Игра Талисмана

— И чего же ты хочешь? — Голос её разбивает в звенящую пыль золотые полосы света, прохладную тишину храма — и мою судьбу. Вот судьба убегает ввысь, кружась — а вот исчезла, переменившаяся, неизвестная больше.  Как в детстве, захлестывает  чувство надломившегося мира, смешавшихся его  красок: ещё темно в глазах от лесных теней, запахи рябины и мха ещё щекочут ноздри, сосновые иглы хрустят под ногой — но вокруг уже несколько вдохов прогретый солнцем камень, пыль, кружащая в долгих лучах меж колон. Уже нет леса вокруг, и моей судьбы больше нет — но тело не успело понять, слишком стремительным был прыжок из другой части света.  Мгновенье назад ещё можно было вернуться, но теперь позвучали её слова. Пойман жрицей в доме Талисмана, нельзя отступить.

Вслед за голосом в воздухе проступает серебристый узор её силы — выплетает смуглое тело из пустоты, струится волшебным ручьём по плечам, по ключицам — и вот она, воплощённая. Меньше меня на две головы, запястья — гибкие ветви, чёрные когти мерцают. Демон лоурейн, тёмное отражение моей породы.  Давно ли она наблюдала за мной, притаившись? Показываю клыки, хочу поймать за руку — только смех змеится:

— Уже испугался, следопыт? Поздно, Талисман узнает твоё желание — сейчас или после последней битвы, — ладонью смуглой и тонкой подталкивает в грудь, моя магия щерится чёрными всполохами, — в провале.

Пропасть безвременья распахивается в полушаге, холодной волной окатывает спину. Дыхание лоурейн щекотно-мятное. Глаза её горят — раскалённая платина, лунное зарево. Не смотри на луну слишком долго, луна — безумие для людей, опасность для слабовольных. Но воля моя сильна. Явиться сегодня в дом Талисмана — необдуманный порыв, но я знаю своё желание, готов услышать ответ. Кер прячется за колонной, чую его тревогу, но не отступлю. Захочет бежать — пусть, всё же он человек. Люди хрупкие, слабые, не властны над своей судьбой.

— Как твоё имя? — Я ломаю правила, но помню каждое из них. Без наших имён Игра не начнётся. Жрица вскидывает брови, склоняет голову — волосы текут по плечам тёмной водой, серебряный след на груди извивается.

— Грет из Последнего Осколка, — щурится с вызовом и насмешкой, — а кто ты, следопыт? Точно хочешь ритуал? Ради редкого лезвия, острого нюха...а впрочем, давай, говори. Узнаю, о чём мечтают следопыты.

Неутолённая ярость разгорается между нами. Не будь она жрицей, я позвал бы её на последнюю битву. Или — уже решено, когда-нибудь позову? Я помню все правила, но ломать их приятней, чем помнить.

—  Я — Иштрэ из Окраинного Прибоя, — говорю, а тёмное безвременье течёт вокруг нас, замыкаясь кольцом, углубляя древние трещины храма, —  если ты настоящая жрица, начнём.

Лунное зарево вспыхивает опасней и ближе:

— Начнём.

 

 

*

Дыхание Талисмана сомкнулось вокруг, остудило пол — губительная глубина. Широкая кость колонн, далёкий свет неба, шум ветвей, окружавших храм — всё покачивалось, размытое волнами магии. Настоящий ли мир видится теперь за этими волнами, или что-то иное — уже не понять, не выяснить. Пока не начнётся Игра, пределы круга несокрушимы. Первый ритуал Грет. Ритуал, что сбылся бы лишь через год — но Талисман коснулся её, помог проскользнуть сюда незамеченной, подарил этого дурака — чёрная куртка в заклёпках и без одного рукава, нож на поясе, а другой, конечно, в ботинке. Чего он может желать? Ничего сложного, точно.

Удача горела в крови, в каждом жесте звучала певуче — всё случится сегодня. Грет станет..нет. Уже настоящая жрица.

Следопыт не сводил с неё встревоженных чёрных глаз. Светлые пряди наискось рассекали его взгляд, губы подрагивали, предвещая оскал.  Грет сверкнула улыбкой, дразня его, пружинисто прошла в центр круга. Руки взметнулись вверх, дороги души потекли под кожей, щекоча, обжигая — и мир помчался сверкающим вихрем. Ущелья, леса и реки, обломки людских домов, рассечённые силой Талисмана пространства демонов — всё стекалось к ней, отражалось в глубине Игры, а Грет кружилась, кружилась веретеном, единственная ось этого мира. Твердь под ногами запылала угольно — разверзлась, забилась живым тёмным сердцем. Издав победный вопль, Грет шагнула к следопыту, протянула раскрытую ладонь. Пальцы их переплелись священным пожатием, бледная и смуглая кожа соединились, схлестнулись серебро и ночь.

— Отдай мне желание или умри, — боль восторга пронзила Грет, когда сила Талисмана зазвучала в голосе, — твоя судьба — моя отныне.

Удача или смерть.

— Я твой, — отозвался следопыт, — исполни или убей.

И когда твердь под ногами загустела остывающей лавой, когда сердце Игры забилось ровней — Грет повела следопыта по гранитному краю, окаймлявшему теперь круг Игры. Круг, полный беспокойных теней, образов, отражений — среди них затаилась новая судьба. Вдох за вдохом Грет разгоняла мир, переплетала его дороги, вслушивалась напряжённо. Остерегайся чужих желаний, — голос Сияющей, наставительный и стальной, предостерегающе вспыхнул в душе, защекотал меж лопаток, — наши мечты сильнее нас, а нашей истинной власти над судьбой не знает никто. Вступая в Игру, ты должна возвысится над этой властью,  стать сильней самых ярких желаний — и должна оставаться осторожной, иначе  чужая воля поглотит тебя, швырнёт твою жизнь Талисману в обмен на исполнение. Грет сжала руку следопыта крепче, потянула его за собой настойчивей. Я сильнее тебя,  внимательна, осторожна — тебе меня не одолеть.

Но следопыт двигался рядом привычно и плавно, словно ступал по знакомой лесной тропе. Бледная его ладонь, предплечье, оплетённое тёмным узором силы, были почти невесомы. Смежив веки, Грет представила, что несёт клинок над тихой водой  — вот такое движение это было.

— Вот оно, —  прошептал следопыт возле самого уха, — здесь начинается моё желание. Остановись.

Ему не стоило вмешиваться — но Грет решила, что для первой Игры, для простой мечты, для путника, что следовал за ней покорно, как животное в узде, можно отступить от заведённого порядка. Она бросила силу в центр круга — серебристый узор, растущий из сердца, расцвёл, поймал нужный путь. Лес зашумел вокруг, рокот океана забрезжил впереди, невидимый. Окраинный Прибой. Сквозь сочный перехлёст ветвей, листьев, следов звериных и птичьих пахло солью, пасмурным небом, далёким гулом Барьера и ещё — человеком.

— Это Кер, — шепнул следопыт с каменной кромки за гранью Игры, —  мой человек.

Следопыт из пойманной судьбы, его человек Кер, весь медный, имени под стать, и ещё какие-то неразличимые среди ветвей тени шли к Барьеру. Гул нарастал, оставлял меньше места для вдоха, грозил сломить те колонны храма, что пережили завоевание и служение демонам. Грет помнила — всё это лишь мечта, настоящий Барьер далеко, но чтобы желание осуществилось, она должна была верить, все сомнения погасить. И теперь уже следопыт — следопыт из мечты — тянул, увлекал её за собой. Ветви расступились, пропуская их к океану. Запах соли, щекочущий, вольный, дразнил ноздри, но волны бились о другую сторону Барьера безгласные. Только шорох ветвей слышался, стрекот цикад, пощёлкивание, урчание затаившихся где-то рядом обитателей леса. На песке — шипящий след пены, мгновенно обращаемой в сверкающие кристаллики соли.

— Иштрэ, — человек шагнул ближе, говорил он легко, свободно. Грет чуяла оттиск людской опасливости — но давно испарившийся из медного голоса, — даже если в Храме исполнят твою мечту, здесь будет только вода.

Иштрэ из мечты рассмеялся, когти его скользнули по запястью Грет к локтю, к плечу — он распахнул ей объятья, ещё не зная, что она здесь. Грет замерла в тени его простёртой к горизонту руки и решала — достаточно ли в ней осторожности, довольно ли силы, или уже слишком поздно?

— Моя мечта исполнится, — воскликнул следопыт, — и здесь будут все пути. Жди, готовься — даже если не веришь.

 

*

Барьер Сияющей — наша сила и наша защита. В покорённом мире нет ничего, что не искрошилось, не испарилось и не отдало бы нам свою суть, лишь коснувшись этой завесы. Лунными ночами над нами текут жемчужные волны, клубится ночное небо — и завеса лучится, одаривая светом. В хмурые дни поздней осени она обита облаками — и дожди чисты, как родниковая вода, а воздух свеж, напитан грозой до треска. Мало кто знает, как далеко простирается этот полог. Есть те, кто верит — как наши леса, он бескрайний.

Я следопыт, побывал всюду, выяснил — это не так.

Полог Сияющей — лёд, звенящий от силы, набат, внушающий страх всем за пределами мира — и  граница, окольцевавшая нас, как Игра. Мир наш — храм Талисмана, Сияющая — первая его жрица. Ночь за ночью я наблюдал — вот скользят над пологом звёзды, вот восходит ясная, как сквозь волны, луна — и размышлял, прозрачна ли эта завеса? Может, там прошлое, может, грядущее, может — лишь сон Сияющей. Потому так долго я сомневался — если прав, мечта моя неисполнима. Но люди не зря считают нас одержимыми. Наши желания — это наши судьбы. Не смогу сделать то, чего не желаю. То, что желаю — исполню или умру.

И теперь, сжимая хрупкую ладонь маленькой жрицы, я вижу — сомнения были постыдной слабостью, мороком неизвестности. Полог Сияющей в видении истончается, взмывает, отшвыривает океан, осыпает нас колкой солью — и рвётся, распахивая передо мной путь, тёмный, кружащийся, и за ним — неведомый берег. Я  дрожу от напряжения и восторга, рвусь вперёд — но жрица удерживает меня:

— Должен ждать, желание наберёт силу, исполнится или заберёт тебя, — и, словно опомнившись, добавляет с острой усмешкой, — но если хочешь отправиться к Талисману без промедленья — вперёд.

По дразнящему её тону, по прищуру разгоревшихся глаз я понимаю — на сегодня ритуал завершён. Грет хочет сказать что-то ещё, может, пошутить над моим желанием — я так  счастлив, прощу ей любую насмешку — но замирает, как встревоженная лесная кошка. Пространство Игры рассеивается — так отступают родные для хищника сумерки. Два, три удара сердца — и мы снова в пустом Храме, тени тянутся вокруг строго, камень пропитан солнцем.

— Мне нельзя здесь быть, — это признание опаляет ей губы и скулы румянцем. Грет шарит рукой в пустоте, линии магии на запястье и воздух вокруг пульсируют. Она выхватывает накидку — серебристую с чёрным, в узоры вшиты лепестки, душистые листья  — заворачивается в неё и спрашивает, — найдёшь, где меня спрятать?

Ткань, в которую Грет закуталась, пахнет не только ритуальными травами и цветами — в складках таятся ароматы курительных масел, прохладная чистота её комнаты. Она провела меня сквозь ритуал, светящаяся узором силы, овеянная дыханием Талисмана, но сейчас, путаясь когтями в серебристой цепочке у пояса, она кажется беззащитной. Серебро тонко звенит, осыпая нас обоих нервной тревогой. Я улыбаюсь — Игра ушла за грань воздуха, она парит над нами, моё желание набирает мощь. А ещё — помню, Грет смеялась, думала, я желаю всего лишь нож.

— Конечно. — Чуть медлю, улавливаю шаги из глубин Храма, запах жимолости. Дожидаюсь, когда Грет тоже услышит, когда её взгляд блеснёт гневом. Глупо — но слишком уж хочется её подразнить. Склоняюсь, шепчу ей на ухо: — Кер знает отличное место.

 

 

*

Когда сила Иштрэ перебросила их из храма, Грет услышала море и вдохнула человеческий запах. Берег, спокойный, покатый. Изгиб бухты, терзаемый тёмной водой, походил на серп луны — убывающий и растущий в такт движению волн. Белый песок мерцал чуть заметно. Над берегом высились сосны — всё незнакомое и чужое. Но человек — человек был всё тот же. Медная кожа, медные вихры во все стороны, медная пряжка на поясе, даже глаза блестят медью. Откуда он взялся здесь?

— Это Кер, — слова Иштрэ звучали эхом ритуала, — мой человек.

— Подходящая кличка, — Грет осознала спокойную  тяжесть руки дилейн на плечах, встряхнулась,  отпихнула его,  — но человеку не нужно имя. Ты его балуешь.

— А тебе нельзя было появляться в Храме, — рассмеялся Иштрэ, оттесняя Кера плечом — если тот разозлился, Грет не успела заметить, — думаю, этот запрет страшнее людских имён.

— Не тебе решать, следопыт!

— Ты хотела спрятаться, — напомнил дилейн. Грет зарычала предупредительно, Иштрэ вскинул открытые ладони, — скрыться на время. Кер знает, как это устроить.

Человек шагнул ближе, песок зашептал в ответ его шагу. Смотрел он серьёзно и смело, но голос подрагивал:

— В моём доме никто не станет искать.

Грет окатила его равнодушным взглядом. Если кто-то заметит их, вслух назовёт имя Сияющей — найти будет проще простого. Она повернулась к Иштрэ:

— Почему сразу не переместил нас туда?

— Обещал так не делать, — глаза следопыта почернели непроглядно, голос оледенел, — он мой человек, и друзья его — мои люди, прекрати зарываться.

Грет нахмурилась, но не ответила. До завершения Игры они связаны ритуалом. А потом уж она с ним сразиться, разнесёт в пыль весь этот Окраинный Прибой. Даже если кто-то из демонов пожелает ей помешать — уже ясно, живут здесь лишь слабовольные неудачники.

 

Грет подхватила костяную чашку, протянутую  человеческой женщиной. Резные грани впились в ладони. Волны, волны — каким ещё узором обернуть плошку в Окраинном Прибое? Женщина стояла встревоженная, выцветшая в круговерти тревог и страха. Немудрено — всё вокруг давило, пахло уныло и кисло. Дом, вкопанный в почву по плечи, длинной траншеей тёк неуклюже вниз, сужался тёмным коридором — там скрылись Иштрэ и Кер. Грет с ними пойти не пожелала и уже жалела об этом — до того всё было вокруг тесным и скорбным. Узкие окна, распластанные по земле — утром здесь точно не продохнуть от шагов, взбивающих пыль снаружи. Стены укутаны старыми шкурами — только их запах знаком и приятен.

— Ты ведь из Храма?.. — голос мягкий, крошащийся, но чуть схожий с голосом Кера. Схож с ним и тёплый запах, и кожа, когда-то светившаяся медью — но всё вытравлено усталостью, запорошено серостью людской жизни. Нервно дёрнув плечами, Грет кивнула, уткнулась в чашку. Вкус вина ожёг губы нежданной яркостью, густой, будоражащий — наверняка подарок Иштрэ. Слишком балует своих людей, — вновь убедилась Грет, — балует, а эта вот всё равно дрожит, боится.

Женщина осторожно присела рядом на длинную тисовую скамью. Мягко отбросила косу за плечи. И тихая, предупредительная твёрдость поднялась в её голосе:

— Не наказывай моего брата. Он достойный человек.

— Достойный человек, ага, — фыркнула Грет, — ладно, не стану наказывать, не бойся.  Ты сестра его? Я подумала, мать. Но я в ваших семейных связях не разбираюсь.

Тихий кивок в ответ — покорный, почти ритуальный поклон. Но Грет не обмануть — запах ужаса тянулся от этой женщины, в глазах блеснула солёная злость.

— Знаю...ему нельзя было приходить. Я умоляла его, умоляла Иштрэ...но вас ведь не переубедить. Кер для Иштрэ — вещь, он не понимает...— женщина сбилась, всхлипнула.

— Иштрэ считает, они друзья, — перебила лоурейн неприязненно, — защищает его. Он добрей, чем вы заслужили. Но вам ни шагу не стоит делать навстречу, да? Будь вы для него вещами, ты не посмела бы со мной говорить.

Сестра Кера разрыдалась c беззвучным, сухим отчаяньем. Грет поморщилась. Человеческие слёзы лоурейн считала жалкой привычкой. Демоны плакать не умеют, опасность и боль встречают оскалом улыбки.

— Я..не одобряю их затею. Не наказывай... запрети им. Ты из Храма, ты можешь.

Грет ударила чашкой о стол, отшвырнула волной воздуха — взрыв расцвёл винными брызгами, ощерился костяными осколками.

— Игра началась, завершится, когда решит Талисман. А ты — вон отсюда, — прорычала Грет, — убью.

Дверь захлопнулась сипло, нервно. Душный ужас схлынул вслед за сестрой Кера, но многолетние отпечатки страха таились по углам, собирались там липкими каплями.

В посвежевшей тиши ярость Грет разгорелась ещё сильней.

 

*

Кер смотрит на меня в сосредоточенном ожидании. Я пытаюсь решить, как подготовить всех к переходу — нужно действовать быстро, сразу после ритуала. Слишком много людей будет со мной, чтобы просить разрешенья Сияющей — ещё одно правило, которое я сломаю. Но этот мир — лишь пристанище на нашем пути. Любые правила для нашего народа — лишь временные опоры. Сияющая создала охранительный круг Барьера для лагеря у обочины — но слишком многие начали прирастать к нему, забывать нашу суть. Я изменю это. Я всем напомню, кто мы — странники, для которых нет преград. Люди другие, но может, сумею их изменить тоже?

В коридоре взвизгивает разодранный воздух, и, отбросив шерстяную занавесь, Грет врывается в тесную комнату. Она тёмный тайфун — расшвыривает отзвуки нашего разговора, сметает мои размышления. Свет её глаз, горячий и лунный, мечется яростно между Кером и мной:

— Нельзя жить с врагом под одной крышей! — Она бьёт Кера в грудь, пошатнувшись, бледнея, он поднимает к сердцу ладонь, но остаётся на ногах, — Тот, кто против твоей мечты — враг!

— Не стоило оставлять вас с Агир, — бормочет Кер виновато, — она не знала, что уже сегодня... расстроилась... Агир, она...

— В провал ваши человечьи имена! Брось его, Иштрэ, он сломает ритуал! Всё, что с нами случится до завершенья Игры — всё имеет значение! Отдадим его Талисману сейчас, пока он тебе предан!  — Грет вскидывает руки, замахиваясь вновь, весь дом вздрагивает, и я слышу — от ярости лоурейн гремит земля, волны Прибоя поднимаются выше. Скользнув за спину Грет, ловлю её запястья. Чувствую, как из сердца её вздымается тёмный рык — и стихает у меня на груди, слышу, как дышит — часто и жарко, но всё медленней, медленней, глубже — вместе со мной. Как горит, извивается под моими ладонями серебряный узор, сливаются пути наших сил — и как безмолвно кружится распростёртый над нами ритуал. Это миг безвременья, полного равновесия. Моя. Не отпущу. И она чувствует всё это тоже.

Спустя несколько наших вдохов, ударов сердца, равновесие подёргивается рябью — эхом чужих шагов. Пальцы Грет, тонкие, побледневшие в тисках моих рук, чуть дрожат, ловят звук этого приближения.

— Она идёт, — шепчет Грет, а я могу думать лишь о запахе её волос, головокружительном, мятном, о том, как наше дыхание питает ритуал, наполняет жизнью новую судьбу, приближает мечту, — она нашла меня.

Не успеваю ни о чём спросить. Кер судорожно выдыхает где-то за пределами нашего невидимого круга.

— Вот они, здесь, — голос Агир еле слышный, но необычно спокойный.

К нам входит Сияющая.

Он идёт сквозь миры, а она — рука об руку с ним

в прошлом нашем пристанище люди вырвали часть его сердца

Люди сбились волной, вражьей силой отбросили прочь

Словно искры мы гасли, лишь в новой земле разгоревшись

Здесь мы — Стая его, и она — наш бессмертный вожак

Этот мир только наш, он вложил в её руки победу

Может, от того что Грет так близко, слова старого гимна вспыхивают в памяти, скользят напевом настойчивым, терпким. Хотел бы знать правду — что сделали люди, чтобы справиться с нами, как Сияющая стала волей Талисмана? Но остаётся лишь разгадывать строки песен, переплетая их в разном порядке, искать новый смысл слов, обретённых в пути.

Ведь Сияющая говорит лишь с посвящёнными жрицами и с теми, кто воплотит Талисмана. С теми, кто будет гореть над провалом смерти. Это редкие судьбы, известные с детства. Для прочих демонов она — лишь очертания вдалеке. И для меня — всё вокруг омывает лавандовый запах, всюду цвет высоты, невозможной в людском жилище, а я не могу поверить, не могу представить её так близко. В этой подземной затхлости она ещё ослепительней, чем на полночных сборах Стаи. Как и я, Сияющая — дилейн, светлая и высокая,  но сравнить нас — то же, что сравнивать солнце с бликом на мутном металле. Ладони мои слабеют, погружённые в звон силы, затопившей комнату. Но я не отпускаю Грет, рассеянно обнимаю за плечи. Тело её чувствуется почти пустым, она дрожит, тревога колет мне сердце. Сияющая улыбается, подходит ближе — уже в паре шагов, но я всё не верю.

— Ты очень смелый, Иштрэ, — чёрные глаза её — пропасть, как угли, горящая, — но лучше отпусти мою ученицу. Не беспокойся  — я знаю про ритуал. Пока он не завершится, вы не расстанетесь, и цепляться за неё незачем.

Я не вижу лица Грет, но чувствую — губы её дрожат, чувствую  вкус шёпота — восторг, ярость, трепет, нет,  уйдём отсюда, успеем, нас защитит ритуал, она вожак, но не властна над нами, властен лишь Талисман. И я желаю рвануться прочь, и желаю ответить Сияющей неповиновением — я ведь свободен. Могу унести Грет куда угодно — но различаю сквозь звон магии, сквозь лавандовый запах, как меняется лицо Агир, застывшей в дверях. Виноватое смирение обращается в ужас, холодеет вокруг земля. Она предала нас, но она человек, а люди слабы и беспомощны. Сквозь волшебство Сияющей слышу дыхание Кера у меня за плечом — размеренное, спокойное. Кер примет любое моё решение.

— Они мои люди, — шепчу я, тронув волосы Грет губами, вдыхая душистую их темноту, — я обещал защищать их дом. Я не предам их и не оставлю тебя. Всё объясню.

— Всё, что случится с нами до завершенья Игры...

Сияющая входит в наш невидимый круг, её магия соединяется с течением ритуала, разгоняет его, как мороз разгоняет кровь. Она кладёт мне на плечи ладони — прохладные, невесомые. От этого прикосновения в голове гудит. Грет между нами чуть слышно вздыхает, прижимается крепче.

Она не успела договорить, но я помню. Всё, что случится с нами, имеет значение.

Но

вместе с нею судьба нам подвластна

Она наш вожак, в её сердце сияет

Сплетенье путей, миров  Перекрёсток

 Силы узор, гремящий победой

С нею свободны мы, несокрушимы

— У тебя всё время в голове стихи, — тихо смеётся Лорэ, растрёпывая мне волосы, — знаешь, как они появились?

Комната светла и просторна, везде скользящие отпечатки солнца, прохладный шум водопада. Мир за огромным окном отсечён потоком, стекающим с крыши шепчущей пеленой. Полог Сияющей, магия и вода — весь наш мир окутан покровами подвластных ей стихий. Как же я ошибался. Барьер — это только одна из границ.

Лорэ смотрит на меня, щурясь задумчиво, и я прячу эти размышления за далёким напевом другого гимна, прошу высохшим голосом:

— Расскажи.

Мы в доме Талисмана уже так давно. Дни и ночи скользят мимо мерцающим маревом. Я рассеянно улыбаюсь Сияющей — её истинное имя льнёт ко мне, врывается в мысли, но я хочу называть её, как прежде. Чем привычнее будет её настоящее имя, тем легче ей будет узнать моё желание.

— Когда-то, в том мире, откуда я увела всех, чтобы спасти, — голос обвивает меня мелодией чистой и сильной, — у нас не было гимнов, не было общих историй. Каждый был одинок, каждый жил своей правдой, у каждого была собственная дорога. И каждый умирал один — даже в последней битве.

Последняя битва.

Единственный наш путь к смерти. Для демонов нет старости, и нет ничего страшней, чем гибель от усталости тела. Магия, текущая под кожей — каждый рывок на другой край света, каждый хлёсткий удар или взрыв — год за годом меняет нас, делает сильней и ярче. Магия сливается с течением крови, узор проникает всё глубже под кожу, сжимает сердце тесней. С каждым годом тянет за край мира настойчивей. И когда влечение это становится невыносимым, а тело — лишней тяжестью, бессмысленной шелухой, мы выбираем того, кто достойнее всех, кому можем довериться — для последней битвы, последнего прорыва. Что за гранью его? Новый путь или пустота? Я хотел узнать вместе с Грет — когда-нибудь, в новых землях, что мы откроем.

Нет сомнений — ритуал уведёт нас. Но что будет с Кером? Как он смотрит в глаза Агир, остаётся ли с ней под одной крышей? Может быть, слабость души, боль привязанностей, сотни предательств, нестрашных, но незабываемых — так же истончают, изнашивают тела людей, но не воплощают их ярче, а погружают в болезни и старость? Но где-то они оказались сильнее нас. Уведу их — они изменятся.

— Хуже была лишь смерть от магии врага, объединившего их, человеческой магии, — продолжает Сияющая задумчиво, — она пожирает души, она забирает, лишая свободы. Порой по ночам я слышу, как она вгрызается в наш Барьер.

— Ты хотела сказать про стихи, — мой голос взрезает воздух.  Блики солнца тускнеют на миг, шум воды отступает. Ненужная дерзость. Но Сияющая отвечает:

— Чтобы сохранить нашу свободу, я увела всех за грань мира. Сквозь провал мы шли в темноте, а голодная волна чужой силы поднималась над нами, настигала неотвратимо. Я вела их, забывая, что где-то есть земля и свет. Кто-то растворялся, пожранный пустотой и молчанием. Мы могли исчезнуть, не достигнув этого мира. И тогда, в той безнадёжности, появились слова. Он был похож на тебя — юный, упрямый и одержимый. Я слушала его, и голос его придавал мне воли.

— Как его звали? — воздух темнеет. За окном, наверно, гроза.

— Я не помню, — отвечает она, смежив веки, — имена не важны. Когда мы ступили на этот берег, он стал Талисманом.

Помедлив, Лорэ предполагает сочувственно:

- Ты ведь хочешь..покинуть нас? Никто из пытавшихся не сумел вернуться. Тебе это не нужно, поверь.

Поверь, поверь,  - поёт вода её голосом.

Нет. Я не откажусь от мечты. Я обещал Грет - не оставлю её. Кружится, кружится наш ритуал.

*

Воздух комнаты Грет, такой уютной, душистой прежде, сделался теперь сдавленным, тесным. Пласты его слоились, пошатывались, высекали грозовые искры. Безымянный не мог ощутить этого, но его пальцы, перебиравшие волосы Грет, вздрагивали каждый раз, когда одна из искр вспыхивала рядом. Он не мог почувствовать тяжесть неволи, но беспокойство отражалось в нём, как луна в тусклой воде. Это и утешало, и злило. Грет редко задумывалась о чувствах людей, но теперь что-то переменилось. Всё чаще она пыталась  угадать, какое имя носит безымянный среди своих, сжимала губы упрямой нитью, чтобы не спросить об этом.  Перемены, принесённые Иштрэ, тоска и ярость в сердце.

Прошла неделя с тех пор, как Лорэ забрала их из человеческого жилища и оставила Грет здесь, окутав комнаты коконом своей силы. "Это не наказание, мне нужно во всём разобраться". Голос звучал чарующе, мягко, но глаза блестели, как чёрный лёд. Грет понимала — нужно уступить, вымолить прощение прежде, чем она разберётся, прежде, чем наказание придёт, но жгучее, злое упрямство сковало молчанием. Грет знала — ритуал уведёт их с Иштрэ. Сквозь камень, сквозь волшебный покров слышала эхо этого знания в мыслях следопыта. Наяву и в неясных снах, пронизанных Игрой, Талисман открывал Грет истину о мире. И сквозь тоску заточения она сознавала ясно — именно в этом Лорэ потребовалось теперь разобраться, поэтому медлит она с наказанием. Для того и нужны ей Иштрэ и Грет.

Безымянный снова вздрогнул, обожжённый отсверком магии лоурейн, затем принялся вить из её волос причудливые косы. Это выходило у него неловко, медленно — он не привык служить ей, до сих пор сопровождал в лесу или помогал на охоте. Но через день после заключения Талисман высветил перед Грет его лицо, она выгнала прежних служанок и попросила Ринтру найти и привести его. Ринтра была её старшей подругой, настоящей жрицей. Она навещала Грет, осторожным, мурлычущим голосом  рассказывала о новостях — но каждое слово звучало теперь увещивающе, почти с мольбой. Уступи, попроси прощения, усомнись хотя бы в мыслях. Три дня назад Грет сказала, что не хочет её видеть, пока сидит взаперти, и Ринтра больше не появлялась.  Ей точно стало легче — кому понравится жить в тени чужой воли, повторять чужие слова?

Так и вышло, что безымянный стал единственным её поверенным в эти дни. Он выбирался к людям, приносил настоящие вести — мрачнее, чем истории Ринтры.  Лорэ решила объявить ежегодный праздник немного раньше. Безымянный не понимал, что сроки сместились — луна для него росла и менялась в правильном ритме. "Все готовятся к празднику, — сообщил он спокойно, — может быть, меня заберут". Глаза его вспыхнули, что-то в них всколыхнулось — отсвет ли ритуала, или привязанность к Грет, но всё это было не то, не понимание, не тревога, не страх. Но Грет умела следить за временем. Праздник должен был состояться через много дней, готовиться к нему рано. Знала ли об этом Ринтра? Знала, но пыталась обмануть? Или движение светил стало так же невнятно демонам, как и людям, изменилось по воле Лорэ и её Барьера? И то, и другое было бы ужасно.

Ритуал томился, сдавленный камнем, оклеенный сдерживающей магией, как паутиной. Игра Талисмана хранила Грет от душных и шепчущих чар, хранила она и Иштрэ. Но Грет понимала — равновесие не может быть вечным, скоро ось вращения искривится, скоро магия, окутавшая комнату, пропитает их волю, изменит их цель, неверными сделает движения — как яд, медленно растворяющийся в крови. Устоит ли мир после такого предательства? Простит ли Талисман свою стаю? Грет не желала знать, как не желала знать о лжи или помешательстве Ринтры, как не желала знать о том, для чего это понадобилось Лорэ — неужели только из-за непокорности Грет? Твоя своевольность погубит всех.

Грет вскочила с топких подушек, оттолкнув безымянного.  Сияющая словно шепнула эти слова прямо в ухо, прохладное дыхание коснулось кожи, светлый локон мелькнул перед глазами. Движение Игры дрогнуло, как опьянённое погоней сердце. Время убегало, нужно было спешить.

Лоурейн обернулась к человеку, поймала его пристальный взгляд. Чёрные волосы спутаны, смуглый, мрачный, всё ещё облачённый в одежду охотника, он смешно смотрелся в пёстрой комнате жрицы. Но Грет ощущала смешной и чужой саму себя — изнеженную девчонку, с детства болтавшую о свободе, но проведшую жизнь взаперти, в жаркой духоте заученных шагов и сладкого дыма.

— Что ты готов сделать для меня? — спросила она слишком резко — новое понимание ранило, шаги по острым солёным камням.

— Что угодно, — откликнулся без раздумий.

— Стань моей жизнью на один вдох, — Грет объясняла поспешно, не давая себе времени отступить, — порталом. Уйду, а потом ты забудешь. Постараюсь, чтобы остался в живых. Согласен?

Глупо спрашивать. Я убью его, если не согласится — но нужна свободная воля.

—  Что угодно, — повторил безымянный, чуть улыбнувшись. Этот человек был важен, его силуэт повторялся в движении ритуала, как отражение в бегущей воде. Грет шагнула к нему, поймала его ладонь. Чуть не спросила — как твоё имя? — но время бежало, бежало — для вопросов воздуха не осталось.

 

*

Волна окатывает меня холодом, солью, падением, пробуждением — нежданным и будоражащим. Вновь и вновь — море уносит клочья дурмана, упущенные секунды смешиваются с песком. И как песок, потерянное время неизмеримо. Размытая этим временем, расшатанная чарами, моя цель подёрнулась зыбью, отдалилась. Больше такого не допущу.

Волна бьёт меня снова.

— Просыпайся! — Я могу различить теперь голос Грет, узнаю её посеребрённые луной очертания, горящие глаза. Узнаю, вспоминаю — мне казалось, всё это время я не забывал её, но теперь она здесь, явь, разорвавшая морок. Сон отступил, смутный, илистый — плеск падающей воды, танец солнечных бликов, истории Сияющей — вязкая память, привкус вина, утром оставляющего лишь горечь. Грет ворвалась, вскрыв разделившее нас пространство — как тебе удалось, неважно, расскажу позже, бежим — и прежде, чем воздух, вспоротый ею, сомкнулся, мы выскользнули прочь. Мы уходили путанными подворотнями, тропинками, что текли мимо обломков человеческих жилищ, когда-то величественных, сегодня истерзанных — шторм появления демонов, а затем сотни лет беспокойного и яростного правления разбили даже память о том, каким был когда-то Последний Осколок.

— Куда мы идём? — говорить на открытом воздухе стало трудно, мысли двигались неохотно.

— Туда, где барьер тоньше, выскользнем незаметно. Если перенестись так далеко, полог вспыхнет, она увидит, — Грет тянула меня за руку, вынуждая шевелиться, но я не узнавал её, она была видением, которое я силой воли удерживал возле себя, но не помнил по-настоящему.

— Очнись! — Тонкая ладонь хлещет меня по щеке, ошпаривает глубокой царапиной — мгновенно в неё вгрызается соль, но мне не больно, я смеюсь — теперь помню, теперь, и правда, очнулся.

 

Волны дышат устало, ворошат песок, то укрывают нас, то отступают. Я заново свыкаюсь со свободным воздухом, наслаждаюсь летней его теплотой, растворённой в море. Грет молчит, непривычно спокойная. Жемчужный полночный свет вычерчивает её профиль, скользит по светлым одеждам, сливается с линиями силы — танец  магии и луны. Завораживает.

— Она не сказала, что теперь будет? — спрашиваю осторожно, боюсь её ранить. До сих пор мы ни словом не обмолвились о Сияющей, о нашем странном заточении, — Для чего она... так поступила? Ты создала ритуал, мы вступили в Игру, значит, всё правильно.

Грет молчит долго. Словно мы в разных пространствах, и я должен перенестись к ней, чтобы услышать ответ. Будто разделены Барьером.

— Не сказала. Не говорила со мной после того, как забрала тебя.

Этот миг вспыхивает теперь чётко — ладони Сияющей на моих плечах, Грет просит о чём-то отчаянно, злится, я стыжусь своего молчания, но не могу вымолвить ни слова. Стоило перенестись в дом Талисмана, пронизанный волей Лорэ, и он сковал меня. Грет же, воспитанная там с детства, осталась свободна мыслями.

— Но я смогла угадать, — голос её надламывается, — все ритуалы, все люди и демоны — всё течёт в русле её Игры. Она выбирает время, она может нашептать цель. Я нарушила правило, провела тебя к твоему желанию раньше, чем должна была, раньше на целый год. И наш ритуал — настоящий. Твоё желание безумное, сложное, такого не было сотни лет, и оно может сбыться. Это огромная сила. Пока я сходила с ума от скуки, слушала лживые новости, меня иногда настигала мысль — может, и это только мираж. Мы видим его, чтобы совладав с нами, Сияющая получила последнюю искру силы, последний порыв нашей свободы. Ты знаешь правила — в Игре есть только удача и смерть. Это потому, что проигрыш может быть и страшнее смерти. Можно потерять не жизнь, а то, что тебе важнее всего — во время ритуала нельзя об этом думать. Но мне про это говорить не страшно, ведь мы не проиграем, потому что...

Что за обжигающий, сводящий с ума взгляд - сильнее луны! Взгляд дикого зверя, притаившегося в зарослях, чующего кровь, погоню, победу — зверя, которого не пленить и не приручить, можно только смотреть и смотреть в глаза, чтобы мгновение не разбилось.

— Потому что?.. — медленно я тянусь к ней, но плеск волны выдаёт меня. Осыпав меня серебристыми брызгами, Грет срывается с места, машет рукой в сторону горизонта:

— Уже сам должен был заметить, твоё ведь желание! Он отступил, мы сильнее!

Лишь десяток шагов — почти незаметно различие, но теперь я вижу. Барьер действительно отступил, море дышит свободней.

— Мы сильнее, — хочу поймать её за плечи, но она ускользает, смеётся:

— Да! — и добавляет серьёзней. — Пойдём, нужно уводить твоих людей. Пора завершать Игру.

 

Окраинный Прибой сегодня притихший. Ветер не шуршит резными листьями крыш, круглые окна глядят отрешённо — дома выглядывают из-под земли, осуждают нас. Только теперь понимаю, как непохожи Окраинный Прибой и Последний Осколок. Осколок — величественный храм среди теней прошлого, среди разрушенного города.  Демоны Осколка живут в этом храме, верят в свободу вести не только свою судьбу, но и направить чужую. Демоны Прибоя в домах томятся, свобода их — знать все дороги нашего мира, искать новые непрестанно. Высокие жилища из белого камня, предназначенные нам, большую часть года пустуют, от того поселение людей похоже на обычную рыбацкую деревушку.

Я был везде — в каждом районе, отсечённом от других тонкой пеленой, свой воздух и свой уклад жизни. В Лезвии Скал есть замок, вросший в отвесный бок обрыва, нависший над пропастью — демоны там верят в свободу от тепла и уюта, смеются над беспомощностью людей, живущих в долине у подножия гор. Они и надо мной посмеялись, когда я гостил у них — "Ты следопыт, но у нас не выдержишь и полного круга луны". Земли демонов Блуждающего Огня так обширны, что они всерьёз верят в их бескрайность. Их свобода  — бесконечный путь. "Потерять то, что важнее всего", — слова Грет бьются в моих мыслях. Сотни лет, ритуалов, стремлений. Все проиграли и не знают об этом.

Но я не проиграю. Моя победа изменит всё.

Магия вьется черным огнём, покалывает пальцы, хочет прожечь воздух передо мной, перенести в дом Кера — растёт тревога, растёт настойчивая жажда моей силы, жажда оказаться там в мгновение ока. Но я обещал не поступать так, не врываться в его жилище, как хозяин, обещал приходить, как друг. И не отступлю от своих обещаний.

Грет хмурится, её беспокойство витает меж нами, хочу спросить, в чём дело, но слишком тороплюсь. Отворённая дверь скрипит протяжно, звук этот скользит по тёмному дому, и ещё не шагнув внутрь, я понимаю — мы пришли зря, пусто, Кера здесь нет.

— Он ушёл, — мерещится, что заговорило нутро покинутого жилища, но Агир выходит на свет, и я едва узнаю её. Она постарела — для неё не неделя минула, годы. Невозможно поверить, что когда-то эта женщина смеялась, припоминая  истории нашего с Кером  детства, невозможно поверить, что звала меня другом, — ушёл и забрал тех, кто верил тебе, не сказал мне куда, для вашей Игры, сколько бы я ни говорила, что Игра не для людей! Ты  никого не пожалеешь, и девчонку привёл сюда, привёл чтобы она отдала его в жертву, вы твари!

Возглас её обрывается, гаснет, рассечённый магией Грет. Агир бьётся спиной о стену, сползает на пол, словно лишившись костей. Хочу утешить её — или растерзать.

— Я знаю, где они, — говорит Грет, — мы найдём их, не бойся.

За прошедшие дни ритуал смешал нашу силу. Она повзрослела. Я рад. Агир не издаёт ни звука, больно думать об этом.

— Ты убила её?

— Не знаю. Для неё уже не важно.

 

*

Ритуал мчался теперь шквальным вихрем, ещё миг — расшвыряет вокруг деревья, взроет в земле глубокие раны. Грет стала оком нарастающей бури — и знала, это только начало. Ничто не останется прежним, когда Игра завершиться.

Искать было сложно. Магия судьбы бросала навстречу образы, лица, слова — и тут же уносила прочь. Грет встряхивала волосами, искала ладонь Иштрэ — он помогал ей вновь осознать, что она уже знает место. Уже видела. Возможно ли, что этот человек, Кер, тоже видел - ещё тогда, в Храме?..

— Совсем скоро, — пробормотала Грет, — узнаем.

Рыжий всполох костра мелькнул за деревьями, искры взвивались, тонули в бездонном небе — словно над миром простиралось безвременье провала.

— Нет, — отозвался Иштрэ, рассеянно подхватив ужаснувший Грет образ. Мысли их свились теперь в единый узор, причудливый, неспокойный — серебристая река среди чёрных скал, — там наша свобода, там все пути.

Грет замерла — Иштрэ тоже остановился, обернулся к ней. В чёрных глазах плескалась тревога. Эта тревога Грет раздражала. Она не детёныш, лишившийся стаи. Я смогу без неё, справлюсь сама.

— Если что-то случится, знаешь, как мы поступим? Ты позовёшь меня на последнюю битву. Если она снова придёт за нами — пожалеет.

Иштрэ метнулся к ней, подхватил, и ответ его впился в сердце, наша битва изменит мир, что бы ни было — победим, оставайся со мной. Прикосновения его зазвучали в расцветающих магических линиях, заколотилось исступлённо сердце, по коже просыпались иглы желания — это луна разбилась, окатила осколками.  Губы обожгла жажда, яростная, неутолимая. Грет прильнула к нему, и мир исчез, отброшенный поцелуем, мир схлынул убегающей волной,  лишь ритуал бушевал вокруг, набирая мощь.

 

Кер действительно ждал их — он, и двадцать других людей. Грет не понимала, как люди способны собраться такой большой группой, что-то решить, куда-то отправиться — это было непостижимо, ведь они шли не за Иштрэ, решили сами — но вместе. Никогда демоны не смогли бы договориться о чём-то подобном — у каждого своё направление, каждый верен только себе. Раньше Грет думала, что людям не достаёт собственной души, и потому они ищут её во всех вокруг, жмутся друг к другу семьями, поколение за поколением остаются в прежних жилищах. Но, возможно, было в этом и что-то ещё? Отблеск тепла, мелькавший между людьми, поверившими в несбыточную мечту, помог им решиться на то, о чём никто из демонов даже не думал — никто, кроме Иштрэ. Но Иштрэ любил людей...

Грет мимолётно коснулась губ, улыбнулась. Она сидела, прислонившись к душистому сосновому стволу. Лунные осколки растворялись в крови, пьянили, ускоряя бег магии по коже, а сама луна смотрела сквозь ветви — безмятежная и далёкая. Но в её родниковом свете мерцало что-то заговорщическое — или кажется? Иштрэ объяснял что-то Керу  — Кер за прошедшие дни преобразился, глаза его блестели лихорадочной отвагой. Скоро Игра завершится. Ритуал бился огромным сердцем, эхом отдавался в каждом листе, гудел в древесной коре  —  скоро..скоро..

— Пора! — Новый оборот ритуала подбросил Грет на ноги. Иштрэ вспыхнул рядом, поймал её ладонь, и они устремились к берегу.

 

Это была кромка Окраинного Прибоя — за искрящейся пеленой магии протянулись земли Блуждающего Огня, а голоса волн гасил Барьер, подступивший к берегу. Перехлёст границ создавал вибрирующий, заполняющий голову гул — тот, что дрожью бежал по стенам храма, когда Иштрэ и Грет вступили в Игру.

Так было прежде.

Сегодня другой берег встретил их. Над спокойной водой текла тишина, кристальная, светлая. Луна вычертила дорожку возле песчаной косы, протянувшейся к горизонту.

— Барьер отступил, — сказал Иштрэ Керу. Тот кивнул:

— Три дня назад, — и добавил, — мы подготовились.

Люди, переговариваясь негромко, принялись высвобождать спрятанные в колючих зарослях лодки. Люди спешили, взбудораженные, от них веяло торжественной безрассудностью, словно они тоже затеяли ритуал. Иштрэ и Грет уйдут по косе вперёд, Барьер рассеется перед ними, тогда люди уплывут, а демоны — отправятся за грань мира, в поисках новых дорог.  План простой и невероятный.

Грет вышла к краю воды. Луна смотрела с пристальной надеждой, окутывая светом, притягивая к жрице все взгляды.

— Сегодня мы завершим Игру! — голос Грет зазвенел над волнами, сила Талисмана текла в нём, озаряя берег, — Сегодня узнаем ответ! Идём со мной, следопыт. Твоя судьба — моя отныне.

— Я твой, — отозвался Иштрэ. Фразу он не закончил. Они стали сильнее правил и ритуальных слов.

 

Песчаная коса сузилась, вдвоём не пройти бок о бок. Грет шла впереди, увлекая Иштрэ за собой. Меж соединённых ладоней прятался чёрно-серебряный всполох, ранил и обжигал — но Грет не разожмёт пальцы, приведёт следопыта к его мечте. Сила событий, предвещаемых Игрой, стала невероятной — мчалась за пределами моря, за пределами мира. Несбывшаяся ещё судьба создавала новые дороги и перекрёстки. Два демона в кольце этих новых дорог — гонимые ветром песчинки, заплутавшие дети. Но Грет знала — они сильнее судьбы.

Лоурейн успела решить, что желание Иштрэ сбылось до завершения ритуала, и полог Сияющей растворился за горизонтом — но голос моря переменился. Скованное штилем на поверхности, оно бурлило где-то в глубине. Луна ушла в облака, и тёмный простор вокруг стал похож на провал за пределами ритуального круга. Тем лучше, — успела подумать Грет за миг до того, как огромная сверкающая волна взмыла над ними, скрывая небо. Нет, не волна. Барьер. «Должны сразиться сейчас, сила нашей гибели его разрушит!», — хотела крикнуть она, обернувшись, но сердце кольнула лунная игла, дрогнули губы — яд обожания проник в кровь, сделал слабой, Грет промолчала, подняла на Иштрэ глаза, чтобы увидеть в последний раз. Иштрэ прижал её к себе крепче, в губы ей прошептал:

— Как луна, — и Барьер обрушился на них, разметал друг от друга прочь, всё померкло.

 

Храмовый пол больно ударил в спину. Дом Сияющей, когда-то — центр мира, родное пристанище — поймал в удушливый силок.  Рывком Грет села, открыла глаза и сразу зажмурилась. Её окружили факелы, блеск когтей и магических узоров — всех, кто собрался здесь, она знала с детства, но не помнила никого. Смуглые и бледные лица чередовались, взгляды чёрные и взгляды, горящие светом вцепились в неё, не мигая — зрелище это откликнулось резью в висках. Подавив желание сжаться клубком, Грет поднялась, выпрямилась.

— Ты правда думала, — голос Сияющей, холодный, бесстрастный, раскинулся над храмовым залом, как стальной купол, — что сумеешь провести ритуал?

Где Иштрэ? Что случилось с людьми? Бесполезно спрашивать, и Грет просто ответила:

— Да.

Отчуждённое, злое молчание сдавило  тисками. Все здесь желали ей смерти. Перебросить себя на берег, в лесную чащу, к горам — было бы так легко, но ни за что Грет не станет бежать.

— Что ж, — Сияющая рассмеялась — неразличимая среди чужих лиц. Возможно, она стояла прямо перед Грет, но Грет её не узнавала и не желала узнавать, — давай. Закончи. Если судьба на твоей стороне, всё сбудется.

Она смеётся над нами, смеётся над миром, — понимание это было мучительным, горьким — и рождающим силу и ярость. Грет смяла боль и усталость в горсти — так воля демонов сминает пространство — вскинула руки, и магия судьбы помчалась вокруг, неукротимая, перемалывающая жизни, будущие времена. Барьер исчез — паутина, сорванная шквальным ветром; окружившие её чужаки, Сияющая, предавшая Грет и всех, кто доверился ей, стали лишь смазанной тенью на мокром песке, а Грет всё не останавливалась, время текло сквозь неё, пока она не услышала голос — ясный, уверенный, тот, что так хотела услышать:

— Мы сильнее, мы победили, я жду тебя. Для нас — все пути.

Игра Талисмана, удача или смерть.

— Удача! — торжествующе воскликнула Грет — ритуал отступал, Талисман возвестил о своём решении.

Но огонь так же бился вокруг, взгляды остались так же безжалостны, равнодушны. Ритуал вовлекает всех, с кем связаны игрок и жрица, всех, кто им дорог - но часто для них неощутим. Почему же те, кому я всегда верила, не видят? Люди ведь сумели..несвободные..нет. Здесь никто не свободен.

— Конечно, удача, — ласковый голос Лорэ оборвал мысли Грет,  засеребрился смехом, — ты всегда так старалась, много училась. Твой мальчик со стихами в голове — он ведь хотел покинуть пределы нашего мира? Всё получилось, он теперь там, где хотел оказаться — за Барьером. Скоро праздник, объявим всем — ты настоящая жрица.

 

 

*

Я теперь талисман.

Понимание стелется медленно, чёрным снегом заносит следы моей жизни. Никто не сумел вернуться,  - так она объяснила.

Всюду тьма — не пустая. Всюду тени, везде голоса. Тех, кто пришёл сюда прежде. Людей, демонов. Когда-то Лорэ была просто дилейн — как я. Сумела повернуть судьбу так, чтобы забирать время чужих жизней и силу чужих желаний. Каждый ритуал, каждый праздник приводит сюда. Они бродят вокруг, бормочут, поют, полупрозрачные, тихие. Некоторые верят, что продолжают прежнюю жизнь. Дышат, потому что дышали когда-то.

Я не стану таким.

У меня есть Грет. Моя, не отпущу.

Лорэ пыталась исказить Игру, наш ритуал не завершился — и мы остались вместе.

Я вновь и вновь возвращаю то, что мы пережили — не вижу раньше того мига, когда судьба моя разбилась о голос Грет, но мне и не нужно видеть раньше. Я с ней. Говорю с нею сквозь ритуал - пусть она и не узнаёт меня.

Грет выбирается из храма накануне праздника, ночью. Праздник — большая жертва, много жизней для силы Лорэ. Лорэ хочет отрезать созданную нами судьбу от мира — как отрезала меня. Но у неё не получится. Грет придёт ко мне, а я теперь талисман.

За Грет следует человек — её друг, он уже был для неё порталом. Охотник, мрачный и настороженный. Любит её, но я не сержусь. Она идёт ко мне.

Тени шепчут — отгоняю их гимнами, но это не помогает. Все наши гимны лживы.

Прошлое и будущее здесь схлестнулись, уже не различаю их. Дрейфую во времени, как по дорогам души.

Грет призовёт меня — наша встреча будет бушующей, как лесной пожар, безжалостный, яркий, слепящий.

Кто-то задевает меня — кто-то, в ком память ещё не иссякла - но не видит. Никто здесь не замечает других — только я вижу и слышу, потому что вижу и слышу Грет, изменённую нами судьбу. Вижу ещё не затянувшуюся рану Барьера, вижу огни над морем — Кер спасся. Я рад. Улыбаюсь, насвистываю в темноте песню, что льётся от лодки к лодке. Это старая песня, без демонов и людей — о морских путях и неприветливом небе. Доброго пути, Кер. Прослежу, чтобы небо было спокойным.

Грет и её человек идут ко мне через лес, к земле, накалённой силой, к земле, помнящей кровь — к месту давних сражений, там меня проще будет призвать. Я уже знаю — человек умрёт, чтобы мы встретились, но не станет об этом жалеть. Грет хочет спасти меня — но не сможет, и это разобьёт ей сердце. Пообещаю — я вернусь к тебе, стану сильней — но она не поверит.

Грет ждёт наказание за всё, что она совершила, чтобы изменить мир вместе со мной. Её ждёт изгнание. Боль терзает меня, когда вижу это. Но мы сильней.

Я с тобой. Даже если не веришь — буду рядом, разверну перед тобой все пути, и однажды они приведут тебя ко мне. И тогда Барьер падёт. Мы победим.

А до тех пор — я жду. Оставайся со мной.

 
 
 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 17. Оценка: 4,29 из 5)
Загрузка...