Сонница


Сонница – болезнь, вызывающая нарушение продолжительности сна. Вы не распознаете её приход. Захочется поспать на час дольше. Затем на два. Желание, поначалу одолимое, быстро станет необоримым. Но вы спишете это на усталость и переутомление, возьмёте отпуск на работе, потому что больше не сможете вставать по будильнику, и попытаетесь отоспаться. Вы сами не заметите, как двенадцатичасовой сон станет нормой, упустите момент, когда шестнадцать часов станет насущной необходимостью. Возможно, вы опомнитесь, когда в сутках останется лишь несколько десятков минут. Но это уже не будет иметь значения. Вы уснёте, и больше ничто и никогда не разбудит вас. Многие считают это смертью… Заблуждение, исследования убедительно доказывают, что это всего лишь крепкий сон, не лишённый сновидений. Куда же исчезают спящие? Люди думают, их похищает правительство или учёные, чтобы проводить исследования или избежать паники. Но я-то точно знаю, это только миф. Они исчезали из запертой лаборатории, стоило лишь на минуту отвернуться. Куда же они исчезают?.. Впрочем, скоро я это узнаю.

Рабочий журнал, 12 день месяца нисаба, 51 год от Пришествия

Дайин Янг, старший научный сотрудник института живых веществ

Время сна: 12 часов

 

Этот мир отторгает нас, как отторг некогда своих прежних обитателей. Нам не следовало занимать их место, не следовало селиться в их домах и изучать их историю. Главное, мы не должны были уподобляться им, наследовать их цели и мечты… Мы ошиблись, но теперь слишком поздно. Я не знаю, сколько ещё людей осталось. Нет сил выходить в город и бродить по пустым улицам в поисках выживших. Выживших? Да, пожалуй, я тоже начал считать это смертью. Мысли путаются, но я должен писать, чтобы предупредить тех, кто придёт после нас. Сегодня впервые за пятьдесят лет попытался зажечь свечу с помощью силы. Ничего не вышло, но фитиль немного нагрелся. Быть может, ещё несколько месяцев – и магия вернётся к нам? Хотя… здесь нет никого, кроме меня, а у меня нет нескольких месяцев. Уверен, магия могла бы дать ответы… или помогла бы сбежать. Я очень устал…

Рабочий журнал, 14 день месяца нисаба, 51 год от Пришествия

Дайин Янг, старший научный сотрудник института живых веществ

Время сна: 16 часов

Ещё раз просмотрел результаты исследований. Дважды заснул. Между заболевшими никогда не было никакой связи. Не обнаружено никаких проблем со здоровьем, способных привести к летаргии. Не найдено ни одного способа переноса заболевания. Но если сонница – не болезнь, то что же она такое?.. На меня уже не действуют стимуляторы активности. Кажется, я начал видеть сны наяву… Я… боюсь?

Рабочий журнал, 17 день месяца нисаба, 51 год от Пришествия

Дайин Янг, старший научный сотрудник института живых веществ

Время сна: 21 час

 

Боюсь, это моя последняя запись. Карандаш выпадает из пальцев, в глазах туман, словно я не спал целую неделю. Вчера – или это было сегодня? – смог зажечь листок бумаги. Едва не спалил этот журнал. Магия вернулась, ещё несколько дней, и я смог бы убраться отсюда. Но я почти уверен, что если засну сейчас, больше не проснусь. А не засыпать я не могу. Смешно, прибыв сюда, мы только и грезили о том миге, когда снова сможем пользоваться магией. Но новый мир поглотил нас без остатка, и я даже не помню, когда последний раз думал об утерянной силе… Пока не пришла сонница. Если вы читаете это, бегите, бегите немедленно! Ни на мгновение не задерживайтесь в этих пугающе прекрасных домах, не поддавайтесь соблазну прочесть книги и научиться использовать технику. Бегите! Я…

Рабочий журнал, 19 день месяца нисаба, 51 год от Пришествия

Дайин Янг, старший научный сотрудник института живых веществ

Время сна: 23 часа 40 минут

 

Солнце, будто нарочно, который день скрывалось в низких пыльных тучах, освещая опустевшие улицы серыми тоскливыми лучами. Дождя тоже не было, словно вода была чем-то слишком живым для опустевшего города, и только холодный колкий ветер гонял песок по асфальту. Страницы не держались в онемевших пальцах, одна за другой разлетаясь по проспекту. У Последнего не было сил ловить их. Резь в глазах, появившаяся от пыли и чтения, усиливала желание заснуть до невообразимых пределов. Он сам не знал, чего боялся, почему так упрямо противится неизбежному. А может быть, просто не хотел себе признаваться? Последнего ничто не держало в этом мире и раньше, а тем более, сейчас. Но что-то заставляло его яростно противиться сладкой дрёме, обещающей покой и забытье.

Чтобы не заснуть, нужно было всё время двигаться. Это правило Последний усвоил ещё давно, когда жалкие признаки жизни ещё теплились на улицах и в домах. Не он один, впрочем, - обезумевшие от бессонницы страдальцы не один день крушили дома и улицы, не в состоянии различить одушевлённое и неживое. Последний упорно брёл по проспекту, обходя застывшие механизмы. Он не спал уже три дня – тогда это длилось больше двадцати часов, и нельзя позволить себе заснуть ещё раз. Дневник чересчур ответственного исследователя перестал занимать, мысли путались, и мозг отказывался воспринимать информацию. Но Последний всё же пытался читать - просто чтобы делать хоть что-то. Реальность путалась с воображением, заставляя уклоняться от несуществующих автомобилей и кивать давно исчезнувшим знакомым. Что ещё хуже, настоящее смешивалось с прошлым… Она уже больше суток следовала за ним молчаливой тенью. Последний убеждал себя, что её нет, но каждый раз снова видел сутулую фигуру за спиной. Он кричал, чтобы она исчезла, но это не помогало, и только её большие фиалковые глаза тут же наполнялись слезами. Последний знал, что от неё осталась только мельчайшая пыль где-то между мирами, но с каждым часом это знание становилось всё более бесполезным. Она шла за ним, глядя в спину с молчаливым укором, не пытаясь заговорить или приблизиться. И ведь был такой простой выход – заснуть прямо здесь, на пустынной аллее, и никогда не просыпаться. Но замутнённое сознание упорно боролось за существование и гнало Последнего вперёд, не давая смириться.

Последнему было трудно вспоминать, он не мог бы с уверенностью сказать, где был минуту назад или как его имя, но картины из памяти непрошенными выплывали на поверхность. На месте голого куска асфальта парковки ему мерещилась поляна, где он впервые встретил её. Вместо зелёной аллеи Последний видел коридор, в котором проходил его выпускной экзамен на магическое мастерство за неделю до Пришествия. Вычурное здание театра казалось коллекторием, куда должен был явиться каждый выпускник, чтобы внести свой фрагмент построения перемещения. И везде, всюду была она, доверчиво цеплялась за руку или заботливо заглядывала в глаза, волновалась, улыбалась, поддерживала, вызывая у него ненависть и желание ударить.

Невероятно белая на фоне окружающей зелени скамейка вдруг проявилась перед глазами совершенно чётко. Последний замер, оглушённый неожиданной тишиной. Ветер стих, стемнело, но пыльное небо матово светилось, давая возможность без труда ориентироваться в пространстве. В голове отчего-то прояснилось, и Последний с удивлением осознал, что замёрз и голоден – такие простые потребности организма давно не пробивались сквозь сонную апатию. А ещё ноги гудели от постоянной ходьбы, и скамейка тут пришлась кстати. Последний уселся по самому центру, устало откинулся на спинку и едва не смежил веки, но вовремя одёрнул себя – даже секундная поблажка могла навсегда погрузить его в сон.

- Почему ты не засыпаешь?

Последний застыл, не в силах ни вдохнуть, ни шевельнуться. Этот голос, ничем особо не примечательный, он узнал бы из тысячи, но надеялся, что никогда больше его не услышит. Она опустилась на самый край скамейки, невесомо, как пёрышко, принесённое ветром. Фиалковые глаза с расширенными в сумерках зрачками выражали искреннюю заботу. Да, Последний запомнил её именно такой: нескладная, некрасивая фигура под нелепым платьем, на ногах только одна сандаля – босая ступня разбита в кровь, и эти глаза, под налётом любых чувств наполненные теплом и любовью, ненавистные ему тем, что заставляли чувствовать себя мерзавцем.

- Я… боюсь, - язык по рту, казалось, распух и прилипал к пересохшему нёбу, но хриплое подобие слов всё же преодолело барьер из губ.

- Боишься? – она озадаченно наклонила голову, словно надеясь понять услышанное под другим углом. – Но разве кто-либо боится спать?

Смешок, больше похожий на кашель, вырвался у Последнего, и ему показалось, что ссохшееся горло трескается от такой нагрузки. Он боялся засыпать уже больше пятидесяти лет, и отнюдь не сонница была тому причиной. Первый год после Пришествия было особенно трудно: едва ли не каждое пробуждение сопровождалось криком, или слезами, или жжением в руках и онемением пальцев, или не стихающей дрожью по всему телу, или всем этим сразу. Каждую ночь он вновь и вновь выпускал её руку, чувствовал, как ладонь выскальзывает из пальцев, видел боль от предательства в фиалковых глазах, так и не заместившую полностью теплоту на дне. И вместе с исчезающей в тумане перехода фигурой раз за разом что-то снова рвалось в сердце. И скачок постыдной радости тонул в море вины.

- Спать боятся те, кто видят кошмары.

- Кошмары? – она с чего-то улыбнулась и словно в насмешку добавила: - Яркие чувства формируют создание крепче плоти и удерживают в самой враждебной среде, даже если это чувство вины.

Кровь прилила к лицу Последнего, не то от стыда, не то от ярости, но он не смог опустить взгляд. Его здесь действительно удерживало чувство вины. И страх. Страх встретить там, за чертой, ту, в чьей смерти винил себя так долго. Боялся, что она спросит: почему? – и ему нечего будет ответить. Но вот она перед ним, и не задаёт этого вопроса. Значит, сама всё понимает? Значит, простила, как прощала всегда? Простила даже собственную гибель? От этого Последнего бросало в дрожь. Он почти уже не слышал, что она говорила. Сознанием овладело лишь желание оказаться как можно дальше от этих фиалковых глаз. Кажется, она это поняла, и протянула руку в успокаивающем жесте:

- Тебе следует знать: этот облик – всего лишь самый яркий образ из твоей памяти. Я не способна к общению с существами вроде тебя и могу лишь после длительной подготовки спроецироваться в ослабленном сознании.

В потоке слов, смысл которых Последний уже почти не воспринимал, что-то заставило его вновь прислушаться. Так она не настоящая? Всего лишь очередной мираж, рождённый воспалённым сознанием? Нет, Последний не хотел этого признавать. Встретившись лицом к лицу со своим страхом, он уже готов был отпустить его, и так легко распрощаться со свободой ему не улыбалось. Отгородиться щитом, не слушать и не слышать её слова, это решение показалось Последнему вполне логичным. Такой привычный, хотя и не использовавшийся годами жест, и паутинки магии легко слетели с пальцев, окружая владельца мерцающим коконом. Последний неуверенно улыбнулся – впервые за очень долгий срок. А она вздрогнула, как от удара, нахмурилась и потянулась вперёд, касаясь щита тонкими пальцами.

- Я должна кое-что объяснить. – Последний с ужасом понял, что снова слышит её. - Я – всё, что тебя окружает. Вот эта скамейка – часть меня, и то дерево, и эта трава. Я – междумирье, вы остановились здесь по ошибке – недостаточность сил или слишком ранний выход из перехода – этого я не знаю. Переходы из мира в мир, выбрасывая колоссальные объёмы энергии, мучительно разрывают соединительную ткань мироздания, своего рода хаос, не терпящий инородных объектов. Я родилась когда-то из шлейфов этих заклинаний, когда их фон между мирами стал чересчур высок. Я – поле плотно спрессованной хаосом магии, обретшее сознание и волю. Посторонние существа вроде вас для меня подобны паразитам, которых можно терпеть, пока они не нарушают целостность тела. Вы не могли пользоваться магией, поэтому не способны были причинить мне вред. Но как только это умение вернулось бы – а сейчас ваше восстановление после перемещения завешено – вы бы начали вырывать из меня куски и развеивать в пространстве на собственные нужды, не замечая, что окружающая реальность становится всё беднее. Это разрушило бы меня, нарушило бы равновесие и, в конце концов, превратило бы междумирье в то, чем я когда-то и была – слабым магическим фоном в хаосе. Вы не первые, кто перепутал меня с новым миром. Те, кто были до вас, едва не уничтожили междумирье, но я нашла выход. Окружающая меня соединительная ткань стремится вернуть своё прежнее единство, и выместить за свои пределы любые чужеродные объекты. Но существа вроде вас не замечают этого, они слишком погружены в себя, чтобы придавать значение настойчивому, но не силовому воздействию. Однако по ночам, когда вы отпускаете сознание, то становитесь куда восприимчивее. Слабый организм из плоти и крови легко подтолкнуть ко сну, и через несколько дней моё тело отторгает вас, выбрасывая в соседние миры. Но пришельцев так много и в совокупности всё это требует много сил, а с каждой каплей магии, которую трачу на воздействие, я безвозвратно теряю частичку себя. Я хочу, чтобы ты запечатал мой контур извне, чтобы больше никто не смог проникнуть сюда. Самой мне этого не сделать – как и вы, я могу только пользоваться своим телом, но не способна видоизменять его.

Последний долго молчал, погрузившись в глубину фиалковых глаз. Он слышал её и вроде понимал, но никак не мог сопоставить зрительный образ и поток информации. Эта девушка перед ним – вовсе не та, которую он любил и ненавидел, а какое-то бессмысленное магическое существо? Как это возможно, если она сейчас тревожно выламывает руки точно так же, как делала это всегда, когда ждала от него ответа на важный для неё вопрос?

- Ты колеблешься? Уверяю, помочь мне совсем нетрудно для человека, владеющего магией, - она действительно волновалась и первой прервала молчание. – Мне нечего предложить тебе взамен, но я могу сообщить кое-что очень важное для тебя. Эта девушка, которую ты видишь перед собой, скорее всего, не погибла. Никто не может погибнуть, попав из перехода в хаос, инородное тело быстро отторгается в ближайший доступный мир, и если тот оказывается не слишком враждебным, выживание остаётся лишь плодом труда самого потерявшегося. Тебя ведь это волнует, не так ли?

Рассеянное сознание мгновенно сосредоточилось на одной мысли. Он никого не убивал? Он не убил её? Предал, бросил, разочаровал, обрёк на одинокие скитания, но – не убил? Сердце словно сжалось в комок и затем расслабилось, принося невероятное облегчение. Губы сами растянулись в улыбке, Последний блаженно прикрыл глаза… и через мгновение уже спал мёртвым сном. Хрупкая женская фигурка на скамейке истаивала, становилась всё бледнее и прозрачнее с тем, как его сон становился крепче, и сознание удалялось от дел.

- Как я могла забыть, что людям нельзя платить вперёд, - досадливо поморщилась междумирье, окончательно исчезая в туманных сумерках. Она хорошо научилась склонять ко сну, но не умела обращать процесс – к бодрствованию человеческое тело возвращалось не слишком охотно.

Пустынный город спал. И последний человек, погрузившийся в сладкие грёзы прямо на скамейке, вскоре исчез – его ждал новый мир, быть может, более настоящий. Изредка из ниоткуда вылетал сухой ветер, поднимал пыль и играл ставнями в заброшенных домах. Иногда на крыши обрушивался дождь, стекал по тротуарам и исчезал в глубине земли. Если бы кто-то взглянул на эти дома и улицы, подумал бы, что их покинули пару минут назад. Не для всех застывший покой – скука. Междумирье наслаждалось собой и ревностно берегло тишину, тщетно надеясь, что серую тусклость неба никогда больше не разорвёт голубое свечение перехода.