Камни не умеют прощать

- Олежка, посмотри, что нам принесли!

Олег, как всегда перед спектаклем, пребывал в состоянии глубочайшего сосредоточения, поэтому удивлённый возглас жены не сразу дошёл до его сознания.

- Что, Катюша? – актёр всё же сумел вымолвить нужные слова, но его душа продолжала кружить, как бабочка, над неким не нанесённым на географические карты местом. Олег про себя называл этот край Нездесьем... нет, пожалуй, всё-таки нездесьем, с маленькой буквы – он и в жизни, и в театре старался избегать излишнего пафоса.

- Вот, взгляни! – Катя положила на стол прекрасную цветную фотографию. – Кто бы мог подумать, что нас в ту минуту снимали!

Олег наконец сделал усилие и вернулся в окружающий мир, в себя самого, выйдя из образа, который ему предстояло создать на сцене. При этом актёр почти физически ощутил, как бабочка-душа сложила свои радужные крылья и вопреки законам природы превратилась обратно в невзрачную серую куколку. Он, честно говоря, недолюбливал такие моменты.

Впрочем, взглянув на снимок, он сразу же сбросил с себя остатки отрешённости, как только что вылупившийся птенец – разбитую скорлупу. Неведомый фотограф запечатлел первую встречу Олега с Катей, случившуюся два года назад. Был тёплый июньский вечер, театральный сезон заканчивался, и Катя, понимая, что иначе придётся ждать до осени, после очередного спектакля наконец решилась и дождалась своего кумира на площади перед областным драмтеатром. Фотокамера «остановила мгновение» как раз тогда, когда Катя протянула подошедшему к ней Олегу огромный букет гвоздик. На лице актёра отразилось неподдельное смущение – по молодости лет он ещё не привык к знакам внимания со стороны поклонниц. До этого цветы ему дарили только на сцене, во время выхода на поклон. Но это почти не в счёт – ведь после спектакля букетами одаривают всю труппу.

- Замечательный снимок! – оценил Олег. – Но откуда он у тебя?

- Только что Наталья Петровна принесла заказное письмо. Я открыла его, а там – только эта фотография, и больше ничего!

Наталья Петровна уже много лет работала на их участке почтальоном. Несколько минут назад Олег слышал её голос в прихожей, но тогда он был погружён в размышления о грядущем спектакле и не стал вникать в происходящее.

- Ты ещё на обороте посмотри! - подсказала Катя.

Олег перевернул снимок и прочитал: «Эта фотография изменит ваше прошлое!».

- Странная надпись, - задумчиво промолвил он и пожал плечами.

- Олежек! – с лёгкой укоризной произнесла Катя. – Ты же творческий человек, должен понимать метафоры. Наверняка имелось в виду, что, когда мы увидим этот снимок, прошлое перестанет быть для нас только прошлым, и мы заново переживём мгновение нашей первой встречи!

- Хм…допустим. И кто же прислал нам эту фотографию?

- Да в том-то и дело, что ни имени, ни адреса отправителя на письме нет! Посмотри сам! – Катя протянула мужу распечатанный конверт. Действительно, на нём были указаны только получатели – Фомина Е.П. и Фомин О.В. – и их адрес. Никаких сведений об отправителе Олег не нашёл, даже вывернув конверт наизнанку. Он уже подумал было, что фотография – сюрприз, подготовленный Катей. Должно быть, в тот вечер она привела с собой подругу, чтобы та, спрятавшись неподалёку, зафиксировала первую встречу Кати с её избранником. А теперь, накануне годовщины свадьбы, подруга прислала сделанный в тот вечер снимок – тоже по согласованию с Катей, надо полагать. Что ж, если так всё и было, тогда Катиному замыслу можно только поаплодировать - подарок получился по-настоящему дорогим и оригинальным. Ни одна знакомая Олегу пара не могла похвастаться столь эксклюзивным кадром.

- Ой, а это кто? – спросила вдруг Катя. Пока муж изучал конверт, она снова взяла фотографию и стала пристально разглядывать её.

- Ты о ком?

- Вот, - она показала на женскую фигуру в левом углу снимка. – Когда я смотрела в первый раз, то не заметила её. Наверное, из-за того, что мы на фотографии стоим под фонарём, а она теряется в сумерках.

- Знаешь, а я ведь тоже не обратил на неё внимания! Но почему она тебя так волнует? Мало ли на улице случайных прохожих?

- В такое время – мало. Спектакль закончился в десять вечера, а потом я ждала тебя ещё по меньшей мере полчаса. Зрители к тому времени уже разошлись, и я не помню, чтобы кто-нибудь проходил неподалёку.

- Ты наверняка думала о предстоящей встрече со мной, а не следила за тем, что происходит вокруг!

- Не скажи! Если бы я не следила, могла бы и тебя пропустить! К тому же я должна была наблюдать и за главным входом, и за служебным, так что видела всю прилегающую территорию. Не было там никого! Но дело даже не в том, помню я эту девушку или нет. Просто не нравится она мне, не знаю, почему. Может быть, потому что на скинхеда похожа?

Голова незнакомки и впрямь была гладко выбрита. Но в остальном девушка, по мнению Олега, ничуть не походила на неформалку. Блузка и брюки haute couture, тёмные очки в роговой оправе, перстень с драгоценным камнем. Скорее уж представительница «золотой молодёжи». Скинхеды таких на дух не переносят – классовая ненависть, как говорили в советские времена.

- Не нравится, так отрежь! – пожал плечами Олег. - Фотография от этого не пострадает, ведь мы на ней находимся гораздо правее.

- Вместе с ней придётся отрезать и часть здания театра. Получится некрасиво, да и композиция пострадает. – Катя сама занималась фотографией и знала, что говорит. – Но, может быть, я всё же так и сделаю – больно уж нехорошо у меня на душе, когда я смотрю на эту бритоголовую.

Олег не нашёл, что ответить – настолько поразили его слова и тон жены. Катя всегда была реалисткой, не склонной доверять предчувствиям. Сейчас же она была не на шутку встревожена и даже напугана. Олег был вынужден отбросить версию о подготовленном ею сюрпризе – слишком уж неподдельным было Катино волнение. Чтобы успокоить любимую, Олег обнял её, поцеловал и прошептал несколько ласковых слов. Кажется, помогло. Сделать больше он всё равно пока что не мог – пора было идти в театр.

- Может быть, пойдёшь со мной? – спросил он через несколько минут, уже стоя у входной двери. – В гуще народа тебе станет веселее и спокойнее.

- Нет-нет, завтра придут гости, а у меня ещё ничего не приготовлено к празднику! Нужно многое сделать, а сегодняшний спектакль я видела уже раз пять или шесть!

- С делами я тебе потом помогу, вместе мы успеем быстрее!

- Ты меня уговариваешь, как будто я – маленькая девочка! Ничего, справлюсь как-нибудь со своим настроением! За работой сразу станет не до глупых страхов!

- Что ж, будь по-твоему. – Олег нежно попрощался с женой и вышел из квартиры.

По дороге в театр – Олег шёл пешком, ведь они с Катей жили всего в пяти минутах ходьбы от Театральной площади – актёр снова попытался сосредоточиться на предстоящем спектакле, но у него ничего не вышло. Невесть откуда взявшаяся фотография захватила всё его воображение, как свою полноправную собственность. Он вновь и вновь представлял так обрадовавший его поначалу снимок – и с каждым разом девушка в тёмных очках всё сильнее притягивала его внутренний взор. Вслед за Катей Олег ощутил, что эта фигура вносит недобрый, тревожащий диссонанс.

К счастью, душевное смятение не помешало актёру достойно провести первое действие. Немало поспособствовала этому и сама роль – второстепенная, не требовавшая особой глубины проникновения в образ. Удачная игра подняла Олегу настроение, и в антракте он уже весело переговаривался с партнёрами по сцене.

Едва Олег переступил порог гримёрной, как зазвонил оставленный на столе сотовый.

- Да, Катюша!

- Она движется!

- Кто?

- Девушка на снимке!

- Как так «движется»? Это же фотография, а не кино!

- А я откуда знаю, как?! Но ты же помнишь, она была в левом углу!

- Помню, в левом.

- А сейчас она уже в середине кадра, на полпути к нам!

Слова жены противоречили здравому смыслу, но Олег поверил. Видимо, подсознательно он уже допускал, что от этой фотографии можно ожидать чего угодно.

- Так отрежь её, я ведь тебе уже говорил!

- Пробовала – не режется, ни ножницами, ни ножом! Я тебе вот зачем звоню – можно, я сожгу этот снимок? Жаль, конечно, всё-таки наша первая встреча, но я боюсь, очень!

- Конечно, сжигай! Жили же мы раньше без него, и дальше как-нибудь проживём!

- Хорошо, тогда я прямо сейчас! – Катя задумалась на секунду и с раскаянием добавила: - Ох, прости, пожалуйста! Я эгоистка, да? Только сейчас поняла, что из-за моего звонка ты можешь хуже сыграть!

- Надеюсь, что нет. У меня не слишком трудная роль.

- Всё равно извини! Удачи тебе!

- И тебе, родная!

Несмотря на свои уверения, во втором акте Олег несколько раз был близок к провалу. Даже текст забывал – спасли подсказки суфлёра. Коллеги отнеслись с пониманием – видели, что у их товарища стряслось что-то неладное. Антракта Олег едва дождался. На это раз звонок он услышал ещё в коридоре. Ворвался в гримёрную, схватил телефон:

- Да!

- Не горит! Фотография не горит! А бритая уже почти за твоей спиной! – Голос Кати был так переполнен ужасом, что, казалось, вот-вот порвётся от этого непосильного груза.

- Катюша, родная, успокойся, пожалуйста! Я скоро приду, в третьем действии мой персонаж не участвует. Конечно, всё равно не принято уходить, не дождавшись окончания спектакля, но я сумею отпроситься.

- А может, не надо?

- Почему не надо?

- Так я ведь не за себя, а за тебя боюсь! В прошлый раз не стала говорить, чтобы ты меня за сумасшедшую не принял, а сейчас скажу. Эта, в тёмных очках – она ведь до тебя раньше доберётся, чем до меня, всего шаг остался! Что, если вынет нож и ударит в спину, а с тобой в этот миг и на самом деле что-нибудь случится – сердечный приступ, например? Так что лучше тебе сейчас быть среди людей – они и первую помощь окажут, и скорую вызовут, если что. А если ты домой пойдёшь и упадёшь по пути – тебя же скорее за пьяного примут, и помощи тебе придётся ждать куда дольше!

Слова Кати и впрямь могли показаться безумными, но Олег уже проникся ощущением иррациональности происходящего и не стал отбрасывать гипотезу жены как бредовую. В то же время он был почему-то совершенно уверен, что опасность грозит именно ей. «А вот Катя считает иначе, - подумал он, - и это, наверное, не случайно. Ведь за дорогих людей всегда переживаешь больше, чем за себя».

- Олеженька, что с тобой? Почему ты молчишь?

- Извини, Катюш. Со мной всё в порядке, просто задумался. Ведь если я останусь в театре, то не смогу тебе ничем помочь!

- Да не надо мне помогать! – мужественно ответила Катя. - Я-то ведь дома сижу, а «мой дом – моя крепость», как говорится. Так что отобьюсь как-нибудь! – со смехом добавила она, но Олег почувствовал, что жена смеётся только для него – да ещё, может быть, для того, чтобы отогнать сгущающийся страх. Впрочем, тут же она снова стала серьёзной:

- Я и позвонила тебе для того, чтобы предупредить – будь осторожен! Будь очень осторожен!

- Спасибо, любимая. – Олег был искренне растроган Катиной заботой. – Я буду тебе звонить, чтобы ты обо мне не беспокоилась. – Он не добавил, что всё-таки пойдёт домой, а позвонит уже по дороге.

- Хорошо, я… - вероятно, Катя хотела сказать «буду ждать», но тут контакт прервался, и голос автоответчика произнёс: «Номер, с которым вы поддерживали связь, более в сети не значится».

- Как это «не значится»?! – вне себя закричал Олег, как будто автомат мог ответить на этот вопрос. Внутри всё похолодело так, словно душу опустили в жидкий азот. Олег бросился к выходу из театра, уже не думая ни у кого отпрашиваться. Он выбежал на площадь и помчался домой, отчаянно пытаясь опередить беду – беду, которая, как он чувствовал, уже случилась…

В подъезд он ворвался через минуту, на пятый этаж взлетел за десять секунд. Потянулся за ключами, но передумал и нажал на дверной звонок, заставив себя поверить, что это поможет, и жена откроет ему, как всегда.

К неописуемому облегчению Олега, так и произошло. От радости – или, может быть, от бешеного бега – у него закружилась голова, и в этом полуобмороке он вдруг осознал, что забыл имя любимой женщины. «Кажется, как-то на «К», - подумал он, но тут вдруг вспомнил странную фразу: «Эта фотография изменит ваше прошлое», - и мысли прояснились. Олег чётко вспомнил: жену зовут Эвой. Именно так, на польский или чешский лад. Жена просила, чтобы её не называли Евой. Она говорила, что в такой форме её имя вызывает библейские ассоциации, а они в её случае совершенно неуместны.

- Здравствуй, - приветливо сказала она, пропуская мужа в прихожую. Как всегда, Эва была в тёмных очках – тех самых, в которых два года назад впервые встретилась с Олегом на Театральной площади. Она снимала их, только когда Олег целовал её, когда она умывалась или принимала душ, и перед сном - и всегда сразу же закрывала глаза. Однажды дошло совсем уж до смешного – Олег попросил, чтобы Эва наконец позволила ему взглянуть в её, как не без ехидства он выразился, «запретные очи». Так она…велела, чтобы Олег встал рядом с ней перед зеркалом и смотрел только на её отражение! Сначала он так и сделал, а потом, когда Эва сняла очки, быстро повернулся к ней, но она успела зажмуриться и потом долго сердилась.

Сейчас жена выглядела озабоченной.

- Что с тобой? – спросила она. – Ты запыхался и чем-то взволнован. Что случилось?

- Я очень испугался за тебя из-за той фотографии, которую принесли сегодня – той самой, что якобы изменит наше прошлое, если верить надписи на обороте. Я вдруг подумал, что прошлое уже изменилось, и тебя больше нет – и даже, может быть, никогда не было!

- Ну что ты, дорогой! Со мной не может случиться ничего плохого, я ведь это тебе уже не раз говорила!

- Ах да, ты же любишь шутить, что бессмертна и почти неуязвима, а бояться нужно не за тебя, а тебя самой! – рассмеялся Олег, проходя в комнату.

- Не такая уж это шутка, к сожалению, - печально ответила Эва. – А фотографию я уже поместила в наш семейный альбом, на самую первую страницу – ведь на ней запечатлено наше знакомство!

- Покажи, пожалуйста! Тогда я торопился на спектакль и не успел толком рассмотреть её.

Эва подала альбом, и Олег открыл его. Взглянув на первый снимок, актёр перенёсся воспоминаниями на два года назад…

Стоял тёплый летний вечер. Один из последних спектаклей театрального сезона прошёл успешно, и Олег вышел на площадь в приподнятом настроении. Ему показалось, что неподалёку стоит молодая женщина с букетом в руках. Впрочем, Олегу всё равно нужно было идти в ту сторону. Туда он и направился, и тут за его спиной раздались лёгкие чёткие шаги. Обернувшись, актёр увидел другую девушку – бритую наголо, в тёмных очках. Она быстро нагоняла его, так что к женщине с цветами они подошли почти одновременно, девушка в очках даже чуть раньше. Подошли – и замерли от восхищения: женщина оказалась великолепной мраморной статуей, живыми были только гвоздики, которые она держала в руках. Раньше этого изваяния не было – вероятно, оно было установлено только что, как раз в то время, когда в театре шёл спектакль. Но не меньше самой статуи Олега поразил тот священный ужас, что был написан на лице незнакомки в тёмных очках. Актёр никогда прежде не встречал человека, способного так отзываться на творения художников. Он не выдержал и заговорил с девушкой об искусстве, она поддержала беседу - и дальше Олег и Эва пошли уже вместе.

Вернувшись в настоящее, Олег ещё раз пристально посмотрел на фотографию – и обнаружил деталь, которую поначалу упустил из виду. Оказывается, подойдя к изваянию, Эва изменила своему обыкновению и сняла очки, взглянув девушке с цветами прямо в глаза. «Правильно! – подумал Олег. – На такую красоту нужно смотреть, не затеняя взора!». Тогда, два года назад, когда он перевёл взгляд на Эву, она уже снова была в очках.

Потом Олег часто подходил любоваться статуей. Это было нетрудно – ведь она стояла возле театра, в котором он работал. Самым поразительным было то, что цветы, которые держала девушка, всегда оставались свежими. Хотя, наверное, это объяснялось просто: кто-то менял букет время от времени – должна же служба благоустройства ухаживать за городскими памятниками. Но почему этот кто-то всегда выбирал гвоздики? Олегу это казалось знаком, символом, но чего именно? Он не знал, но почему-то эти гвоздики каждый раз погружали его в глубокую печаль…

Оторвавшись, наконец, от снимка, Олег посмотрел на Эву и поразился выражению глубочайшей скорби на её лице, а ещё больше – катившимся из-под очков слезам. С тех пор, как они познакомились, Олег ни разу не видел Эву плачущей. От неожиданности он даже растерялся, но тут же взял себя в руки, бережно снял с жены очки и стал целовать её глаза – конечно, она успела закрыть их, как всегда.

- Не надо, - глухо сказала Эва. – Не надо целовать моих глаз. Они этого недостойны. Их вообще не должно быть! – тут голос жены сорвался, и она зарыдала.

- Что ты, что ты, моя хорошая! – Олег не знал, что ещё можно сказать и сделать, но инстинктивно продолжал ласково гладить любимую – и говорить, говорить, по наитию отыскивая нужные слова, как раненый ищет единственную позу, не причиняющую боли. Наконец рыдания Эвы стихли.

- Прости меня, - тихо произнесла она, и Олегу показалось, что жена имеет в виду не только свою внезапную истерику, но и что-то гораздо большее. Он не ответил, только крепко обнял её и снова поцеловал – на этот раз в бритое темя.

- Кстати, - спросил он, чтобы отвлечь жену от непонятных ему переживаний, - почему ты всё-таки бреешься наголо?

- Я не люблю своих волос, - с неожиданной горечью ответила та. – Они слишком похожи на змей.

Ранним утром Эва шла по тихим, пустынным, ещё не наполнившимся дневной суетой улицам к Театральной площади. В руках она несла огромный букет гвоздик. Она два-три раза в неделю ходила на площадь, чтобы сменить цветы, которые держала мраморная девушка. Во всём городе только Эва знала, что девушка не всегда была мраморной. Эва проклинала себя за то, что два года назад, поддавшись внезапной страсти к молодому актёру, подошла к его юной поклоннице, сняла на миг тёмные очки и посмотрела сопернице в глаза. Она уже забыла, когда в последний раз применяла свой смертоносный дар, поэтому совершённое на Театральной площади ужаснуло её. Живя с людьми уже много веков, с тех самых пор, как её мир безвозвратно ушёл в прошлое, она всё больше и больше привязывалась к смертным. Эва – она давно называла себя так, привыкнув к уменьшительному имени – уже начинала считать себя почти человеком, и убийство девушки, так трогательно принесшей цветы любимому, напомнило Эве о том, кто она такая на самом деле, и заставило её возненавидеть собственную горгонью природу. Она даже попробовала выжечь глаза, но ни огонь, ни серная кислота не помогли. Глаза восстановились – теперь это называлось «регенерацией» - удивительно быстро. Олег об этом не знал – тогда они только начинали встречаться, и пара дней Эвиного отсутствия не удивила его, зато её приход обрадовал Олега, как ребёнка. Тогда она поклялась сделать хотя бы его жизнь как можно более счастливой, если уж не может воскресить ту, чьей любви лишила Олега одним своим взглядом.

Что ж, кажется, ей это удалось. По крайней мере, Олег часто говорил Эве, как ему хорошо с ней. Но сама Эва счастлива не была. На душе у неё «лежал камень», как говорил народ, среди которого она теперь жила. Только в её случае это была не метафора. Камень – та самая статуя на Театральной площади – существовал на самом деле и с каждым днём всё сильнее давил на Эву. Но вчера наконец появилась надежда. Женщина-почтальон – кажется, её звали Наталья Петровна – принесла конверт без обратного адреса, в котором вместо письма оказалась фотография той самой роковой встречи. Эва не представляла, кто мог прислать её, но всеми своими древними инстинктами ощутила заключённую в снимке могучую силу, способную совершить любое чудо. Поэтому она нисколько не удивилась, обнаружив на обратной стороне надпись, обещающую изменить прошлое. Глядя на фотографию, легко можно было представить, как она, Эва, проходит мимо, не снимая очков, и растворяется в светлой летней ночи, а девушка дарит Олегу цветы и остаётся с ним навсегда. И, может быть, когда-нибудь окажется, что на самом деле так всё и произошло. Эве хотелось верить в это, очень хотелось…

Но пока что всё оставалось по-прежнему, и Эва шла на Театральную площадь, чтобы выполнить добровольно возложенную на себя обязанность – сменить букет в руках мраморной девушки. Это было всё, что Эва могла для неё сделать. Она понимала, что ничего не может этим искупить, но чувствовала, что должна хотя бы кричать. Гвоздики в руках её жертвы и были криком, обращённым к мирозданию. Кто-то же должен его услышать…

Театральная площадь оказалась безлюдна. Это было хорошо – впрочем, Эва всё равно сумела бы проделать всё незаметно. Она подошла к статуе, и, взяв из её рук прежний букет, заменила его новым.

- Прости меня, - прошептала она, повторив фразу, сказанную накануне Олегу. Эвриала не знала, зачем она это говорит. Сестра Сфено и Медузы понимала, как никто другой: камни не умеют прощать.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 3,40 из 5)
Загрузка...