Приемный сын

Я всегда знал, что я приемный. Одного взгляда на меня, а другого - на моих родителей вам было бы достаточно, чтобы убедиться в этом. Оба они высокие, стройные брюнеты с карими, почти черными глазами. А у меня глаза голубые. К тому же я маленького роста, да еще и рыжий. Зачастую, когда меня одолевало отчаяние, я укрывался в ванной и часами разглядывал свое отражение в зеркале, надеясь в очередной раз заметить хоть малейшее сходство с матерью или отцом. Но все оказывалось тщетно.

Надо отметить, что была у меня еще одна беда: я не мог говорить. Я понимал речь и пытался произносить слова, но вместо них из моего рта вылетали только невнятные, непонятные даже мне самому,звуки. Это обстоятельство удручало меня больше, чем моя несхожесть с родителями, потому что именно этот недуг подсказывал мне, что взяли меня из жалости. А жалость – это все-таки не любовь.

Из-за моей неспособности говорить все и обращались со мной соответственно: как с маленьким и не очень умным ребенком. И родители тоже. Да и сам я, без сомнения, считал себя таким же. Я знал, что родители не любили меня. Как бы ни старались они всем своим поведением показать обратное. В обращении своих родителей, в их снисходительно-виноватом ко мне отношении виделась мне только фальшь. Ну, как можно было любить такого глупого уродца, как я? Анна же – моя старшая сестра – откровенно ненавидела меня и никогда этого не скрывала. Она ни разу не назвала меня по имени – Альбертом, только уродом или дураком. Своим отношением и словами, обращенными ко мне, Анна олицетворяла собой единственную правду в нашем доме.

Долгие дни терзался я своим несчастным положением, утешая себя лишь тем, что у меня все же были дом и семья. Многие не имеют и этого. К тому же даже родные дети не имеют возможности выбирать себе родителей, сестер или братьев.

Но однажды весь мой мир перевернулся с ног на голову. Точнее сказать, рухнул. Как в переносном, так и в буквальном смысле. И все совершенно изменилось для меня всего за каких-то девять дней.

День первый.

Когда маленькая стрелка на часах миновала цифру семь, Анна вернулась домой. Она влетела в кухню, как вихрь. Мама хлопотала у плиты, а я сидел возле нее, на табурете.

- Я не буду больше ходить с таким телефоном! – заявила сестра, - Все вон с какими! А я, как нищенка! - и она бросила телефон на стол.

- Да у меня и такого нет, - спокойно ответила мама, помешивая соус.

- Так тебе-то он зачем? – Анна раскачала сумку в руке и та с грохотом приземлиласьу ножки моего табурета, - Все фоткаются в школе. А на моем даже камеры нет!

- Если ты так хочешь, дочка, ты получишь новый телефон на день рождения.

- И собаку! – прорычала Анна сквозь зубы, - Как договаривались!

- Нет, Анна, - мама обернулась, - что-нибудь одно. У нас с папой нет таких денег.

Анна засопела.

- Нам надо кормить вас, - мама улыбнулась мне виновато, - обоих!

Она отломила кусочек от вареного яйца и, подув на него, протянула мне. Я быстро проглотил его и зажмурился от удовольствия.

- Фу-у! – Анна сморщилась, - Ты еще его с ложечки покорми! Зачем вы вообще взяли этого урода!

- Будешь? – мама протянула Анне яйцо.

- Ненавижу яйца! – Анна нагнулась и достала из сумочки зеркальце, - Они воняют! К тому же, если деньги нужны на еду, так я вовсе есть не буду! – она улыбнулась своему отражению и, защелкнув зеркальце, тут же нахмурила брови, - Но сейчас про собаку! Ты слышишь меня?

- А ты спросила Альберта насчет собаки? – мама подмигнула мне.

- Мама! – Анна закатила глаза, - Довольно этих глупостей! Ты же прекрасно знаешь, что он даже не понимает, о чем мы сейчас с тобой говорим! Ненавижу этого идиота! – она прищурила глаза, - Ненавижу!

И сестра удалилась в свою комнату. Я последовал за ней. Приоткрыв дверь, я осторожно спросил:

- Можно?

- Ой, заткнись! Что ты там мямлишь? – Анна причесывала волосы перед высоким трюмо, - И вообще вон отсюда! Я не разрешала тебе входить!

Анна хитро улыбнулась своему отражению, а потом вдруг подскочила к дверям, повернула ключ в замочной скважине и расставила передо мной руки:

- Попался, маленький уродец!

Я разбежался и юркнул под кровать.

- А ну вылезай, паршивец!

Анна встала на колени и принялась вытаскивать меня из-под кровати. Маленькая фарфоровая лампа с цветастым абажуром задребезжала на тумбочке.

- Вылезай, говорю!

Я ухватился за металлическую ножку кровати. Но она оказалась такой скользкой, что я не удержался и в панике ухватился за край свисающего с кровати покрывала. На пол повалились плюшевые игрушки и кружевные подушечки.

- Ах, ты гад!

В окнах звякнули стекла и тут же брызнули осколками внутрь комнаты.

- Анна! Альберт! Прячьтесь! Быстрее! - только и успел я услышать мамин голос из кухни, как кто-то внезапно выключил свет.

День второй

Очнулся я уже в сумерках. Я все еще лежал под кроватью. Я чихнул, подняв с пола тучку пыли, и ухватился за ножку кровати. Она отчего-то оказалась кривой. Я осторожно выглянул наружу, но ровным счетом ничего не смог разглядеть. Меня окружала плотная белая завеса, словно в комнате начался снегопад.

- Землетрясение! Какой кошмар! – услышал я за своей спиной чей-то голос.

Я обернулся: кричала Анна. Она лежала под кроватью, свернувшись калачиком и зажмурившись так сильно, что по щекам ее текли слезы. Она прижимала к груди правую ногу в разорванных джинсах.

- Нога-а! – простонала она.

А потом вдруг рявкнула, достала из-под слоя пыли какую-то палку и принялась колотить ею о ножки кровати. Они зазвенели, словно колокола.

- Помогите! Помогите! Я здесь! Меня завалило! Эй, кто-нибу-удь!

- Ты же не одна! – я уткнулся ей в плечо, - Я с тобой, не бойся!

- Уйди, придурок! – Анна вытолкнула меня из-под кровати, - Угораздило меня очутиться здесь именно с тобой!

- Телефон! – она похлопала себя по карманам, - О, Боже! Он же в кухне остался, а ее завалило! И что теперь делать? Хотя это к лучшему. Все равно меня найдут и теперь уж никуда не денутся: как миленькие, новый купят!

- Кухню завалило? – я огляделся: кровать стояла в центре комнаты, почти вплотную зажатая со всех сторон обломками бетонных блоков. От шкафа осталась только одна половинка с разбитой зеркальной дверцей. И больше ничего. Абсолютно.

- Мама!– завопил я, - Мамочка-а!

День третий

Утром нас разбудил шум. Словно широкое шоссе вдруг проложили возле нашего дома. Моторы жужжали так, что пыль осыпалась сверху и тут же поднималась вверх тучами. Мы кашляли, задыхаясь ею. Вдруг Анна встрепенулась и, выскользнув из-под кровати, ловко вскочила на одну ногу.

- Меня ищут! Ищут! – закричала она, - Эй! Я здесь! Зде-е-есь!

Она все кричала и кричала, делая короткие перерывы на то, чтобы прокашляться или сглотнуть пыль. Но даже я плохо слышал ее из-за оглушительного гула работающей техники. В конце-концов сестра выдохлась, сникла и опустилась на металлическую решетку кровати. Та скрипнула под ней и задребезжала, содрогаясь от каждого судорожного движения ее плеч.

Я сам устал, от шума у меня раскалывалась голова, поэтому я забился в самый темный угол под кроватью и попытался заснуть.Внезапно все стихло. Такой тишины я в жизни не слышал. От нее звенело в ушах, словно в них попала вода. Хотелось зевнуть или, склонив голову набок, потрясти ею. Анна сидела неподвижно на кровати, неестественно выпрямив спину, и тоже не издавала ни звука. Мне стало казаться, что я оглох. Чтобы проверить это, я позвал сестру по имени.

- Заткнись, кретин! – шикнула она на меня, - Неужели не ясно, что они нашли меня! Вот и остановились. Сейчас, наверное, разбирают завалы вручную, чтобы не обрушилось ничего!

- Ты говоришь шепотом или мне так слышится? – спросил я.

- Да заткнешься ты или нет? – громче шепнула она.

- Эй! – закричал я во все горло, - Что за тишина? Э-эй!

Наверху вдруг послышалась какая-то возня и гул голосов.

- Я понял! – заорал я, - Это специально. Специально остановили технику, чтобы послушать, где зовут на помощь! Надо кричать!

- Я здесь! Помогите! – вдруг взвизгнула Анна, - Вы же теперь слышите меня? Ау-у!

Но тишина снова взорвалась шумом моторов, и слова Анны утонули в нем, как в вязком болоте.

- Сволочи! Гады! – Анна плюнула в потолок, но ее слюна тут же угодила ей на лоб. Она тряхнула головой и вдруг замерла. Приступая на носок одной ногой, она медленно подошла к уцелевшей половине шкафа. На дверце, словно гигантский зуб, торчал обломок зеркала.

- Это что я что ли? – Анна смахнула пыль со щек, - Ужас! И меня найдут в таком виде? Позор! Нет-нет, надо привести себя в порядок.

И она принялась пальцами раздирать спутавшиеся волосы.

День четвертый

- Господи, как же хочется пить! – Анна открыла глаза.

- Мне тоже, - отозвался я.

Сестра зевнула и, прикрыв руками от осыпающейся сверху пыли свои волосы, пробралась к шкафу. Взглянув на свое отражение в зеркале, она вскрикнула:

- Какой ужас! У меня потрескались губы! Вот страшилище-то!

Где-то за бетонным блоком послышался грохот.

- Копают! В кухне копают!

- Мама! – закричал я, - Мамочка! Хоть бы они спасли ее!

- Идиоты! – Анна забарабанила кулаками по стене, - Вы не там ищете! Я же здесь! Зде-есь!

К вечеру грохот уже раскатывался прямо над нашими головами. Но пыль больше не осыпалась и каменные завалы были неподвижны. А потом что-то зашуршало и в малюсенькие щелочки между остатками потолка просочились тоненькие ручейки.

- Дождь! – завопил я, - Дождь! - и, подбежав к образовавшейся на пыльном полу лужице, стал торопливо пить из нее.

- Фу! Пакость! – Анна сморщилась.

Я покосился на нее:

- Перестань! Привередничать в такой ситуации глупо!

С минуту Анна завистливо смотрела в мою сторону, потом с трудом сглотнула, подставила руки под струйку и осторожно поднесла ладони к лицу. Едва смочив сухие губы, она с жадностью втянула в себя дождевую воду. Она набирала ее снова и снова, и пила, пила, словно ничего вкуснее в жизни не пробовала. Анна рассмеялась и принялась умывать водой лицо. Довольная, она любовалась своим отражением в зеркале до самого вечера.

После дождя в нашей бетонной тюрьме стало еще прохладнее.

День пятый

Я проснулся от толчков, но я старался не двигаться: Анна прижималась к моей спине. Когда толчки повторились с новой силой, она открыла глаза и, заметив свою руку на моем плече, отпрянула. Пол снова дрогнул, и кровать заскрежетала по бетону металлическими ножками. Анна тут же бросилась к шкафу. Придерживая дребезжащий осколок зеркала, она, задрав голову кверху, крикнула:

- Эй, а нельзя ли поосторожнее!

Кровать надо мной заходила ходуном. Сквозь металлическую сетку сыпала пыль и каменные крошки. Я прижался к полу и зажмурился. И вдруг почувствовал, как к моему боку что-то прикоснулось. Не открывая глаз, я нащупал что-то круглое и твердое. Я приоткрыл веки.

- Яйцо, - проговорил я, - Вот это да! Еда! Но как оно здесь оказалось?

Я взглянул на бетонную плиту, за которой когда-то находилась кухня. У самого пола я заметил небольшое отверстие в ней. Я неторопясь подошел к нему. Да, я вполне мог протиснуться там.

- А вдруг доберусь до кухни? А там мама!

- О, боже! – Анна схватила яйцо, - Еда! Я так голодна! Еда!

Не очистив яйцо и наполовину, она засунула его в рот и стала жевать, хрустя скорлупой.

В моем животе кто-то жалобно заурчал.

День шестой

Я протиснулся в лаз и обомлел: на меня пристально смотрели два огромных мутных глаза. В испуге я попятился назад и замер в ожидании. В дальнем конце лаза показалось что-то белое, а затем я увидел старика с седыми, опущенными книзу усами. Из его больших ушей торчали клочки волос.

- Кто это? – спросил я сам себя шепотом.

- Кто, кто, - заворчал старик, - Он меня, видите ли, не знает. А я так тебя очень хорошо. Меня зовут Карл.

Я завертел головой в своей пыльной пещере: никого, кроме меня в ней не было.

- Сам с собой что ли разговаривает?

- Это я-то сам с собой разговариваю? – прошипел Карл, - Я что, по-твоему, сумасшедший? Это ты сейчас разговариваешь сам с собой! А ну-ка вылезай!

Я высунул голову:

- Вы меня понимаете?

- А то! И почему это я не должен тебя понимать? Нашелся иностранец!

Я выбрался наружу и, отряхнувшись, громко чихнул.

- Меня никто раньше не понимал, - шмыгнул я носом.

- Ну, говоришь ты, конечно, невнятно, но довольно понятно, если слушать внимательно.

- Я не представился. Меня зовут…

- Да знаю я! Альберт тебя зовут. Я все про тебя знаю. Слышал я через решетку вентиляционную, как ты в ванной вздыхаешь все время да на жизнь жалуешься. Ваш сосед я. Сбоку. А в ванной я тоже частенько сижу: грею свои старые кости. Вот и подслушал, - он покосился на меня, -Случайно, конечно!

- Они меня жалеют, - я опустил голову, - Думают, что я того.

- Да знаю я все, говорю же. Сам же не слушаешь внимательно! Молоде-ожь! Вот ты мне лучше скажи, разве мама с тобой никогда не разговаривала? А папа?

Я кивнул:

- Разговаривали. И даже очень часто.

- Ну? А стали бы они разговаривать с тем, кого считают глупым?

- Наверное, нет, - неохотно ответил я.

- Вот то-то и оно! Всегда принимаешь желаемое за действительное!

- Я этого не желал! – с пылом возразил я.

- Жела-ал! Вечно ноешь чего-то. А нытье очень удобно, правда? – Карл округлил глаза, - Я такой бедный, несчастный. Анна права: я урод и дурак! – старик потряс головой, - Вместо того чтобы увидеть все вокруг и себя самого! Реального! С изнанки! Нет! Ты все время смотришься в зеркальное отражение своей лживой оболочки.

В животе у меня снова заурчало. Только теперь не жалобно, а требовательно и громко.

- Есть хочешь? – Карл склонил голову набок, - Ты ж за этим сюда пришел?

- Нет, я маму ищу, - всхлипнул я.

- Раскопали маму твою! Не ной! Я этого наслушался в своей ванной!

В моем горле неизвестно откуда вдруг оказался твердый, как камень, комок, будто я проглотил что-то, как следует не прожевав.

- Жива она! Жива! Немного, конечно, помята, но жива.

Я присел на пол.

- Я сейчас тебя угощу! Я специально сюда перебрался. Ку-ухня! – довольный собой протянул Карл.

Он вытащил из теплого холодильника без дверцы сосиску, и я мигом проглотил ее. Перед глазами у меня все закачалось, и я упал, как подкошенный.

День седьмой

Я вздрогнул от собственного храпа.

- Я что уснул?

Я осторожно толкнул Карла в бок:

- Мне пора! Можно мне с собой?

- Чего? – нехотя отозвался старик.

- Ну, этого, - замялся я, - Еды. Там Анна.

- Ну, и что? – Карл зевнул, - Она же ненавидит тебя. Она большая девочка и считает себя самой умной и красивой. Пускай сама о себе и позаботиться.

- Да, но она моя сестра, - я опустил глаза, - И к тому же она всегда говорит правду.

- Глупости! Если кто-то говорит о тебе гадости, это еще не значит, что это правда. Даже если ты сам с ним согласен, - Карл снова зевнул, - А, впрочем, как знаешь!

- Только если можно, господин Карл, не кладите, пожалуйста, яйца.

- Бери тогда хлеб!

Я взял хвостик пакета в рот и пополз обратно, подтягиваясь и извиваясь всем телом в узком пространстве лаза.

Не успел я и глазом моргнуть, как чьи-то руки разом выдернули меня наружу. Анна трясла меня так, что я думал, моя голова оторвется. Пакет выпал у меня изо рта.

- Где ты был, Альберт? Где ты был? – повторяла она, - Я думала, ты погиб! Как ты мог?! Как ты мог оставить меня?!

Я покосился на пакет на белом от пыли полу. Анна проследила за моим взглядом.

- Ты что еду мне принес?

Она бережно опустила меня, разорвала пакет и принялась жадно запихивать огромные куски хлеба себе в рот.

- Мооове! Униша! – приговаривала она с набитым ртом, что, как я сразу догадался, означало «молодец» и «умница», - А ши? Ваешяуше? И-ы хлэнэлювишь? - «А ты? Наелся уже? Или хлеб не любишь?»

Я тактично отвернулся и тут же зажмурился от луча солнца, упавшего в прореху между плитами.

День восьмой

Анна устало опустила руки, палка с грохотом упала на пол.

- Даже в это время тишины, похоже, нас никто не слышит!

Лучи прорезывали нашу тюрьму, как шпаги короб с ассистенткой иллюзиониста.

- Так же невозможно постоянно кричать и стучать! – прохрипела Анна, - Мы скоро потеряем голоса, и тогда нас вообще никто не найдет!

Я подставил нос под теплый луч:

- А солнце? Оно же как-то попадает сюда?

- Альберт – ты гений! – вдруг воскликнула Анна и бросилась к шкафу. Она вынула зеркальный зуб, с тоской посмотрелась в него секунду и тут же разбила его вдребезги. Я подпрыгнул от неожиданности.

- Прости, - Анна подобрала несколько осколков и принялась раскладывать их по полу, прямо под лучами. Зеркала тут же возвращали свет обратно, на поверхность.

- Вот так! – Анна присела на пол рядом со мной и положила руку мне на плечо, - Хорошо, что папа был на улице. Я надеюсь, с ним все в порядке. Хоть бы маму спасли первой. Мы-то с тобой вдвоем, так что еще продержимся. А она одна.

День девятый

Шум моторов и становящиеся все более интенсивными толчки пугали меня. Так что, едва заметив новый внезапно образовавшийся просвет между блоками, я тут же юркнул в него. В ту же секунду на другой стороне меня подхватили огромные шершавые рукавицы.

- Чей? – закричали рукавицы.

- Мой! – услышал я папин голос, - Наш! Альберт!

Я почувствовал теплые папины ладони на своих боках и на секунду разомлел. И вдруг встрепенулся.

- Анна! – я вырвался из папиных объятий и бросился к лазу.

- Там видимо еще кто-то есть! – сказал кто-то, - О! Да там девочка!

- Это Анна! – закричал папа, - Моя дочь!

Он схватил меня и, крепко прижав к груди, поцеловал в нос.

Одна незнакомая мне, но очень милая пожилая дама улыбнулась:

- Какой у вас умный кот!

- Да, - папа почесал у меня за ухом – Альберт у нас такой!

И я довольно заурчал.

 
 
 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 15. Оценка: 4,33 из 5)
Загрузка...