Там, где поёт чёрный дрозд и цветёт синий вереск

 

Бродяга медленно поднял глаза. Девчушка приостановилась, наткнувшись на его насмешливый взгляд. Она подвернула парчовые юбки, стараясь не коснуться жутких лохмотьев.

Прошлась пешком, называется. Везде этих нищих…

- Христа ради, царевна, - голос у него был хриплый, невнятный.

Чёрные глаза провожатого девушки скользнули по отвратительному бродяге, заросшему щетиной, прикрытому тряпьём. В прорехи выглядывало грязное тело в синяках, в длинных волосах копошились насекомые. Босые ноги он поджал, на обветренных губах бродила кривая усмешка.

- Не смей заговаривать, грязь, с наследницей знатного рода, - недобро прошипел провожатый.

Не рассказывать же первому встречному, что перед ним сама княжна и есть, без свиты с одним только хранителем.

- Дык, так всех жалостливых барышень задабриваем, сэр-рыцарь, - нищий заметно вытянулся, - а то на пожрать до завтра не соберёшь, - бродяга подмигнул надменному седому хранителю.

«Выправка у него военного», - наёмнику неожиданно стало жаль бедолагу, самому – то несладко пришлось после тяжёлого ранения.

Если б не взял князь хранить дочку, то, также бы милостыню на дорогах выпрашивал.

- Нам пора, - к девчонке рыцарь привязался, живая душа, хоть и жаль, не княжич.

- Спасибо, сладкая, - бродяга прихватил девчонку за тонкую ладошку с медными монетками.

Этого стерпеть было нельзя. Провожатый поднял плеть, в глазах бродяги, не двинувшегося с места, было понимание и презрение. Ударил рыцарь ни в чём не повинного коня. Бродяга опустил голову, его трясло. Мороз уже с утра был крепкий. Сейчас солнце валилось в тёмно-красные облака, обещая ледяную ночь. Рыцарь посмотрел на девушку, они прекрасно понимали друг друга.

- Сможешь бежать за конём? Мы медленно поедем, - девушка взлетела в седло впереди хранителя.

- Не знаю, хромой я, - пожал плечом бродяга, - да и зачем?

- На чёрной кухне найдётся работа и еда, - процедил рыцарь.

Бродяга поднялся с трудом. Хромал он заметно. Бежать ему было тяжело. Рыцарь сдерживал обиженного плетью коня, но бродяга всё равно отстал перед замком. Пришлось дожидаться.

- Пошли, - девушка опаздывала к ужину, потому немного сердилась, рыцарь тенью ступал следом, - Лоретта, тебе в помощь, - выпихнула княжна бродягу пред светлые очи необъятной главной поварихи чёрной кухни.

Судомойки захихикали по углам, дюжие поварята заржали, повара заулыбались: такую потешную гримасу состроила повариха. Рыжая Лоретта недолюбливала нищих. На бродягу смотрела с отвращением:

- И чё мне с ним делать, царевна?

- Пусть работает, а ты корми, - девушка заторопилась с кухни.

Но князь всё равно выговаривал ей за опоздание, тем более жених со свитой прибыл. Девушка косилась на изящного короля. Мальчишка был женственно красив, краснел от крепких шуток рыцарей и вертел золотой кубок в тонких пальцах. Муж? Не верилось.

Нянька переживала больше, чем княжна, шептала куме-ключнице, что князь не научил дочку женским хитростям: так гнуться перед мужем, чтоб верёвки из него вить золотые.

- Всё по холмам на коне скачет, глупышка. А то железякой тыкать почнёт, в какого пажа и попадёт понарошку. Или вон сэр-рыцарь поддастся, охранитель ейный, добрая душа. А платье, какое попало первым под руку, то и надела. Вместо ожерелий матушки покойной, коронок дивных гномьей работы, в косы светлые вереск вплела, вереск же к вороточку приколола. Одно слово – дитё и есть, - вздыхала нянька горестно-прощально.

Ключница кивала, не забывая лакомиться пирогом с перепёлками и седлом оленьим, пальчики оближешь. Лоретта жаркое для гостей делала, даром, что за скверный нрав на чёрную кухню год как отправлена.

«Оленя, между прочим, я подстрелила, вперёд всех отцовских егерей, - подумала княжна, - уеду, арбалет на стену, и никакой охоты не будет. Запрёт в башне. Муж? А я не хочу. Сбежать ведь можно?» - и прямо в глаза королю дерзко посмотрела.

Он взгляда не отвёл, покраснел только ещё больше.

Тьфу ты слякоть, и кто здесь девчонка?

После утомительного ужина, приправленного плохими мыслями, девушка, не сдержавшись, одна скользнула на чёрную кухню.

Бродяга изо всех сил тёр каменный пол, тряпка из мешковины, казалось, добавляла грязи серым плитам. Работал он неловко, мытьё полов, как видно, не входило в число обычных его занятий. Пробегавший мимо поварёнок, задев деревянную бадью, разлил мутную воду. Бродяга только злыми глазами проводил крепкого парня. Попробовал собрать волну с пола, грязная вода забрызгала подол Лоретты. Та, не раздумывая, замахнулась, но почему-то так же, как и сэр-рыцарь, не ударила. Странный нищий умел глянуть особенно. Вместо этого сунула бродяге башмаки.

Он, повертев деревянную обувку бедняков, усмехнулся. Башмаки пришлись впору, и опять горькая ухмылка. Тут только девушку заметил. Смотрел молча.

- Как он, Лоретта? – княжна попыталась понять, кем был бродяга раньше.

Может, солдатом, как сэр-рыцарь?

- Вишь, царевна, - Лоретта поморщилась, - работает плохо, руки крюковатые, но не бойсь, милушка, на конюшне место найдётся, не гнать ж. Зима к середине ещё не подошла. Мы ж не звери, люди. Понятие, какое-никакое, есть.

Лоретта любила размышлять вслух, это значило, что она смягчилась, бродяга оставался в замке.

Готовила Лоретта всегда молча. Так вкусно…

- На вот, царевна, - Лоретта сунула девчонке горячий пирожок с ежевикой.

И этого не будет.

Девушка побрела к себе наверх, лесенка – узел, не враз распутаешь, зато окно во всю стену. Выглянула, холмы серебристые, луна бледная среди туч неприкаянно бродила. В чужом краю и луна чужая будет.

Створку открыла, снежной свежестью и вереском пахнуло. Улыбнулась, в глиняном горшочке рос ненаглядный цветок, матушку напоминавший. Даже портрет её над камином зеркального зала в раме из вереска. Не будет скоро у княжны ни дома, ни портрета.

За месяц к свадьбе приготовятся. А потом что?

Этого княжна не знала. Просто потеряет всё привычное, дорогое сердцу.

И сердце? Не остановится? Как прежде будет отмерять время, словно древние часы в спальне отца, подсчитывающие все страшные потери замка? Ночной ветер высушил слёзы. Ночь скрыла от всех боль.

Княжна, положив на подушку веточку вереска, приманила горьким запахом сладкие сны.

На следующий день юноша-король увязался за княжной и хранителем. Верхом он ездил быстро, из арбалета стрелял метко. Был молчалив, только глаз чёрных не мог отвести от порозовевшего лица княжны. Потому и бросил уздечку подскочившему конюху небрежно, не взглянув на него. А княжна очень даже посмотрела. Едва узнала в стройном конюхе вчерашнего бродягу. Хранитель и вовсе не приметил сходства. Княжна по глазам серым насмешливым догадалась, что этот светловолосый тот самый нищий, да и хромал он по-прежнему. Красивый, хоть и до княжича ему далеко.

Передав коня короля другому конюху, бродяга подставил торопливо сложенные ладони под сапожок девушки. Она скользнула на камни двора быстрее, чем он успел перехватить её за талию.

- Мне надо вам слово сказать, царевна, - шепнул бродяга в самое ухо.

Ухо девчонки вспыхнуло. От горячего дыхания? Нет. От ледяного ветра, дувшего во дворе.

- Подарок, за доброту вашу, - бродяга вытащил откуда-то круглую клетку.

В ней скакал, тревожно приглядываясь к девчонке, чёрный дрозд, с янтарным клювом и янтарным ободком вокруг тёмных глаз. Он показался ей смутно знакомым. Обернулась к юноше-королю. Точно. Глаза - чёрная смородина, и тревога та же в них, янтарной обводки только не хватает. Король-птица, король-дрозд. А чёрный, приоткрыв клюв, запел, выводя мелодию, щемящую сердце, сильнее горького запаха вереска.

И тут пришло решение, которое княжна искала последние дни: отказать королю-дрозду, остаться в родном замке.

- Тебе уже семнадцать лет. Король – важный союзник. Он привёз много даров. Почему не разобрала? – князь морщился, дочь никогда ни слова не говорила поперечного и вдруг.

Не иначе, колдун какой сглазил, мимо проходя.

- Здесь буду жить, - пропустив мимо ушей про подношения, заладила непочтительная дочь.

- Поосторожней! - выпалил князь, - я ведь и рассердиться могу.

- Злись, сколько хочешь, - неосторожно пробормотала княжна.

- Что делают с непослушными дочерьми, Ладислаус? – князь погладил чёрного кота, устроившегося на подлокотнике кресла.

- Отдают в жёны первому - р-р-р встречному - р-р-р, - пропел старый кот, он никогда не любил княжну.

Не мог простить, как она ему усы кинжальчиком серебряным отрезала. «Тр-р-ри года было, мур-р-р, нечаянно сделала. Ей бы дур-р-ре усы отрезать, мур-р-р, нар-р-рочно», - думал Ладислаус, стоило наткнуться на мерзкую княжну.

- Слышала? Ладислаус в поверьях разбирается, - князь притворно нахмурился.

А княжна, вот уже второй день прощавшаяся с родным домом, не разглядела любви в синих глазах отца. Что ж злиться девчонка умела не хуже князя.

«Ах, первый встречный? Будет вам первый встречный», - глотнув из глиняного кувшинчика снадобья, как раз делающего встречного краше княжича, призрачной тенью скользнула девушка на конюшню. Конюх не спал, сидел, бездомно обхватив колени. Казалось, грезил наяву, но о чём-то скверном. Девушка положила тёплые ладошки ему на плечи. Он, будто только её и дожидался, к себе прижал. От его стыдных жарких слов опять краснели маленькие уши княжны.

Кожа девчонки была неправдоподобно мягкой и нежной. Сладкими словами и горячими поцелуями оплёл он девушку, точно сетью. Она сама сняла жёсткое, как его мозолистые руки, парчовое платье и мягкую, как его губы, рубашку. Сама легла на колкую солому, охнув, соломинки иголками впились в тело. Он бросил под княжну свою рубаху. А дальше забылся, стараясь только не поранить девчонку грубыми руками. Вместо прикосновений поцелуи. Губы, хоть и обветрились, но были мягче, чем изуродованные работой руки. И когда он и девушка оказались ближе некуда, до того, что и сердца бились, как одно. Он вдруг понял, что руки девушки невесомы, синие глаза не видят его, а горько-сладкий запах вереска отдаёт краями нездешними. Он слишком хорошо помнил бойцов со смертельной раной. Он видел печать смерти много раз. Девушка была не с ним, её душа искала путь на вечные холмы, поросшие вереском. Но он не мог отпустить её. Это была странная ночь. Впервые он не любил, а дрался за синие глаза, пушистые косы и душу, горящую неверным болотным огоньком в его руках. Девчонка уходила от него, он умолял остаться. Она не слышала. Он удерживал. Она была уже не здесь. Но он не отступал.

- Зачем она тебе? – в сером предутреннем свете, фонарь, если и был, потух давно, стоял черноглазый король.

Сейчас он был таким юным, что определить девичий у него лик или мальчишеский было трудно.

- Моя, - проскрипел зубами бродяга.

- Всегда ты хочешь получить невозможное, князь-жизнь, - смешок короля был звонким.

Будто в ответ на звук край чёрных туч в дверном проёме за спиной короля лопнул. Цвет освободившегося кусочка неба, так неловко вылезает прозрачное крыло жука из-под чёрного панциря, было не определить. Словно нарождающееся утро было никаким. А выбор за кем-то. Свет? Или тьма? Да, и какой выбор? Обман один.

- Проваливай, король-смерть, - выдавил бродяга.

- С ней и уйду, - кивнул, улыбнувшись по-русалочьи, черноглазый король.

- Не отдам, - прижал девушку к себе бродяга.

Но призрачная княжна с такой же точно странной улыбкой, уже подавала руку королю, словно для танца.

Тело девушки осталось в руках бродяги. Он осторожно положил девчушку на солому. И бросился к дверям. Он не успел бы! Тени летят, как мысли. Но дорогу черноглазому королю и девушке преградил на мгновение старый хранитель.

Почему сэр-рыцарь пришёл сюда? Он говорил потом, что проснулся от тревожного вскрика княжны. Но постель девушки была холодна. Вереск на подоконнике почернел. А дрозд валялся вверх лапками в заиндевевшей клетке. Подобрал рыцарь и глиняный кувшинчик, пахнущий смертью. Ни во что не верил рыцарь, кроме верной руки и своего меча, но когда поднял глаза, поклясться мог, что видел в распахнутом окне тонкий силуэт черноглазого короля.

- Отдай княжну! - светловолосый князь в золотых доспехах теперь ничем не напоминал прихромавшего в замок бродягу.

- Мало тебя потрепали Чёрные Вороны у Гнилой заводи, - улыбнулся король, обрастая тёмными доспехами, - хромой, а побить меня надеешься, князь-жизнь?

- А я и побью, король-смерть! - отбросил шлем золотой рыцарь.

Жизни и Смерти не нужны секунданты.

Хранитель сел рядом со скорчившейся на снегу призрачной княжной. Не уберёг девчонку.

Теперь что уж? Надо ждать исход поединка.

У князя-жизнь был слишком лёгкий меч. Сражался князь честно и проигрывал с первых секунд. Король-смерть дрался грязно. Он сразу же разбил тяжёлой рукоятью губы противнику. Улыбаясь, исчезал и появлялся неожиданно. Норовил ударить в спину. И ранил князя в больную ногу.

Небо было уже прозрачно-серым. Скоро проснутся слуги. Хватятся княжны нянька со служанками. А её и на свете нету. Хранитель хотел встать, помочь князю-бродяге, но не смог. Крепко держал его на месте страх смерти, первый слуга короля.

Князь-жизнь, изнемогая от ран, терял силы. Король-смерть сиял. Чёрная туча, клубясь и ворча, надвигалась на прозрачное небо. Тьма побеждала.

- Помоги, царевна, - голос князя, упавшего на колени, напоминал шелест высокой травы под ветром.

Хранитель глянул на тоненький силуэт девушки. Где там «помоги», княжна и не слышала никого. На всякий случай бросил на прозрачные ладошки свой кинжал.

Король выбил меч князя. Примериваясь, чтоб ударить наверняка, он улыбнулся победно. И охнул, оседая на снег. Из груди торчала узорчатая рукоять. Чёрным туманом улетел король-смерть на вечные холмы.

Княжна поёжилась. Холодно в одной рубахе из грубого полотна. И ту у конюха взять пришлось. А он улыбался нежно. В груди защемило почему-то от его ласковой усмешки, совсем, как от песенки дрозда:

- Спасибо, царевна, - и плащ стянул, чтоб укутать.

- Ты, вправду, князь? – спросила, ткнувшись губами в светлые кудри, пока нёс в башню.

- То князь, то бродяга, - усмехнулся он, обнимая крепко.

Княжна не дослушала, ей было всё равно.

Светло за окном. Чёрные тучи унеслись к горизонту.

Князь-жизнь тронул погибшие цветы, вздохнул над мёртвой птицей.

- Ты останешься со мной, мой… - девушка прикусила губу. «Ненаглядный», - додумала, вслух не произнести было, с непривычки.

- Мне идти нужно дальше, всегда вперёд, - улыбнулся он ей светло, будто прочитав её мысли.

Она погладила тёплой ладошкой его разбитые губы. Взгляд девушки стал грустным:

- А я? Как же я?

- А ты жди меня, победившая смерть, в своём замке, где поёт чёрный дрозд и цветёт синий вереск, - поцеловал он её в пушистые волосы, - обещаю, вернусь, царевна.

Она зажмурилась, чтоб не показать слёзы. Дочка князя не должна плакать.

Когда княжна открыла глаза, бродяги уже не было. Но в клетке пел дрозд, а на окне синел вереск.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 10. Оценка: 3,10 из 5)
Загрузка...