- Странный ты, - синеглазый юноша с каким-то сомнением смотрел на пожарище под их ногами. Они вдвоем стояли на холме, а внизу раскинулась небольшая деревня. Раскидывалась, раньше, теперь она горела. А через несколько дней здесь не останется ничего, кроме пепла, золы и почерневшего железа. И обуглившихся костей. – Зачем?

- Я объявил войну себе, - собеседник Лукавого даже не поднял невидящих глаз, в которых отражался огонь. Он был там, вместе с этими кричащими людьми, воющими животными, запертыми в хлевах… Там, где сейчас царила паника. – Когда нечего было терять, потому что все дороги вели к проигрышу. Это же была просто война против себя. Я не мог выиграть. Я…

- Не мог? – синеглазый перевел взгляд на Драго. В голосе его прозвучала едкая ирония. – Я не один вижу, как ты «не мог». Выиграл, - он качнул головой. Не с упреком, но с каким-то разочарованием.

Драго, наконец, посмотрел в глаза Лукавому, но выдержать взгляда не смог. Если глаза и правда зеркало души, то душа Драго была в отчаянии. В таком отчаянии, о котором не знал ни один герой сказки или любовной истории. Она металась, она искала ответа, а вопросов не было, она пыталась ухватиться хоть за что-то, чтобы воскликнуть: «Вот, вот почему!». Но не находила.

Лукавый отвернулся от пожара, от огня, который убивал.

 

- Как думаешь, - весело спросил синеглазый за долгое время до этого, - как скоро он поймет, что и умение летать – ничего еще не значит?

Продавец Крыльев поднял глаза от письма, которое читал. В вежливости и внимательности Лукавому точно не откажешь. Старик вздохнул, посмотрел за окно – прямо на синее-синее небо, в котором теперь носился первый крылатый. На тех самых крыльях, которые он сам ему когда-то дал.

- Сейчас он, должно быть, очень счастлив. И, должно быть, останется таким еще долго.

- Счастливым? Долго? Ты не знаешь людей, мой друг! – Лукавый спрыгнул со стола, на котором сидел, и принялся обходить комнату. – Они очень быстро привыкают. Им быстро становится скучно. Это толпе сейчас кажется, что он счастлив. Но могу поспорить, что в ее светлой голове уже зародились сомнения!

Продавец усмехнулся, представив себе ближайшее будущее своего «покупателя». Однако его отвлекли другие, более важные мысли.

- Дело ясное, но разве не ты мне говорил, что он должен стать не-человеком?

- Должен, должно быть… Ты мне веришь, Продавец?

- Верю, Лукавый, насколько можно тебе верить вообще. Особенно здравомыслящему человеку.

- Никто никому не должен ничего, запомни. Ни одному богу не должен. Вот спасаешь ты кому-то жизнь, а это всего лишь предложение. Он может и отказаться. А если согласится, то просто дает тебе моральное право…

- Ставить на нем эксперименты?

- Можно было назвать это красивее, да чтобы в этикет больше вписывалось. А что касается нашего крылатого, Продавец, но пока-то он очень даже человек. И пройдет через все муки, прежде чем станет кем-то другим. Преодолел он себя, велика заслуга! Каждый человек преодолевает. Больше или меньше, раньше или позже. Вот когда он не преодолевать будет, а по собственному желанию… Ты сделал первый шаг: дал ему крылья. Я второй: помог ему взлететь. Я бы хотел, чтобы третий случился нескоро. Чтобы он сам (понимаешь? Сам!) поменял свою дорогу.

Старик выслушал этот монолог и немного помолчал, смотря на собеседника насмешливо. Синеглазый будто не замечал его взгляда, продолжал двигаться по комнате. Он взял с руки статуэтку и всю речь неотрывно на нее смотрел, шагая из стороны в сторону. У старика даже сомнение возникло: не ее ли он Продавцом называет?

- Удивляет меня иногда, синеглазый, твоя манера говорить и твои визиты. С таким же успехом ты можешь взять в саду яблоко и поговорить с ним. Неужели там, у вас, настолько плохие собеседники, что ты спускаешься к нам? Ко мне?

Лукавый поставил статуэтку на место, и крутанулся в сторону собеседника. В его глазах плясали веселые искорки. Его глаза смеялись, хотя губы едва тронула улыбка.

- Брось. Ты и сам прекрасно знаешь, зачем я прихожу к тебе.

 

Драго действительно был счастлив. И, действительно, счастлив был не так долго. Нет, ему не надоели полеты над землей. Было бы чему надоедать: они давались ему еще с переменным успехом. Просто, бродя по просторам страны, он не заметил, как сорвавшийся снежок вырос в огромный ком, не заметил, как этот ком оказался так близко, что не уйти, не спрятаться. И этот ком был одной из двух проблем, которые вскоре после разговора Лукавого с Продавцом стали его занимать. Вторая касалась его крыльев. Ему чего-то не хватало. А чего – он никак не мог понять.

Что же касается этого кома, то Драго действительно не знал, с чего все началось. Люди, к которым он заходил, сначала считали его диковинкой. Видано ли, человек с крыльями! А если юноша и видел странные, недовольные взгляды, то всегда мог списать, что это чьи-то ревнивые женихи, беспокоящиеся родители или просто завистники. Он не обращал на них внимания до тех пор, пока их не стало больше смотрящих с удивлением или улыбкой. Последними бывали только дети. Да и то недолго. В чем Драго не ошибся, так это в том, что эти люди просто завидовали.

Удивление прошло быстро. Слух о том, что кто-то стал обладателем крыльев, распространился уже давно. Если они и удивлялись, то скорее по привычке. Куда больше места в их сердцах занимала зависть. В каждой семье был друг друга какого-нибудь родственника другого друга, который был на торгах, лишился всего, а выбран не был. И каждая семья утверждала, что их почти что знакомый был лучшим, просто Продавец, наверное, заранее договорился с Драго. Или тот ему отдал что-то ценное. Что мог отдать не единственный сын из бедной семьи, такого вопроса люди почему-то не задавали. Наверняка мог. Может быть, вообще душу продал.

Драг оборался со злостью, в которую переросло недовольство, всеми способами, какие знал и мог придумать. Он и отвечал грубостью, и улыбался, и игнорировал, и мстил, и доказывал, и мир предлагал. Не помогало ничего. Даже дети перестали выбегать на улицы, лишь грустно смотрели из своих домов. Незнакомец с крыльями уйдет, а с родителями жить и жить. Драго такое отношение приводило в отчаяние. Их, людей, было много. А он был такой один.

Драго заходил как-то к Продавцу, просил у него Пса. С собакой было бы веселее. Но Продавец ответил категоричным отказом, а Пес не показал желания последовать за юношей. Это было еще одним ударом для него. И все-таки Драго не был зол ни на Продавца, ни на Пса, ни на пропавшего куда-то синеглазого. Даже на людей он не сердился серьезно. Пройдет, думал Драго. Привыкнут. И вновь ошибался. Люди не привыкают к не таким, как они. Не привыкают к тем, кто лучше их. Кто может больше. К тем, кто на высотах, которых не достичь.

Наконец, просто не выдержав больше одиночества и чужой злобы, он вернулся домой. Ему хотелось найти не только приют, но и объясниться с родителями. Они расстались не хорошо, письма он им так и не отправил, а со времени освобождения из клетки успел передумать многое из того, что надумал в клетке. Он не ожидал встретить дома понимания или поддержки, но рассчитывал встретить хотя бы желание выслушать.

Драго ошибся. Слушать его не хотели. Видеть тоже рады не были. Особенно братья. Братья, которых он так любил! Юноша сразу понял, что приюта здесь не найдет. Все попытки поговорить обернулись провалом. Тогда он пошел к девушке, которую когда-то любил. Но ее родители не открыли ему дверей. Оказавшись один в родных местах, он посмотрел на пустую улицу.

- Да почему же так?! – воскликнул юноша. – Так не должно быть! Не должно! У меня крылья, но это не делает меня хуже других! И лучше не делает! Вы же уживаетесь со сфинксами, с единорогами, с ведьмами, так почему со мной не хотите? Почему?

А где-то не так далеко, как кажется, Лукавый покачает головой и тихо прошепчет: «Уживаются? Посмотри внимательней, крылатый. Посмотри… А ты еще и человек. Хуже расклада и быть не могло».

 

Драго терпел долго. Достаточно долго, чтобы решить, наконец, что боги его поймут и оправдают. А если не поймут и не оправдают – что ж, ему теперь уже все равно. Юноша наблюдал за городами, поместьями и деревнями издалека. Лишь ночью он прокрадывался внутрь, чтобы раздобыть себе еды. Приходилось идти на воровство. Он бы и рад был платить, но они сами не давали ему шанса.

Он не заметил, как люди стали вызывать у него отвращение. Все люди без исключения. Если даже какой-то ребенок ему и улыбался, то он его не замечал. Он видел только злобу, и лучики добра не пробивались через нее. Драго пережил за это время столько душевных мук и терзаний, что хватило бы кому-то на пару жизней. Он решил, что с него хватит. Решил, что пора действовать.

Может быть, он надеялся, что к нему придет на помощь синеглазый, как пришел тогда, в клетку, когда он никак не мог взлететь. Такая надежда бывает в людях всегда. Но синеглазый не приходил, и эта надежда умерла. Хотя Драго все еще хотелось встретить Лукавого, поговорить с ним. Драго скучал по нему. И, видимо, не приписывал к людям. Некоторые сердца бывают очень зорки.

Драго понятия не имел, с чего начать. Куда он не смотрел, везде видел свой проигрыш. Он был один. Совсем один. Вечно голодный и затравленный. Все способы для примирения с обществом были использованы. Теперь Драго не хотел мира. Драго хотел войны. Войны, в которой он проиграет. Обязательно проиграет. Но почему бы не выйти на этот последний бой? Куда лучше, чем терпеть одиночество, презрение, злость. Его взлеты становились все реже и реже. Людская молва приковывала его к земле.

Тогда юноша отыскал себе достойного учителя, чтобы тот научил его владению клинком. Первоклассному владению. Конечно, его пришлось заставить, угрожая жизни его ребенку, но что с того? Драго бы все равно не причинил вреда малому, а шантаж был успешным. Судьба, однако, была той еще насмешницей. Потому что через десятки тренировок Драго и его учитель подружились. Юноша боялся любить и доверять, но если бы смог преодолеть страх, то этот учитель стал бы для него вторым отцом.

Крылатый не переставал тренироваться ни на один день. Учитель придумывал ему все новые и новые испытания. Они порой были очень жестоки, порой их было невозможно пройти, но Драго не сдавался. Он знал, как это важно. И прилагал все свои силы, все свое упорство и упрямство, весь свой ум, чтобы добиться успеха. Он добился. Правда, он не знал, сколько прошло времени с того дня, как он получил крылья, с того дня, как забрал свою свободу, с того, как начал тренировки. Ему теперь это было неважно.

Люди не ожидали, что крылатый пойдет на них войной. Один против всех. Это казалось безумством. Да это и было безумством. И когда на очередное злое слово Драго отвечал такой же злостью, никто не думал, что он просто провоцирует драку. А когда драки случались, никто не ожидал такой силы от молодого мужчины. Поэтому в драке участвовало половина селения, в которое наведывался крылатый.

Эта деревня была не первой. Она, наоборот, была последней. После нее Драго решил переключиться на города. Он зашел туда уверенно и спросил про работу. Ему отказали, даже не скрывая, что отказывают просто так. Тогда Драго потребовал еды. В еде ему отказали еще грубее, и едва сдержались, чтобы пинками не выгнать прочь. Тогда он решил взять сам. Как взял когда-то свободу.

Деревня была большой. Даже очень большой. И мужчин в ней было достаточно, особенно тех, кто владел оружием. Звон клинков привлекал все больше и больше желающих попробовать свои силы, да доказать незваному гостю, что ему тут не место. Драго смеялся им в глаза, смеялся еще злее, чем были их взгляды. Его проигрыш чересчур затягивался, но он списывал раньше на то, что противников было мало. Теперь их было достаточно, но они никак не могли задеть его, ранить. Когда становилось совсем туго, он просто расправлял крылья и отлетал в тыл, чтобы разорвать круг. Они ненавидели его за крылья. Пусть теперь за них же его боятся.

Драго пришел сюда вечером, на улицах горели факелы, освещая улицы. Люди видели плохо в сумерках, он же – чуть лучше. Он всегда вставал так, чтобы свет слепил противников и был другом ему. Но он не думал, что все обернется так, как обернется. Не думал, что азарт сражения (это уже не было дракой) захлестнет его, что злость окажется сильнее его самого, не думал, что все обернется так, как обернулось. Не думал, что он просто схватит один из факелов, отпугнет мужчин на небольшое расстояние от себя, когда они подойдут слишком плотным кругом, чтобы он смог взлететь. Может, потому что они задели крылья? Это было больно, но еще больше это вызвало раздражение и ненависть. Ненависть к этим людишкам, которые ничего не понимают и понять не хотят.

Факел полетел в людей. Кого-то опалило, он закричал, метнулся в сторону. На ком-то загорелась одежда. Мужчины рассыпались, разрывая круг. И Драго, охваченный недобрыми чувствами, выскочил из него, чтобы схватить другой факел и поджечь дом. И еще один. И еще. И…

Он опомнился тогда, когда вся деревня уже пылала.

 

- Война против себя, против…

- Против них, - жестко сказал Лукавый. – Против себя воюют иначе. Почему ты не откроешь глаза, Драго? К единорогам люди относятся хорошо, видишь ли! Ты хоть раз заглядывал к себе душу? Загляни на досуге. Может, и вспомнишь, как на самом деле относился к тварям, которые были не такими, как ты. Одиноко тебе было? А найти друзей среди тех же сфинксов не пробовал? Не пробовал встать на другой стороне от людей? Чтобы они хоть восприняли тебя кем-то иным? Тебе легче было убить их.

- НЕТ! – Драго отшатнулся в сторону, но под взглядом синих глаз остановился.

- Для чего ты выбрался из заточения? Для того чтобы попасть в другое? В цепи людской злобы. Когда ты в последний раз летал ради удовольствия? Ты забыл небо? Посмотри в него. Оно куда лучше этих искаженных от страха лиц. Оно шире. Оно выше. Есть только оно. И больше ничего. Сколько всего ты не видишь, малыш… А тех, кто тебе улыбался? Почему ты не дождался встречи со своей девушкой? Слово ее родителей – не ее слово. Но теперь, думаю, ты ее окончательно потерял.

Лукавый грустно усмехнулся и отвернулся от Драго. Но тот не сдвинулся с места, хотя минуту назад все еще хотел убежать. Убежать от него и от себя самого.

- Кто ты такой, леший тебя забери?!

- Не заберет, - Лукавый вздохнул и посмотрел в черное небо. – Я хотел, чтобы ты сделал шаг в сторону себя настоящего.

- И кто же я настоящий?

- Ты – первый крылатый. Это тебя обязывает.

Драго посмотрел на собеседника так, словно только что его увидел. А заодно и так, словно в первый раз увидел еще и мир, и себя – только со стороны. Он удивленно посмотрел по сторонам. Посмотрел назад, в эти дни отчаяния, ненависти и одиночества, и увидел многое из того, что сказал ему синеглазый. Когда он хотел ему ответить что-то, Лукавого уже не было.

И все-таки Драго не увидел того, о чем не договорил синеглазый. «Я хотел, чтобы ты сделал шаг в сторону себя настоящего. И ты его сделал».

История только начиналась.

Обсудить на форуме