…Два ощущения нахлынули на очнувшуюся Эмили одной громадной волной - головокружение и тошнота, такие дополняющие друг друга, не просто вытаскивающие нутро наружу, а словно выворачивающие все тело наизнанку. Она попыталась вдохнуть глубже, но грудь была словно придавлена плитой. И никаких ощущений пространства. Где она? Что с ней?

На второй вопрос ответ пришел в виде вспышки в голове, память развернула всю картину целиком - весь ужас, всю боль и страх. Страх за свою жизнь, чувство неизбежности происходящего, неотвратимости. Но – странно, все эти ощущения прошли словно кадры кинофильма, ничего не задев, не вызвав замирания сердца или содрогания в теле.

Сначала она приняла его за насильника. Ну а кто еще может поздним вечером напасть на девушку, одетую в спортивные шорты и футболку, в руках у которой не было даже телефона. Он выпрыгнул откуда-то сзади, Эмили почувствовала крепкий захват на своей шее, и рывком потянул назад, опрокидывая. Она упала на спину, он протащил ее под мост и запрыгнул сверху, словно зверь. Эмили увидела его глаза, и поняла, что ошиблась. Он не хотел секса, грязного в прямом смысле – на земле, под мостом, просто секса с неизвестной девушкой, совершающей вечернюю пробежку вдоль реки. Он не хотел бы и денег, если бы они у нее были.

Он просто хотел ее убить.

Длинные черные волосы, почти до плеч, свисали вдоль его бледного лица - таким оно казалось в ложном свете прибрежных фонарей, пробивающегося под бетонные перекрытия. В этом свете глаза его горели красным, и, увидев это, Эмили закричала. Она втянула в себя столько воздуха, сколько вместили натренированные легкие. И выдохнула, разом весь, криком, напрягая горло, в которое вонзились когти чудовища, что сидело на ней. А в следующий момент его левая рука накрыла рот Эмили, превращая крик в вой. И она сомкнула свои зубы, вцепившись в край чужой холодной ладони.

Эмили рвалась из его клещей, даже когда почувствовала, как теплая, ее собственная кровь, стекает по шее из-под его пальцев, что разодрали ее горло. Она пальцами вцепилась в его голову, лицо, пытаясь добраться до глаз, и все это время не разжимала зубов. Страх, ужас от происходящего, все это ушло. Осталось только одно – желание выжить. Любой ценой.

Это чувство рождало ярость сопротивления, оно горело в глазах Эмили, которые так и остались открытыми, когда напавший, устав от борьбы, одним движением свернул ей шею, и тут же припал к пульсирующей кровью артерии. Зубы девушки, красные от чужой крови, наконец-то выпустили ладонь убийцы и застыли в мертвом оскале.

 

Вопрос – где она – был пока без ответа.

Эмили прислушалась к ощущениям. Гул в голове, страшно мутит, но боли нигде не чувствовалось. Открыла глаза – и не смогла понять, какое время суток, не было четкости, только тусклые очертания берега и домов в стороне, но вроде бы узнаваемые, значит, он просто бросил ее тут. И - тихо, словно на рассвете, может, оглушена? Тошнота, нечеткий свет... ударил головой о камни? Да нет же, кровь, просто потеря крови, он же буквально разорвал ей горло! Эмили поспешно провела ладонью по шее, нащупывая рану, но ее не было. Засохшая кровь под пальцами, жесткая от крови же горловина футболки, а раны не было.

Это казалось невероятным - Эмили помнила, как его пальцы, словно заканчивающиеся острыми лезвиями, вошли под кожу, дотянулись до артерии, и… Эмили положила руку на затылок и провела вниз, ощупывая позвонки - они были целыми, можно было повернуть голову в сторону, никакой боли. А ведь она могла поклясться, что, теряя сознание, слышала хруст в собственной шее. А может быть, она действительно ударилась головой, и большая часть – привиделась?

Нужно подняться и идти домой, а там вызвать врача. Слабость ужасная, возможно, сотрясение, но руки двигаются. Так, а ноги? Правой ноги что-то коснулось. И в тот же миг, в нос ударил резкий запах. Он был настолько сильным, что затмил ощущение тошноты, более того, внутри словно узел свернулся, и сильнейшее чувство голода заставило практически бездвижное до этого тело Эмили приподняться. Не осознавая, что делает, она резко вытянула руку и схватила то, что коснулось ноги. Раздался писк, и Эмили уставилась на предмет, что поднесла рука к лицу.

Крыса. Все еще мутное зрение не позволяло ее разглядеть, но Эмили чувствовала, как бьется сердце в теплом тельце, зажатом смертельным захватом ее пальцев. Узел внутри свернулся крепче, и Эмили поняла, что подняло ее с земли, что вызвало во рту металлический привкус: так пахнет ржавая вода из крана - железом, или свежая ранка на теле. Кровь.

Не ослабляя хватки правой руки, левой Эмили схватила голову крысы и повернула от себя вперед, до хруста, а потом вцепилась зубами в серое горло. Она не думала о том, что делает, она только хотела дорваться до теплой крови.

Глотки давались легко, Эмили жадно втягивала в себя солоноватую густую жидкость, и с каждой секундой узел внутри слабел, гул в голове становился тише, уходила тошнота. Но кровь кончалась. Крови было мало, и Эмили с трудом оторвалась от крысиного горла. Зверек выпал из рук. Эмили устремила взгляд вперед. Зрение вернулось. Оно не просто вернулось, а словно стало четче. Одновременно с ним вернулись звуки, и несмотря на то, что, как оказалось, стояло тихое утро, Эмили различила десятки звучаний: от слабого дуновения ветра до хлопанья крыльев чайки у берега.

Слабость еще оставалась, но было совершенно понятно, что окажись рядом что-то крупнее, чем крыса, будь в нем больше крови, то и она ушла бы без остатка. Эмили поднялась на ноги, на секунду задумалась - насколько крупнее? Готова ли она сейчас свернуть голову кошке, или убить собаку… а человека? При этой мысли внутри, словно от голода, снова скрутило. Во рту пересохло. Ответ на эти вопросы испугал Эмили, и она осторожно втянула воздух. Не почувствовав запаха живых существ, переодев наизнанку футболку, и отряхнув с себя пыль, осторожно пошла в сторону своего дома.

 

…Гранд-Плас готовилась к ночи. Самая прекрасная площадь Европы, начавшая историю своего великолепия с Дома Короля, в котором за восемь столетий не жил ни один король, вросшая подвалами готических особняков в землю высушенных болот, поспешно закрывала свои музеи, что хранили осколки средневековой истории, словно им предстояло растаять сразу после заката. Сам Святой Михаил в очередной раз готовился проводить с высоты почти стометровой дозорной башни уходящее на запад солнце.

Вспыхнули тысячи огней, золотым светом взметнувшись вдоль фасадов барокко, озаряя шпили и статуи всех Домов Гильдии. И только готическое нутро Дома Короля оставалось темнее темноты, не смотря на пляску языков света, облизывающих многовековой камень в попытке проникнуть внутрь.

 

Белые пальцы легли на холодный камень края балкона одного из Домов. Немигающим взглядом Эмили смотрела на праздник жизни внизу. Праздник света во тьме ночи. Сотни раз, стоя здесь, под херувимами и позолоченными весами, она видела это, и сотни раз видя это, вспоминала тот самый день, разделивший жизнь на до и после. Дни, последующие за тем днем, прошедшие в голодном тумане, не вызывали такого отклика, хотя помнила Эмили всё - и как дошла до дома, и как буквально вползла в квартиру, рухнув на колени на лестничной площадке от силы запаха человеческой крови, ударившего из-за соседской двери. И как свернулась на полу своей прихожей в клубок, утонув в спасительном беспамятстве. Помнила голод, разбудивший поздним вечером.

Потом были еще крысы, голубятня, усыпанная белыми птицами с оторванными головами, соседский лабрадор, отпущенный хозяином с поводка, которого Эмили, оторвавшись от горла, первый раз - потому что насытилась, оттащила к реке и столкнула в воду. А первый ее человек был позже - взрослый мужчина, также, как когда-то она, совершающий поздним вечером пробежку. Эмили не загрызла его, неслышно приблизившись сзади, просто оглушила, а когда он упал, достала складной нож и, разрезав левую ладонь жертвы наискосок, подставила под стекающую кровь пластиковый стаканчик.

 

Эмили оторвала взгляд от площади, наполненной туристами, и посмотрела на Дом Короля. Балкон был пуст. Рано. И ей пока тоже: София еще не допила свой бокал.

…София вышла на Ру де ла Коллин. Она всегда подходила к Гранд-Плас этой улочкой, неприметной и не забитой ресторанчиками, заканчивающейся домом, на первом этаже которого находится уютный бар. В него заходят те, кто, устав задирать головы в восхищении от средневековой архитектуры, хотят только одного – выпить прохладного бельгийского пива. И, что особо возмущало Софию еще с самого детства, с самой первой школьной экскурсии, что дом этот даже не причисляли к Гильдийским, не ставили в один ряд с Домами Лебедя, Шлема, Орла. А ведь у него тоже было свое имя - Maison de la Balance, Дом Весов.

София любила Старый город. Любила, несмотря на многочисленные толпы туристов, на то, что иногда казалось, что это не европейская столица, а какой-нибудь Марракеш. И от французской речи с арабским акцентом, и от постоянных вопросов, где искать писающего мальчика, спасали наушники. Несколько лет, каждое утро, София выходила из метро у Парка Жардин и шла до университета Сент-Люк по бульвару, впитывая в себя энергию пробуждающегося города. Так было и в день, когда ее, студентку, подрабатывающую лаборанткой при Институте трансплантологии, выследила Эмили.

Это было обычное дежурство: торчащие из ячеек пробирки срочных анализов крови, перевалившие за черту полуночи стрелки чесов, остывший кофе, таблицы на экране, реактивы на соседнем столике. София сделала очередной глоток из остывшей чашки и выронила ее из рук. Кофе темным пятном растекся по бланкам пациентов. В спину ударила волна холода, заморозив каждый позвонок от поясницы до затылка. Обернуться было невозможно - сильные пальцы чьей-то ледяной руки сжали ее шею.

 

София поднялась по ступенькам и толкнула тяжелые двери бара. Улыбнулась хостес, и уверенным шагом завсегдатая прошла в самый темный угол к единственному свободному столику. Присаживаясь, привычным движением провела ладонью по грубому дереву, словно стряхивая с поверхности остатки чужих посиделок. С последнего посещения, кто-то уже нацарапал буквы на темно-коричневой столешнице, ох уж эти туристы. Подняла светящиеся глаза на подошедшего официанта, словно это он пришел в ее бар выпить бокал Conti, бутылку которого держали тут только для одного посетителя – для нее. Улыбнулась, молчаливо подтверждая заказ.

Она всегда садилась лицом ко входу. И всегда пропускала появление Эмили. Первые несколько встреч еще пыталась подловить момент, растягивая последний глоток, но та оказывалась за столом всегда лишь с последней красной каплей, стекающей по стеклу бокала. Не раньше. Эмили считала, что алкоголь снимает напряжение Софии, и он действительно расслаблял. Но никакое самое дорогущее вино в мире не могло убрать ощущение ледяных пальцев на ее шее.

София сделала первый глоток. Терпкий бархат расстелился во рту. Второй глоток окутал горло. София подняла бокал на просвет: в этом подлунном мире есть только одно, на что похож этот, словно расплавленный рубин, напиток. Эмили всегда все просчитывает… Ведь почему она тогда не убила ее? И не только ее. Заранее подготовилась, и камеры зафиксировали лишь преступника в темной одежде, оглушившего и связавшего охранника. В лаборатории камер слежения не было.

София оглядела зал. Пара десятков тяжелых деревянных столов, ни одного свободного места, речь французская, фламандская, английская, и даже русская. Официанты еле успевают разносить литровые кружки. Приглушенный свет, и, если достаточно долго сидеть, накрывает атмосфера Средневековья, особенно тех, кому в окна видна полыхающая огнем тосканского золота Ратуша. Слева, вдоль всего зала, длинная барная стойка, тусклый свет припотолочных ламп отражается на боках разноцветных бутылок. Бармен за все время ни разу не взглянул на Софию. Он не посмотрит и на Эмили, хотя лично наполнит ее бокал.

Он сделает все, что угодно, лишь бы однажды она не посмотрела на него.

Их первый долгий разговор прошел здесь, полгода назад. София тогда принесла первые результаты исследований крови Эмили и пакет чужой крови, которой этот самый бармен чуть позже наполнил бокал. Как начать разговор София не знала. Вот тогда, по знаку ее визави, перед ней и поставили фужер с красным вином. Выпив его почти залпом, разгладив листы бумаги перед собой, София наконец-то произнесла:

- Это очень необычные данные, можно сказать – уникальные.

- Это можно вылечить? – голос Эмили звучит глухо.

Вино уже ударило в голову, и София, превозмогая страх, подняла глаза на собеседницу. Качнула головой из стороны в сторону, и выдохнула:

- Ты – мертва.

Глаза с красными зрачками не мигая смотрели на нее. Белое лицо, бледные, в следах крови, губы. Длинные тонкие пальцы снова поднесли к ним фужер с густой бордовой жидкостью. Сделав глоток, Эмили отставила бокал и чуть наклонилась к Софии.

- Я двигаюсь. И иногда двигаюсь очень быстро.

-Да, после приема…пищи, а если пропускаешь, то приходит слабость, притупляются чувства, слабеет зрение.

- Разве мертвый человек может двигаться?

- Эмили, ты – не человек.

- Да, да, я помню, что ты писала, про вирус или бактерии какие-то, что приводят в движение мою кровь и меня. И вот тут у тебя, - Эмили посмотрела на листы бумаги, - наверняка серьезные данные, которые помогут мне, если я выйду оттуда, - она кивнула в сторону площади. И продолжила:

- София, ты знаешь, что не дает мне покоя, что привело меня за сотни километров. Ты думаешь, мне было плохо там, где десять месяцев в году пасмурно и холодно, где паромы с туристами, которых никто не считает, шастают туда-сюда?

- Нет, я…

- Ты взяла у меня крови, как за хороший обед, я совала свою голову в какую-то бандуру, ты цепляла датчики к моей груди…

- Да, и я…

- …ты за полгода не потеряла ни капли крови и не боишься меня перебивать.

София побледнела и опустила глаза.

- Так вот просто скажи мне, почему в этих долбаных книжках молодые вампиры смотрят в рот своему создателю, а я живу только желанием его убить?

Опьянение придало смелости, и София, может быть, впервые повысила голос:

- Мало данных! Мало, понимаешь?

- София, время идет. Я ведь тоже замечаю изменения, - ухмылка Эмили больше напоминала оскал, - если через месяц после…- слово «смерть» никак не давалось ей, - …после обращения, я жутко переживала перед каждой едой, то сейчас останавливать жертвам кровь меня заставляет только чувство самосохранения, ведь горы трупов могли бы повредить моей безопасности.

София слушала, затаив дыхание: наверное, впервые Эмили говорила так много.

- Я смотрю на тебя. Я вижу чужое мне существо. Да, твой запах, тепло от тела, твой осязаемый страх – это все воспринимается мной как чужое, точнее, чужеродное. Я вижу, как бьется жилка на твоей шее, а моя кровь, ты же знаешь, течет ровно, мое сердце не бьется, никакого пульса, а если не двигаться – то прикоснуться ко мне будет словно к холодному камню.

- Но не убиваю я тебя не потому, что сыта, а потому что ты мне нужна, от того, что ты делаешь, зависит моя будущее спокойствие. Но и потом я не убью тебя потому, что ты не представляешь опасности. Я только хочу сказать, что могла бы это сделать. Сейчас. А еще полгода назад – нет. Мне было бы жаль, я бы думала, что ты – человек, что нельзя отнимать жизнь и все такое.

- Неужели нет никого, кто вызвал бы в тебе прежние эмоции? Семья? Там, на севере, ты же с кем-то жила?

Эмили молча посмотрела на пустой бокал. Через несколько секунд бармен бесшумно поменял его на полный.

- Я несколько раз наблюдала за родителями издалека. И, конечно, я спрашивала себя, смогла бы удержаться, будь очень голодна. И знаешь, у меня не было ответа. Поэтому, я никогда не приближалась к дому.

Эмили откинулась на спинку массивного деревянного стула.

- Хочешь снова прицепить провода к моей голове? Послушай, София, я обещаю тебе, что если вернусь, то позволю сделать тебе это столько раз, сколько потребуется. Но сейчас там, - она кивнула в сторону Дома Короля, - собралась компания тех, «кого не бывает», и среди них тот, кто меня убил. И пока я не убью его, все остальное не имеет значения.

Эмили поднялась, движением кисти руки предостерегая Софию от того же самого.

- Сегодня не ходи домой. Не появляйся дома, пока я не вернусь. Но если я не объявлюсь завтра, то уезжай из города и никогда не возвращайся сюда.

- Подожди! – София облизнула пересохшие от волнения губы. – Там, у бармена, еще один пакет.

Эмили вопросительно приподняла бровь.

- Да, я принесла два. Видишь ли, эти результаты, - она торопливо сворачивала принесенные бумаги, - короче говоря, уже можно о чем-то говорить определенно, например, насколько тебе хватает порции крови. Как изменяются физические параметры, ну и все остальное. Потом все объясню. Сейчас просто возьми пакет и выпей его перед встречей. Даже если не будешь голодна. Выпей.

Холодные красные глаза не мигая глядели на Софию.

- Спасибо.

 

…Эмили снова посмотрела на Дом Короля. Легкое свечение, заметное только взгляду вампира, пробивалось сквозь заслоны из плотных штор и реечных жалюзи всех, кроме третьего, этажей. Заметить его с площади было невозможно из-за голубоватого света прожекторов, бьющегося в резное плетение балконных арок.

В тот, первый раз она вошла в это величественное здание именно с третьего этажа. Ну как - вошла… взобралась, словно кошка – или ящерица? - по левому торцу, прикрытая темнотой переулка, пронеслась тенью мимо окон и открыла массивную дверь.

То, что где-то здесь она встретит того, кто ее убил, она почувствовала, как только ступила на брусчатку старинной площади за три дня до этого. Узел внутри скрутился так сильно, как никогда от голода, а неведомая сила, та самая, что привела ее в этот город Европы, выдернув из спокойного поселения на севере, где она пыталась укрыться, смирившись со своей новой сутью, сила эта, словно приковала ноги к древним камням.

Такой ее и застала Анна.

Анна стала первой живой мертвой, кого Эмили встретила после своего обращения. Она возникла перед ней в двух шагах, худая, среднего роста женщина средних лет, с очень аккуратным каре, скрывающим бледные острые скулы. Сняла темные очки, чтобы Эмили увидела глаза. Не скрыла легкого удивления, когда та даже не пошевелилась и медленно произнесла: «Ну, здравствуй, сестренка». Узел внутри распустился, а каждая клеточка ее обновленного тела потянулась на голос, словно намагниченная. Тьма, душившая Эмили, пропитанная литрами человеческой крови, и гнавшая через границы, по незнакомым городам, ночными поездами, вдруг ушла, отступила куда-то за спину, растворилась среди сотен каменных фигур Ратуши, заселивших ее пятьсот лет назад, раз и навсегда.

Он здесь. Она найдет его.

Анна провела ее по переулкам, усадила за столик уличного кафе, просто посмотрела в глаза подошедшему официанту, и больше их никто не потревожил.

В этот вечер Эмили узнала многое. Оказывается, ее новая сущность не просто отличается от человеческой, не просто меняет жизнь, она позволяет жить совсем по-другому, жить очень долго, жить так, как хочешь. Кровь – не всё, что вампиры берут у людей. «Ты можешь иметь все, что пожелаешь: дом, деньги, украшения. Рабов, - Анна пожала плечами, - все, что захочешь. Любая точка мира…». Анна рассказала ей о таких же, как она. О том, что они все почувствовали, что Эмили ищет их, ищет Севируса, своего создателя. Стараясь, чтобы голос не выдал волнения, Эмили только спросила, когда можно его увидеть. И Анна, взяв ее руку в свои холодные ладони, улыбнулась, и пригласила в Дом Короля, через три дня. Через три дня там соберутся все, кто живет в этой части мира, и Майкл, глава их, и прародитель введет Эмили в семью.

 

…Губы Эмили дрогнули в усмешке: никогда больше Анна не улыбнется ей.

Внизу - шум от голосов туристов, вспышки от фотоаппаратов, веселье молодых людей, запросто распивающих виски, сидя на древних камнях. Эмили подняла взгляд на башню, пронзающую наливающееся темнотой небо. Сотни лет Архангел Михаил хранит этот город. Сотни лет взгляд святого обращен в сторону дворца, днем заполненного множеством туристов, а ночью стынущего от дыхания своих истинных хозяев. С наступлением ночи преображаются залы с древними скульптурами и произведениями великих художников. Огромная хрустальная люстра разливает свой свет по муранскому стеклу настенных ламп, позолоченные рамы старинных картин ловят проснувшиеся тени, звуки шагов гаснут в коврах, застилающих дворцовые лестницы.

По одной из таких, ведущей с четвертого этажа, скатилась в ту ночь голова Севируса.

Обтянутая белой кожей, с гримасой удивления на лице, с болтающимися в разные стороны черными патлами, оставляя мокрый след, она выкатилась, подскакивая, прямо на середину зала первого этажа, и замерла, уставившись распахнутыми глазами в высокий, инкрустированный итальянскими мастерами потолок. И Эмили спустилась вслед за ней не спеша, вошла в двери, и остановилась под удивленными взглядами почти полсотни вампиров, собравшихся здесь, чтобы принять ее в свою семью.

Широкое лезвие здоровенного ножа, позаимствованного у мясника из лавки с О Бёр, влажно блестело под ярким светом, избыток силы от выпитой крови - красным - полыхал в глазах, когда Эмили обвела присутствующих напряженным взглядом, и остановила его на Майкле. Прародителя нельзя было не узнать. К нему тянуло. Пространство до него словно было пронизано множеством невидимых нитей. В одно мгновенье Эмили поняла, что ее не спасет ничто: ни лишняя порция крови, ни сила ненависти, ни скорость.

Здесь, в этом зале, в этом Доме, посреди площади, в центре Европы, сегодня ночью, ее жизнь, ее мертвая жизнь зависела только от него.

Потом раздались крики. Громче всех, переходящий в вой - Анны. Она была дитём, обращенным Севирусом. Два с половиной века назад.

 

…Эмили третий раз взглянула на Дом Короля. На балконе третьего этажа появилась темная фигура. Среднего роста, коренастый, с темно-рыжей аккуратной бородкой и тяжелым взглядом, вампир. Карлос. Каждый вечер, как только предпоследние лучи заходящего солнца начинают облизывать шпиль напротив, он появляется там и застывает, словно одна из многочисленных статуй. Словно страж города, по которому можно сверять часы, он выходит проводить уходящее солнце. Или встретить наступление ночи? В любом случае, это знак, что Эмили пора спускаться. Тем более, что последняя капля уже скользит по бокалу.

 

София, не отрывая взгляда от входа в бар, медленно поднесла фужер к губам и чуть запрокинула голову. Последняя красная капля сбежала по стеклу к ее губам. Слева обдало холодом. Эмили.

София улыбнулась. Прошло время, когда появление Эмили заставляло ее сердце сжиматься в страхе. Чаще биться - да. Но, скорее, от радости. За последние полгода гамма чувств, которые она испытывала к этому существу, бывшему когда-то молодой девушкой, претерпела сильные изменения. Она привязалась к ней. Эмили была младше ее на четыре человеческих года, и вызывала у нее отношение, не смотря на результаты всех исследований, что провела с образцами кожи, крови и снимками МРТ, доказывающих, что вампир – это скорее, колония микроорганизмов, паразитирующих в оболочке человека, словно к девочке, с которой случилось несчастье, изменившее ее жизнь.

Когда София представляла, что такое могло случиться с ней самой, её сердце замирало от ужаса. От страха потерять все, что было ей дорого в этом мире. Ее семью, ее близких. Не прийти однажды на праздник в дом родителей. От страха жить в постоянном желании крови, испытывать чувство голода так сильно, что ради утоления его быть способной лишить жизни человека. Даже представлять это было невыносимо, и пусть Эмили, в ее новом состоянии, не способна ощущать ни этот страх, ни эти страдания, но София-то – живая. Она – способна. И ей было ее жаль.

После того визита Эмили в лабораторию, Софии пришлось выпросить себе часы работы оператора, чтобы иметь доступ к данным поступления донорской крови. Жизнь Эмили, ее выживание, стало тем, что отнимало все рабочее и все свободное время. София уже не помнила, когда последний раз выбиралась на природу, ходила в кафе с подругами, и даже секс с бойфрендом стал чем-то вроде рутинной необходимости - по-деловому быстрым. Она перестала уделять своему другу внимание и давать заботу.

Ее чувств на двоих не хватало.

Эмили смотрела на сидящего напротив человека. София. Она – первая в ее новой жизни, и единственная, кто вызывает положительные эмоции. Кровь, которую она приносит, снимает очень много проблем. Благодаря исследованиям Софии, они знали, сколько крови нужно для активного движения, сколько сил расходует вампир при быстрых перемещениях, во сколько ему обходятся эффектные появления, как можно долго протянуть без питания.

Но не только это. Она привыкла к ней. Привыкла к этим еженедельным разговорам, привыкла слышать ее голос, привыкла невидимо провожать ее после поздних встреч. Все эмоции, кроме ненависти к убийце, теперь были связаны с той, что сидела сейчас напротив. Светлые волосы, как обычно, стянуты в хвост, голубые глаза поблескивают, румянец на щеках, и вся она, какая-то сегодня возбужденная, вон даже пальцы неторопливо постукивают по столу.

Официант неслышно поставил бокал. Длинные белые пальцы легли на тонкую стеклянную ножку. Чуть раздулись ноздри, вбирая в себя запах, и все нутро словно вытянулось в струну. Рука поднесла бокал к губам, и густая бордовая жидкость перетекла через его край. Первый глоток – он не успевает растечься по горлу, каждая капля впитывается тканями, всасывается без остатка, и только усиливает жжение внутри. Поэтому, сразу за ним идет второй. Соленый и терпкий, он не просто протекает по гортани, ослабевая скрутившийся от голода узел, он снимает с глаз пелену, делает слух сверхчутким, а каждую клетку тела ощутимой. Эмили осторожно провела кончиком языка по губам, стирая кровавые следы, глубоко, спокойно вдохнула, сняла темные очки.

- Здравствуй.

София, словно ждала команды.

- Эмили! Я знаю! Знаю, знаю, знаю! Я всё поняла!

В волнении, наверное, впервые, сама махнула рукой бармену.

Эмили улыбнулась:

- Что? Что случилось?

И тут же удивленно приподняла бровь: София в порыве нетерпения накрыла ее руки своими. Тепло человеческого тела растеклось по бледной холодной коже. Но София, казалось, даже не заметила того, что сделала.

- Исследования. Ну ты знаешь, я отслеживаю все, все, что касается образования новых связей, мозг и всё такое…Так вот, - она в волнении облизнула губы, - коллеги из Висконсина получили некоторые данные, которые помогают внести ясность и в наши результаты.

Ощущение человеческого нетерпения, возбуждения и даже некоторой эйфории передалось Эмили. Впервые. Что это, новая степень близости? То, что показывали во всех этих вампирских сагах в ее прошлой жизни? София, она, может быть, теперь – её человек?

- Я знаю, почему он не был властен над тобой.

Эмили замерла.

- Севирус. Ну, смотри, как были обращены все остальные, кроме тебя? Ты говорила, их не так уж много, да?

София словно не замечала замешательства Эмили, вопрос за вопросом, не убирая рук.

- Да, немного. Здесь, в Европе, не больше полусотни.

- То есть обращают редко?

- Думаю, да. Обращение всех подряд создало бы проблемы.

- Как выбирают, кого убить, а кого обратить?

Эмили невольно помедлила с ответом - София словно вышла на охоту, глаза горят, дыхание учащенное, жилка на шее бьётся… Осторожно высвободила правую руку и поспешно сделала еще глоток.

- Это - редкость. Насколько я поняла. Ну, ты знаешь, я не особо поддерживаю отношения с «родственниками», но случайных среди обращенных, думаю, нет.

- Вооот. А какие отношения у обращенных со своими создателями?

- Тут все просто: обожание, беспрекословное подчинение.

- Именно. Все они до обращения испытывали либо восхищение к вампиру, либо страх. И после смерти создатели получили над ними власть, основанную на этих чувствах. На самых сильных человеческих чувствах. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Эмили понимала.

- Все, кроме меня.

София откинулась на спинку стула и посмотрела взглядом победительницы.

- Что ты чувствовала, Эмили? Что ты чувствовала, когда он тебя убивал?

Волна эмоций не захлестнула, нет, ведь всё, что Эмили вспомнила в момент, когда очнулась в тот день на земле, под мостом, всегда было с ней, самое яркое в её новой памяти: холодный взгляд, бледное лицо, черные волосы, звериный оскал, тяжесть чужого тела, пальцы, рвущие горло…

- Что умру, если сдамся.

- Что ты хотела больше всего в тот момент?

- Выжить. Любой ценой.

София наклонилась к столу и совершенно спокойно посмотрела в красные нечеловеческие глаза.

- Чем закончилась твоя борьба?

- Севирус убил меня.

- И когда ты переродилась, что, как ты думаешь, двигало тобой, когда ты искала своего убийцу?

Искала, да. Сначала, научившись питаться, не оставляя заметных следов, ночными поездами, Эмили, вернулась из Кёльна, где на летних каникулах изучала готическую архитектуру и где умерла, в родной северный городок. Но желание найти убийцу не давало покоя, и, в конце концов, словно собаку-ищейку, привело сюда, в Брюссель.

- Ненависть.

София продолжила вдруг совершенно спокойным голосом, словно в задумчивости, проводя своими теплыми пальчиками по кем-то нацарапанным на столешнице буквам.

- Дело не в ненависти…

- Разве нет? – Эмили усмехнулась, уж она-то отлично знает это чувство, въедавшееся в нее с каждой выпитой каплей человеческой крови, крепнувшее в ней с каждой голодной судорогой, двигающее ее рукой, мертвой хваткой вцепившейся в нож, который она воткнула в горло Севирусу, разрывая позвонки, быстрая и нежданная, напавшая со спины, как когда-то - он.

- Нет. Когда ты боролась с ним, силы тебе давало безумное желание жить. Оно не успело исчезнуть, не успело уступить место страху. Севирус сломал тебе шею, а когда ты очнулась, переродившись, последнее, что ты чувствовала – навсегда осталось с тобой. Выжить любой ценой. Ты искала того, кто однажды отнял твою жизнь, чтобы этого не случилось снова. Желание жить – вот что двигало тобой в поиске своего убийцы. И когда ты отрезала ему голову…

- Я стала свободной.

Мозаика сложилась в голове Эмили. Стало понятным замешательство абсолютно всех вампиров в ту ночь мщения. Они просто не могли поверить, что такое возможно. Все они ждали ее появления, но какого? Ждали, что придет брошенная своим создателем, с трудом выжившая без поддержки и заботы семьи, новообращенная.

Ранее, единодушно осудившие поступок Севируса, допустившего такую оплошность, как незамеченный в пылу борьбы прокус руки, ставший причиной попадания крови вампира внутрь жертвы – до момента наступления смерти, все они готовились принять факт рождения еще одного вампира.

И никто не был готов к тому, что этот вампир отрежет голову своему создателю. Стала понятной и реакция Анны, бросившейся к Эмили, и которую опередил Майкл. Он просто в мгновенье ока оказался рядом с Эмили и, выставив руку вперед, остановил разъяренную, с безумным взглядом, Анну. «Севирус нарушил самый главный закон, бросив своё дитя на произвол судьбы, тем самым подвергая угрозе тайну нашего существования. Возможно, в этом причина того, чему мы стали свидетелями. Я буду думать. Но до тех пор, жизнь новообращенной – под моей защитой. За этот поступок ей больше никто не вправе предъявить».

- София, меня очень сильно тянет к Майклу, наверное, потому что он – прародитель. Как разорвать эту связь?

- А вот это – второе, о чем я хотела тебе сегодня сказать. Расстояние! Вспомни, тебя тянуло сюда с другого края Европы, и мы уже знаем почему. Но Анну ты почувствовала, только когда она появилась на площади. И тягу к Майклу ты остро ощутила только в Доме. Расстояние. Ты сведешь на нет эту связь, если уедешь отсюда, уедешь как можно дальше, раз и навсегда.

Красные глаза чуть сощурились, голос снова стал таким, как тогда, когда София его услышала впервые.

- Как колония, да? Мы – живая колония… Что же мешает остальным… ах, ну да.

- Ты свободна. Они – нет.

- Но Майкл сильнее, и сколько бы я не выпила крови, я не смогу противостоять ему, если он найдет меня.

Лицо Софии стало грустным, она совсем как-то по-детски вздохнула.

- Поэтому, тебе все-таки придется пойти туда сегодня. И надеяться, что решение Майкла не помешает тебе завтра покинуть эту площадь, этот город, раз и навсегда. Но знаешь, как и прошлый раз, я на всякий случай, принесла второй пакет. Там, у бармена.

Эмили смотрела на Софию, на этого человека, единственного, кто в этом мире беспокоился о ней. На ее человека.

И снова, как прошлый раз сказала:

- Спасибо. И будь сегодня среди людей.

 

С уходом Эмили на Софию плотным, душным покрывалом опустилось тревога. Накрыла, переплетаясь с чувством одиночества, несмотря на громкий гул разговоров посетителей. Как пройдет встреча Эмили и ее нового семейства? Что будет, если она не вернется ни сегодня, ни завтра? А если вернется, и завтра уедет навсегда? Что будет с самой Софией, у которой каждый день жизни последние месяцы был связан только с ней?

Но Эмили права, полутемный бар – не лучшее место для нее в эту ночь. Надо выйти на площадь, где свет огней и веселье людей, может быть, приглушат, схватившее крепкими щупальцами сердце, беспокойство. Вставая из-за стола, София наконец-то решила всмотреться в буквы, по которым весь вечер водила пальцами: geen engel zal zingen voor u. Что-то про ангела, но голландский ей и в школе не давался.

 

Как и прошлый раз, Эмили взобралась по торцу красивейшего здания Гран Плас до третьего этажа, и бесшумно спрыгнув на каменный пол, посмотрела в сторону балкона. Карлоса уже не было. Но там стоял Майкл. Тело напряглось, а слух уловил еле слышимое: «Подойди».

Эмили медленно прошла под арку, и остановилась позади прародителя. Не оборачиваясь, Майкл чуть отвел в сторону руку, приглашая ее встать рядом. Она поравнялась с ним и чуть повернув голову, проследила за взглядом древнейшего вампира. Он смотрел на венчающий Ратушу пятиметровый флюгер Архангела Михаила.

- Ян Рисброк был действительно талантлив, и я простил ему, когда он ослушался и сделал колокольню меньше сотни метров. Это все Филипп. Решил сделать мне сюрприз, привинтив золотой флюгер.

Эмили в удивлении повернулась к Майклу, впервые пристально вглядываясь в лицо того, кто сегодня снова будет решать ее судьбу.

- Михаил… Святой?

Словно очерченные губы дрогнули в усмешке.

- Ну, брось, ты же не подумала, что… Достоверность существования ангела Михаила находится под куда большим вопросом, чем мое присутствие в этом мире, не так ли? - он наконец-то повернулся к Эмили и посмотрел ей прямо в глаза. Темно-бордовые зрачки, алая радужка, розоватые белки, а форма самих глаз – миндалевидная, в черном обрамлении ресниц. Полудлинная челка ложится наискось на словно мраморный лоб. Завороженная, Эмили не могла отвести глаза. Майкл улыбнулся.

- Но ты права, подумав, что эта позолоченная фигура водружена в мою честь.

Эмили, наконец-то отведя взгляд, решилась поддержать разговор:

- Ты наградил Филиппа?

- Бессмертием? Нет. Он умер в свое время. Никто не получал от меня таких подарков. Даже братья Лувенские, а ведь это именно они показали мне эти места одиннадцать веков назад. Никто, до Карла Пятого Гамбурга и Ханны.

Невероятная догадка заставила Эмили без всякого пиетета воскликнуть:

- Карлос? Тот, кто каждый день выходит сюда? И…

- …провожает уходящее с неба его города солнце.

- А Ханна, это та вампирша, с темно-рыжими волосами, что была рядом с ним тогда, в зале.

- Ханна Безумная, да. Его мать.

- Почему ты дал бессмертие именно им?

Немного помолчав, Майкл ответил.

- Это давняя история. Но – да, она часть истории семьи. А раз уж ты вошла в нее, то почему бы не рассказать чуть-чуть сегодня? Все равно, без нас не начнут, - Майкл снова усмехнулся, и продолжил. – Филипп Бургундский и испанская инфанта однажды оказали мне большую любезность. Настолько большую, что я пообещал подарить им новую жизнь, когда их человеческая подойдет к концу. Они были молоды. Я покинул эти места, упустив из вида, что дворцовые порядки тех времен мало способствовали долгой жизни правителей.

Майкл вздохнул.

- Ханна долго возила его тело по городам, в надежде встретить меня где-то. Но я уже не смог бы помочь герцогу. Чувство вины за невыполненное обещание, не поверишь, не давало мне покоя. Больше я никогда не давал обещаний. Но бессмертие Ханне я подарил. И их сыну. В свое время, конечно. Карлос прожил великую человеческую жизнь. И я люблю приезжать сюда, в его город. В его Дом.

- Приезжать? Значит, ты живешь не здесь?

- Нет. Точнее, не постоянно.

- У тебя есть другие… семьи?

- Ты – о том, где еще живут вампиры? В Северной Америке. В России. В Европе, как ты знаешь. В Африке вот нет.

- Что же так? Там ведь очень много… людей.

- Климат. Мы, конечно, в лучах солнца, как ты уже поняла, не сгораем, но холод и влага для вампиров все-таки комфортнее.

Древний вампир повернул голову и посмотрел на Эмили. Но она не ответила на его взгляд. Низкое ночное небо вдруг разродилось дождем.

- Майкл.

Вампир чуть склонил голову, показывая, что слушает ее.

- А Севирус? Он тоже какой-нибудь…

- Вроде того. Александр Севирус - мой давний, древне-римский друг.

- И твое дитя.

- Один из первых. Он прожил короткую человеческую жизнь и очень долгую эту.

- Но тогда у него должен быть большой клан.

- Севирус не любил привязанностей.

- А Анна?

- Анна… Она была фавориткой короля, из небогатой, но принадлежавшей к знатному роду, семьи, у которого даже был свой девиз, что-то про ангела, который поет для них. Умная и красивая. Думаю, не влюбись она в Севируса, Карлос бы сам обратил ее.

Дождь усилился, тяжелые капли ложились на их бледные лица.

- Я чувствую себя дворняжкой.

Древнего вампира развеселили эти слова.

- Не скажи. Кто знает? Как говорил в своей книге один писатель: «причудливо тасуется колода, когда речь идет о королевской крови».

- Моя мама была домохозяйкой, а отец работал в порту.

Майкл накрыл ее руку своей.

- Теперь у тебя большая семья.

Эмили хотелось, чтобы их руки слились. Желание раствориться в Майкле, стать с ним одним целым стало настолько сильным, что растревожило ее. И сразу вернулось чувство настороженности. Майкл еле заметно дернулся, словно почувствовал ее реакцию и удивился ей.

Эмили поспешила задать новый вопрос.

- Скажи, когда живешь достаточно долго, каким становишься? Я видела, что Севирус, у него…были не просто мышцы, кожа, а словно…

- За две тысячи лет мы сильно меняемся. Границы между тканями словно стираются, организм становится по-настоящему единым. Например, мою шею никакой поварской нож уже не проткнет, - Майкл снова улыбался. Дождь уже вовсю хлестал по их лицам.

- Эмили. Ты удивила меня. Тебя обратили случайно, тебя никто не учил охотиться, не учил, как расходовать силы. Но ты не просто выжила, ты не оставила заметных следов. А ведь Анна говорила, что ты и внушением-то не умела пользоваться.

Тревога уже разлилась по всем клеточкам ее тела.

- То, что с тобой произошло, вызывает мое удивление. А это, поверь, самое приятное чувство, когда живешь тысячи лет.

- Я настолько удивительна, что ты простил мне убийство своего дитя?

Майк усмехнулся.

- Я знаю, что тебя это беспокоит. Но меня уже давно беспокоил сам Севирус. Его характер сильно испортился в последнее время. И уж точно ему не было необходимости нападать на тебя в тот вечер.

- Возможно, он был очень голодным?

Улыбаясь, Майкл чуть запрокинул голову, подставляя лицо струям воды.

- Когда такие, как мы голодны, мы делаем так.

Сзади вдруг скрипнула тяжелая дверь. Эмили резко обернулась. На балкон вышел человек. Молодой парень, в джинсах и футболке, один из тех туристов, что сидят ночью на площади, распивая алкоголь из «дути-фри». Он шел к ним под арку, глаза его были широко распахнуты, а лицо казалось застывшим. Эмили замерла. Человек подошел к ним вплотную. В тот же миг, Майкл схватил его за шею, оскалился, и вонзил обнажившиеся клыки в темную от загара плоть. Эмили увидела, как острые белые зубы проткнули кожу, выпуская поверх нее бордовые капли, тут же превратившиеся в ручейки и вздрогнула. Зрачки зрачки расширились, ноздри затрепетали от нахлынувшего запаха крови, но выпитый перед входом во дворец пакет позволил устоять и не присоединиться к Майклу.

Насытившись, древний вампир повернул голову и посмотрел на Эмили. Человеческая кровь смешивалась на его белых скулах с дождем и стекала, размытая по шее. Глаза горели как у зверя.

- Хочешь?

Эмили с усилием разомкнула губы.

- Я сыта.

Майкл откинул тело к двери, и кто-то быстрый, как тень, затащил его внутрь.

- Ты ведь даже не смотрел ему в глаза!

Вампир неторопливо провел рукой по ее лицу.

- Я посмотрел ему в глаза несколько часов назад, когда гулял по площади. И просто назвал время и место. Я спускаюсь вниз. Не задерживайся.

 

И снова Эмили стояла в зале, на этот раз освещаемом только настенными светильниками и несколькими лампами, в окружении живых мертвых. Кто-то расположился на старинных диванах и креслах, может быть тех же самых, на которых сидели они, ещё будучи людьми, кто-то стоял рядом, небольшими группами, наверное, кланами. Эмили поймала себя на том, что ощущение, которое она испытывает, находясь среди такого количества себе подобных, могло бы походить на состояние рыбки, плавающей в большой стае.

Майкл сидел у камина, в тяжелом кресле, рядом с золочённым столом на изогнутых резных ножках, над которым свисала небольшая хрустальная люстра, слабо рассеивая полумрак в этой части зала. Когда он поднял правую руку, вокруг воцарилась тишина. Когда он заговорил, голос его, низкий и без тени на эмоции, лег в эту тишину, словно плита фундаментного перекрытия - раздавливая прошлое Эмили, и возводя основу для ее будущего.

- Я принял решение.

Эмили смотрела вперед и видела только его.

- Новообращенная войдет в нашу семью. Учитывая обстоятельства ее перерождения, повлекшие за собой известные печальные события, с новообращенной снимается любая ответственность за них.

Волна негромких голосов, как реакция на услышанное, прокатилась по залу. Эмили улыбнулась. Впервые за последние сутки напряжение покинуло ее.

Сейчас она поблагодарит прародителя, затем, сохраняя вежливость, подойдет познакомиться с новыми родственниками и будет с ними в меру любезна. А с первыми лучами солнца - покинет этот Дом, эту площадь, этот город. Навсегда.

Она уже сделала шаг в сторону древнего вампира, но тот вдруг снова поднял руку. И снова воцарилась тишина.

- И решение мое вступит в силу сразу же, как будет исправлена последняя ошибка этих событий.

Майкл сделал едва заметное движение пальцами рук, и Эмили, заметив краем глаза движение слева, развернулась к группе вампиров, стоявших в нескольких шагах от нее.

Они расступились, открывая взгляду массивный стул, за которым стояла Анна. Словно загипнотизированная, она смотрела в лицо Эмили, не шевелясь, словно статуя демона-убийцы. Ее длинные белые пальцы левой руки, словно щупальца, вцепились в светлые волосы человека, сидевшего на стуле, задрав его голову вверх, обнажая горло с бьющейся под теплой кожей артерией. Демонстрируя Эмили готовность полоснуть по этой шее острым лезвием приставленного к ней ножа, навсегда забирая у человека жизнь.

У ее человека.

София.

 

Внутри Эмили натянулись тысячи струн так, словно готовы были лопнуть. Наверное, это вместо сердечной боли… Эмили смотрела на Софию и понимала, что не успеет. Не поможет ни выпитая кровь, ни натренированность движений, ни страх лишиться единственного дорогого ей в этой жизни существа. Анна зарежет ее.

По лицу Софии катились слезы, она мелко дрожала, а руки бессильно лежали на коленях.

Утром Эмили сможет покинуть этот город. Убежать. Но не от этого. Если чувство вины у вампиров, про которое говорил Майкл, именно такое, то ей не скрыться от него уже никогда и нигде.

И вдруг в звенящей тишине - голос древнего вампира.

- Как я сказал, учитывая обстоятельств обращения, ты не несешь ответственности за нарушения наших законов, которые совершила по незнанию. Но мы не можем оставить жить этого человека. И либо его убьет Анна, либо ты, обратив его, исправишь ошибку сама.

Эмили обернулась к Майклу. Он смотрел на нее тяжелым внимательным взглядом.

Она все поняла. Майкл все знал. Знал о том, что Анна еще полгода назад рассказала ей про силу внушения, знал, что она не применяла ее к Софии. Знал, что они привязались друг к другу. Знал, что будет чувствовать человек в руках обозленной вампирши. И знал, на каком чувстве будет основано обращение. Нет, он, в отличие от Анны, не хотел сделать больно Эмили. Ему, живущему тысячелетия, были чужды все эти человеческие эмоции. Он был прародителем. И если у Эмили основным инстинктом было – выживание, то его заботило только одно – контроль над своими потомками.

Контролировать Эмили было трудно. У нее не было слабых мест. До этой ночи.

Эмили медленно кивнула, глядя Майклу в глаза. Он подал сигнал Анне отпустить Софию. Та нехотя подчинилась, но напоследок, глядя с ненавистью на ту, что отняла у нее создателя, провела лезвием по груди Софии, оставляя след из красного бисера. По залу, полному вампиров, прокатился вдох, красными огнями вспыхнуло множество глаз. В мгновенье Эмили оказалась рядом с Анной и схватила ее за горло. Заточенные накануне ногти, словно лезвия, проткнули кожу, мышцы и сошлись в гортани, готовые в секунды разорвать ее.

- Никогда, слышишь, никогда не прикасайся к тому, что принадлежит мне, - прошипела Эмили, и отшвырнула Анну под ноги стоящим рядом сородичам.

Присела на корточки перед Софией. Посмотрела ей в глаза. И увидела страх от того решения, что уже приняла она, Эмили.

- Прости. Мне не справиться с ними.

Качая головой, София разомкнула губы:

- Нет, не…

- …и я не могу позволить тебе умереть навсегда.

Голос у Эмили стал таким же ледяным, как тогда, когда впервые ее холодные пальцы коснулись шеи Софии. Она провела острым ногтем по своему запястью и поднесла руку к губам девушки. Дождалась, пока та не сглотнула просочившуюся между зубами кровь.

Эмили понимала, что София предпочла бы закрыть свои глаза навечно, зная о том, что ждет ее после обращения, но лишить себя той части, которую занял в ее жизни этот человек, не могла.

- София. Вспомни, о чем ты говорила сегодня мне, - холодные ладони накрыли руки девушки. - Ты знаешь, внушение не поможет нам сейчас. Пожалуйста, успокойся, - Эмили поднесла ее пальчики к своему лицу и коснулась их прохладными губами. - Ты должна быть спокойной. Ты должна верить мне. Верить, что все будет хорошо. Ты понимаешь меня?

София, не отводя взгляда от ее лица, кивнула.

- Ты доверяешь мне?

- Да…

Эмили выпрямилась и встала позади спинки стула. Она слышала, как громко стучит человеческое сердце, и приобняв Софию, положила руки так, словно хотела его остудить. Еле слышно прошептала:

- Закрой глаза. Все будет хорошо. Ты доверяешь мне.

Почувствовав, как голова девушки расслабленно чуть откинулась назад, положила левую руку под затылок, а правую подвела под подбородок.

В оглушительной тишине раздался хруст человеческих позвонков.

 

 

…- Какие у тебя интересные девицы, - Луиза, стюардесса из салона эконом класса, пришедшая к Шарлотт за бутылкой шампанского, кивнула на двух пассажирок бизнес-класса.

- Да уж, - высокая темнокожая девушка поправила перед зеркалом красный шарф-галстук с эмблемой «Брюссельских авиалиний», - сказали не будить, и даже на дозаправке не проснулись. Зато ничего не просят. Пьют из своих стаканчиков, что пронесли на борт.

- Бледные уж очень.

- Это – да. Ну, ничего, в Найроби загорят. Ты со своими-то поаккуратней, - Шарлотт кивнула на спиртное в руках коллеги, - скоро посадка.