Девушка с голубыми глазами

1.

Девушка с голубыми глазами была моей давней подругой -  с тех времен, когда наши клетки располагались неподалеку и расстояния между нами были измеримы несколькими легкими шагами. Стоило выбраться из места моего принудительного жительства и оглянуться вокруг – мгновенно бросалось в глаза ее скромное жилище, через прутья которого проглядывали ряды полок – целая библиотека – пара стульев, стол и письменные принадлежности на нем. Заходя внутрь я невольно косился на стопку тетрадей – одинаковых зеленоватых тетрадей, какие используют школьники, тщательно вырисовывая в них каллиграфию, записывая мысли учителя или вымысливая сочинения. Уголки тетрадей произвольно выступали из столбика, и было непонятно, какими силами он держится и не разъезжается в стороны, впрочем, на прямой вопрос девушка с голубыми глазами ответила «трения».

В моей камере, по крайней мере, были шахматы, за которые случайный гость с радостью цеплялся и таким образом находил способ контакта со мной.  Шахматы связывали меня со многими людьми – и в то же время, мы могли ничего друг о друге не знать, и не понимать объединяющее нас начало. Во всяком случае, оно было, и живо ощущалось нами – особенно, когда выстраивались легионы черных и белых фигур, и возникало непреодолимое желание расставить иначе полки предопределенных сторон и выстроить порядок оригинальным, никому не подотчетным способом. Или когда падал король, ударяясь головой об доску.

Нет, она не любила шахматы, и с ней невозможно было найти общее поле игры, на котором участников объединяет нечто объемлющее и атмосферное – ни игра на фортепиано в четыре руки, ни вылазки в далеко разветвляющиеся ходы, ни попытки поймать подземных существ, популярные в нашей среде, не привлекали ее. В те времена ей было интересно одно – строение наших клеток – но и оно, в конце концов, надоело девушке с голубыми глазами.

Когда я приходил к ней в гости, мне хотелось ее утешить – обнять, рассказать, какая она хорошая, унести ее в другой мир. Но у меня ничего не получалось, поскольку сам я был пленником того же царства и в моих руках не было плодов дерева радости. Они цвели и тяжелели за пределами наших представлений, и потому мы скорее наслаждались нашей заброшенностью и тусклыми лучами, просвечивающими через земные толщи. Мы выключали свет и ложились рядом, и низкий скалистый потолок терялся вдалеке – мы забывали, насколько он близок к нам, забывали, что можно лишь встать и протянуть руку вверх, чтобы ощутить на своих пальцах песочную шороховатость непробиваемой скорлупы.

Он представлялся нам морем – мерным качающимся морем над нашими позабытыми в нещадной глубине телами; он становился зыбкой непроглядной темно-синей стихией; он был нескончаемым царством смерти, распростертым над всеми обитателями нашей вселенной – и, чувствуя дыханье друг друга мы вглядывались в водную чистоту. Мы не чувствовали страха, мы чувствовали тоску – и в тоске был светлейший оттенок искренности, неведомый никому из всех существ, подобных нам и имеющих подобную участь. Мы были Адамом и Евой изгнанными из рая, и нам не требовалось ни слов, ни познания имен животных, ни труда в поте лица – мы выходили из селения, садились на скале и смотрели вдаль, на восток, на свернувшийся сад, в который невозможно вернуться.

«Нужно только ждать… - говорил я. – он за нами придет; он никогда нас не оставит».

«Я не знаю, - отвечала она, - разве мы можем заслужить прощение?».

«Мы не запятнали себя, - отвечал я, - мы не приняли подложный мир, забывший о нем. Мы остались собой, остались чистыми».

«Кто я? - Спрашивала она. – Кто я?».

Мне нечего было ответить на последний вопрос. Все время в наших спорах именно он становился последней точкой, вернее последним вопросительным знаком, который никак не мог быть преодолен. Мне казалось, я мог разрешить все ее сомнения, все страхи относительно человеческого существования, но было одно чудовище, подобное многоголовой гидре, с которым я не мог справиться в одиночку, и оно звалось «кто я?».

Возвратившись в свою камеру, я расставил восемь белых пешек в исходной позиции на шахматной доске и крепко задумался. Что если лишить их чуда в конце движения вперед, мгновенного преображения, одевающего корону ферзя или дворянскую шпагу офицера? Неужели пешки решат замереть на месте и не следовать никуда, дабы не очаровываться призрачными возможностями? Не существует ли третьего пути, не ввергающего в неподвижность и не растворяющего в суете сует?

Вращая в руках одинокую пешку и испытывая к ней жалость, смешивающуюся с симпатией, я незаметно засыпал и мне снились хорошие, светлые  сны.

 

2.

Девушка с голубыми глазами не осталась стоять на месте – она попыталась принять мир, в котором живет. Прошли времена, когда мы были близки – наши пути разошлись и чувство откровения исчезло. Мы не вслушивались в дыханье друг друга, не лежали рядом на каменном полу и не мечтали о просвете через глубокие темные воды.  Когда я приходил к ней, мы садились на одну скамейку и говорили, склонив головы, не смотря друг на друга, медленно извлекая фразы из внутренних бездн. Наши беседы стали умней, а в глазах стал загораться огонек, который и привел нас в нынешние состояния и во враждующие лагеря.

Проснувшись в один из дней мы обнаружили, что не понимаем друг друга и никогда не понимали – все былое единство осталось в прошлом или даже в невероятном, поскольку теперь сложно было представить нашу былую близость. Вода, которая был над нами, стала водой, заполняющей пространства между нами и вымывающей драгоценные частички общности.

Мы впервые стали спорить и по каждому вопросу неизбежно находились разногласия. Вчера мы были здесь, предстоя вечности неизменных истоков, а сегодня стали путниками – пленниками далеких городов, различенных на горизонте. В моем городе не было ее, а в ее городе не было меня, и наши города стали враждовать через нас, оставаясь неведомыми. «Кто я? – Продолжала спрашивать она, – кто я?» - и теперь стены пещеры научились отвечать ей.

Однажды, приблизившись к ее камере, я застал ее тихой и мрачной, уткнувшейся взглядом в дальнюю сторону своих невзрачных чертогов. Один из валунов покрылся серой зыбью и раздался глухой протяжный голос, словно бы голос великана. «Человечность… проста, - прогудел он, - люди… стремятся к счастью».

Наверное, она стала часто общаться со стенами, вызывая в молчаливых камнях искусительные речи, отвечающие на главный вопрос, терзающий ее усталую душу. Камни рассказали ей больше, чем я, а стены, тяготящие воображение, со временем поселились внутри нее, помогая чувствовать себя уютно. Был ли у меня способ дать другой ответ? Мог ли я спасти ее от плена, от которого берегла нас печаль и детская открытость запредельному свету? Не знаю – слишком разные у нас были склонности.

«Все люди стремятся к счастью, - однажды сказала она, - никто не хочет жить в страдании. Мы должны принять никчемные радости других людей».

«Не все люди стремятся к счастью, - возразил я, - некоторые готовы жить в страдании, лишь бы не принять призрачных благ человеческого небытия».

«Почему ты называешь простой человеческий мир небытием? Такова наша природа».

«Мы неправильно проводим границу между человеком и животным. Человеческое всегда в меньшинстве, оно редкое и о нем нужно заботиться – беречь от чужих взглядов и слов».

«Ты говоришь мифами, красивыми выражениями, которые ничего не значат. Нет ничего выше человека, никакого сверхчеловека, никакой духовности. Мы одни во вселенной – существа, которые по случайности получили разум и придумали смыслы, которых нет».

Порой мы спорили долго и различия между нами все росли и укреплялись – замедленное время, оберегавшее нас от внешних вторжений, внезапно ускорилось и наверстало всё, взятое в заем. Наши клетки, прежде примыкавшие друг к другу, отныне находились на значительном расстоянии – теперь мне приходилось пройти целые коридоры, чтобы оказаться у нее в гостях. Она же ко мне не приходила никогда.

Со временем она стала чаще гулять по подземным улицам, расспрашивая заключенных, располагавшихся вблизи ее камеры. Ее снедало искреннее любопытство, как они воспринимают свое заключение и какие чувства испытывают? Оказалось, большинство из них считают себя свободными, счастливыми людьми – и она с гордостью поведала мне о своем открытии.

«Я поняла, кто я. – Прошептала она мне. – Я такая же, как они». Она засмеялась, и мне показалось, она действительно стала более радостной – но несчастной она мне нравилась больше.

«Ты можешь быть гораздо выше, - сказал я, не разделив ее восторга. – Тогда, когда мы лежали на дне миров, созерцая исток, я всей душой ощущал в тебе гораздо более высокое существо».

«Ах, твои иллюзии, - ответила она, - ты никогда не видел меня саму, и зря ты считаешь, что знаешь меня. Тебе ведом лишь миф, выдуманный тобой обо мне».

«Мифы рождаются потому, что мы не можем высказать правду напрямую. В моем мифе есть капля правды, и я не могу передать ее иначе».

«Софистика!» - Пренебрежительно заявила она.

«Разве что словами: в тебе есть ангел, и он остается плененным до срока».

Она посмотрела на меня ледяным, циничным взглядом.

Прежде у нее никогда не было такого взгляда – у девушки с голубыми глазами…

 

3.

Я стал чаще простукивать потолки, пытаясь почувствовать пути наверх: мне было интересно, насколько велики преграды, отдаляющие нас от света. Смутная интуиция начинала гнездится в моей душе, и давно уже разлетелись прижизненные птицы, разносящие песни радости по растворенным просторам – а до сих пор, лунными ночами, мне вспоминается былая история и девушка, клетка которой располагалась недалеко от моей.

Несколько месяцев я провел в отряде искателей и мы виделись с ней редко, потому что у меня не оставалось времени дойти до ее всё удаляющегося жилища, и потому что после нашего последнего спора она прогнала меня и мы на время перестали общаться. Искатели быстро разочаровали меня – оказалось, они ищут скорее развлечений, чем выход наверх, и получают удовольствие, забираясь в глубокие лазы, грязные и усталые. Им нравились тягости пути, им нравилась взаимопомощь и дух компании, они были хорошими людьми, но никогда не хотели выбраться из плоскости, в которой мы живем. Получив от них полезные навыки выживания, я стал путешествовать в одиночестве.

Временами мне казалось – слой, отделяющий меня от надземных просторов совсем тонкий, и даже слышались звуки бушующей природы – шторма, или урагана, которых мы под землей никогда не видели. Но чаще я чувствовал тонкий аромат цветов, и мне снилась девушка со светлыми волосами, которая звала меня.

В очередной раз отчаявшись в странствиях, я возвращался в свою камеру и падал без сил на кровать, сдерживая слезы. Быстро поборов свои слабости, я снова отправлялся в путь, потому что стал дышать глубокой грудью путешественника и верил в свои силы. В промежутки между вылазками я больше не обращался к шахматам, которые пылились в углу, не привлекая внимания – я занялся книгами древних, по крупинкам почерпывая знания о внешнем мире. Кроме того, я начал вести записи – и посвящал их не подземной реальности, а небесному свету, и невиданным существам, которым он дарит жизнь.

Мое восприятие существенно изменилось с тех пор, как мы с ней были близки, и ощущали далекую тайну, мерцающую над безжизненными слоями. Теперь свет не казался мне проблеском, он был маяком, активно зовущим к себе. Свет был не недостижимой потусторонней реальностью, которая нисходит на чистых духом, прислушивающихся пленников, освобождая в посмертии не запятнавших себя. Он был достижим здесь, на земле – и каждый был обязан пробить дорогу к нему.

И однажды я нашел выход.

В очередном путешествии она опять позвала меня, и я услышал ее голос явственно, как будто она стояла рядом со мной. Девушка с золотыми волосами ждала меня наверху – и, не веря в собственную удачу, я выискивал наиболее тонкую скалистую перегородку.

Голыми руками я разрывал невзрачную пелену скалы, и песок осыпался на мое лицо и вокруг моих ног. Отчихивая пыль и не замечая крови на искореженных пальцах, я раскрывал пасть подземного чудовища, державшего меня взаперти бесконечное множество лет. Я ухватился ладонью за край и взялся второй рукой за запястье, повиснув на отростке горной породы. Он обломился и первый приглушенный луч пробился в образовавшееся отверстие.

Вдохновившись первым результатом долгих усилий, я стал работать активней, и, наконец, выбрался наружу, осуществив нечто вроде выхода силой. Пальцам было очень больно, но в груди зарождалось небывалое чувство победы. Я покружился вокруг себя и пришел в восторг: темно-зеленые травы окружали меня, могучие великаны деревьев, выскользнувших из-под земли, подобно мне, взрывались своими кронами, повсюду звенели лучи и пели птицы, а над всем богатством природы высился шар бессмертного Солнца.

«Эй, мир! – Закричал я. – Я весь перед тобой!».

Я заплакал от радости, я упал на землю, и обнял ее, схватившись за жесткие волосы травы.  Мне никогда не забыть момента, когда я впервые увидел мир, когда я вдохнул свежий воздух и насытился магией цвета, когда передо мной развернулись просторы  и рассыпались искры росы…

Взяв себя в руки, я дошел до родника, бившего неподалеку. Умывая свое лицо, я смотрел в отражение в ладонях – чистая, светлая вода, которую невозможно найти под землей, и светлый облик, которого у меня прежде не было.

Она окликнула меня, назвав мое имя. Едва услышав ее голос и посмотрев на нее, я почувствовал незримую нить, связывающую нас. Нет, она была обычной девушкой, не дриадой и не ангелом – но в ней чувствовалась весенняя душа и лучи утреннего взгляда.

«Наконец, мы и встретились. Долго ты не мог найти сюда путь», - засмеялась она.

Долго я шел к ней навстречу – девушке со светлыми волосами – много исходил троп и в реальности и в сновидении, много преодолел искусительных испытаний.

«Неужели ты существуешь? – С улыбкой спросил я. – Спасибо тебе! Без тебя я никогда бы не выбрался».

Мы совершили прогулку по месту, которое представлялось мне раем, и она рассказывала мне о разных цветах,  деревьях и жизни на поверхности. Рассказала она мне и свою историю: она не родилась наверху, а нашла выход из подземного города, в давние времена, когда была еще ребенком. Чтобы прижиться здесь, нужно постепенно увеличивать продолжительность времени – поэтому после прогулки я отправился вновь в свою камеру.

 

4.

Сидеть на месте было невозможно, потому что прилив светлых мыслей не давал мне покоя, и требовал не замыкаться в себе, а распространяться повсюду. Подлинное счастье никогда не является приобретением, а всегда становится даром, бьющим изнутри и разлетающимся для окружающих. Несколько часов мне понадобилось, чтобы дойти до родной камеры, положившей начало моим духовным исканиям и столь отдалившейся на середине пути.

Ее стол был окончательно завален тетрадями – все теми же зелеными сокровищами, исписанными круглыми буквами. Она вела свои наблюдения и проводила эксперименты, тщательно анализируя все результаты. У нее прибавилось много работы, когда она решила стать человеком.

Когда я увидел ее, холодная игла выросла в моей груди, неприятно кольнула и исчезла под волнами тепла. Она стояла перед зеркалом с неровными, произвольными, округлыми краями и погружалась внутрь с безнадежным взглядом. Подойдя ближе, я с подозрением вгляделся в гладь мертвого стекла и увидел отвратительный образ, запечатленный в нем. Зеркало, в которое смотрела девушка с голубыми глазами, было кривым.

«Не правда ли, я отвратительна, - заметив меня, сказала она, словно бы мы виделись вчера, или вообще не прерывали разговор, - Все люди ужасны, но скрываются за масками лицемерия. Почему они не могут вынести свою природу?».

«Постой (я назвал ее имя), ты же смотришься в кривое зеркало!».

«Неужели и ты? – Фыркнула она. – Одна я могу вынести правду».

«Знаешь, я сегодня совершил невероятное, - начал я, - ты наверно слышала, что я искал выход из подземного города. Я нашел искомое мной! Он существует – я выбрался на настоящую, усеянную цветами и травами поляну, благоухающую ароматами, я видел подлинный солнечный свет. Я встретился с девушкой с золотыми волосами, и мы долго гуляли по внешнему миру».

«Рада за тебя» - холодно ответила она.

«Ты не понимаешь! Ведь это все меняет! – Воскликнул я. - Мы можем выбраться отсюда, ты можешь уйти со мной! Только нужно постепенно привыкнуть…»

«Куда мы можем выбраться? Опять ты превратил свое счастье в сказочный миф! Неужели ты никогда не начнешь жить реальностью?».

«Ты слушаешь меня и не слышишь, - отозвался я вдохновенно, - выход есть – я знаю путь и могу провести тебя, выпустить тебя на волю».

«То есть ты считаешь меня не свободной? – Ехидно заметила она. – Слушай, я понимаю тебя – все временами испытывают подобную радость. Я сама недавно испытывала ее».

К своему ужасу, я обнаружил, что действительно начинаю сомневаться в произошедшем. Поборов мимолетные сомнения, я продолжил звать ее с собой, я умолял ее поверить мне – и натыкался на непробиваемую стену. Она оставалась глухой к моим чувствам и доводам, и никакими силами нельзя было заставить ее убедиться в подлинности испытанных мною впечатлений.

«Я не уйду без тебя», - бросил я напоследок. Мне стало бесконечно жаль ее, и невозможно было понять, почему выйдя из одной точки, мы в итоге оказались в противоположных мирах.

 

5.

Я продолжал выбираться на поверхность, и как только выдавалась возможность, устремлялся навстречу своей новой подруге. Стены подземелья для меня стали тесны – они впервые угнетали меня и не давали дышать полной грудью. Однажды я стоял перед подземным водопадом и предавался радостным размышлениям. Журчала вода, отчасти расплываясь озером под ногами, отчасти продолжая спускаться еще ниже, в неведомые глубины – что если – к другим подземным городам?  Никого не было вокруг, кроме пауков – они семенили по стенам небольшими группами, видимо, испытывая удовольствие от влаги.

«Ты не сможешь удержать меня, - подумал я, - водопад, соединяющий подземные города».

«Твоя вода для меня стала невкусной. Твои бурлящие потоки больше не ассоциируются с жизнью – теперь, когда я увидел родники».

«Твоя тоска говорит со мной. Мне нечего тебе ответить: я не буду жалеть о сделанном выборе. Я не буду скучать по подземному миру. Одну вещь я прошу у тебя за все годы моего заточения. Прошу тебя, отпусти девушку с голубыми глазами».

Пауки продолжали щекотать по краям пещеры своими лапками. Звук падающей воды не менялся, оставаясь тем же на протяжении столетий, неся радость жителям подземных камер.

Мы много спорили с девушкой с голубыми глазами: я старался рассказать ей побольше о внешнем мире, чтобы она могла увериться в реальности существования трав, камней и облаков. Я говорил о наших прогулках в вышине, и пересказывал истории о земных городах, сложноустроенных и светлых по сравнению с нашим. Она не понимала меня, и, в конце концов, вынесла вердикт: наполовину я рассказываю собственные фантазии, а наполовину – истории из книг древних.

«Но ты же экспериментатор, - наконец, попытался я ухватиться за последний ключ, - что тебе стоит предположить, что моя гипотеза верна, и попытаться опровергнуть ее вместе со мной, пройти по моему пути?».

Мне показалось, на миг в ней возникло светлое сомнение, и она показалась мне прежней девушкой, с которой мы были близки. Одним резким движением в лице она рассеяла всплывший образ.

«Нет никакого смысла браться за недоказуемые гипотезы. Твою гипотезу нельзя ни доказать, ни опровергнуть – ее невозможно проверить».

«Откуда ты берешь клише, ты не говоришь своими словами, - вспыхнул я, – где прежняя ты?».

«Ее никогда не было (она назвала мое имя). – Она казалась тронутой в глубине. - Ты выдумал ее».

Однажды я показал ей кленовый лист – настоящий кленовый лист, весь покрытый многообразными жилками и сохраняющий сочный зеленый цвет, который она никогда не могла увидеть в подземном городе. Она долго вращала листок в руках непонимающим взглядом: он явно не вписывался в ее представления. Затем, в попытках разрешить свои метания и не слушая моих комментариев, она подошла к зеркалу – и сразу же успокоилась от увиденного в отражении. «Зачем ты принес мне серую плесень?» - Сказала она.

Я враз наполнился безнадежностью – и все слова, все дары, которые я мог преподнести ей – потухли.

Темой нашего последнего разговора была любовь.

«Генетически предопределено, кого мы выбираем в качестве партнеров», - сказала она.

«Разве существует одна биология, - спросил я? – Разве нет ни культуры, ни духовной близости?».

«Механизм любви не запустится, если нет партнера пригодного для спаривания».

«Почему ты говоришь столь уверенно? Зачем тебе хочется сводить все высшие проявления человека к низшим?».

«Нет никаких высших проявлений – и ты не исключение. Ты выбираешь свои объекты по тем же принципам, как и все человеческие существа».

«Ты хочешь сказать – мне нравится девушка со светлыми волосами, потому что я испытываю генетическую предрасположенность к спариванию с ней?» - В гневе воскликнул я.

«Да», - сказала она.

«Больше мне не о чем говорить с тобой. Прощай. Живи в своем подземелье долго и счастливо. Я проклинаю все твои убеждения. Я ухожу наверх».

Я бросил последний взгляд на ее комнату – ряды тетрадей на письменном столе, способную покрываться рябью дальнюю стену, кривое зеркало – развернулся и ушел. Мои намерения были серьезны – я не собирался больше оставаться в подземном городе и ничто не держало меня внизу. Больше мне ничего не нужно от нее – она никогда не сможет поверить и пойти за мной. Пусть остается в своей клетке и проводит бессмысленные эксперименты, уверенная в собственном всеведении. Ей, видимо, никогда не станет доступна подлинная жизнь.

«Постой, здесь нет ничего такого! Просто таковы люди!» - крикнула она мне вслед, но я не обернулся.

Я ничего не взял с собой наверх, кроме самого необходимого – и когда я выбрался наружу прежним способом, расщелина вдруг затянулась, и раздался негромкий звук удара. Подземный город остался внизу и я больше не мог вернуться в него – и не имел никакого желания возвращаться.  Я упал на колени и стал всматриваться в глубину – неотвратимое свершилось, а она осталась глубоко под землей. Я закрыл глаза и в последний раз попытался почувствовать ее через слои земли.

Она томилась в своей клетке, но я не смог ее вызволить. Я хотел показать ей богатства мира, но она предпочла другой путь. Девушка с голубыми глазами…

 
 
 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 9. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...