Всю жизнь хожу мимо этого забора. Когда-то он был кумачовым, с буквами-гигантами в человеческий рост. Читать их было просто и радостно — три шага — одна буква. Поэтому, когда мама говорила: «А ну-ка, читай!», я с энтузиазмом бралась за дело. Д.А.З.Д.Р.А.В.С.Т.В.У.Е.Т.С.О.З.Д.

− Осторожно! Здесь дорога!

Я послушно вертела головой вправо-влево, и, втягивая полынный запах затаившегося где-то поблизости пустыря продолжала: «А.Н.Н.Ы.Й.В.О.Л.» Отвлекалась на рыжую шавку, выныривающую из-под буквы «Е», и загадывала, желание, если удавалось не наступить ни на одну из косо бегущих по асфальту трещин.

Потом социалистическая эстетика канула в лету, но забор оказался непобедим. Его залепили с ног до головы рекламой. Три километра многослойной бумажной чешуи. Теперь вот побелили. Окультурили.

Иду себе с сумкой на плеч работу. Иду, и, незаметненько так, веду пальцем по свежей побелке. Палец мой ищет отгадку — что там, с другой стороны. Но никто не позаботился обо мне, никто не выбил брайлевским шрифтом повесть о тайнах бесконечного забора. Честное слово, я давно бы нырнула в подворотню и разведала всё сама, но как-то всегда сгущаются дела, уплотняется воздух, стоит мне об этом подумать. Раз уже присела, прикидывая, пролезу ли в щель и затрезвонил мобильник:

− Ника! Ну, где ты ходишь?! Уже четверть восьмого, а тебя всё нет! Ах ты, Господи! Конечно, я понимаю, что ты взрослая тётя! Но и ты меня пойми! Тебе идти с работы три минуты от силы. А уже — четверть восьмого! Вдруг тебя зарезали в подворотне!

А что? Очень даже могло бы случиться. Но меня не зарезали. Нет. Я пришла домой с теплым горчичным батоном в пакете и поцеловала седую мамину макушку.

− Слушай, мам, а что там за забором на Московском?

− За тем, который «Великий, могучий»? Не знаю, детка. Наверное, гаражи. Или что-то такое.

− Ну, нет! Какие там гаражи?! Там ни выездов, ни чего.

− Ах, да какая разница. Может, цеха какие-нибудь. Забор и забор. Чего он тебе дался?

Объясняю. Объясняю...Мммм... Это просто очень странный забор. Его нет на Гугл-картах. Нет, я понимаю, что Гугл-карты — это не истина в последней инстанции. Но забор-то — старый престарый и длинный предлинный.  А вот не видит его Гугл! Рисует идиллическую травку! А еще его нет в окне девяносто второго дома. Просто нет и всё. А мне, между прочим, стоило не малых трудов набиться в гости к Марине Петровне из планового отдела. Пришлось притвориться, что я увлекаюсь вышиванием и даже принять в дар кусок канвы для будущих работ (отдарилась коробочкой ярко-розового мулине, пылящегося в шкафу со времен моего дошкольного детства). Марина Петровна готовит потрясающее крыжовенное варенье и живет, на минуточку, на двенадцатом этаже. Окна — прямо на Московское шоссе. Обзор — великолепный. Дрожащие звезды электрических огней вдоль шестиполосной автострады, черные клубы великанских тополей, поперхнувшихся собственным цветом и шорохом, муравьиные тропы деятельных двуногих и никакого забора. Впрочем, что-то там маскировочное мелькает, на протяжении этих трех заколдованных километров. Что-то похожее на автостоянку. Какие-то будочки.

− Еще варенья?

− Да, пожалуйста. Всё никак не оторвусь от окна. Завораживающий вид. Люблю урбанистические пейзажи.

− Да? - пожимает плечами Марина Петровна. Она в нерешительности. Сама-то она явно предпочитает маки, рожь и просёлки.

− Ну, конечно! - с энтузиазмом продолжаю я, - Взять хотя бы этот невероятный забор. Из вашего окна наверное даже надпись можно было прочитать? Помните?

− Ох! Да! Сколько лет стоит, - подтвердила Марина Петровна и подошла к окну.

Надела очки. Мимо неслись сплошным потоком машины. На другом берегу автострады возвышалась такая же точно многоэтажка. Никакого забора.

- Темень. Не видно ничего, - огорченно пробормотала бухгалтерша, чувствуя холод, тянущий из дыры в логике. Не видно — не из-за темени. Не видно — в принципе.

Вадик присоединился к моим исследованиям с горячим энтузиазмом. Всякая чушь, чепуха, сумятица его увлекала невероятно, поскольку давала повод закрыть ненавистный ларек «Ремонт обуви», и отправиться навстречу приключениям. И я, и мама, и бабушка всегда носили стоптанные босоножки и расклеившиеся ботинки только к Араму, но после того, как старик то ли умер, то ли отошел от дел, его желтую будку оккупировали китайцы. Установили слесарный станок и стали делать ключи для домофонов. Народ потянулся в бело-голубую будку на другом конце рынка. Там царил Вадик, не спешивший с заказами. Зато словоохотливый.  Мы договорились с ним на среду.

Встречаемся на Ташкентской в пол восьмого. С Вадика — радиоуправляемый вездеход, с меня — все остальное (гамбургеры, картошка фри, кола и культпрограмма в виде баек о Заборе). Лейкопластырь этот раздолбай, конечно, забыл. Пришлось бежать в ларёк за скотчем. Конечно, у меня не было лишней мини-видеокамеры. Пришлось прилепить на крышу Вадькиного вездиходика свой собственный телефон. Тест драйв проводили в непосредственной близости от забора. Вездеходик бойко катил вперед, поворачивал вправо-влево и даже сдавал назад.

− Ну, с Богом! - сказала я, и вездеходик нырнул под забор. Вадик тихонько пошевеливал джойстиком,  двигаясь по направлению к проспекту Кирова. Я семенила за ним. Дошли до угла. Забор заканчивался. Пора вытаскивать нашего шпиона. Все как по маслу. Машинка выехала прямо нам под ноги, как неуклюжий ласковый щенок ткнулась в мою штанину. А телефон-то тютю. Обидно, до слёз! Там же все контакты! Музыка! Книжки! Вот засада!

− Бомжи твой телефончик реквизировали, вот тебе и разгадка аномальной зоны, - ухмыльнулся Вадик, набивая рот чипсами.

− Значит прямо сейчас я им покажу, где раки зимуют! - заявила я, плюхаясь на пузо.

− Да подожди ты! Совсем очумела! Они же на трезвянку никогда не ходят. А пьяному — море по колено. Ник! Брось ты это! А!

Но я уже нырнула под забор. Голос Вадика доносился издалека. Или мне так показалась, пока ползла сквозь пыльный чапыжник и какие-то невероятные колючки? За забором был пустырь обыкновенный. Какие-то рвы, уже основательно оплывшие. Какие-то трубы. Старые гаражи. В общем, никакой романтики. «А на что, ты, собственно говоря, надеялась, Ника?» - спросила я себя, медленно шаря взглядом по траве. Где же он, мой телефончик?

− Вадя! Набери меня! А то в траве ничего не видно! - крикнула я.

Но Вадя, видимо, посчитал, что миссия «Забор» окончена. Во всяком случае — телефон не зазвонил. Ну, что. Придется искать самой. Глаза натыкались то на пустую бутылку, то на репейник, увитый повиликой. Я медленно побрела дальше, обшаривая глазами бесконечные кучки серого от пыли бурелома, укрывавшие обертки, банки и прочий сор. Телефон всё не находился. Да и сама я, кажется, потерялась. Вокруг был унылый пустырь, упирающийся рыжими рытвинами в горизонт. И никаких признаков приятных для глаза белёных бетонных плит. Правда, справа у гаража кто-то копошится. Ну, аллилуйя!

− Ой, простите, ради Бога! А как мне отсюда выйти? Так глупо — я заблудилась. И даже не в трёх соснах!

Дяденька в замызганном камуфляже, возившийся возле гаража, глянул на меня сочувственно.

− К забору вернуться не пробовали? Можно под плитами пролезть. Попробуйте.

− Так в том-то и дело! Нет же никакого забора! Уже сколько иду, а всё пустырь да пустырь!

− Ну, тогда, с прибытием! - вздохнул суровый дяденька, вытирая промасленные руки цветастой тряпкой, - Николаша! Новенькую принимай!

Из гаража выглянул длинношеий Николаша со смешно торчащими рыжеватыми вихрами и воззрился на меня с нескрываемым любопытством.

− Она вместо кого?

− Да вакансий хоть отбавляй! Вчера Никитин переправился. И Сонечка. А еще бабу Люду не заместили. Так что вместо кого хочешь!

− Мне кажется, вы меня с кем-то путаете, - попыталась высказаться я, но сразу стало ясно, что слово моё — десятое.

− Ты забор видишь? - сурово спросил меня тот, который в камуфляже

− Нееет...

− Ну, и чего капризничаешь тогда? Не тяни время! Иди вон, с Николашей. Он тебя запишет.

− Да не хочу я никуда записываться! Я домой хочу. Понимаете, домой!

− А зачем? - поинтересовался Николаша и достал из внутреннего кармана толстый потертый блокнот. Очевидно, приготовился записывать.

− Ну, как... Мама у меня там, работа. Да и вообще, что я здесь делать буду?

− Вот последний вопрос — в самую точку. Я бы сказал — переосмысливать. Но так сразу не объяснишь. Надо по порядку. Давай, все же запишемся для начала. Фамилия, имя, отчество. И всё такое прочее.

− Да на здоровье! Антонова Ника Васильевна. Двадцать семь. Не замужем. Детей не имею. К суду не привлекалась. Педагог дополнительного образования.

− Это как? - уточнил дядька в камуфляже.

− Это — кружок рисования для детей. В доме творчества.

− Ммм...да... Ладно бы хоть вязания. Или, скажем, кройки и шитья. А нормальное что-нибудь делать умеешь? Полезное?

− То есть, вы хотите сказать, что учить детей рисованию — дело совершенно бесполезное?! - вспылила я.

− Именно, - равнодушно изрек дядька в камуфляже и ушел в гараж.

Николаша сделал умоляющее лицо. Мол, ради Бога, не обращайте на него внимания! И повел меня к Реке. Потянуло сыростью и прохладой. Нос учуял воду. Трава посочнела, налилась радостным зеленым.

− Закрой глаза! - скомандовал Николаша. Сонное равнодушие охватило меня с макушки до пяток, и я, послушно закрыв глаза, ухнула в воду с головкой.

Судорожно барахтаясь, цепляясь за развевающиеся скользкие флаги водорослей, я пыталась вынырнуть. Но вода была везде, как до этого был повсюду сухой, рыжий пустырь.

− Открывай! Открывай! - доносилось откуда-то сверху.

Глаза в воде открылись с трудом. Серовато-жемчужное свечение обволакивало водоросли и увлекало взгляд книзу. Там, на дне, лежал опрокинутый навзничь многоэтажный город,  густо усыпанный огнями. Кажется, даже мой. И люди ходили по улицам этого подводного города совершенно буднично. Без всякой торжественности.

Вдруг чья-то уверенная рука ухватила меня подмышки и поволокла прочь от жемчужного света и желтых прямоугольников окон. На берег. На травку.

− Что это за чертовщина?! - с трудом отплёвываясь заверещала я.

− Это Река. Еще поймёшь. После.  Теперь решай — ты вместо кого. Надо быстрее. На всех переправившихся уже надели погребальные грибницы.

− А...эээ... как бы понять, вместо кого я? Наверное, мне все равно. Я совершенно ничего не понимаю, - призналась я.

− Да. Конечно. В первые дни всё сложно. Давай так. Ты пойдешь на Церемонию. Посмотришь на переправившихся, и решишь, вместо кого будешь.

− А переправились, значит умерли? Да?

− Что-то вроде. Давай, включай пятую скорость! Антон ждать никого не будет. А стоит только полить грибницу водой  и никаких тебе переправившися. Только субстрат и плодовые тела. Ничего будет не разглядеть.

Николаша привел меня  к внушительного размера ржавым трубам. В таких мы прятались, когда играли в «Казаки-разбойники», убивая за один вечер вполне себе приличную одеждку. Трубы лежали одна на другой, пирамидкой, а внутри, как окукливавшиеся гусеницы, вытянулись переправившиеся, замотанные в одинаковые белые саваны. Даже на лице марля. Рядом какой-то парень в майке со смайлом. Судя  по всему, Антон. В руке у него мутная пятилитровая канистра с водой. Как говорится, все готово для Церемонии.

Николаша прошелся вдоль труб, откидывая марлю с лиц. У Никитина было правильное, гладкое лицо, с удивительно пропорциональными чертами. Голова римского воина, промелькнуло у меня. Сонечка оказалась совсем не девочкой, а наоборот — старушкой, с темной, обветренной кожей, и седыми кудряшками надо лбом. Баба Люда лежала как-то наискось, и лицо тоже малость набекрень. Рыхлая, как дрожжевое тесто, лезла она из трубы наружу, выпирая своими дрожащими как желе щеками, толстыми фиолетовыми губами, жирными надплечьями.

− Ну? Вместо кого? Решай!

Решить было не просто. Хотелось бы быть вместо Никитина, но почему то стало страшно, что не потяну, не справлю.

− Не боись! Справишься! Давай, записывай ее вместо Никитина, Николаша! - скомандовал Антон, стоявший позади меня со своей самодельной бутылочной лейкой.

«Как он это умудрился подслушать внутри головы?» -  хмыкнула я.

− Дело не хитрое. Думаешь громко, - равнодушно откликнулся Антон, оттирая меня подальше от труб.

Первой он окатил бабу Люду. Потемневший от воды саван прилип к жирному телу. Стали видны крохотные черные точки, усеявшие ткань. Пока Антон поливал Никитина и Сонечку споры бабы Людиной погребальной грибницы  пустились в рост. Саван на ней задрожал от непрерывно делящей грибной пены. Она таяла как мартовский сугроб, пресуществляясь в тонкие перекрестья мицелия.

− Где ее устроим, Антоша? - деловито спросил Николаша, совершенно не впечатленный Церемонией.

− Раз вместо Никитина, пусть тогда у Реки и спит. Дозор-то никто не отменял.

− Ясен пень. Пусть у Реки. Щас провожу. Кстати, хахаль её возле забора бродит.

− На нашей стороне?

− Пока — по нейтралке. Может, ума хватит к своим вернуться?

− Может. Давай, устрой ее и приходи за грибочками. Ты же у нас сегодня дневальный.

И мы вернулись к Реке. Точнее, к её влажному запаху и сочной траве. Ни волн, ни кромки не было. Только зелёное травяное русло.

− В общем, так, Ника. Мы здесь...как бы тебе сказать. Дети Стикса. Особенно ты. Ха! Ты же Ника.

− Не поняла.

− Чего не поняла? Чего не поняла?! Мифы Древней Греции в пятом классе проходила? Стикс — жена Палланта. Мать Ники, Зависти, Силы и Мощи. Понимаешь, нет? Каламбурю помаленьку.

− То есть, эта ваша Река, которая не река, — Стикс.

− Ну, да. А думаешь для чего забор?

− И для чего же? Для того чтобы наивные горожане не попадали по чистой случайности в Аид?

− Не совсем. Это разговор не для первого дня. Ты устраивайся и включайся помаленьку. Твой Дозор до первой стражи.

− В смысле?

− В прямом. Найди себе удобное местечко и ложись спать. Тот, кто спит возле Реки, быстро понимает что такое Дозор. Ночь делится на четыре стражи. Каждая — по три часа. Ты не волнуйся. После первой стражи тебя Эдик подменит. Спи, давай.

 

 

Легла я прямо  на сочной траве.  Наверное поэтому мне снилось, что вода вливается мне  ухо и шепчет беспрерывно что-то тревожное, угрожающее, что-то совершенно немыслимое и непонятное. Я все силилась разобрать говор Реки, как вдруг выкатилось из нее тяжелое, угловатое слово и коснулось моего правого виска. «Счастье, что мои молодые кости так упруги!» - возрадовалась я, почувствовав, как каменное слово отскочило назад, в быстрые холодные воды, наполненные тенями рыб и тенями водорослей.

− Просыпайся! Просыпайся! Хватит для первого Дозора. Достаточно! - тормошил меня Эдик, оказавшийся красногубым черноглазым и чувственным. Захотелось впиться в его влажный рот, но я решила, что пока не стоит.

− Успокойся. Это всё Река. Если захочешь, я приду к тебе утром. Иди в Дом Женщин, Ника. Там тебе уже постелили.

Эдик сунул мне во влажную ладонь подобранный с земли камень. Всей кожей я почувствовала его. То самое слово, едва не пробившее мне висок, оказалось словом «Малахит».

Камушек согрелся в руке и толкал мою кровь, вытягивая её вектором. Дом Женщин — направо, до гаражей, возле кривой березы.

Никакого дома. Куча сухих веток и несколько оборванных девчонок, спящих вповалку. Одна из них тут же проснулась, стоило только мне приблизиться.

− Что ты выснила? - любопытно пробормотала она.

− Кажется, малахит.

− О! Вот это круто! Завтра его вделают в забор! Ты знаешь, весь наш забор из малахита.

Это ведь такой камень! Лучшего и не надо. Малахит отводит глаза любому. Не надо, чтобы все подряд видели Реку. Ведь правда?

− Наверное.

Я попробовала устроиться на ветках. Было жестко. Как они вообще умудряются жить на этом пустыре?

− Ты просто первый день. Не переживай. Кстати, так быстро еще никто не привыкал. Ты уже и пару успела себе выбрать?! Ну, ты даешь!

− Пару?

− Разве ты не пригласила Эдика?

− Ну, он обещал прийти.

− Значит, придёт, - мечтательно отозвалась девчонка, - Я бы тоже его выбрала, если бы мне было уже двенадцать.

− В смысле восемнадцать?

− В смысле — двенадцать. Река ждать не станет. Те, кто стоит на берегу, переправляются быстро.

− А... Ну, ясно.

Ничего было не ясно. Но расспросы помогали мало. Проще смириться.  Дождаться утра. Дождаться Эдика. Высосать из него с поцелуем все что можно про эту Реку.

В руке грелся зеленый осколок малахита. Вдруг захотелось пить. Невыносимо, остро. Яык присох к деснам и стало трудно дышать.

− Есть здесь где-нибудь вода?! - требовательно бормотала я, распихивая девчонку.

-                А Реки тебе, что, уже мало?

Я встала и поплелась назад. Стикс безмолвно тёк под корнями трав. Как из неё можно напиться? И тут мой большой палец нырнул в ямку на малахитовом камне. Видно, Река слышит меня. Вон, стаканчик посылает.

Я встала на колени. Провела рукой над влажной травой. Сунула на удачу свой малахитовый стаканчик в камыши.

Есть! Есть! На дне пара капель. Глотнула и полетела кувырком с заросшего жесткой колючей травой откоса. Рыжие ворсинки впились в щёку. Жестко, неудобно, и в ребра дует.

− Никуша! Никуша! Да что же такое?! Никуша, детка, вставай!

− Мама! Ты-то зачем за забор полезла?! Как ты только до этого додумалась?!

− Какой забор?! Детонька! Ну-ка, приходи в себя. Давай! Глотни водички!

− Только не из малахитового стаканчика!

− Всё! Я вызываю скорую! В чём дело? Я не пойму. Никуша! Что с тобой? Где болит?

Я уперлась ладонями в палас, и кое как встала. Вот мой диван. Вот мой комод. Вот моя собственная спальня. И всё, кажется, в порядке. Или нет? Рыскаю глазами по полкам с  салатницами и графинчиками. Щупаю край одеяла. Вот приснится же такое! И вдруг бухнуло. Будто взорвалось. Стекла задрожали. Хрусталь в серванте запел радостно.

− А что за грохот там? Ты не знаешь? - почти весело спросила я маму. (А что остается мне, в моём положении?)

− Да, забор сносят, Никуша. Говорят, будут что-то строить. Кажется, торговый центр.

− Но там нельзя строить. Там Река!

− Вот и архитектурно-строительная комиссия так говорит! Большая подземная река. И грунт ненадежный. Плывун. Но разве дельцам это объяснишь! Нахапали денег и творят что хотят!

− Мам... А у нас есть что-нибудь с малахитом? Колечко, может.

− Так. Видно, ты еще не совсем в себя пришла. А давай-ка я тебе сделаю чаю с малинкой? А?

− Хорошо, сделай. Но... Есть у нас что-нибудь малахитовое?

− Рюмки есть. Папины. Подарочные. Но они на антресолях.

− Я хочу из них пить. Кто пьёт из малахитовой чаши, будет понимать язык животных. К тому же  - желания его исполнятся.

− Ой, горюшко моё! Какие у тебя желания, скажи на милость? А ? В три-то часа ночи!

Желаний у меня было два — чтобы Стикс не вышел из берегов, и чтобы Эдик пришёл утром в Дом Женщин, как и обещал.

 
 
 

Обсудить на форуме