Дар за дар

По травянистым холмам, по каменистым долам бежит-струится васильковой лентой Рав-река. Испокон веков селится по берегам её люд разный, да живёт в ладу. Ко всем щедра Рав-река. В водах её в изобилии плещется рыба, а берега богаты съедобными растениями и камышом, из которого ладные шалаши выходят.

В стародавние времена появился в этих краях Мудрый Ясхалла. Кто таков и откуда явился – никто не ведал. С виду старик-стариком, а голос звонкий, и взгляд задорный, точно у молодца во цвете лет. В руках чужеземец всё время крутил чудную вещицу, что-то навроде хрустального шара, а внутри – будто бы песок радужный переливается.

Поселился Мудрый Ясхалла у самого истока, на равнине, где не сыскать деревца. Поползли по окрестностям слухи, что колдун он чёрный, потому местные его хижину десятой дорогой обходили. Только самые отчаявшиеся осмеливались к Ясхалле обратиться. Никому Мудрый в помощи не отказывал, ибо человеком он был великодушным, хоть и ведал много больше, чем люд простой. А молва о нём, как и всякий любой домысел, правдива была лишь наполовину. Не было в деяниях Мудрого Ясхаллы вреда людям.

Но не слухи старца печалили. Горевал он, что некому было силу могущественную передать.

В ту же пору, ниже по течению Рав-реки, в рыбацком поселке,  жили супруги любезные Сохрон и Вечкана. Что за дивная пара была! Она лицом ладная, стройная, что тростиночка тонкая. Он фигурой статный, норовом весёлый, а руки - золотые. Да вот беда, не звенел в их добротной хижине детский смех. Всех лекарей в округе опечаленные супруги обошли, да ни один помочь не смог. Прознала Вечкана, что поселился неподалёку колдун, который любое дело может поправить. И побежала к соседке Оге советоваться. У той муж накануне ходил к Мудрому Ясхалле за помощью. Беда у Нехота была великая. Ездил он на ярмарку рыбу продавать, а выручка куда-то запропастилась. Не иначе, как умыкнули. Вот Ога и отправила муженька разузнать, кто деньги стянул, да как воришку отыскать.

- Даже не думай! – всплеснула руками Ога, едва Вечкана переступила порог соседней хижины, да заикнулась про колдуна. – Не вздумай, я тебе говорю! Чёрный он человек, и дела творит страшные. Ходил к нему Нехот давеча. Что думаешь, старик указал, кто честно заработанные деньги украл? Зыркнул на Нехота глазищами своими злющими, а в руках всё шарик хрустальный крутит. Вдруг эта штука колдовская засверкала, а из Нехота дух и вышел!

- Так всё и было, - поддакнул из угла диковинно жизнерадостный сосед, бойко перебирая спутанные сети. – Я прям весь окоченел. Чудится, будто внутренности из меня старик выкорчевывает. Ну, я и дал дёру.

- Как так дух вышел, если Нехот жив-здоров? – удивилась Вечкана.

- Простите великодушно, мы колдовским премудростям не обучены! Как могу, так и объясняю, - насупилась Ога. Схватила соседку под локоть и вывела из хижины, подальше от беззаботно насвистывающего Нехота. – Я тебе так скажу, - зашептала она. – Чую, будто бы и не мой это муж вовсе.

- Как это?! – воскликнула Вечкана от изумления.

- Тихо! – шикнула на неё Ога. – Чужой он стал, понимаешь. Не такой, как прежде. Ты же знаешь, Нехот выпить не дурак. Вчера для успокоения предложила ему рюмочку настоечки липовой. И что думаешь? Отказался! От моей настоечки, за которую любой рыбак по эту сторону Рав-реки жирного пескаря не пожалеет!  С утра ходил на рыбалку, а улова – вдвое больше обычного. И дыхание – свежее, что у младенца. Не может человек так вдруг поменяться! Вытянул из него колдун всю жизнь, да в шарик запихнул. Как пить дать! Только шкурка и осталась. Так что не ходи к этому чернокнижнику, коли жизнь дорога.

Крепко задумалась Вечкана. Не слишком-то походил Нехот на страдальца. Напротив, будто бы повеселел и разрумянился. Да и мечты о ребёнке сильнее страха оказались. И отправилась женщина к Мудрому Ясхалле тайком.

Долго ли, коротко ли, добрела Вечкана до цели заветной. Седобородый старичок сидел на траве у хижины, жмурясь от яркого солнца, а в руках и впрямь крутил шарик хрустальный. Вспомнился Вечкане рассказ соседки, и тревога её одолела. А ну как и впрямь колдун её дух в шарик упрячет, одну шкурку оставит?

- Знаю, с чем пожаловала, - раздался вдруг звонкий, будто бы юный голос.

Вечкана испуганно огляделась: неужто неведомо кто за кустом притаился? Зазря она тревожилась, именно Мудрому Ясхалле голос этот ясный принадлежал:

- Знаю, что за печаль тебя гложет.

- А скажи-ка, Мудрый, почему ты Нехоту не помог, который давеча выспрашивал, кто у него выручку на ярмарке стянул? Ходит он теперь сам не свой. Что с человеком сотворил? – выпалила Вечкана. И замерла от страха. Всё, теперь точно колдун залютует!

- Не об этом думы твои, - укорил Ясхалла и покачал седой головой. – Но ежели любопытствуешь, никто у Нехота деньги не крал. Прогулял он их в кабаке, а жене признаться боится. Но я его от пьянства вылечил, теперь порядочной жизнью заживёт.

Оторопела Вечкана. В том, что старик правду говорит, не сомневалась она нисколько. Глядишь, им с мужем пособит.

Ясхалла же будто бы читал мысли:

- И детишки у вас с Сохроном будут. Не один, а сразу двое. Дело это заковыристое, но я возьмусь. С условием: как исполнится сыновьям по четырнадцать лет, отправишь их ко мне в ученики. Такова цена за помощь.

Возликовала Вечкана и тут же осеклась. Жалко не рождённую ещё кровиночку на колдовскую участь обрекать. Но и без деток жизнь не в радость.

Как и сулил старец, в положенный срок родила Вечкана двух мальчуганов. Старшего-торопыгу нарекли Парушем, а младшего, что на двадцать минут припозднился, - Кежаем. Хоть были братья одинаковы с лица, норовом друг на друга не походили. У Паруша руки-ноги быстрее головы работали. И в проказах, и в добрых делах был он впереди всех. Кежай же уродился на диво медлительным. Прежде чем за дело приняться, как следует подумает, а то и вовсе рукой махнёт. Отправит Вечкана сыновей душистой мяты для целебного чая набрать. Паруш охапку домой снесёт, за второй бежит. А Кежай присядет на полянке, листочки разглядывает да гадает, рвать или другой куст поискать, пораскидистей да позапашистей. Зовёт мать к столу. Паруш первым бежит, миску обжигающего супа в один присест съедает. А Кежай ложкой ковыряет, пока похлебка маслянистой плёнкой не подёрнется.

Не могла нарадоваться Вечкана, глядя на сыновей подрастающих. Оба румяные, черноволосые, в отца статные. Но сердце материнское сжимала тревога, ведь приближался срок, назначенный Мудрым Ясхаллой.

- Не тужи, - твердил Сохрон. – Про колдуна давно ничего не слышно. Может, переехал куда. А то и вовсе к праотцам отправился.

И теплилась подспудно надежда, что затеряется данное Мудрому Ясхалле обещание на просторах вечности, что не придется чадушек своих в учение к колдуну отдавать.

Напрасно. Ровно в четырнадцатый день рождения близнецов Мудрый Ясхалла явился в хижину Сохрона и Вечканы. Одряхлел он пуще прежнего, кажется, тронешь – и в прах рассыплется. Но взор всё так же проницателен, а намерения – тверды. Как ни горько было родителям с сыновьями расставаться, всё ж таки слово данное не воротишь.

- Не печальтесь, - утешал их Мудрый Ясхалла. – Дети – это дар свыше. А дар негоже в тёмном углу держать. В сыновьях ваших могучая сила таится, и великие дела они будут свершать.

Забрал Ясхалла Паруша и Кежая в свою хижину у истока Рав-реки. Три года пестовал он юношей, а на четвёртый сказал:

- Нечему мне больше вас научить. Осталось лишь одну тайну раскрыть. Всё теперь вам подвластно: и силы природные, и жизни человеческие. Но у могущества – своя цена. За любое деяние придётся годами жизни отведённой расплачиваться. А жизнь-то вся здесь, как на ладони, - старик встряхнул хрустальный шар, в котором кружилась последняя сверкающая песчинка. – Я ведь и не старик вовсе. Почитай, половину жизни на добрые дела потратил. А на вас последние крупицы израсходовал. Теперь же время моё на исходе, а сила вся вам достанется. Распоряжайтесь ей с умом, но и про голос сердца не забывайте.

Вручил Мудрый Ясхалла братьям по шару хрустальному, каждый – песком радужным полнёхонек.

- А теперь ступайте, - напутствовал Мудрый.

Обернулись братья напоследок. Глядят, а вместо хижины Ясхаллы пень трухлявый, заросший поганками, из земли торчит. А рядом – невесть откуда взявшийся дуб раскидистый, вековой, один на всю равнину. Ветра нет и в помине, а он ветками машет, будто бы прощается.

Скоро набрели браться на дорогу. Глядят, а в овраге перевернутая телега лежит, а под ней человек стонет – придавило его оглоблей, вот-вот дух испустит.

- Незачем быстро ехать, коли в норове лошади не уверен, - рассудил Кежай. – Я не могу тратить годы своей жизни на чужое сумасбродство. Мне нужны силы для великих дел!

- Пусть человек этот поднимется, а телега вновь станет цела! – воскликнул Паруш и сжал в руках шар хрустальный с песком.

В тот же миг сверкающего песка стало на щепотку меньше, телега очутилась на дороге, а человек на ней сидел жив-живёхонек. Поблагодарил он братьев, и пошли они дальше.

Глядят, а у дороги – пепелище дымом пышет. А рядом старушка причитает:

- Ох, горе мне, старой! Прилегла отдохнуть, а огонь из костра выпрыгнул и всю хижину спалил!

- Я не могу тратить годы своей жизни на чужую глупость, - рассудил Кежай. – Мне нужны силы для великих дел.

- Пусть у этой женщины будет новая хижина! – воскликнул Паруш, и песка в шаре хрустальном вновь поубавилось.

В тот же миг перед братьями возникла новая хижина, добротная и просторная. Старушка разрыдалась от счастья, а Паруш и Кежай пошли дальше.

Пришли они в большое селение. Паруш направился к хижине лекаря, где толпились страждущие исцеления.

- Мне нужны силы для великих дел, - рассудил Кежай.

Так пути братьев разошлись. Молва о Паруше ходила далеко за пределами селения. Спасал он от смерти тех, кому лекарь помочь был не в силах. За год превратился юноша в глубокого старика: сгорбился, поседел, осунулся. Хрустальный шар почти пуст стал, лишь три пылинки осталось. Все силы потратил Паруш на помощь людям, но ничуть не жалел об этом. Понимал он, что дни его сочтены, и лишь об одном мечтал напоследок – с родителями повидаться. Уж собрался было в путь, как в хижину лекаря вошёл Кежай. Ничуть он не изменился: розовощёкий, черноволосый.

- Помоги мне, - взмолился он. – Неведомая болезнь меня одолевает, ни есть, ни спать не могу.

- Почему же ты сам себя не вылечишь? – удивился Паруш.

- Мне нужно беречь силы для великих дел.

Вздохнул Паруш, сжал шар хрустальный в руках, и последние сверкающие песчинки исчезли. Исчез и колдун – обернулся лёгким ветром.

Кежай выздоровел. Прожил он долгую жизнь, да только проку от этого никому не было. Ждал он великих дел, а песка в сосуде с каждым годом становилось всё меньше. Умер Кежай от старости в своей хижине, и никто не вспомнил его добрым словом.

А Паруша и после смерти люди чтут. В обличии ветра помогает он им и несёт прохладу в жаркий день.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...