Остров (2)

– Деда, а, деда, расскажи сказку!

Двое оголтелых сорванцов, Мари и Питер, ворвались в спальню дедушки Николаса. Девочка, с двумя белыми косичками, стянутыми на концах розовыми ленточками, примостилась на покрывало у ног старика, а черноволосый мальчик недоверчиво опустился рядом с дедом в огромное вылинявшее кресло. Это кресло, как и дед, закутавший в клетчатый плед худые, разбитые старческом артритом ноги, были для детей символам уюта. Дед устроил Питера поудобнее, и потянулся за книжкой сказок, теперь всегда лежавшей на его журнальном столике.

– Нет, деда, расскажи такую, которой нет в книжке сказок, -запротестовала Мари. Она была старше Питера на два года, умела читать и знала все сказки из книжки почти наизусть.

– А, Питер?  – обратился дедушка к внуку,  – Ты тоже хочешь услышать что-нибудь  необычное? Что-то, чего не найти ни в одной сказочной книге.

Питер опустил взгляд и, смутившись, тихо, так что деда еле расслышал его, произнёс:

– Да, расскажи об острове.

– Об острове?

– Да! Да! Об острове!  – закричала Мари, хлопая в ладоши.

– Но вы же слышали эту историю,  – удивился дед, но поразмыслив, проговорил,  – А впрочем, об острове, так об острове. Только я вас предупредил, дети,  – заговорщическим тоном вымолвил деда,  – Все, что вы сейчас услышите, до последнего слова, чистая правда. Это произошло давным давно. Ваш папа знает, о чем я. Но вы должны поклясться, что никому, никогда об этом не расскажите. Ни единой живой душе, слышите?!

– Мы клянемся, деда,  – скороговкой выпалила Мари, а Питер тихонько поддакнул:

– Обещаем.

– Ну, хорошо. Тогда я начну.

 

Знаете, мои дорогие, рассказывают, что где-то посреди океана есть остров. Словно черепаха в панцире, так и большая часть острова скрыта под высокими горами. Если взглянуть на них с высоты птичьего полёта, можно заметить, что горы по форме напоминают руку. Четкие крутые гряды образуют подобие пальцев, и большой палец отставлен от остальных на девяносто градусов. Куда он указывает, неизвестно. Его бока, поросшие колючим кустарником, обрываются темными крутыми скалами, о которые день и ночь бьются непокорные пенящиеся волны. Но не всегда. Иногда бывает так тихо, что кажется, будто воздух застыл ватным покрывалом и тогда становится слышно, как дышит океан. Говорят, только там его поверхность, словно спина гигантского спрута, переливается миллионами разных оттенков: от нежного изумрудного до глубокого фиолетового. А какие там закаты! Солнце, словно расплавленный кусок свинца, обрамленное полосками мохнатых кроваво-алых перистых облаков, медленно погружается в объятья тёплых вод. Непередаваемое зрелище! Но в сущности, я не об этом. Так вот, между указательными и большими пальцами-грядами этой чудо-горы на берегу океана жил старик. Ему было лет сто, если не больше. Если бы кто-нибудь спросил его, как давно он появился на острове, старик пошамкал морщинистыми губами, потер в задумчивости обветренный, колючий подбородок и сказал: "Эх, старина, я уже и не помню. Иногда мне кажется, что я родился вместе с островом и если суждено ему когда-нибудь уйти под воду, я с готовностью пойду следом за ним".

Жалкая хижина старика затерялась среди пальмовых зарослей, а сам её скромный хозяин целыми днями проводил на берегу океана, вылавливая и приспосабливая вещи, которые выносили на берег волны.

Предметов было много. Через каждые два-три дня океан выбрасывал на землю новую вещицу. Большие и маленькие, простые и замысловатые, все они оканчивали долгий путь на янтарном побережье у подножия гор, где их подбирал старик. Некоторые из них были пригодны в хозяйстве, но с большинством старик даже не знал что делать. Они были забавные, эти вещицы, уникальны и интересны по-своему, но не более того. Так, однажды старик вытянул из песка странную металлическую штуковину. С одной её стороны находилась длинная металлическая трубка с маленьким отверстием и стеклышком внутри, а с другой между двух зажимов закреплен кусок прозрачного грубого стёкла. Старик очистил вещь от водорослей и налипших морских червей и поставил перед собой. Он взвесил её в руке и она оказалась довольно тяжёлой. Старик попытался придумать для неё применение. Это оказалось нелегко, и он долго не мог понять назначение вещи, пока не догадался посмотреть в трубу. Толстое стекло было залито океанской водой и на нем остались частички водорослей. И через окошечко в трубе старик увидел множество маленьких зверушек, беспорядочно копошившихся среди тонких зелёных волокон. Сначала он перепугался до смерти, а потом нашёл их неуклюжие, но расторопные передвижения забавными и не заметил, как просидел до вечера, подкладывая на стекло то кусочки ткани, то лепестки и листья растений. Сейчас вы скажете, что это конечно же был микроскоп, но старик, который всю жизнь, как ему казалось, проживший на острове, не знал многих вещей. А волны выносили самые разнообразные предметы: музыкальные инструменты, драгоценности, сложные металлические каркасы, картины, статуи, столярные и медицинские приборы, подзорные трубы, книги с чистыми страницами, нотные листки, пиратские шляпы, космические шлемы, пустые аквариумы и повозки для собак, бронзовые доспехи, старинные пистолеты и много чего ещё. Обычно старик вылавливал или вытягивал вещь, оттирал её от песка и налипших растений и пытался использовать её в хозяйстве, а если это не удавалось, вкладывал в специально огороженной место, оставляя припадать пылью и песком до лучших времён.

Особенно старика порадовал тот день, когда океан выплюнул на берег деревянную лодку. Весел в ней не оказалось, зато на дне лежала лёгкая бамбуковая удочка с двумя крючками и красно-белым пластмассовым поплавком на тонкой упругой леске. С этого момента старик стал рыбачить, уходя в океан иногда на целые сутки. Стоит ли говорить, что старик был счастлив. Он вставал с рассветом, купался в теплом океане, охотился, рыбачил и собирал неизвестные вещи, чинил свою хижину, плотничал и каждый день приносил ему радость.

Он не испытывал потребности в общении, так как разговаривал с чайками, солнцем, горами и океаном, а они были самыми лучшими собеседниками, ибо умели терпеливо слушать, и не нуждался в обществе других людей, так как привык жить один и даже не знал, существовали ли другие люди в пределах его скромного мира. А ещё он любил смотреть на звезды, которыми бывало усеяно ночное небо. И ему не было одиноко, потому что когда на тебя смотрят сотни чужих светил, каждое из которых может оказаться новым миром, ты начинаешь ощущать себя частицей живой, вечно обновляющейся вселенной и понимаешь, что даже там, в миллионах километров от тебя, возможно, зарождается жизнь и некто смотрит на тебя из безграничности так же, как смотришь сейчас ты, и посылает тебе лучик надежды, незримое послание на едином языке дружбы и любви. И единства. Все вокруг наполнено потенциалом жизни. А где нет пустоты, нет одиночества. Старик знает об этом, и поэтому он всегда спокоен и уверен в себе.

По крайней мере, был уверен, пока не произошло событие, которое изменило его мир и его самого навсегда.

 

Это случилось в одно тёплое весеннее утро, когда лёгкий бриз ласково играл с листьями прибрежных растений. Старик проснулся в чудесном расположении духа и чувствовал себя как никогда бодрым и обновленным. Он вышел из хижины, лениво потянулся и стал спускать лодку на воду. "Волшебное утро для хорошей рыбалки"  – сказал старик себе вслух. Он не спеша размотал леску, приладил на крючок скользского червяка и через мгновение удобно устроился на досках в глубине лодки. Спешить было некуда. Солнце ласково поглаживало плечи, руки и моршинистую шею старика. Еле заметные волны тихонько покачивали лодку и старик, убаюканный мерной качкой и теплом солнечных лучей не заметил, как задремал. Проснулся он от глухого удара о борт лодки. Растерев онемевшие мышцы ног и расправив затекшие плечи, старик приподнялся и перегнулся через край лодки. То, что он узрел, шокировало его. Он привык, что океан выносил на берег разные вещи, но сейчас со дна плетенной корзины, в центре цветка из кружевных узорчатых пеленок весело щурился и моргал розовощекий младенец. Его василькового цвета глазенки светились озорством и нескрываемой радостью. Он мило улыбнулся старику и протянул навстречу крохотные ручонки. "Это ещё кто тут у нас!?" – воскликнул старик. Дрожащими руками он осторожно подтянул к борту корзину и бережно перенес её в лодку отметив про себя, как тяжел малыш. Быстро смотав удочку, благо у него оставался запас из двух вчерашних рыбин, старик потихоньку погреб к берегу.

 

Так на острове появился ребёнок.

Поначалу старику было довольно тяжело управляться с ним, ведь он никогда не имел дела с детьми. Он совершил массу ошибок, прежде чем научился простейшим вещам, которые знают любые родители. Не имея под рукой никаких пособий по воспитанию, старик однако слушал голос сердца и быстро учился, и вскоре мог гордится своими успехами на этом поприще. Например, он по голосу малыша научился различать, хочет ли тот есть или у него затекли ручки и ножки от долгого пребывания в одной позе. Старик старался быть чутким и внимательным к ребёнку по мере возможностей. Но в глубине души он испытывал тревогу, а то и даже страх. Шутка ли, когда от тебя полностью зависит другое существо. Старик долго не мог привыкнуть, что на острове появился ещё один человек. Одиночество приросло к его коже.

Время просачивалось, словно песок сквозь пальцы. Звезды просыпались на одной стороне небосвода и исчезали, закатившись за край земли. Ребёнок рос, будто богатырь в какой-то неведомой сказке, ни по дням, а по часам. И старик свыкся с ним, более того, он уже не представлял свою жизнь без мальчика. Он научил паренька рыбачить и они часами проводили время в лодке, то пытаясь поймать на скромное бамбуковые удилище белую рыбу, то просто любуясь золотистым восходом и багряным закатом кроваво-красного солнца, что порой пряталось на взбитых подушках облаков. Старик, как и прежде был счастлив, сам не осознавая, что постиг великое счастье быть отцом. Одно только беспокоило и терзало его душу мрачными предчувствиями: он стал видеть сны. Непроглядная тьма забыться сменилась тревожными неясными видениями. В них он созерцал то, чего раньше никогда не видел, и был кем-то, кем никогда не мог быть. Все в этих видениях было искаженным, неправильным и старику казалось, будто он захлебывается в них, как в воде, медленно наблюдая приближение белых акул. И в тоже время старику мерещилось, что он уже видел эти сны, только они были в сотню раз чётче и ярче. Просыпаясь, часто среди ночи, старик ощущал, как скатываются со лба липкие холодные капли пота и как гулко стучит под льняной рубахой старое, но крепкое сердце. Первые лучи солнца приносили ему облегчение, а общение с мальчиком радость.

 

Так шли годы.

Одной глухой тёмной ночью старик увидел особенно яркий сон. Ему приснилось, что стоит посреди ровной шершавой незнакомой земли. Вокруг возвышаются огромные башни, облицованные со всех сторон материалом, отражающим свет. Мимо проходят странные существа, внешне похожие на него, но закованные в странные латы разных оттенков. Их лица спрятаны под чёрными блюдцами, скрывающими глаза, а из ушей тянутся тонкие нити к плоским светящимся прямоугольникам, на которых мерцают причудливые картинки. Их губы шевеляться, извергая потоки непонятных слов. Они орут, визжат, кричат и ругаются, выплескивая фонтаны эмоций в пустоту. Их много, как муравьев в муравейнике, но они не видят друг друга, не слышат и не ощущают чужого присутствия, устремляясь по нарисованным невидимой рукой маршрутам. "Их пути никогда не пересекутся, а каждое столкновение будет подобно зарождению новой вселенной"  – подумал старик. Ему вдруг стало невыносимо грустно и одиноко. Он захотел уйти куда-нибудь, скрыться, расстаять, исчезнуть. И тут он увидел мальчика. Тот стоял метрах в пяти от старика, в толпе, такой же одинокий и потерянный. На его лице играла задумчивая улыбка, а глаза спрашивали: "Что я забыл здесь?" И тогда старик пошёл к нему. Справа раздался резкий звук, режущий ухо вой и гул, и последнее, что увидел старик перед тем, как проснуться, это как огромная металлическая черепаха, неестественно вытянутая в длину, с чудовищной скоростью несётся к нему навстречу.

Громкий крик вернул старика в реальность. Он даже не сразу сообразил, что кричал он сам. В правой стороне кололо, тонкая простыня сбилась в комок у ног. Страшная догадка озарила старика. Он впервые ощутил, будто все вокруг иллюзорно и он до сих пор находится во сне. Однако, заставив себя успокоиться, умывшись холодной водой из чана и сделав нехитрую зарядку, старик вышел на берег. Мальчик сидел на песке и бросал камешки в воду.

Старик опустился рядом.

– Я должен поговорить с тобой мальчик. Вообще-то я обязан был сделать это раньше, но не чувствовал той силы и решимости. Ты готов говорить со мной, сынок?

Рука мальчика послала очередной камешек во вздыбившуюся воду. Где-то пронзительно закричала чайка.

– Да, старик. Я ждал этого разговора вечность, – после длинной паузы сказал мальчик.

Сейчас он складывал камушки в кучу, пытаясь выстроить из них невысокую пирамиду.

Старик посмотрел на низкие, будто грязью наполненные облака, и подумал, что день будет сырым и холодным, а к вечеру, скорее всего, пойдёт дождь.

– Последние несколько месяцев меня неотступно терзала тревога, сынок. Подтачивала, словно прибой прибрежные камни. И только сегодня я наконец смог облечь её в форму. Как только ты появился на острове, меня не покидало смутное ощущение, что я уже где-то видел твоё лицо. Оно всплывало в  голове непроизвольно и являлось в тех странных видениях, которые мучают меня ночами. Я смотрел на тебя, как в зеркало. Теперь я понял это. Ты похож на меня, сынок, как две капли воды похож. Ты – это я, мальчик мой. Но я не помню своего детства, юности и отрочества. Даже зрелость прошла мимо меня стороной. С тех пор как я живу на острове, а живу я уже очень долгое время, сколько себя помню, я всегда был стар и сух, словно высушенная на солнце вобла. Но ты  – это я. Ты моё зеркало, малыш. Кто ты?  – дрожащим голосом произнёс старик. Он был напуган, хотя и сам не понимал отчего.

– Наконец-то ты пришёл к этой мысли. Время пришло.  – внезапно мальчик смел пирамиду рукой и все камушки смыла вода.

– Для чего пришло время, сынок?

Мальчик улыбнулся, но глаза его остались серьезными. Старик увидел в их глубине скрытую боль.

– Время мне покинуть тебя, старик. Уйти в море, как уходили сотни моих предков. Уйти навсегда.

Мальчик поднялся и теперь шёл по берегу, а старик следил за ним. Он заметил, как океан вынес на песок новую ввещь Это была чёрная скрипка, украшенная на тыльной стороне корпуса диковинным рисунком, наподобие герба. Мальчик взял её в руки, поднес к лицу, рассматривая и изучая, а потом, зажав её подмышкой, вернулся на прежнее место.

– Задумывался ли ты когда-нибудь откуда на острове столько вещей? Откуда их приносит море? – спросил он, усаживаясь.

– Не понимаю тебя, мальчик мой. Я думал, эти вещи рождает океанская твердь во тьме глубоких вод.

– Нет, старик. Все эти вещи,  – он обвел берег рукой,  – приносят волны из мира людей, из другого мира, который тебе знаком, хотя ты забыл об этом.

– Этот остров,  – продолжал мальчик,  – это остров забвения, и вещи, которые выносят волны на берег  – это несбывшиеся мечты и неоправданные, разбитые надежды. Каждый раз, когда вода выбрасывает на берег острова какой-либо предмет, в этот самый миг кто-то там, на земле, отказывается от своей мечты или перестаёт верить в то, что способен достичь чего-то большего. Например, эта скрипка,  – он нежно провёл рукой по грифу,  – принадлежала маленькому мальчику по имени Эдвард. Он мог бы стать гениальным скрипачом, но его отец спрятал и замкнул скрипку в огромном сундуке на чердаке их большого и богатого дома, запретив сыну играть и даже упоминать о музыке. Когда мальчик вырастет, он пошлет сына учится на экономиста, а позже устроит в довольно успешную фирму. Но мальчик не добьётся успехов в карьере, так как на работе, погрязнув в горе бумаг и отчётов, вместо составления отчетов и графиков, будет сочинять музыку, записывая ноты на обратной стороне внутренней документации. Его выгоняет с работы и вконец разочарованный отец будет весь остаток жизни называть его неудачником и стыдиться его.

Резким движением мальчик швырнул скрипку обратно в воду. Но через пять минут волны снова выплеснули её на берег. В воздухе повисла тишина, нарушаемая только рокотом волн, да тихим свистом набирающего обороты ветра.

– А дальше? Что станет с ним?  – нарушил старик молчание. Его маленький двойник хмыкнул и передернул плечами.

– Он так и не вернётся к музыке, оставшись мелким чиновником и хищная машина бюракратизма проглотит его душу и жизнь. Он заведет семью, отростит живот и будет жить как все, затолкав глубоко в подсознание свою нереализованную мечту. Но как-то  поздней осенью он будет гулять с семьёй по парку и до его ушей донесется звук скрипки. Это будет один из уличных музыкантов, которые игрой пытаются заработать себе на хлеб. И что-то в его мелодии так глубоко тронет мужчину за душу, что прийдя домой, он запрется в кабинете и будет плакать словно пятилетний ребёнок, у которого отняли любимого друга. В этот вечер он напьется до бесчувствия, его сердце не выдержит и утром жена обнаружит его бездыханное тело на полу, распростертое среди канцелярских бумаг. Его похоронят с почестями, как примерного мужа, а потом забудут.

– Мне очень жаль, малыш.

– Мне тоже, старик. Пришло время сказать тебе правду, какой бы горькой она ни была.

– Я… я тоже умер?

– Нет, старик. Ты ещё не мертв, иначе бы не застрял здесь, на этом острове.

Ветер усиливался. Вдалеке загремело и первые капли дождя упали на землю.

– Тогда что случилось? Зачем я здесь?!

– Ты был человеком, который всегда был недоволен жизнью. У тебя было все: любящая и преданная жена, способный сын, огромная квартира, престижная работа  – все о чем только может мечтать человек. Тебе давалось все, удача сама шла  к тебе в руки. Но ты никогда не чувствовал себя счастливым. Вот ведь ирония судьбы.

Дождь пошёл пеленой, и холодные струи стекали старику и мальчику по волосам зашиворот, заливали глаза, делая мир похожим на неудачную акварель.

– Ты мучил себя и истерзал до такой степени, что в один солнечный день решил исчезнуть. И ты исчез, так как самые сильные желания человека имеют свойство осуществляться. Ты попал на остров забвения,  – стальным голосом произнёс мальчик.

Над ними ударила молния. Нужно было возвращаться в хижину, но старик словно оцепенел. Потрясение охватило его плотным коконом, отсекая напрочь другие чувства и мысли.

Тогда старик вспомнил свой ночной кошмар и понял, что несущаяся на него стальная черепаха  – это всего лишь автомобиль.

– Меня сбила машина?  – сказал он сам себе потрясенно,  –  Я нахожусь в коме?

Мальчик давно поднялся. Сейчас он стоял возле старика, и на фоне чёрного неба и струящейся с неба воды, в темноте, озаряемый редкими вспышками света, он выглядел словно гигантский голем, застывший каменный истукан, реликт, которому природа приписала вечность прибывать прикованным к одному месту.

– Вот видишь, ты сам все знаешь и мне почти нечего добавить к твоей истории.  Разве что только то, что ты пребываешь в коме пять лет, что твоя семья разорилась и жена в тот день, когда ей предложили отключить твоё тело от аппарата жизнеобеспечения, прийдя домой, выпила стакан воды с разбавленным цианистым калием и её не сумели спасти. Она осталась верна тебе даже в смерти.

– А... А мой сын?!  – воскликнул старик. Его голос утонул в раскате грома. Но мальчик услышал.

– Он живёт сейчас в нищете, перебиваясь поденной работой, так все твоё состояние, все, что ты собирал годами, ушло на твоё лечение. Несмотря на это, он любит жизнь и пытается найти любовь. А ещё он помнит тебя и верит, что ты когда-нибудь проснешся и придешь к нему в гости на утренний кофе. Именно благодарю своему сыну ты все ещё здесь, старик. А знаешь, почему? Потому что мы живем до тех пор, пока жив хоть один человек, который помнит о нас.

В этот момент старик ощутил, впервые за бесконечно долгое время пребывания на острове, как мелкие горькие слезы стекают по его огрубевшому лицу.

– Что же мне делать?  – спросил старик беспомощно.

– Сделать выбор, старик. Я открою тебе ещё одну тайну. Я не зеркало твоё, как ты подумал в начале, я  – Проводник. Проводник между мирами, чтобы тебе было понятней. И сейчас настал момент, когда я должен отвезти тебя туда, где ты будешь счастлив или где обретешь вечный покой. Но только тебе решать, куда поплывет наша лодка. Я не буду тебя торопить, подумай над этим вопросом, старик, взвесь все. Завтра утром я приду узнать твоё решение.

 

В ту ночь старик не спал. Под громогласное роптание неба и возмущение волн, он думал и из осколков видений выстраивал цепочку воспоминаний. К утру он вспомнил, кем был и что делал на земле. И он принял единственно правильное, как ему казалось, решение.

Утро выдалось туманным и холодным. Старик нашёл мальчика на берегу. Тот вбивал в песок длинную деревянную палку, на которую собирался повесить веревку, на конце которой покачивалась на волнах их лодка.

Старик подошёл и поприветствовал его.

– Утро доброе, старик,  – ответил мальчик, и старик подумал, что мальчик намного старше, чем кажется.

– Доброе, да не слишком,  – ответил старик.  – Холодно.

– К вечеру будет буря,  – спокойно произнёс мальчик, но старик внутренне содрогнулся от этих слов,  – Остров временно уйдёт под воду.

Они помолчали.

Позавтракав, они сели в лодку, и мальчик отвязал веревку.

Остров становился все меньше, словно гигант, принявший зелье, превращающее в лилипута. Непонятное щемящее чувство сжало нутро старика в тугой комок. Так ощущаешь себя, когда покидаешь дом, в глубине души осознавая, что никогда больше не вернешься в родные и дорогие сердцу места.

Остров был сначала кляксой, потом точкой, а потом исчез, но только старик ещё видел косматые гряды на горизонте, или обманывал себя, что видит. Мальчик спокойно греб в полном молчании и не мешал старику прощаться с местом, которое стало для того колыбелью, тихой гаванью, приютом и убежищем от мира людей, дорог и постоянной погоней за призрачным счастьем.

– Куда будем править, старик?  – наконец нарушил тишину мальчик,  – Направо, к той земле, где выросли и встали на ноги твои предки или налево, куда все мы уйдем, осознав свои ошибки и выполнив миссию, предначертанную нам богом?

Старик улыбнулся. Выражение его лица можно было счесть одновременно выражением безумца или человека, познавшего просветление.

И он ответил:

 

Дверь с шумом хлопнула и из прихожей донеслись два бодрых голоса. Они обсуждали воскресное празднование столетия со дня открытия центральной государственной клиники  – одной из первых в городе, где начали делать искусственную пересадку мозга и других жизненно-важных органов ещё в шестидесятые годы двадцатого столетия.

Внезапно один из голосов умолк и дверь в спальню дедушки Николаса приоткрылась. Из проёма выглянуло молодое веснушчатое лицо тридцатилетней женщины. Её рыжые волосы были стянуты на затылке в тугой хвост. В руке она держала пару сахарных леденцов на палочке.

– Мама! Мама вернулась!  – первой воскликнула Мари, сразу забыв о недослушанной сказке. Она подскочила и бросилась обнимать Герду  – так звали высокую полноватую  женщину, застывшую на пороге с конфетами в руке. Из-за её плеча выглядывал стройный черноволосый мужчина в круглых очках. Он посмотрел на Питера и произнёс:

– А ты, бравый вояка, разве не рад нашему возвращению?  – и хитро подмигнул мальчику.

Питер посмотрел на деда, как бы говоря: "Что поделать, я бы рад посидеть ещё с вами, дедушка, но папа обещал купить мне набор солдатиков на воскресной ярмарке деревянных изделий в Балтиморе, так что я обязательно дослушаю вашу историю в другой раз. Надеюсь, вы не против?" – на что деда ласково погладил мальчика по голове, и притянув на мгновение к себе, сказал:

– Иди, не будем расстаивать их, ведь они в сущности такие же дети, как и мы с тобой. И хотя они знают довольно прозаическую версию той истории, что я рассказывал тебе, мы с тобой уверены, что все рассказанное мной  – чистая правда, не так ли?

Питер слегка кивнул и развернувшись, побрел из комнаты вслед за Мари и матерью, голоса которых доносились со стороны кухни.

Ричард пропустил Питера и повернулся к отцу:

– Ты снова рассказывал им об острове, отец? Они скоро вырастут из подобных историй.

– В каждой истории есть крупица правды, сынок. А эта учит главному  – вере. Ты ведь верил, что однажды я вернусь домой, Рич, открою дверь и мы будем, как раньше пить кофе, сидя на терассе нашего некогда огромного дома. Именно твоя вера заставила меня вернутся, вера в то, что начать заново никогда не поздно. Ведь мы счастливы, зная, что кто-то родной и близкий ждёт нас дома, мальчик мой. Пока живы те, кто нуждается в нас. И помнит.

 
 
 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 8. Оценка: 3,50 из 5)
Загрузка...