Над крепостной стеной, насаженные на бронзовые пики, скалились черепа волков: полсотни или около того, выбеленные временем, дождями и соленым морским ветром – самый маленький размером с ладонь, самый крупный – с кабанью голову.

Бранд – молодой человек двадцати трех лет – подъехал к замку, когда ночь почти наступила. На востоке зажглись первые звезды, но край солнца еще висел над морем – желтый, как свечной огонь. Мост был поднят, и Бранд остановил коня у крепостного рва.

— Стой, кто идет, — окликнули его с того берега. Пожилой стражник в черном плаще нацелил на него заряженный арбалет.

— Стою, — согласился Бранд. От воды внизу пахло холодной северной весной и тиной. — Этот замок называется Лунный Свет?

— Верно. Имение Старого лорда Вилмара. — Стражник окинул Бранда внимательным взором: длинный меч на его левом бедре, вороненую кольчугу под черной туникой, треугольный щит, притороченный у седла, – черный, без герба. Его серого в яблоках коня – с бельмом на правом глазу. — Сир, — добавил он после долгой паузы, опуская арбалет. — За невестой приехали? До утра ворота все равно не откроют.

— Я ищу женщину. Она благородных кровей, лет тридцати, высокая и красивая – черные волосы, зеленые глаза. Может звать себя Эльханой Волчьей Сестрой.

— Волков в Лунном Свете не жалуют, сир, — насторожился стражник. — Кто она?

Колдунья, мог ответить Бранд. Предательница. Убийца. Труп, когда он ее найдет.

— Тебе без разницы. — Не снимая кожаных перчаток, он достал из кошелька монету и бросил ее через ров. — Есть в замке твоего лорда кто-то похожий на нее?

— Приберегли бы серебро. — Стражник покачал головой, но монету поднял. — Здесь одна благородная дама – внучка Старика, но ей всего-то девятнадцать.

— Жаль. — Бранд подобрал поводья. Пепел, его конь, фыркнул и тряхнул гривой.

— Возвращайтесь на дорогу Соли, сир, и езжайте четверть мили к маяку. — Стражник указал рукой на запад, где, на вершине тонкой башни, горел огонь. — Увидите торговые ряды – это Ярмарка. Там есть постоялый двор. Правда, неделю назад в залив зашли две галеи, а сегодня вечером еще одна – комнату вам вряд ли найдут, но горячим накормят.

— Я не сплю под крышей. — Бросив взгляд на волчьи черепа, Бранд развернул коня.

Ярмарка – небольшая деревня домов на десять, насквозь пропахшая рыбой, – встретила его тишиной и темными окнами. Далеко в море стояли на якоре три корабля – длинные черные силуэты на золотом и багряном – закат почти угас. Бранд проехал мимо пустых торговых рядов и лодочных пристаней к длинному деревянному зданию на берегу, единственному, где был свет.

— Его зовут Пепел, — передав поводья, сказал он конюшенному – угрюмому русоволосому пареньку. — Справа не подходи – он этим глазом не видит, может лягнуть.

В общей зале постоялого двора было жарко, шумно, пахло пивом и – отвратно – жареной рыбой. Народу – яблоку негде упасть, а такую пеструю компанию ожидаешь увидеть в большом портовом городе, но никак не здесь, почти на краю мира.

У входа, за длинным прямоугольным столом сидели мужчины в черных плащах – как на стражнике у подъемного моста. В дальнем от них конце зала тихо переговаривались над кружками с пивом воины в красном. Герб на их плащах – белого ястреба, Бранд не узнал. Смуглые темноглазые люди – мужчины и женщины с разноцветными перьями в волосах, наверняка прибыли в Ярмарку на одной из галей. Тир, решил Бранд. Они из Тира. Какая нелегкая занесла их столь далеко на север? Были здесь и другие моряки – от них так и разило штормами и солью. А за круглым столом в центре сидели два рыцаря, непохожие друг на друга, как день и ночь.

Один молод – не старше Бранда, второму перевалило за тридцать. Молодой одет в винно-красный дублет, у него чистое лицо, серые глаза искрятся весельем, прислуживает ему оруженосец лет двенадцати. У старшего кольчуга на широких плечах, левую щеку пересекают четыре рваных шрама, смотрит он недобро, а вино наливает сам. У обоих, однако, длинные мечи.

— Приберегли бы серебро, сир, — повторила за давнишним стражником хозяйка постоялого двора, когда Бранд заплатил за ужин. — Вам оно понадобится – проход в замок купить. — Выглядела она сильно уставшей: опухшее бледное лицо, синяки под глазами, поникшие плечи – будто не спала целый год.

— Я не говорил, что мне туда надо.

— Если вы носите меч на бедре, герб на груди, — хозяйка с сомнением покосилась на черную тунику, — а перед вашим именем стоит «сир» – вы рыцарь и идете в Лунный Свет. Я вас таких много повидала.

— Правда? — усомнился Бранд. В такой глуши их вряд ли часто нанимают на службу.

— Пять лет назад вы сюда рекой текли. Теперь охотников поубавилось, но раз в полгода кто-то да явится. Сегодня урожайный день – целых трое, включая вас. Рыцари, — хмыкнула она и с неожиданной злостью добавила: — Только и годны, что забивать дурью головы мальчишек. Вы все хотите замок милорда, его внучку себе в постель, его золото и земли, хотите сами стать лордами, а становитесь вороньей поживой. Идите, сир. Комнаты и стола у меня для вас нет, но еду вам вынесут. — Быстрым шагом хозяйка скрылась за дверью кухни – рыбой оттуда несло нестерпимо.

— Сир, — позвали за спиной. Бранд обернулся – молодой рыцарь в красном дублете махал ему рукой. — За моим столом всегда рады братьям по оружию. Присоединяйтесь. — Когда Бранд подошел, он представился: — Сир Освин из Вдовьей Башни. Мой друг – сир Лейтон Волчья Гибель. — Мужчина со шрамами мрачно кивнул. — Эй, Бен, нам нужен еще стул. — Мальчик-оруженосец поспешил исполнить приказание. — Тоже не успели в замок до заката, сир…?

— Бранд Черный. — Он сел.

— Черный? — переспросил Волчья Гибель. Плащ на спинке его стула был украшен целой волчьей шкурой – белой, как снег. Судя по размерам морды и лап, волк, которому она принадлежала, был ростом с быка. — Истинному рыцарю незачем прятать свой герб. — Говорил он раскатистым басом. — Если, конечно, его не пятнает преступление более зловещее, чем ваше имя. — На его собственной тунике был нарисован волк, пронзенный копьем.

— Не надо, друг, — улыбнулся рыцарь Вдовьей Башни. — Мы пригласили сира Бранда за стол не для того, чтобы с ним ссориться.

— Я вам не друг, а его никуда не приглашал, — буркнул Волчья Гибель.

— Я дал обет скрывать свой герб и родовое имя, пока не исполню то, в чем поклялся, — объяснил Бранд.

— Что же это? — заинтересовался Освин.

— Лучше вам не знать. Если расскажу, вам придется последовать за мной, либо умереть от моей руки. — Перед ним поставили пузатую кружку эля и тарелку, полную жареной рыбы. Бранд уныло поковырял в ней вилкой. Сколько можно? Дорога Соли, по которой он приехал в Лунный Свет, тянулась вдоль моря – кажется, он месяц ничего, кроме рыбы, не ел. Мяса бы – свинины, говядины, на худой конец конины.

— Какие только клятвы не выдумывают люди, — рассмеялся сероглазый. — Знал я одного – пообещал не мыться, пока не победит на турнире. Турнир тот давно прошел, за ним второй, третий и десятый, победителем он не стал ни в одном, но на пирах с ним рядом сидеть перестали – так от него воняло. Но здесь-то вы за невестой, верно, сир? Можете не трудиться, ее получу я – не вы и не он, отказывающийся звать меня другом.

— Забирай, — разрешил Волчья Гибель. — Жена мне ни к чему, мне нужен волк.

— Волк? — удивился Бранд.

— Вы не знаете? — спросил Освин. — Старик Вилмар дает руку единственной наследницы за голову оборотня. Пятый год как, а девица все не замужем, хотя желающих было хоть отбавляй. Но, к счастью для нее, она дождалась меня.

— Здесь есть оборотень? — Может, он не зря давился рыбой на долгом пути в Лунный Свет.

— Один из недобитков Принца-Сироты, наверняка так, — сказал Волчья Гибель.

— Солдаты его армии были обычными людьми, сир. — Бранд вспомнил черепа на стенах замка. — Вас обманули слухи.

— Людьми? — громыхнул Волчья Гибель. — Это, — он коснулся шкуры на плаще, — носил не человек. Это, — он указал на изуродованную щеку, — сделал не человек. А имя я получил не за то, что убил человека. Я сражался с Принцем-Сиротой на Горьком холме и видел его гвардию в деле. Огромные волки – один стащил меня с седла, даже не подпрыгнув. Зубы как ножи, а глаза человечьи – синие. — Он вновь погладил шкуру. — Жаль, не удалось их сохранить. С того дня, как я заколол первого, я охочусь за остальными. Я убил Белого Князя, убил Мора, убил Ярость. Голод почти был у меня в руках, но гад скользкий, будто угорь. Надеюсь, это он здесь.

— Я слышал иное, — вставил сир Освин. — Сын Старика, когда был жив, имел мужество или глупость спутаться с лесной ведьмой. Она родила ему бастарда – оставила люльку с младенцем на пороге замка, а сама исчезла. Малец тот и есть оборотень. Он загрыз свою кормилицу, и тогда отец отнес его в лес – на поживу его серым братьям. Но они воспитали ребенка как своего, а теперь он вырос и мстит.

— Ведьма. Как ее звали? — Эльхана сбежала на север, и Бранд обошел его почти весь за шесть лет, но не отыскал ее. Севернее Лунного Света только непролазные леса и земли вечной зимы – дальше идти некуда. Могла ли эта ведьма быть Волчьей Сестрой? История о бастарде-оборотне – чушь, но сплетни не рождаются на пустом месте.

— Не имею понятия, сир. — Освин встал из-за стола. — Говорят, внучка у Старика редкая красавица. Нельзя, чтобы она умерла девицей – кто-то должен принести ее деду волчью голову. А для этого мне надо выспаться. — Он перевел взгляд на Бранда. — Мне удалось заполучить комнату, если хотите, разделите ее со мной. Бен уступит вам матрас.

— Спасибо, сир, но я не ночую под крышей.

— Тоже обет? — спросил Освин, и Бранд кивнул. — Ну как пожелаете. Сиры, — попрощался он.

Под хмурым взором Волчьей Гибели Бранд быстро доел рыбу. Когда он вышел на улицу, была ночь: в темном небе сияли звезды – свет на вершине маяка казался одной из них – а над башнями Лунного Света плыл месяц, блестящий, как кованое серебро.

 

***

Огромный черный волк бежал через ночной лес – по мокрой земле, укрытой ковром прошлогодней хвои, между голых – пока – деревьев, между сосен, берез, осин и елей. Позади остались человечьи запахи – холодного камня, дерева и дыма. Замок теперь был далеко, как и черепа на кольях. Они должны были пугать его, но волк не боялся, даже когда люди запалили факелы на стенах – огонь зажег в пустых глазницах жуткое подобие жизни – оранжевое и полное ненависти.

Бесшумный и быстрый, как тень, он одним прыжком перемахнул ручей, но потом все же вернулся – напиться. Слабый весенний ледок сломался под ударом лапы.

Волк задрал голову к небу – монета на железной цепочке вокруг его шеи сверкнула во мраке червонным золотом. Он завыл, оплакивая собратьев, – тех, кто мог снимать волчью шкуру, и тех, кто родился и умер в ней. Никто не отозвался, только ворон на верхушке ели захлопал крыльями и улетел.

Тогда он помчался дальше – сквозь холодную северную ночь – туда, откуда ветер нес запахи моря, тухлой рыбы, масла, огня и добычи. Он бежал, и месяц из жгучего серебра следовал за ним по пятам, не отставая. «Вы, голодны, братья?» — будто наяву услышал он голос Принца-Сироты. Принц звал его братом, но был ему отцом – куда лучше настоящего, который бросил его подыхать в канаве.

У самого Принца были и другие имена: Безземельный, Король без короны. Рыцарь-Оборотень – но так звали каждого из его гвардии.

Воспоминания о Принце пахли битвами, несчетным их числом – сладкой кровью, холодной сталью, чужим страхом. Триумфом – все, кроме последней. «Вы голодны, братья?» — спрашивал он всякий раз перед тем, как послать их в атаку, и они, все десять тысяч, отвечали ему – от их песни бежали в ужасе целые армии.

Да, брат, да отец, да, мой король, мысленно сказал волк, прячась в подлеске рядом с дорогой. Маяк близко, но его света недостаточно, чтобы слабые человеческие глаза разглядели его прежде, чем он нападет. Волк уже слышал добычу: перестук копыт, частое дыхание всадника. Я всегда голоден, поведал он призраку из прошлого. Самый голодный в твоей стае, Принц. «Тогда это твой пир.»

Истошно заголосил ворон – не его ли он вспугнул у ручья? Кобыла дернулась в сторону, и волк промахнулся в прыжке – клыки, вместо того, чтобы разорвать горло, лишь слегка оцарапали шкуру. Дико заржав, кобыла кинулась прочь. Без всадника – тот в седле не удержался. Волк пошел на него, вздыбив шерсть на затылке и оскалив в жадной улыбке зубы. Он предпочел бы лошадь, но мясо есть мясо.

Человек не был трусом – он не бросился наутек, а достал длинный кинжал из ножен на поясе. Страхом от него все же пахло, а еще югом: теплым морем, раскаленным песком, злым солнцем, шафраном и корицей, слоновьей костью, людским потом и ударами кнутов по обнаженной коже. Волк сделал вид, будто собирается прыгнуть вправо, и человек поверил – на свою беду. Его нож так и не коснулся шерсти, а кусок мяса, вырванный из его горла, был восхитительно сладок.

«Нет», — сказал ему кто-то. «Человек. Нельзя.»

Не слушая, волк по имени Голод впился клыками в добычу, и его пасть наполнилась горячей кровью.

 

***

Бранд был во внутреннем дворе замка, когда Ровена, внучка Старого Вилмара, поднесла копье сиру Освину.

Наследница Лунного Света не зря слыла красавицей: тонкая и гибкая, как клинок, с точеным чертами лица и темными, как полированный оникс, глазами. Льняные волосы она заплетала в косу – кончик ее касался бедер.

— Вы моя единственная надежда, сиры, — сказала она получасом ранее в Большом чертоге Лунного Света. — Слишком много отважных мужчин уходили в лес за головой оборотня и не возвращались. Боюсь, вы последние, кто решится. — В скорбном черном платье она казалась до боли несчастной.

Сам лорд тоже был здесь – древний старик в кресле на высоком помосте в конце зала – сгорбленный, сонный, он вряд ли слышал и понимал хоть одно слово из десяти произнесенных.

— Я не подведу вас, миледи, — пообещал Освин. Бранд и Волчья Гибель промолчали. — Клянусь честью рыцаря, тварь вас больше не потревожит.

Ровена улыбнулась, но улыбка ее была печальной. Сколько раз, подумал Бранд, она слышала похожие слова?

— Сперва он таскал скот – коз, овец, телят. Как-то задрал быка и не смог сдвинуть с места – ел там же, где убил. Пастухи не осмелились ему помешать, настолько он ужасен, — говорила Ровена. — Затем он перешел на людей. Первой была девочка, дочь Эллы, хозяйки постоялого двора. Бедняжке и десяти не исполнилось. Она служила мне чашницей. Окровавленное платье – вот все, что нашли. А неделю назад исчезла ее сестра. Несчастная мать убита горем. — Бранд вспомнил опухшее лицо хозяйки постоялого двора и синяки под ее глазами.

— У оборотня должна быть монета, — вставил Волчья Гибель. — Золотая. На шее или привязанная к лапе.

— Об этом мне ничего не известно. — Ровена покачала головой. — Мало тех, кто видел его и выжил, а те, кому это удалось, были слишком напуганы, чтобы запомнить детали. За пять лет оборотень убил почти три сотни людей. Девушки, все молодые, не старше шестнадцати. Дети – мальчики и девочки. Очень редко – взрослые мужчины и женщины, и только когда с ними были дети. — А еще рыцари, которые клялись остановить убийства, добавил про себя Бранд. — Умоляю, сиры, положите этому кошмару конец.

Волчья Гибель отбыл на охоту немедленно, с ним трое копейщиков верхом на молодых кобылах, псарь и свора гончих – дюжина серых, как грозовые тучи, волкодавов со злыми глазами – кажется, псарь сам их побаивался. Клыки у собак выдрали и заменили серебряными – Бранд, заметив это, подумал, что суки Волчьей Гибели будут побогаче иных лордов.

— Возвращайтесь с победой. — Скольким рыцарям Ровена говорила эти же слова? Вот и черед сира Освина настал. Ровена подала ему копье – длинный листовидный наконечник над перекладиной был сделан из серебра – монеты, которыми гости оплачивали проход в замок, без дела не лежали.

— Ради вас я сражусь с тысячей оборотней. — У ворот его ждали оруженосец, три пеших лучника и большая клетка на колесах, запряженная парой тяжеловозов. Мальчик нес знамя – черную башню на сером полотнище, у седла его мерина был приторочен витой охотничий рог.

— Хватит и одного, — мягко улыбнулась Ровена.

Освин поцеловал ее руку, сел в седло и дал шпоры коню. Белый тонконогий жеребец тряхнул рыжей гривой и заржал. Рыцарь Вдовьей Башни уехал.

Бранд остался.

Вестей от охотников не было. Холодным вечером третьего дня с тех пор, как они покинули Лунный Свет, Бранд пил эль в замковой конюшне с главным конюхом и слушал:

— Тетеревятник задумал украсть луну с неба, — говорил тот, оглаживая бороду цвета соли с перцем.

Тетеревятником звали лорда Соленого Бора – его владения граничили с землей Лунного Света. Это солдат Тетеревятника в красных плащах Бранд видел в общей зале постоялого двора.

— Жадность – в этом он весь. Сколько себя помню, он на наши земли зарится, — продолжал конюх. — Куниц, лисиц и горностаев в его лесах полно, но продавать их возят в Ярмарку. Лунный Свет берет пошлину в серебряник за шкуру, но Тетеревятнику и этого много. Лет пять назад у него почти получилось. Тетеревятник скупил долговые расписки Старика. У милорда тогда с головой совсем плохо стало, если бы за дела не взялась миледи, замок отобрали бы за долги. Но Тетеревятник не унялся – теперь он шлет в Лунный Свет сватов – просит руки миледи для любого из своих сыновей, какого она сама захочет. Их у него двое – близнецы. Один полоумный, другой злющий, как крыса. — Конюх нахмурил брови. — Тетеревятник кормит пятьсот солдат, в Лунном Свете и полсотни не наберется. Случись война, худо нам будет.

— Леди Ровена должна обратиться к королю Уилларду за защитой, — посоветовал Бранд, сделав большой глоток эля из железной кружки.

— Король далеко, а Тетеревятник устал слушать отказы. Как захватит замок, так и повенчает сына с миледи. Что потом делать?

На это у Бранда ответа не было.

— Ведьма? — призадумался конюх, когда Бранд спросил о ней. — Черноволосая, зеленоглазая? Была такая – шесть лет назад. Ведьма или нет, но чем-то она помогла милорду – он тогда еще в здравом уме был. Подарил ей коня, она и уехала – на север. — То же самое Бранд слышал от прачек, поваров и стражников. Кажется, в Лунном Свете его дела окончены – он узнал все, что мог. — Вот бы сир Волчья Гибель убил оборотня, — вслух мечтал конюх. — Его копейщики болтали, будто сир знает волчье Слово – мол, услышав его, зверь сам идет к охотнику – как овца на бойню.

— Это вряд ли. — Ни одно Слово, тем более волчье, так не работало.

— Эх, — вздохнул конюх, — с таким лордом Тетеревятник к нам бы не сунулся.

Когда эль был допит, Бранд вышел во внутренний двор, собираясь покинуть замок, – ворота вот-вот должны были закрыть на ночь. Но у колодца его ждала Ровена, и ее темные глаза сверкали гневом.

— Сир, — позвала она. — Я как раз вас искала. Прошу, скажите, что оборотень не прячется в моем замке.

— Очень сомневаюсь, миледи, — ответил Бранд.

— Здесь и раньше бывали рыцари, которые только пользовались гостеприимством моего деда – ели его хлеб, пили его вино, спали под его кровом, а взамен кормили обещаниями. Но они хотя бы делали вид, что ищут волка. Вы себя совсем не утруждаете.

— Под вашим кровом я не сплю. — Хлеб он ел – три дня назад, в Большом чертоге, когда Ровена поднесла рыцарям каравай на круглом блюде и соль в глиняной чашке – но от таких угощений не отказываются.

— Зачем вы здесь? — Ровена гневно одернула подбитый мехом плащ. — Волчья Гибель жаждет одного – крови оборотня на своих руках. Сир Освин – третий сын третьего сына – хочет мое наследство. А вы? Вам не нужен волк, не нужна невеста. Вы каждый день приходите сюда, допрашиваете моих слуг, везде суете нос, — негодовала она. — Что вы забыли в Лунном Свете, сир? Говорите, либо садитесь на своего полуслепого коня, берите свой черный щит и езжайте прочь.

Не успел Бранд придумать ответ, как за стенами замка протрубил рог. Звук – чистый и высокий – задрожал в холодном воздухе и исчез, но тут же повторился – куда ближе. Во внутренний двор на белом жеребце сира Освина из Вдовьей Башни въехал его оруженосец. Увидев Ровену, он снова поднес рог к губам.

— Миледи. — Спешившись, он низко поклонился. — Сир послал меня вперед с радостной вестью, — мальчишка так и сиял, — он поймал оборотня и на рассвете будет здесь вместе с ним. Велите готовить пир, завтра сир Освин станет вашим супругом.

 

***

Волк был еще далеко, но собаки уже чувствовали его запах и сходили с ума – рвались с цепей, огрызались друг на друга и лаяли, лаяли. Рожденные для ненависти, для травли, для погони за такими, как он – Голод охотно убил бы их всех – каждую из двенадцати брехливых сук с серебряными зубами.

«Вы голодны, братья?» Всегда, отец, но сегодняшней ночью мне не пировать.

Когда гончих спустят с цепей, Голод не станет петлять, не побежит по воде, чтобы сбить их со следа. Он поведет их – и их хозяина – за собой на берег моря, где на вершине маяка горит огонь, где прячется тайна, пахнущая шафраном, злым южным солнцем и виселицей.

Голод завыл, вызывая ночь на бой, и ночь ответила – визгом, лаем, криком. Охота началась.

Волк бежал, а лес вокруг пел песню погони: хрустели ветки, шелестели листья, ветер свистел в ушах, тревожно кричали ночные птицы, заходились в лае собаки. Месяц улыбался сквозь тучи ядовитой улыбкой. Падал снег и таял на черной шкуре.

Свора неслась по его следам, но догнать не могла. Голод еще напьется их крови – не сегодня, но скоро.

На миг он забыл о лесе, о маяке, о собаках с серебряными зубами. Он бежал, как тогда, на Горьком холме, в последней битве Принца-Сироты. И будто бы вновь всходило красное солнце; и блестела роса на траве; стелились по ветру знамена; стучали барабаны; надрывались медные горны; ржали перепуганные кони; свистели стрелы; копья били о щиты; кричали и умирали мужчины; и гремел над землей гимн волков – гимн войны, славы, победы – которой не суждено было случиться.

Принц смотрел на него и улыбался. Принц гордился им.

«Это сила», — сказал он десятилетнему мальчишке-оборвышу, каким Голод был когда-то. «Это власть. Это месть.» — На его раскрытой ладони лежала монета из червонного золота. «Бери ее и сражайся рядом со мной. Или уходи – преследовать тебя никто не будет.» Так и было бы – Принц всегда держал слово – кроме того, единственного раза.

И теперь, когда сгинула его стая, когда победы и поражения остались позади, когда он – одинокий волк – плачет под луной, и никто ему не отзывается, он все равно не выбрал бы иначе.

До маяка оставалось всего ничего – дальше идти опасно. Лес кончился, под лапами шуршал прибрежный песок. Ветер принес запахи моря, огня и людей: страх, горе, отчаянье. Боль. Плоть, поцелованная раскаленным докрасна железом. Серые суки тоже ее почуют. Голод с разбегу бросился в холодное море и поплыл.

Из воды он вышел уже человеком.

 

***

— Он не оборотень, — сказал Бранд.

Весть о поимке волка разлетелась быстро – когда на рассвете сир Освин прибыл в Лунный Свет, его встречала целая прорва народу. Те, кому не хватило места во внешнем дворе замка, ждали за стенами. Бранд слышал приветственные крики, когда рыцарь Вдовьей Башни проезжал мимо толпы снаружи.

Ночью выпал снег, к утру ставший дождем, – земля превратилась в чавкающее месиво из коричневой грязи. Собравшиеся – слуги замка, стражники в черном, окрестные жители, Ровена и ее дед – кутались от холода в плащи.

— Согласен, — заявил Волчья Гибель – он вернулся еще ночью. — Этот мальчишка – не зверь. — Пленник в железной клетке на колесах часто закивал, открыл рот, пытаясь заговорить, но – от страха ли? – не смог.

Он был молод, лет пятнадцати, если не меньше. Спутанные русые волосы, испарина на лбу. У рта, на шее и рубашке – засохшая кровь. Высота клетки не позволяла выпрямиться во весь рост, и пленник стоял на коленях, держась за прутья окровавленными руками.

— Умейте проигрывать достойно, сиры, — заулыбался Освин. Толпа окружила его и клетку, но ближе чем на десять шагов никто не подходил. — Он попался в мою ловушку. Я оставил для волка приманку – тушу оленя, а его взял прямо над ней. Он – оборотень. Человеку в той чащобе нечего делать. Миледи Ровена, — позвал он. — Моя прекрасная невеста. Велите казнить исчадье тьмы и праздновать свадьбу.

Ровена не ответила. Лорд Лунного Света – старик, опирающийся на ее руку, – прошептал что-то неслышное.

— Кто-нибудь его знает? — спросил Бранд. Лицо пленника было ему знакомо, но откуда?

— Я, — тихо сказала наследница Лунного Света. — Это старший сын Эллы, хозяйки постоялого двора. Его сестра служила мне чашницей.

Мальчик-конюшенный. Бранд поискал в толпе его мать, но безрезультатно – к счастью. «Окровавленное платье – вот все, что нашли», — так говорила Ровена. «А неделю назад исчезла ее сестра.»

— Его сестер растерзал волк. В лес он отправился за вами, сир Освин, — сообразил Бранд, — хотел поквитаться. — Мальчик с мольбой смотрел на него. — Отпустите ребенка – чести его смертью вы не добудете.

— Будь я оборотнем, тоже бы делал вид, что охочусь сам на себя, — возразил Освин. — Сестер, говорите, растерзал? Ну, и каковы они на вкус, а, тварь? Сжечь оборотня! — крикнул он. Его поддержали – не все, но многие. На мальчика смотреть было жалко – он отполз в дальний угол клетки, где скрючился, закрыв лицо руками.

— Он не ответит, сир, — мрачно обронил Волчья Гибель, — вы ему язык вырезали.

— Верно. — Освин и не подумал смутиться. — Как иначе поступать с колдунами? Руби голову или режь язык – если хочешь взять мерзавца в плен.

— Он еще и колдун. — Перед Брандом мелькнуло видение – Освин с разорванным горлом, пытается остановить ладонями кровь и огромный черный волк над ним.

— Я вовсе не обязан выслушивать вас, сир, — бросил рыцарь. — Мы в Лунном Свете, владении лорда Вилмара, здесь его слово – закон, не ваше. Как он скажет, так и будет.

— Я знаю этого мальчика и не верю, что он зверь. — Главный конюх замка вышел вперед. — Пусть серебро поднимет.

— Да! — выкрикнула незнакомая Бранду женщина. — Серебро или щепку осиновую. Если он волк, он их не удержит.

— У него шкура должна быть, — донеслось из толпы. — Оборотень ее надевает, чтобы превратиться.

— Над трухлявым пнем проведем. Обернется, тут ему и смерть.

— Водой испытаем. Или огнем.

— Можем и по-другому решить, — сказал Бранд. — Мальчик ни в чем не виноват, и я готов это доказать. Мой меч против вашего, сир Освин из Вдовьей Башни. — Бранд снял перчатку с правой руки и бросил ее под ноги рыцарю. Двор разразился криками, но кого из них приветствовали, он не понял.

— Нет нужды. — Во взгляде Волчьей Гибели на Бранда появилось что-то похожее на уважение.

— Отчего же? — Освин обнажил меч. — Бранд Черный желает драться за оборотня – не вижу причин ему мешать. Я зарублю его и сам разведу костер под волком.

— Не смейте, сир, — запретила Ровена. — Мой дом не место для поединков.

— Здесь или где-то еще, кровь прольется, миледи. — Меч он не убрал.

— Я знаю, как испытать его. — Волчья Гибель говорил тихо, и всем пришлось замолчать, чтобы его расслышать. — Если мальчик – оборотень, он себя выдаст. Если ничего не случится, но вы, сир Освин, продолжите упорствовать в своей лжи – я встану рядом с Брандом Черным и выпущу вам кишки. Тот, кто калечит детей ради невесты и замка – не рыцарь. Слушайте, — повел он. — Я видел, как это делает Принц-Сирота и смогу повторить. Я скажу Слово.

Бранд понял, что сейчас произойдет, и понял, что пропал, что живым из Лунного Света не выйдет, но поделать ничего не успел.

На удар сердца над замком повисла тишина – такая плотная, что, казалось, до нее можно дотронуться. А потом сквозь нее криком, воем и ледяным ветром прорвалось Слово. Волчье Слово.

Освин, бледный, как полотно, пятился от него. Волчья Гибель вытянул из ножен меч. Стражники в черном закрыли собой леди Ровену и ее деда. Кто-то кричал, кто-то бежал прочь, кто-то просил небо защитить его, кто-то молча смотрел, пригвожденный к земле страхом.

На месте, где раньше стоял Бранд, волк по имени Голод оскалил в улыбке клыки и приготовился к драке.

 

***

В темнице под Лунным Светом было сыро и тихо – Бранд был здесь единственным узником. Пахло плесенью, гнилой соломой от матраса в углу и ржавчиной от решетки – когда его заводили в камеру, потребовалось усилие трех мужчин, чтобы отворить ее.

«Садитесь на своего полуслепого коня, берите свой черный щит и езжайте прочь», — сказала Ровена. Что ему стоило так и поступить?

Бранд не знал, сколько прошло времени с тех пор, как шаги стражников стихли во мраке. Час, день, год? Он просил их позвать к нему Ровену. Передадут ли его просьбу? Решится ли она прийти? Идиот. Трижды проклятый дурень. Сам себя погубил – Эльхана выиграла их схватку, не пошевелив и пальцем. Бранд умрет, а ведьма продолжит ходить по земле, как ни в чем не бывало.

Волчья Гибель. Кто мог подумать? Каждый охотник на оборотней хвастает, что знает Слово, нашелся же один, который не соврал. Голод хлебнул его крови, там, во дворе, может, и убил бы, но его оттащили.

Он закрывал глаза и спал, но сколько это длилось, сказать не мог. Сон превращал его в волка – Голод метался из угла в угол, бросался на решетку, кусал прутья и выл – гулкое эхо вторило его плачу.

Как его казнят? Отрубят голову? Повесят? Сгноят в этой сырой могиле? Нет, нет и нет. «Сжечь оборотня!» — кричал Освин, и толпа соглашалась с ним. Когда придут за Брандом, лучше обернуться и напасть на конвоиров – повезет, так он примет смерть от меча, не на костре.

Бранд слышал только свое дыхание – в непроглядной каменной тьме даже крысы не водились, а видел одну темноту – пока не пришла она.

— Кто звал меня? — С Ровеной был свет – она держала фонарь в левой руке. — Бранд Черный? Этельбранд Рыцарь-Оборотень? А может, Голод? — Он поднялся ей навстречу. — Волчья Гибель рассказал, кто вы. — На ней было платье из небесно-голубого шелка, отороченное по вырезу кремовым кружевом.

— Как он сам? — Воды ему не давали, и горло будто ссохлось, распухший язык еле ворочался во рту. Сколько же он здесь сидит?

— Вы его не сильно подрали, — пожала плечами Ровена. Во дворе Голод успел вцепиться в руку, держащую меч, но потом стражники в черных плащах набросили на него сеть. — Он просил о поединке с вами, а когда я отказала – уехал из Лунного Света. Не знаю, куда.

— Что сир Освин? — Этот в драке совсем не участвовал.

— Он изувечил моего человека, — напомнила Ровена. — У мальчика лихорадка – если он умрет, рыцарь Вдовьей Башни последует за ним. Пока ему только язык вырезали. Его оруженосцу тоже – за своих я беру двойную плату.

— Отпустите меня, миледи. — Бранд обеими руками ухватился за решетку. — Я не делал зла ни вам, ни вашим людям.

— Кто-то же делал. — В выражении ее лица появилось нечто отталкивающее, недоброе. — Кто-то убил всех тех детей – маленьких  сестер безъязыкого мальчика и других. Кто-то должен быть наказан.

— Я ел ваш хлеб.

— А Морган Красный ел хлеб Принца-Сироты. Был гостем под его кровом. Принц зарезал его, спящего, за сундук с золотом.

Не с простым золотом. Бранд запустил руку за ворот рубашки и достал монету на цепочке.

— Не боитесь, что его проклятье перейдет на вас?

Эльхана – Волчьей Сестрой ее тогда не звали – явилась в дом Принца в свите Моргана Красного.

Она предложила Принцу исполнить любое желание, и тот попросил армию – отвоевать украденный у него трон. Это она, ведьма, заколдовала золото. Принц был первым, остальные пришли потом – каждый, кто брал монету из того сундука, становился в ряды его проклятой гвардии.

— Не боюсь, — ответила Ровена. — Мой гость – Бранд Черный. Ни Этельбранду, ни Голоду я защиты не обещала. А казнят именно их. — Она протянула руку, но дотронуться до червонного золота не осмелилась. — Вы пытались от нее избавиться?

— Раз сто. Платил ей в трактирах, подавал нищим, выбрасывал в море. На следующее же утро находил ее в своем кармане. Она возвращается – всегда. — Бранд помолчал. — Вы бывали в Тире, миледи?

— Что? — оторопела Ровена.

— Тир, — повторил Бранд. — В вашем заливе стоит галея оттуда, а на ней полно темноглазых людей с перьями в волосах. — Он подался вперед. — Тир. Мраморный город, зовут его путешественники, и справедливо – там все сделано из золотистого мрамора – от княжеского дворца до самой бедной улицы. Город фонтанов. Город тысячи статуй. Город любви, воспевают его поэты. Город горя – говорят рабы, которых продают на тамошнем рынке.

— Вы… — Ровена попятилась.

— Принц-Сирота покупал там воинов. — Ни Бранду, ни Голоду в Тире не нравилось. Волк так прямо бесился. — Знаете, сколько стоит сильный мужчина? Не столь много, как можно подумать – монет триста – их там, как грязи. Девицы идут за семьсот золотых минимум. За редкий товар – северянку, например – возьмут и того больше – пару тысяч. Если у нее светлые волосы, в Тире такое не часто встретишь, все пять. Но вас, миледи, оценили бы куда дороже. Красавица, знатного рода, кому не захочется такую рабыню? Думаю, меньше чем с десяти тысяч торги бы не начали.

— Да как ты смеешь, — рассвирепела Ровена, — ты, оборотень, мерзкая тварь…

— Тише, миледи, — попросил Бранд. — Собираетесь казнить меня за собственные преступления, так хотя бы сейчас не стройте из себя оскорбленную невинность.

— Не представляю о чем вы, сир. — В ее улыбке было столько яда – гадюке впору. Если Ровена и испугалась, когда поняла, что он знает, она с собой справилась.

— Я понял, что никакого волка нет, в первую же ночь. — Бранд вспомнил, как Голод пел луне, надеясь, что кто-то из братьев отзовется, но лес хранил молчание. — Потом встретил тирского морехода у маяка. — Вот об этом Бранду вспоминать совсем не хотелось, но Голод где-то внутри него довольно облизнулся. — Работорговлей от него просто воняло. Пять лет назад Лунный Свет чуть не достался Тетеревятнику, но вы выплатили долги вашего деда. Как, спрашивается? Ваши люди похищали детей и юных девушек, держали их в маяке, а когда приходила галея из Тира, продавали – не забыв обвинить несуществующего оборотня в своих грехах.

— Волк был. Зверь, не оборотень, — ответила она. — Жуткое чудовище, хоть и не такой большой, как вы, сир. Он на самом деле таскал скот, и того быка убил тоже он. Но по зиме он издох – от старости. Его череп был первым на моей стене.

— Договоримся, миледи? Вы отпускаете меня на все четыре стороны, я молчу о работорговле.

— Боюсь, не выйдет, сир. — Она покачала головой.

— Подумайте, Ровена. Что с вами сделает король Уиллард, когда узнает? Повесит? А, может, продаст, как вы тех девочек?

— Я скажу, как все будет. — Ровена подняла фонарь так, чтобы огонь оказался перед глазами Бранда. — Я прикажу сложить на берегу огромный костер. Вас, закованного в серебряные кандалы, привяжут к столбу в его центре. Я сама поднесу факел к дровам. На казнь придут посмотреть тысячи – обвиняйте меня сколько угодно – кто вам, исчадью тьмы, поверит? — В ее черных, как оникс, глазах мерцали оранжевые искры. — Вы сгорите, сир, – вот вам мое Слово.

Ровена ушла, и свет ушел вместе с ней.

 

***

Серебро на запястьях жгло не хуже огня, который вот-вот запалит под ним Ровена. Бранда, босого, с закованными руками, в одной рубашке и полотняных штанах, привязали к столбу – веревки обхватили шею и грудь, обвили ноги. Кладка дров доходила ему до колен. Влажных дров – наследница Лунного Света явно не желала ему быстрой смерти. Может, и к лучшему – если он задохнется в дыму раньше, чем его поглотит огонь.

Море за спиной дышало солью и тиной, волны, шурша, выплескивались на берег. А перед ним колыхалось другое море – человеческое – разноцветное, шумное, гневное. Камень, брошенный кем-то из толпы, рассек ему бровь над левым глазом – Бранд почти ничего им не видел из-за натекшей крови. Когда Ровена приблизилась к костру с горящим факелом в руке, камни швырять перестали – не хотели задеть свою леди.

Вы бы не так ее оберегали, знай вы, что она делала с вашими детьми, мысленно сказал Бранд собравшимся посмотреть на его смерть. Заходящее солнце красило их лица багряным и золотым, ветер трепал края плащей и черные знамена Лунного Света.

Мир сгорит вместе с тобой, волк, подумал Бранд, подняв голову к огненно-красным небесам – веревка тут же впилась в горло.

Он совсем не боялся. В темнице, когда ушла Ровена, на него навалилось какое-то мрачное безразличие. Он безропотно дал себя заковать, сам залез в клетку на колесах, не сопротивлялся, пока его привязывали к столбу. Смысл? Давай же, поторопил он Ровену. Пусть это поскорее закончится.

— Видите их лица, Этельбранд? — прошептала она. Он видел – сотни, одинаково обезображенных злобой. — Они ненавидят вас. Вы убили их дочерей. Убили их маленьких сыновей. Убили сестер, братьев, матерей и отцов. Храбрых рыцарей, которые пытались вам помешать. Вы, а не я.

Бранд не ответил.

— Слушайте, люди Лунного Света, — провозгласила Ровена. — Этот человек – оборотень. Многие из вас видели это своими глазами, а те, кто не видел, могут положиться на мое слово. Пять лет он сеял ужас, но был пойман – когда, под видом рыцаря, пробрался в мой замок. Он ел мой хлеб, но собирался убить меня. — Толпа, услышав это, взревела и качнулась вперед – как штормовая волна. Ровена подняла руку – крики и проклятья стихли. — Он лгал, он убивал. Он, в обличье чудовищного волка, пожирал ваших детей. Убийца. Людоед. Отродье мрака. — Она говорила с такой искренней яростью, что Бранд наверняка поверил бы каждому ее слову, не стой он на костре. — Именем Вилмара, владетеля Лунного Света и моего деда, я обвиняю его, — Ровена вскинула руку с горящим факелом, указав на Бранда, — признаю виновным и приговариваю к смерти. Сжечь оборотня!

— Сжечь! — Сотни голосов слились воедино. Ровена опустила факел в костер, по растопке из хвороста пробежал желтый огонь.

Дрова, хоть и влажные, занялись быстро, и тогда Бранд словно очнулся ото сна – но кошмар не истаял вместе с пробуждением. Он умрет – да, Бранд знал это и раньше, но теперь, когда пламя подбиралось к его босым ногам, впервые осознал. Боги, Принц, братья – он умрет.

— Гори, оборотень! — бесновалась толпа. — Гори, гори, гори. Людоед! Убийца! Убийца! Гори! — Ровена торжествовала, а в ее темных глазах плясал огонь.

Бранд забился в путах – веревки впились в горло и грудь, едва его не задушив. Воздух вокруг раскалялся – все сильнее с каждой секундой. По лицу струился пот. Он попытался что-то сказать, сам не зная, что – может, проклясть их всех разом – Ровену в первую очередь. Дым обжег легкие, стоило открыть рот. Бранд закашлялся, так и не произнеся ни слова.

— Гори, людоед! — Дым жег глаза – сквозь слезы люди перед ним выглядели мутными разноцветными пятнами. — Гори!

Гори, Бранд. Гори, Рыцарь-Оборотень. Гори, Голод. Пылай.

Откуда-то донесся бой барабанов. Частью сознания Бранд понимал, что слышит их один он, что ему только кажется, но отделаться от них не мог – боевые барабаны Горького холма снова звали его на проигранную войну.

«Ко мне», — кричал Принц-Сирота из глубин его памяти. «Ко мне, братья! Ко мне!» Принц отбивался из последних сил, Принц умирал и звал свою гвардию, но они не успевали. Их теснили к реке – все дальше от командира. Голод видел, как погиб Белый Князь – пронзенный копьем. Ка пал Гнев, затоптанный конницей. «Ко мне!»

Я иду, Принц. Бранду чудились птицы из белого пепла, летящие сквозь огонь. Иду.

 

***

Он открыл глаза и увидел каменный потолок. Бранд лежал на кровати, накрытый меховым одеялом. Сквозь окно на устланный тростником пол лился бледный утренний свет.

Кто-то позаботился о нем: раздел, смыл грязь и копоть, смазал мазью ожоги. Там, где его коснулись огонь и серебро, кожа покраснела, и на ней вздулись волдыри, полные белесой жидкости. Болело дико – он будто и не уходил с костра.

Бранд резко сел и тут же пожалел об этом. Комната закружилась – его стошнило – одной желчью. Пить хотелось нестерпимо. Он поискал глазами и нашел кувшин на умывальном столике в углу. Там была вода – чистая, холодная. Бранд выпил половину, передохнул чуток и допил остатки.

Его одежда – та, в которой он пришел в Лунный Свет, – лежала на прикроватной тумбе. Меч и кольчуга были здесь же. Бранд ничего не понимал: его почти сожгли на костре, потом, спасли (как?), теперь лечат и возвращают меч. Он проверил дверь – заперто. Быстро оделся, опоясался мечом и выглянул в окно.

Комната была на вершине одной из башен Лунного Света. Бранд увидел крепостные стены, черепа волков на пиках и флаги – на каждое черное полотнище Ровены приходилось два красных с белым ястребом. Знамена Тетеревятника. Внешний двор так и кишел его воинами в алых плащах. Там же стояли семь виселиц – по числу мертвецов в петлях. Что же получается? Тетеревятник захватил Лунный Свет? А Бранда освободил тоже он? Зачем?

Волчья Гибель пришел к нему через час.

— Хорошо, что вы очнулись, сир, — сказал он. — Лекарь говорил, вы можете никогда не проснуться. — Он был без меча и доспехов, на груди его темно-синего дублета был вышит волк, пронзенный копьем – Белый Князь. Из-под правого рукава торчал край бинта.

— Полагаю, за мое спасение следует благодарить вас? — спросил Бранд.

— Я спас вас, верно – разрезал веревки и снял с костра, пока люди Тетеревятника дрались со стражей леди Ровены. — Он отодвинул стул от стены и сел. Бранд остался стоять. — Тетеревятник обрадуется, узнав, что вы живы – на свадьбе он хочет посадить вас на высокое место рядом с невестой.

— С чего бы?

— Как же? — Волчья Гибель улыбнулся – из-за шрамов на щеке улыбка вышла кривоватой. — Вы подарили ему Лунный Свет. Скажите, сир, вы специально отвели меня к маяку, или так получилось случайно?

— Нет, — признался Бранд. — Я надеялся, что вы поймете. Я бы мог изобличить Ровену сам, но оборотню лучше не лезть в такие дела – в конце ты окажешься виноват во всем.

— Так и вышло. Почему вы не уехали, сир? Когда еще было можно.

— Кого бы не поймал Освин, его бы сожгли – я видел подобное десятки раз. А Ровена была бы только рада свалить свою вину на мальчика. Не люблю, когда на кострах горят невиновные. — Мазь переставала действовать – обожженную кожу припекало все сильнее.

— Ну, вас-то невинным не назовешь, сир, — нахмурился Волчья Гибель. — За то, что вы творили, будучи гвардейцем Принца-Сироты, вы уже заслуживаете казни. Рядом с маяком мои собаки нашли обглоданный труп – тоже ваша работа. Будете отрицать? — Бранд молчал, и рыцарь продолжил: — Я слышал, что кричали тогда на берегу. Убийца, людоед – ведь все это правда.

— Так оставили бы меня на костре, — огрызнулся он.

— Плохая смерть. — Для меня он приготовил кое-что получше, понял Бранд. Он спас меня, чтобы убить – собственной рукой. — Когда леди Ровена отказала мне в поединке с вами, я поспешил к Тетеревятнику. Тот чрезвычайно заинтересовался, услышав мою историю. Взяв замок, он предложил Ровене на выбор – либо она выходит за одного из его сыновей, либо король узнает о ее темных делах. Как вы понимаете, она предпочла первое.

— Тетеревятник берет змею в шелках. — За кого она пойдет, за слабоумного или злющего? Будто ему есть дело. — Он еще пожалеет.

— Да, — согласился Волчья Гибель. — Душа леди Ровены глубоко порочна. Видели виселицы? Тетеревятник потребовал от нее выдать сообщников – тех, кто помогал ей красть детей. Она назвала имена сразу, а ведь некоторые из них служили ее семье по двадцать лет.

— Что будет со мной?

— Вы мой пленник, Этельбранд-Оборотень. Обещаю, с вами будут обращаться сообразно вашему рыцарскому званию. Будут кормить, поить, лечить. Никаких темниц – эта комната ваша. Дадите слово, что не сбежите, так и дверь запирать не станут. Но я бы на вашем месте особо не разгуливал – здесь вас до сих пор считают убийцей. Когда ваши раны заживут, мы сойдемся в поединке. Вы выступите против меня с мечом или в волчьем обличье – как захотите. Один из нас умрет, — просто сказал он.

— Я благодарен вам, сир, за спасенную жизнь. Но у меня есть долг, который я обязан выплатить. — Ровена чуть было не лишила его мести, но больше это не повторится. — Вы не победите в этом бою.

— Помню, — добродушно усмехнулся рыцарь. — Если вы расскажете, либо вам придется убить меня, либо мне последовать за вами. Раз одному из нас все равно умирать, может, откроете тайну? — Бранд так и сделал. — Эльхана, —  протянул Волчья Гибель, когда он закончил повесть. — Правая рука Принца-Сироты.

— Предательница, — поправил Бранд. — Из-за нее он погиб.

— Это ей скорее в плюс. — Он задумался о чем-то. — Галея работорговцев ушла в море с живым товаром на борту, но ее успели перехватить. Дети вернутся домой. Если бы не вы, сир… Ладно, — он поднялся, — отдыхайте. Я попрошу принести еды.

— Погодите, — попросил Бранд, когда рыцарь был уже у двери. — Не желаю и минуты лишней оставаться в этом замке. Тем более развлекать гостей на свадьбе. Не так уж тяжелы мои раны. Решим все сегодня.

 

***

Голод помнил вкус крови этого человека и не отказался бы попробовать ее снова. Когда, после битв, он пировал телами павших, то выбирал тех, кто сражался достойно – у трусов в венах разлит страх – горький, как морская вода. У храбрецов кровь сладка, будто мед.

Они стояли друг напротив друга на круглой лесной поляне. Голод прибыл на место первым и успел осмотреться – понял, с какой стороны подходить, чтобы солнце не слепило глаза, наметил пути бегства – на всякий случай.

Волчья Гибель не пренебрег доспехами – сталью и вареной кожей. На его голове был полушем без забрала, на шее – железный воротник, на широких плечах – кольчуга. В руке он держал меч. Плохой выбор. Голод вздыбил шерсть и зарычал, показав длинные белые клыки. С копьем он мог держать его на расстоянии сколько угодно долго, а то и поймать в прыжке. Даже топор или клевец были бы полезнее: меч – оружие против людей, не волков.

Голод пошел вокруг человека – по часовой стрелке – не отрывая взгляда от стали в его руке. Лес вокруг плел паутину запахов: мокрая земля, гнилая прошлогодняя листва, первая робкая зелень, смоляные слезы сосен. От рыцаря пахло конским потом и свежим хлебом. Ни капли страха. Это будет хороший бой.

Черный волк ждал, готовый, когда сталь со свистом рассечет воздух, уйти из-под удара, но Волчья Гибель его удивил.

Рыцарь вложил меч в ножны.

Момент был идеальным. Голод мог решить исход схватки одним ударом – Волчья Гибель не успел бы снова достать клинок, а он бы повалил его на спину и вонзил клыки в лицо. Ослепил бы – после этого рыцарь стал бы не опаснее новорожденного котенка. Мышцы на ногах свело от напряжения – Голоду потребовались все силы, чтобы удержаться на месте. «Не смей», — сказал человек, в которого он порой превращался. Он чувствовал себя обязанным Волчьей Гибели и первым нападать не хотел. Нехотя, но волк подчинился.

— Я в смятении, сир, — сказал рыцарь. — Белого Князя я убил в бою. Мор держал в страхе Змеиный Брод – я спустил на него свою свору. Ярость хотел отомстить за первых двух – с ним мы сражались один на один. Каждый получил, что заслуживал.

Голод ощерил клыки и глухо зарычал. Быстрее, человек. Ему не терпелось. Кровь храбрецов сладка, словно мед.

— Вы истинный рыцарь, Этельбранд, – вы доказали это, вызвав сира Освина на поединок за жизнь того мальчишки. И вы привели меня к маяку – не будь вас, Ровена не прекратила бы свои злодейства. Но то, что я вижу перед собой, — Волчья Гибель положил ладонь на рукоять меча, — оборотня, убийцу, людоеда – недостойно существовать. И все же я вас спас. Чтобы казнить самому – так я сначала думал. Но, когда дошло до дела, я заколебался.

Голод наклонил голову. Человек отказывается от драки?

— К чему вы ведете, сир? — Бранд поднялся с земли и выпрямился во весь рост.

— Вы заслуживаете смерти, Этельбранд-Оборотень. И я дам вам ее. Но сперва помогу – в плату за детей, которых не продадут с молотка, как скот. В плату за мальчика, ради которого вы могли погибнуть.

— Эльхана, — догадался Бранд.

— Да, — подтвердил он. — Эльхана. Мы вместе найдем и убьем Волчью Сестру. А потом завершим разговор, начавшийся на этой поляне.

— По рукам. — Бранд колебался недолго. В конце концов, ему совсем не хотелось крови рыцаря. Голод – другое дело.

— Мои люди откажутся путешествовать с оборотнем. Я не стану их заставлять. Нас будет двое – более чем достаточно, чтобы справиться с одной женщиной. — На этот счет у Бранда были сомнения, но он придержал их при себе.

Час спустя на дорогу Соли выехали два рыцаря. У одного из них на тунике был нарисован герб – волк, пронзенный копьем, конь его, статный жеребец, ступал с достоинством чистокровки. У другого щит был черен, как полночное море, а у его серого в яблоках коня правый глаз заплыл бельмом. Они ехали на север.