, что я думаю.

Последняя фраза заставила Лойо вздрогнуть. Только что его друг спокойно озвучил те черные  мысли, за которые он проклинал себя минуту назад.

- И еще, - Дромар медленно встал и поднял плащ, посмотрел сверху вниз, щуря глаза, – он там совсем один.  Почти никто не заходит к нему, даже дети. Мать не разрешает им, боится чего-то.  Он лежит там один, в забытьи. И совсем ослаб.

- Замолчи!

Этого Лойо уже не мог вынести. Казалось, Дромар сошел с ума  и бредит не хуже Тенори.

- Молчу. Он посинел, кожа такая темная… глаза навыкате. Если ты задушишь его, никто ничего не поймет.  Я молчу, не кричи. Дело твое. Просто хотел рассказать тебе, о чем думал в последние дни.

Он кивнул и, повернувшись, зашагал прочь.

Лойо тоже поднялся, встал, пошатываясь. Сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Вот, о  чем он думал… в последние дни. О том, чтобы убить Тенори, который был Лойо почти  как отец. Хотя, какой отец – отца он никогда не знал, тот погиб на охоте до рождения сына. А Тенори всегда был честен с ним и почти всегда добр… к нему и к его матери. Но мать отказалась выходить замуж во второй раз, хотя старейшина и разрешил ей. Она хранила верность отцу. И Тенори пришлось посвататься к другой женщине. Теперь у него были свои сыновья, но между ним и Лойо всегда были особенные отношения.

Дромар задушил бы больного и принял его дерево. Никто бы ни о чем не догадался. Да и кто может предположить, что юный воин, надежда и радость деревни, способен замыслить убийство? Жил бы себе, как ни в чем не бывало… а потом умер бы старый Ролло, и Лойо тоже получил бы безопасное дерево… они оба стали бы воинами, смогли бы выступать на совете деревни,  вносить предложения… думать, как бороться с тварями.

Задумавшись, Лойо не сразу заметил, куда несут его ноги. Осознав, остановился и опустил голову. Почему он пошел к дому Тенори? Что ему делать там, возле умирающего?

- Лойо?

Он вздрогнул. Молодая Тарона, жена Тенори, смотрела на него сквозь слезы.

- Ты к нам? Как хорошо, а я уж думала, ты совсем забыл про нас…

- Я… да, вот решил зайти… - юноша смешался, опустил глаза. - Как он?

Она махнула рукой.

- Бредит. Я не пускаю детей, он в бреду кричит какие-то жуткие вещи. Зайди, посиди с ним. Может, он очнется и узнает тебя… хоть попрощаетесь. Мне бы хотелось, чтобы он обрел покой перед смертью.

Лойо кивнул. Покой. Им обоим нужно обрести покой… перед смертью. Махнув рукой Тароне, он медленно побрел к дому Тенори.

Внутри было темно и душно. Запахи травяных настоев мешались с запахом пота. Тенори неподвижно лежал на кровати, раскинув руки в стороны, его глаза были закрыты, на лице застыла гримаса боли.

Лойо опустился на овечью шкуру возле кровати, прислушался к хриплому дыханию. Тен, что же ты наделал…

Двенадцать лун назад Тенори решился выйти за ворота. Поздним вечером. «Рано или поздно, твари придут за нами, мы должны понять, как их можно  победить. Как-то же можно». Он сказал это на Совете, предложив начать совершать вылазки против тварей. Пусть, мол, несколько  воинов вооружаются всеми видами оружия и дают  тварям бой, а остальные наблюдают за ними из-за забора.  Короткие вылазки: вышли,  ударили – и назад. Пробовать и наблюдать, думать.

Старейшина назвал это безумием. Все видели, что тварей невозможно одолеть, а воинов  в деревне и так не много, нельзя рисковать жизнями. И тогда Тенори пошел один. Такой он был человек – раз пришла в голову мысль, ее оттуда уже ничем не выбьешь. Он обмазал меч змеиным ядом  и обвязал пояс веревкой. Свободный конец веревки вручил тем, кто согласился наблюдать за забором. Сказал, если увидят, что дело плохо, вытащить его оттуда.

Как только Тенори вышел, одна из тварей  с визгом бросилась на него.  Он пронзил ее насквозь, но меч застрял в черном теле, как в жидкой глине, а она повалила его на землю и принялась грызть. Наблюдатели потащили за веревку, а тварь висела на нем, драла когтями  и издавала сквозь сомкнутые зубы этот пронзительный визг. Когда Тенори перетащили через забор, все его тело было покрыто ранами. Вроде бы не очень глубокими, не опасными для жизни…  и он поначалу говорил, что все будет в порядке, что чувствует себя нормально и скоро снова повторит попытку. Но, видимо, зубы и когти твари были пропитаны ядом – на следующий день он слег в горячке.

Три луны травник поил его своими настоями, и на четвертую луну Тенори пришел в себя. Повеселел, даже стал возиться с детьми, смеяться… все думали, что  болезни конец. Но она вернулась.

Словно услышав его мысли, Тенори застонал и задергался на кровати. Его руки взметнулись в воздух, по лицу пробежала судорога.

Лойо встал и подошел ближе, склонился на телом, даже на расстоянии чувствуя, каким  жаром оно пышет. Муки, страшные муки… неизвестно еще, сколько лун. А потом все равно смерть. Лойо умрет быстрее – по сравнению с Тенори, ему повезло.  Прикрыв глаза, он представил, как выходит в Рощу поздним вечером, под плач женщин. Как идет в темноте между шепчущих деревьев, вцепившись в рукоять бесполезного клинка. И вот твари выходят. Будут ли они торопиться, прыгнут ли на него так же, как на Тенори? Станут ли визжать? И что сначала они будут делать – протянут к нему руки или сразу вцепятся зубами? А ведь Тенори мог бы умереть раньше…

Его дерево стоит почти рядом с деревом Дромара. Очень близко к забору, всего несколько шагов…Факельщики освещали бы путь, Лойо протянул бы руку, повязал ленту и быстро метнулся назад. Так просто...

Юноша закрыл лицо руками. «Боги! – взмолился он в отчаянье и тоске, - помогите мне!» Дромар посеял в его душе черные семена сомнений. Какой подлостью  было бы убить своего друга и наставника! И, вместе с тем… разве быстрая смерть не лучше долгих мучений? Если бы Лойо решился, Тенори обрел бы покой, а деревня – нового воина.

- Са…саа..

Лойо открыл глаза и увидел, что охотник пришел в себя. Протягивая руку вверх, он словно молил о чем-то, потрескавшиеся губы кривились.

- С-с-са… - звуки, вырывающиеся из его горла, больше походили на шипение змеи, чем на голос человека.

Вдруг он вытянул указательный палец и ткнул им Лойо в грудь

- Саат хаа!

Вне себя от изумления, Лойо попятился назад. Нет. Не может быть, он просто ослышался.

- Саат хаа! – повторил Тенори, и в глазах его полыхнуло пламя ярости. – Россо! Россо!

Оступившись, Лойо рухнул на пол, сел, не отрывая взгляда от дергающегося темного лица. А Тенори продолжал тыкать в него пальцем и бормотать.

- Россо! Россо! Россо!

Иноземец пришел в деревню поздним вечером. С ним был мальчик, сын, такой же смуглый и черноглазый. Оба путника валились с ног от усталости и были больны – кашляли и задыхались, сотрясаемые лихорадкой. Старейшина привел травника, чтобы тот мог расспросить их о болезни и попытаться помочь. Но иноземец очень плохо знал местный язык, только отдельные слова, и все бормотал, шипел что-то непонятное. Кое-как удалось выяснить, что они  пришли издалека, и принесли болезнь  с собой. Там, в их краях, эта болезнь унесла много жизней, она невероятно опасная, и лекарства от нее нет. Они надеялись, что смогут убежать, но уже в пути все-таки заболели, сначала сын, потом отец, и теперь просят приюта, потому что не в силах идти дальше.

Старейшина думал недолго. Нет. Раз эта болезнь такая опасная, то не стоило им вообще входить в деревню. Оставшись здесь, они подвергают опасности местных жителей. Им придется уйти. Конечно, их снабдят провизией и водой, и травник приготовит какой-нибудь настой для них – вдруг поможет.

Напрасно иноземец умолял, шипел на своем странном языке, повторял раз за разом исковерканное «прсшу васс». Старейшина лишь качал головой.

- Ворран, - сказал тогда Тенори, - нельзя отказывать путникам в помощи, Боги накажут нас.

Но старейшина повернулся спиной и молча ушел в свой дом.

Странникам ничего не оставалось, как покинуть деревню. Пошатываясь и спотыкаясь, они прошли через центральные ворота и побрели прочь.

А утром вернулись.

В тот день Лойо и Дромар получили в школе задание – дежурить на воротах. Сидеть на верху, смотреть на дорогу, встречать торговцев из других деревень. Лойо как раз забрался на смотровой столб, и только успел присесть на узкое сиденье дозорного, когда иноземец показался на дороге. Сына он нес на руках, и, когда они приблизились, стало понятно, что мальчик мертв. Сам иноземец выглядел очень плохо: его кожа покрылась темными пятнами,  в глубоко запавших глазах горел огонь.

Остановившись перед воротами, торговец опустил тело сына на землю и встал на колени. «Прсшшу, прссшу», - повторял он снова и снова, и еще что-то вроде: «старейшшна»

Они с Дромаром решили, что иноземец хочет попросить старейшину похоронить мальчика, не в силах сделать это сам. И, несмотря на запрет, открыли ворота.

Иноземец прошел мимо них, прижимая сына к груди, и устремился сразу к дому старейшины. При его появлении люди отшатывались, пятились, опасаясь заразы. Ворран вышел из дома и обратился к иноземцу с увещеваниями, прося покинуть деревню и обещая совершить обряд похорон позднее.

Но больной вдруг закричал, завыл что-то злобное и указал рукой на центральный столб – основу и опору всей деревни. В тот день столб был празднично украшен, люди готовились к празднику урожая. Бросив тело сына, иноземец приблизился к столбу и обхватил его руками, словно пытаясь вытащить из земли. Потом отпустил столб и указал пальцем на старейшину

- Саат хаа! – прокричал он гневно, и лицо его исказила жуткая гримаса. – Саат хаа! Россо!

Взмахнул над головой кулаком, двинулся было на старейшину, но ноги его покосились – рухнув на землю, он забился в судорогах, и вскоре затих.

Старейшина не хотел их хоронить, но Тенори и еще несколько мужчин не побоялись заразы и закопали тела в лесу, прочитав слова погребения.

А через несколько лун появились твари.

Никто не сказал Воррану ни слова, но все жители были уверены – твари пришли не просто так. Это кара Богов.

- Лойо! – мать вцепилась ему в плечо и толкала, царапала зачем-то ногтями.

Он поднял голову, сел, медленно приходя в себя. Где он? Ах, да… дома. В очаге горел огонь, и жаркие отблески метались по стенам.

- Что случилось?

Мать смотрела на него круглыми восторженными глазами.

- Дромар пришел. Принес весть.

Выйдя на крыльцо, он покосился на друга, хмыкнул:

- Что, теперь каждое утро будешь приходить?

- Тенори мертв, - Дромар приблизился и заглянул ему в лицо, словно пытаясь разглядеть в темноте глаза.

-Вот как… - Лойо прислушался. – А почему не слышно свирель?

-Только что послали за музыкантом.

Словно в подтверждение его слов вдалеке послышалась мелодия. Тихие звуки медленно плыли в прохладном ночном воздухе.

Они помолчали. Запрокину голову к небу, Лойо закрыл глаза. Боги милосердны к нему. Вчера он чуть было не совершил преступление. Только слова иноземного проклятия, вырвавшиеся из уст Тенори, остановили его. После этих слов он позорно бежал, как трусливый пес...  Но Боги, наверное, посчитали, что он прошел испытание. Теперь Тенори в стране мертвых, а Лойо будет жить.

Не дождавшись реакции, Дромар спустился с крыльца. Ссутулившись, замер, глядя куда-то в темноту.

- Дромар! – окликнул его Лойо, и юноша быстро обернулся.

-Я не убивал Тенори, - тихо произнес Лойо.

Дромар опустил голову.

- Я знаю, - прошелестел он одними губами, - это я его убил.

И, накинув на голову капюшон, побрел прочь.

-Пей, - Ворран протянул ему чашу, - пей, и да будут Боги милосердны к тебе.

Лойо взял чашу обеими руками, поднес ее к губам.  Резкий запах защекотал ноздри, и он едва сдержался, чтобы не чихнуть.

Глотнув терпкую горячую жидкость, он замер на мгновение, прислушиваясь к ощущениям. Ничего необычного, только вкус не слишком приятный. Быстро допив напиток, Лойо вернул чашу старейшине. Тот почему-то усмехнулся, глянул недобро и моча указал рукой на плетеную циновку на полу. Рядом стояла широкая крепкая кровать, покрытая медвежьей шкурой, но Лойо не стал спорить – растянулся на циновке у ног старейшины. Постояв над ним немного, Ворран отступил к двери. И вдруг скривил губы в злобной гримасе, процедил сквозь зубы с ненавистью, словно врагу: «Что ж, пусть Боги решают, кто из нас прав». И быстро вышел из комнаты.

Ничего не понимая, Лойо приподнялся на локте, удивленно посмотрел ему вслед. «Кто из нас прав?» О чем это он? Разве мог быть какой-то спор у мальчишки, еще даже не прошедшего обряд, и самого старейшины? Он хотел было окликнуть Воррана, но голова его вдруг закружилась, а локоть подломился. Разом потеряв все силы, он упал обратно на циновку. Потолок над его головой медленно кружился – началось, Боги позвали его.

Откуда-то издалека послышалась мелодия: похоронная песня, которую играло сразу несколько музыкантов.  Одна, две… целых четыре свирели и барабан, глухо отстукивающий ритм.  Вокруг сгустилась тьма. Пол ухнул куда-то вниз, потолок обернулся черным беззвездным небом, и он почувствовал, что летит, раскинув руки, летит в это небо, оставляя позади и дом, и всю деревню.

Музыка между тем становилась все громче. Печальные протяжные стоны сменились неистовой яростной песней – теперь свирели не оплакивали мертвых, они приветствовали жизнь. Далеко впереди зажегся огонь, и, приближаясь к нему, Лойо вдруг осознал, что не взлетает, а падает. Падает в костер, вокруг которого расселись музыканты.

Жар обжег ему лицо. Треск в ушах, едкий дым разъедает глаза, где он, что с ним? Крепкие руки потянули его из костра, надвинулись лица – темные, с узкими щелями вместо глаз.

- Рады приветствовать, Лойо… рады приветствовать… - зашелестели безгубые рты, заметались по лицам тени.

Он судорожно кивал, не зная, что отвечать.

- Погуляй, - его толкнули, не грубо, но сильно, отвесили легкий пинок. – Погуляй, Лойо, пообщайся с предками. И возвращайся к нам.

Он неловко повернулся, оглянулся на темные фигуры – трое уже отвернули от него свои лица-маски, поднесли к свирели к губам, барабанщик продолжал отстукивать ритм. Лишь один музыкант все еще смотрел прямо на него.

- Твой отец был смелым воином, - он благосклонно кивнул, растянул губы в подобие улыбки. - Следи за костром, Лойо, не отходи далеко. Потеряешь огонь – заблудишься.

И заиграл, вступая в нужный момент, свою партию – самый верхний голос, тонкий напевный плач.

Лойо огляделся. То ли вечер, то ли раннее утро – промозглая серая стынь. Вокруг костра сплошной стеной – лес. Сумеречный, неприветливый. Ему совсем не хотелось идти туда, но они ведь сказали: «Погуляй»… Он стиснул зубы и двинулся вперед. Побрел медленно, раздвигая руками ветви. Потом вспомнил, оглянулся на костер. Что такое? – огонь казался маленькой искоркой, мерцающей вдалеке. Как же так, он же сделал всего несколько шагов…

- Ло!

Юноша вздрогнул и обернулся, ожидая увидеть кого-то из предков. Отца, ему так хотелось хоть раз увидеть отца… Но позади него стояла тварь.

Желтые глаза, длинные руки ниже колен. Совсем настоящая, как в жизни. Только здесь она умела говорить. По крайней мере, произносить его имя.

Тварь двинулась к нему, протягивая вперед руку с растопыренными кривыми пальцами, и Лойо осознал, что совершенно безоружен. Он мог бежать к костру, но тогда пришлось бы повернуться к твари спиной.

Дромару удалось напугать такую же тварь одной лишь палкой… Лойо шагнул назад, схватился за ближайшую ветку. Отломал с хрустом и перехватил поудобнее, встал в стойку, готовясь нанести удар.

Тварь заскрипела, завыла угрожающе и подняла обе руки вверх. Заскребла в воздухе когтями. Прыгнет? Или попытается дотянуться? «Следите за глазами противника. Всегда следите за глазами», - советовал Тенори. Но что можно было понять по желтым светящимся огонькам?

- Давай,- процедил Лойо, пытаясь придать себе храбрости, - иди сюда, тварь. В стране мертвых или в стране живых, но я отомщу тебе за Тенори.

Тварь дернулась, как от удара. По ее морде пробежала рябь, и – Лойо не поверил своим глазам – сквозь черную маску проступили черты лица Тенори.

- Ло! – теперь уже точно не послышалось, тварь с лицом охотника опустила руки и улыбнулась ему знакомой улыбкой. – Мой сын… - и вдруг заторопилась, заскрипела пронзительным голосом, - слушай меня, времени мало. Я боролся, но это сильнее. Скоро она поглотит меня… Белое дерево – это шептун! Нужна острая палка, кол, меч не поможет. Бей в сердце! Если укусит – жуй кору шептуна. Но это лишь отсрочка, на время. Не спасет… - голос его прервался, лицо снова задергалось, - и не закапывайте загрызенных, не пронзив им сердце! – казалось, тварь выплевывает слова из последних сил, -  пронзайте сердце, пронзайте!.. Палка из шептуна, белое дерево… саат хаа! – тварь резко взвизгнула и прыгнула на Лойо.

Он ударил, но она отбила ветку рукой, и повисла на нем, вцепившись когтями в плечи. С трудом удерживаясь на ногах, он замолотил палкой по ее спине и увидел прямо перед лицом оскаленную  пасть.  Мелькнула мысль – вот удивятся в деревне, если он не проснется… Но тварь вдруг отпустила его и мешком упала на землю. Забилась в судорогах… и с тихим шелестом осыпалась к его ногам горсткой трухи.

Лойо отступил, пошатываясь. Оглянулся на огонь вдали – ему больше не хотелось общаться с предками. Сделав всего пару шагов, он снова оказался у костра.

- Рады приветствовать, Лойо … рады приветствовать… - музыканты повторялись. - Прости, но создания ночи не выживают в стране мертвых, - один из них похлопал его по плечу и улыбнулся.  - Ты храбро бился, но глупо. Ведь он подсказал тебе – бей в сердце. А теперь иди домой, Лойо, сын Тенори, иди домой.

Резкий толчок в спину, пламя в лицо. Открыв глаза, Лойо понял, что лежит на циновке в доме старосты.

За окнами плыл синий вечер, и в комнате было почти темно. Юноша встал, постоял немного, молча глядя в проем двери. Он вернулся, первое испытание пройдено. В другой комнате его, наверняка, ждал староста с охрой и углем.

Страна мертвых уже казалась давним полузабытым сном. Музыканты с пустыми глазами, костер, тварь с лицом охотника – было ли это на самом деле или просто приснилось ему?

Нет, нельзя забывать. Видения, которые посылают предки будущему воину, имеют глубокий смысл.  «Сын Тенори», - сказали они напоследок.  Он давно догадывался, думал об этом, и все боялся спросить мать напрямую. Может, зная, о чем он думает,  музыканты просто пошутили над ним? Но ведь и эта тварь с лицом охотника называла его сыном,  ему дважды дали понять! Значит, все-таки правда… а все остальное? То, что она говорила – есть ли в этих отрывистых фразах какой-то смысл?

- Очнулся? – старейшина стоял в дверях, на его лице застыло выражение скорби. – Что ж… значит, заслуживаешь жизнь. А я, значит, нет.

Лойо потряс головой – похоже, сон еще продолжался. Безумные речи, загадки-испытания.

Ворран тяжело вздохнул.

- С тех самых пор, как твари окружили деревню, я не переставал думать, кто из нас с тобой больше виноват: ты, открывший ворота вопреки моему приказу, или я, не оставивший больных путников ночевать?

- Я?

Такая мысль, действительно, приходила юноше в голову, но ведь все в деревне были уверены, что твари – наказание за проступок старейшины.

- Ты. Я всегда думал, что ты. Ведь это ты пустил его и позволил произнести проклятие. А я был прав, я – старейшина, и моя обязанность – защищать жителей деревни, а не путникам помогать.  Но все остальные думали иначе. «Кара Богов, - говорили они, -  кара Богов». И понемногу я сам стал сомневаться. Выход был один – дождаться твоего обряда. Если бы ты был виноват, предки не выпустили бы тебя из страны мертвых. Так я думал. И весь этот день, пока ты спал в моем доме, я молил их дать мне знак, умолял  оставить тебя там. Но вот ты очнулся. Скажи, говорил ли ты с предками о проклятии иноземца?

Лойо покачал головой.

- Ясно, - старейшина прикрыл глаза. – Что же, получается, они считают виновным не тебя, а меня?

- Не знаю, - Лойо пожал плечами,  - не знаю, что думают предки, но я не считаю тебя виновным. Ты ведь, и правда…

Старейшина  поднял руку вверх, приказывая ему замолчать.

- Проходи, - он махнул рукой в сторону двери, - я должен раскрасить твое лицо охрой.

-Охо ра!

Снова эти слова, хор женских голосов. Только теперь для него, в его честь.

Он шагнул с крыльца, оглядывая знакомые лица.

Вот его мать, счастливая, с мокрыми от слез глазами. Вот худой, бледный до синевы Дромар, губы его сжаты в тонкую линию,  на лице тревога. Его сестра – выглядывает из-за плеча брата, улыбается приветливо… красивая, кстати, почему он не замечал этого раньше?

Мать засеменила к нему, протягивая алую ленту. Вообще-то ленту юноше должен отдавать отец, но у Лойо нет отца. Вот если бы Тенори был жив, он мог бы сделать это, как друг семьи…

- Ты видел предков?  - мать заглянула ему в глаза.

- Отца, - он встретил ее взгляд и кивнул в ответ на невысказанный вопрос, – я знаю.

Взял ленту из безвольно упавшей руки, двинулся к Роще.

- Ло! – Дромар махнул рукой, привлекая его внимание, потом округлил губы, произнес что-то, но слова потонули в  общем гвалте.

Лойо пожал плечами – потом, все потом.

Калитку, ведущую в Рощу никогда не закрывали – звери в ближайших лесах перевелись, а твари все равно не смогли бы войти.

Посмотрев на бывшее дерево Ролло, Лойо вдруг замер. «Белое дерево – это шептун», - сказала тварь с лицом Тенори. Вот же он, шептун, так называли эти деревья за постоянный тихий шелест, который издавали их кроны даже при  самом слабом ветре. А ведь и правда, древесина у шептуна – бледно-зеленая, светлая, а кора – серебристая, и в темное время суток кажется белой. К стволу дерева был прислонен аккуратно выструганный кол,  Лойо поднял голову и поискал глазами Дромара. Тот кивнул и снова что-то произнес, но из-за криков женщин  Лойо опять не смог разобрать ни слова. Из той же древесины? Наверняка… вот интересно, что сказали предки Дромару перед его пробуждением?

Еще несколько шагов.  Дерево Тенори было уже совсем близко. Факельщики следовали за ним попятам.

Сейчас. Он переложил ленту в левую руку. Перешагнул невидимую охранную черту. Поднял приготовленный кол и метнулся к дереву.

Одним взмахом руки обернул ленту вокруг ветви, затянул небрежный узел. Все.

- Ло.

Да, она была здесь, вышла из-за дерева, словно только его и ждала.  Из горла ее доносился скрип – совсем не похоже на человеческий голос, если бы не недавний сон, Лойо не понял бы, что тварь зовет его по имени. Можно было прыгнуть назад, один прыжок – и он спасен. Но в голове отчетливо прозвучало: «Бей в сердце!» И Лойо нанес удар.

Тварь уклонилась, и кол вонзился ей в плечо. Она завизжала, упала на четвереньки. Затрясла головой, прикрыв горящие глаза, и сквозь визг и скрежет он услышал до боли знакомый голос: «Помоги!..» Размахнувшись, юноша снова ударил, но она извернулась и метнулась в лес.

- Ло! Назад, Ло! – они кричали там, за его спиной, перебивая друг друга, мать, Дромар, его сестра.  Но перед тем как тварь повернулась к нему спиной, он успел увидеть – на месте черной оскаленной морды у нее было лицо. Лицо Тенори. Не раздумывая,  он бросился  следом.

Тварь неслась скачками, с хрустом ломая кустарник.

-Тен! – он закричал, не особенно надеясь остановить ее, но тварь  притормозила и завертелась волчком, клацая зубами.  Одним прыжком он оказался рядом с ней, размахнулся, занося кол… и вовремя отпрыгнул назад, с трудом разминувшись с острыми когтями. Тварь обернулась, снова поднялась на две ноги. Теперь у нее опять была черная морда с узкими желтыми глазами. Каждый удар в цель заставляет ее отступать –  понял он, и затанцевал на полусогнутых ногах, готовя новый удар. И после каждого удара тварь на время превращается в Тенори.

Что же это значит? Неужели… но она снова прыгнула, не давая ему время на размышления. Он присел, пропуская ее над собой, и вонзил кол в мягкий черный живот. Липкая черная жижа плеснула ему в лицо, тварь снова отшатнулась назад. Почти попал. Почти. Она заскулила, прижимая лапы к животу, отвлеклась на время, и Лойо рванулся вперед, нанося удары то справа, то слева.  Чвак, чвак, клац – взякая плоть сжималась вокруг острия и  с неохотой отпускала его снова.

- Подожди… постой…

Тварь  шагнула в полосу лунного света, поднесла руки к лицу, и Лойо увидел, что они человеческие.

Тенори. Перед ним стоял Тенори, покрытый черной слизью, с ладоней его капала кровь, на животе расплывалось пятно.

- Что происходит, Тен?! -  в отчаянье Лойо отступил, опрометчиво опуская кол. – Кто ты такой?!

- Я… - охотник упал на колени, опустил голову вниз, - это она. Сплю, все время как будто сплю, а она… живет вместо меня. Все они такие. Твари – это бывшие мертвые, Ло.

Лойо с трудом удержался от стона. На самом деле он уже и сам понял это после пробуждения, но не хотел признаваться себе.  Твари – это бывшие мертвые. Тварь – Тенори, тварь – Ролло. «Создания ночи не выживают в стране мертвых». Значит, все эти люди превратились в создания ночи, и не смогли не обрести покой?

-Это словно болезнь. Я понял, еще когда лежал  в своем доме. Засыпал и видел все во сне, так ясно… не опускай кол! – Тенори вдруг закричал, оскаливая острые зубы, - она может вернуться в любой момент!.. – и снова забормотал, зашептал сбивчиво, мешая слова со странными свистящими звуками, - они пришли из дальних земель, иноземец и его сын.  Там все время лето, и солнце палит, как огонь.  У них была большая богатая страна, но теперь никого не осталось, только твари… только твари.  Это колдовство, он сам породил его своей волей. Прочитал древние слова…  Думал –  наведет на врагов, испугает, а потом остановит. И не смог. Не смог обуздать. Искал спасение, читал. У всех есть слабые места, и он узнал, чего они боятся. Белое дерево –  вот, что убивает их. Но тварей было уже слишком много, а людей почти не осталось. Он не мог бороться и бежал. В пути их покусали… Они ехали, потом шли, потом плыли по морю… Ссхоо таруни, схоо у раа…

Снова этот странный язык иноземца, откуда Тенори знал его?

Лойо присел, готовясь ударить, если охотник снова обернется тварью.

- Саа… нет, я опять говорю не по-нашему. Это их язык, их. Я узнал его во сне, когда боролся с тварью, растущей внутри меня. Иноземец пришел  ко мне ночью, в облике твари, рассказал все это, просил: «Объясни остальным! Раз ты еще живой и способен говорить. Раз ты лежишь в своем доме среди людей». «Саат хаа», - сказал он, но это не проклятие. Это значит «белое дерево», так они называют шептунов. Он пытался подсказать нам, показывал Воррану, что нужно пронзить…   Было одно заклятие, он узнал его слишком поздно. Заклятие, позволяющее… з-з-з… защитить место, землю. Если бы его не прогнали, он мог бы с-с-с… с-спасти деревню. Но разозлился и ушел. А ночью понял – ему не выстоять. Он заколол сына, и вернулся, хотел объяснить, но не хватало слов и сил. Только успел наложить за-а-а… с-с-с..  - Тенори затрясся всем телом, издавая тихий свист, видно было, что он с трудом подбирает слова, и произносить ему их мучительно, -  за-а… защиту! На деревню. Мы похоронили его, закопали, и ночью в нем проснулась тварь. Выбралась из-под земли, для нее это не сложно... я пытался сказать тебе, но тварь во мне уже забрала наш язык… остался только чужой, иноземный… с-с-с…ты убежал, а потом пришел Дромар…  и я… сзади!

Лойо вздрогнул и, не глядя, ударил колом назад – раздался визг, темная фигура метнулась прочь. Он огляделся – справа и слева их обступали твари, непривычно молчаливые, осторожные.  Не выстоять, понял Лойо, одному не выстоять, у него только один кол. Они навалятся со всех сторон, начнут грызть… до спасительного забора близко, но если он побежит, твари вцепятся ему в спину. «Жуй кору», - сказал отец во сне. Если твари не разорвут его сейчас на куски, и ему удастся добежать, нужно будет как можно дольше держаться, оставаться человеком. И успеть рассказать остальным. Лойо быстро поднес кол к губам, царапнул зубами. Чуть не подавился, глотая древесные щепки.

- Отец… - он медленно шагнул к Тенори, все еще стоящему на коленях, - мне надо уходить. Позволь, я… помогу.

Но тот покачал головой.

- Еще нет. Ударь меня в плечо, это отре… отрез-з-звит. И беги. Я… удержу их. Сколько смогу…

Лойо  кивнул и нанес удар. Твари, словно понимая, что происходит, разом завизжали и бросились на него.

- Беги!

Тенори прыгнул вверх, взметнулся черным зверем, молотя когтистыми руками – полу-тварь, полу-человек. Лойо увернулся от одной черной туши, ударил колом другую и помчался прочь. За спиной сквозь хруст сминаемых веток слышался топот и визг. Бегом, бегом, быстрее… где же забор, где? Вот! – несколько факельщиков все еще стояло  у истока Рощи, без особой надежды всматриваясь в темноту. Старейшина маячил рядом с ними.

Лойо рванулся, пересекая черту последним отчаянным прыжком, и рухнул на землю.

- Ло! – откуда-то выскочила мать, бросилась к нему, обнимая. Послышались изумленные возгласы.

И последнее, что он увидел, перед тем, как провалиться в темноту – бледное лицо Дромара, склонившегося над ним.

- Подожди… подожди, прошу тебя, дай ему отдохнуть…

- Уже утро, сколько можно спать.

Голоса. Мать и Дромар, они бубнили прямо над его ухом, потом кто-то бесцеремонно потряс его за плечо.

Лойо открыл глаза, с трудом разлепил потрескавшиеся губы.

- Я не сплю.

Он  сел на кровати и огляделся. Дом, родной дом – казалось, он покинул его целую вечность назад. За окнами уже вовсю светило солнце,  слышался щебет птиц. Сколько же он провалялся?

Мать кинулась было к нему, но Лойо мягко отстранил ее, кивком указал на дверь. Вздохнув, она опустила голову и вышла.

- Где старейшина? Я должен многое рассказать, и время не терпит.

Дромар покачал головой.

- Вчера ночью Ворран покинул нас, - он сложил руки на груди, отвернулся, глядя в окно. - Когда ты потерял сознание, старейшина словно обезумел, кричал, что ты все равно умрешь, раз твари покусали тебя, просил нас выкинуть тебя обратно в лес.  На твоем теле не обнаружили ран,  и он, казалось, успокоился… но не надолго, - - Дромар помолчал немного, потом пожал плечами, -  оказывается, он все это время считал нас с тобой виновными в нашествии тварей. Ведь это мы открыли ворота иноземцу в то утро. Но Боги оставили нас в живых, значит, они не видят нашей вины. И  вся ответственность лежит на нем. Так он сказал нам, а потом просто взял и ушел в лес, один и без оружия. Скоро Совет, и сегодня нам предстоит выбрать нового старейшину, - он обернулся к Лойо, - а теперь расскажи мне, почему  твари не тронули тебя?

Лойо  прикрыл глаза.

- Это будет длинная история…

Когда он закончил, Дромар долго не говорил ни слова.  Потом отвернулся и быстро пошел к двери.

- Иди за мной.

Лойо  молча последовал за ним.

Улица была пустынна, только несколько ребятишек играли в камушки возле соседнего дома.  Увидев Лойо, они вскочили и, как по команде, уставились на него круглыми глазами, но Дромар дернул его за рукав.

- Быстрее.

Они прошли к Роще и вышли через калитку. Ускорив шаг, Дромар  заспешил прочь от деревни. Некоторое время Лойо шагал следом, потом остановился и схватил друга за руку.

- Стой. Объясни, куда мы идем?

Дромар замер. Потом медленно повернулся к нему.

- Понимешь, Ло… дело в том… я хочу, чтобы старейшиной избрали меня, - он посмотрел Лойо в глаза и решительно кивнул головой. - Сегодняшний Совет – шанс для нас, для всей деревни. Конечно, они опять захотят выбрать старика… но я должен убедить их, что пора менять традиции, - шагнув к Лойо, он обнял его за плечи. -  Сегодня мне нужно сказать речь. И это должно быть что-то такое, что заставит всех поверить в меня. Я стану старейшиной, и все изменится. Хватит  умирать за старые традиции. Хватит почитать стариков и жертвовать молодыми. Да, после того, что ты рассказал… нам, наверное, удастся одолеть тварей. Но настанет время – придет новая беда, мы должны быть готовы.  Довольно отсиживаться и ждать милости Богов. Пора начинать самим драться за свою жизнь! – последние слова он почти прокричал, и голос его сорвался. – Ло… чтобы они поверили в меня… я должен сказать, что это я узнал, как победить тварей. Что это со мной предки разговаривали в стране мертвых, и Боги избрали меня. Только так я смогу убедить их и начать новые традиции, новую жизнь. А ты не сможешь, ты мягкий, и… ты же согласен со мной?

Лойо посмотрел ему в глаза и вздрогнул, увидев, как страшно побелело его лицо.

- Я… - он попытался отстраниться, но Дромар продолжал одной рукой обнимать его за плечи, - нет, Дром, мы должны рассказать все, как есть, Тенори…

- Я так и думал, – прошептал Дромар одними губами.

И ударил Лойо ножом.

Вернее – попытался ударить. «Следите за глазами, - твердил им Тенори, - следите за глазами врага». И он был прав, глаза выдали Дромара – за миг до удара в них отразились жалость и страх.

Перехватив его руку, Лойо сжал на удивление узкое запястье. Некоторое время они молча боролись, но Лойо побеждал – несмотря на сопротивление, он медленно поворачивал нож в руке противника в обратную сторону.

Дромар скрипнул зубами.

- Я должен все изменить! – крикнул он, гневно сверкая глазами, - должен! И мы с тобой  могли бы… я хотел, чтобы ты стал моей правой рукой! Я догадался про дерево, сделал тебе оружие… даже убил Тенори ради тебя! Но ты…  слишком слаб!

«Бей в сердце» – вспомнилось неожиданно,  и, вывернув запястье Дромара, Лойо ударил друга в сердце его же собственным ножом.

Опустив безжизненное тело в траву, он некоторое время молча стоял над ним, слушая шелест листвы. Потом повернулся и медленно побрел в сторону деревни.

Больше всего на свете ему хотелось бы сейчас побежать к матери, свернуться калачиком и зареветь. Всхлипывать, плакать, как в детстве, когда кто-то незаслуженно обидел, и чувствовать, как от прикосновения теплых рук отступают обида и боль.

Но глаза оставались сухими, и он знал, что заплакать уже не сможет никогда.

Дромар прав, большинство захочет, чтобы старейшиной стал именно он. Молодой воин, знающий, как победить тварей, выживший в ночном лесу – если не он, то кто? И отказаться невозможно. Он должен им: и матери, и Тенори, вступившему ради него в последний бой этой ночью.  И всем жителям деревни. Теперь это его долг.

Придется справляться.

Подул ветер. «Рады приветствовать, Лойо, рады приветствовать…», - послышалось ему в шепоте листьев. Он обернулся и оглядел Рощу.

Ленты на ветвях трепетали, словно живые. Разноцветные, когда-то красивые, но сейчас уже потемневшие от дождей и пыли. Каждая из них сама по себе была просто жалким лоскутком, но, привязанная к ветви, словно кричала на всю Рощу: «Смотрите, тот, кто повязал меня, еще жив!..»

Еще жив.