Неприкаянный


Погасло солнце, померкли звезды. И меня окутала тьма, из которой я вряд ли когда-то выберусь. Моё тело истлело истязаемое временем. Но взор мой слепой не видел свет в конце туннеля. Лишь только мрак вокруг. И чувство легкости, и хрупкости одновременно. Я боялся сделать лишний вдох, чтобы не рассыпаться на мелкие осколки. Хотя, кажется, здесь и вовсе нет воздуха, и дышать мне не нужно. Ведь я и так уже мертв. Жаль, что всю жизнь моим единственным серьезным противником было время, а не доблестные воины и опытные колдуны. И в погоне за судьбой я нашел свой рок.

Рожден я был давно. Не помнится мне даже век тот. Только иногда, когда я устало закрываю глаза, то до моих ушей доходят такие далекие и одновременно такие близкие мелодии восточной музыки. Знаете, восточную музыку нельзя спутать, ни с какой другой. Ей присущи протяженные мелодии, стоны, вздохи и резкие хлопки, ритмы которых сопровождаются движениями прекрасных девиц в танце. Стоит девушке скинуть свой верхний убор и кинуться в танец, как все вокруг замирают. Это зрелище завораживает и уносит в нирвану.

Тогда жизнь была иной. Мы были ограничены в своих возможностях, ведь только стояли у истоков нашего начала. Нам были дарованы тело, дух, душа и любопытство. Последнее было залогом дальнейшей эволюции нашего вида. Но, пока мы ещё не начали формироваться, нами было просто руководить. И нас легко можно было направлять в нужное русло. Мы были примитивными созданиями, которые, возможно, вызывали даже сомнения по поводу своего развития. И всё потому, что развивались мы медленно, сначала незаметно даже для нас самих. Наша история складывалась из мелочей. И правили нашим балом Боги.

Кем я тогда был? Да таким же, как все. Неплохо развит в силу эпохи. Кажется, у меня была семья. Я не помню ни имени своей жены, ни имени ребенка. Просто такое чувство, что в этом мире был кто-то очень важный для меня. Но, видимо, тогда искоренить чувство любви было очень просто, что и сделал тот Бог. Он просто пришел и забрал горстку людей, среди которых был и я. Каждый по-своему расценивал действия этого существа, но я до сих пор склоняюсь к мысли, что его заела гордость. Он захотел оставить после себя что-то особенное. Ведь Боги знали, что время их пиршества склоняется к концу. И мы стали этим чем-то особенным. Что он делал? Он учил нас смотреть на мир его глазами. В нашем сознании не было ничего, что мешало бы этому.

Бог этот, я так и не знаю, как его звать, поэтому просто называю Бог, не нарушил основного правила. Он не утолил наше любопытство, дав нам возможность дальше развиваться самим. Но его влияние изменило всё в нашем сознании, поэтому мы стали развиваться не так, как наши родственники по виду. Знания он нам не дал. Он заставил нас самих их добывать. И он не ошибся в том, что мы захотим их. Словно стадо дикарей мы рвались к заветным знаниям. И нам удалось их заполучить. Они стали второй ступенькой нашего познания мира. Тогда я и понял, что мы развиваемся совсем иначе. У нас не только другое русло, а и скорость, границы. У нас были четкие периоды, которых не было у других людей. В эти границы вмещалось наше уже постепенное познание этого мира.

И в один день я увидел тонкую грань между жизнью и смертью, болью и наслаждением, любовью и равнодушием. Не только я. Мы все увидели мир другими глазами, словно не своими. Не раз после этого я держал смерть в своих руках. Те времена покрыты для меня пеленой, сотканной из страха, опасений, недоверия. Мы знали, что существует сила, позже которую назовут «магией», но пока что она отдавалась в наших руках лишь ненадежной искрой.

Пока мы изучали магию, то где-то там далеко-далеко в нашем мире проходили целые столетия. Рождались и умирали люди, строились и разрушались города, велись войны и подписывались перемирья. Люди строили надежды и осуществляли свои мечты. Они жили. Время не стояло на месте и не ждало нас. Оно продолжало быстро бежать вперед, оставляя за собой лишь призрачный шлейф в виде завидного прошлого.

Когда пришло время, мы вернулись в наш мир, не сильно опечаленные расставанием с нашим первым Богом. Мы должны были предусмотреть, что нас не поймут. В мире, в который мы пришли, Боги уже давно умерли, теперь ничего для нынешних созданий не было законом. Наши слова сначала рассматривались как глупые шутки. Шутками это было до тех пор, пока мы не начали показывать себя. Их мир был несовершенным. Мы хотели им помочь, не без выгоды для себя. Когда имеешь силу, то, кажется, что власть обязана прилагаться. Не считаю, что тогда мы сделали что-то плохое. Но нас стали считать извергами, когда однажды в свои дома пришли некогда умершие, но уже живые люди. Нас стали считать жестокими, когда мы убивали неугодных нам. Навязывания своей идеологии тоже не имело успеха. В порыве гнева не один город был нами уничтожен. И тогда нас стали бояться, презирать и ненавидеть. А вместе с общественным страхом пришло именное клеймо - неприкаянные. Люди не понимали того, что мы называли магией. Наша власть над всеми аспектами мира пугала и возмущала их. А потом наша магия стала угасать, словно мир услышал молитвы этих людей. И скоро этот мир отверг нас.

Отчаяние жгучим осколком прокралось в наши сердца. Тогда мы открыли для себя мир безнадежной тьмы. Пользуясь тем, что нас отвергли в одном месте, демоны хотели приютить нас у себя. Нами хотели воспользоваться, окунув в глубины всех грехов. Этого мы не могли позволить. Заставить силой они бы нас не смогли, опасаясь того, что мы разрушим их мир. В тот момент мы были похожи на опасных для общества детей. Пришлось покинуть их огненные пещеры.

Мы стояли на краю мира. Остальные хотели сложить воедино все обещания не убивать невинных, не показывать свою силу и не пытаться брать мировую власть в свои руки. А после связать это в один узел и отпустить в бездну. Но я не захотел. Я устал, хотя нет, усталость тут не причем. Я мог бы ещё целую вечность ходить по разным мирам и искать свой дом. Мне просто надоело таскаться с этой толпой спокойных уравновешенных праведников. Я понимал, что мы не сможем выполнить свои ритуальные обещания. Единственный верный выход был очевиден. Но разве я мог подстроиться под общество как неприкаянный? Я мог подстроиться под общество как человек. Возможно, меня спасла мысль о том, что я был и остаюсь человеком. Остальные смотрели даже на демиургов свысока. Мне кажется, я выбрал удачный момент, чтобы покинуть их. Да, я, несомненно, сделал тогда правильный выбор.

На этом моя история не закончилась. Она только началась. Передо мною открывались порталы в новые миры. Каждый раз, делая шаг в неизвестность, я с трепетом ожидал, что найду там для себя немного места. Много раз я терпел неудачу и поверженный своей надеждой уходил дальше. Меня одолевали сомнения. Нас учили, что у каждого есть свой путь, предусмотренный ему судьбой. Каждый найдет себя. А что, если у судьбы на кого-то нет планов, хотя бы потому, что кого-то вообще не должно было существовать? Тогда я почти физически ощущал на себе эту вселенскую скованность, загроможденную липкими томными мыслями. Ничего хорошего из этого не получилось бы. Время шло, я старел, конечно, не так быстро, как люди. Но и моя жизнь имела своё завершение. А потом мир вдруг обрел смысл, когда я нашел в себе свой первый грех.

За синевой портала я вдруг увидел сражение. По воле случайности я оказался на этом поле боя. Там были не только воины меча, но и люди, орудующие магией. Были там и чудные звери, и много других созданий. Они все были наследием ещё наших Богов. Только вот магия в их руках была слаба и немощна. Но им и этого хватало, что развернуть динамичное зрелище, настоящее побоище. Одна из враждующих сторон была в скверном положении. Враги оттесняли их к обрыву. А я вдруг захотел влезть во всё это. Я знал, что должен что-то сделать. Для меня это было, как развлечение и возможность вспомнить, каково это, когда по всему телу проходит разряд, держит в напряжении, а выпускаешь заклинание и погружаешься в блаженство тела и души. Такая дерзость среди враждующих сторон вызвала суету и панику. А я даже не знал, кому помог, вмешавшись. Я чувствовал себя неправильным отцом, решившим поиграть с детьми, но не поддавался. В следующую битву я снова вмешался, вырвав шансы на победу для одной из сторон. Они не были знакомы с моей магией, с тем, что я умел. Это давало мне определенное преимущество. Но так продолжалось не долго, и вскоре меня поймали, раскрыли мой секрет. Тогда я уже почувствовал себя шаловливым ребенком, которого словили прямо у разбитой вазы. Пока меня везли в закрытой карете, то я мог лишь догадываться, к кому меня везут: к победителям или проигравшим.

И в величественном замке меня ждал полководец, проигрывающей армии. Прием был не самым радушным. Пожилой человек смотрел на меня с ненавистью и презрением. В его взгляде читалось желание не просто убить меня, а отомстить, сделать мне что-то такое гадкое, чтобы мне смерть казалась отрадой и спасением. В словах его был жгучий яд. Переступая через свои принципы, он предложил мне стать на их сторону. Взамен за свою службу я мог получить золотые дворцы, лучших женщин, сотни послушных рабов и вечную благодарность его народа. Это было достойное предложение, но я уклонился от ответа. А поутру поспешил покинуть их замок. Я был разочарован. Они давно забыли, за что сражаются и погрязли в сугубо примитивных потребностях. Желание одержать вражеские земли одурманило их, навязало бесполезные планы, и исчезло, оставив за собой лишь послевкусие великих целей. Мне было интересно, их враги такие же? И, дабы утолить свой интерес, я отправился к другой армии.

Благодарности я не ожидал, и не зря. Они даже не узнали, кто я, были заняты своим праздничным пиршеством. Я был рад видеть счастливые улыбки на их лицах, а потом как в бреду или на эмоциях я пошел к их полководцу и сказал, что хочу воевать с ними. Полководец выпил со мной, угостил вкусной едой и дал своё согласие.

После тех событий ещё много интриг было. Мы побеждали, и никто не знал почему. А я становился частью этого общества. Наверно, если бы не было необходимости, они не воевали бы. Не умеют же. В них нет той агрессии, которую нужно выпускать, читая смертельное проклятье или опуская клинок на голову врага. Но они становились сильнее и могущественнее. Это стало происходить с приходом Рейгана к власти. Этот человек был великолепным стратегом и использовал невообразимые тактики для получения желаемого результата. Благодаря ему наша армия всегда атаковала вовремя, предельно используя условия местности. Волшебством он только запускал цепные механизмы, имеющие неожиданные и смертельные для врагов исходы.

Мне выпала честь узнать Рейгана лично. Это был очень сдержанный человек, достойно принимающий победы и поражения. Выражение его лица постоянно было несколько безучастным, словно он не умел выражать эмоции. Я даже думал, что так и есть, пока не стал гостем в его доме. Там он широко и искренне улыбался. Его жена была самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел. И я ему завидовал. Я мог получить весь мир, но не семью. Не знаю, то ли мысли мои он читал, то ли случайность, но тогда он сосватал меня со своей младшей сестрой Лилией. Он решил, что я стану ей достойным спутником и опорой по жизни. Девчушке было всего восемнадцать. Совсем юна, но уже прекрасна. Ох, знали бы они, что я старше её на несколько столетий. Боялся ли я сказать? Я боялся, что узнав, кто я, они, как и все остальные, отвергнут меня. Когда всё так хорошо, это было бы чересчур обидно. Не знаю, кого я решил испытать, этих людей или судьбу, но я сказал им правду. Это ничего не изменило.

Я женился на Лилии, стал частью их семьи. У нас появились дети: две прекрасные близняшки. Я должен был быть счастлив, старея со своей семьей, с людьми, которые приняли меня таким, какой я есть. Но я продолжал скучать о порталах, которые вели бы меня в неизвестность. Война давно закончилась. И мои дни стали однотонны. Больше и я не был героем. А одним утром я ощутил привкус смерти, возникший с рядом болезней. Они одолевали моё тело вместе со временем. Это было справедливо, ведь жизнь каждого подходит к концу рано или поздно. Так и должно быть. В семье я научился смиренью, позабыв, чему учил нас Бог. Скоро я должен был отправиться куда, где ещё ни разу не был. Но мысли, о том, что это будет моё последнее путешествие, не согревали. Я видел, как великие люди уходят в небытие, перейдя границу жизни и смерти. И они не так уж и долго остаются живыми в памяти других людей. Но я? Что сделал я? Ничего! А сколько мог бы сделать! Я мог бы столько всего сделать. Но я потратил своё время на поиски, когда нужно было не искать, а делать. Больше не было в моем сердце покоя и смиренья. И последние дни свои я потратил не на семью, а на подготовку нового тела. Зачем мне была дана та сила, чтобы я зря тратил её? Знал я, что делать нужно. Часы потратил, мертвым хрипом объясняя жрецам, что от них потребуется. Они были решительно настроены исполнить мою волю.

И вот, смерть бродит где-то рядом, а жизнь выскальзывает из тела. Молитвы жрецов ещё держали дух мой. Я видел прекрасное молодое тело уготованное мне. Но вдруг из пустоты выскользнула огромная костлявая рука и утащила меня во тьму, порвав все цепи.

Итак, я здесь. Всю жизнь я считал себя особенным. Неприкаянный всемогущий человек подобен Богу. И века свои не прожил, а прошел мимо, так и не поняв ничего. Могу лишь оправдать себя лживыми утехами. Я нашел свою семью. Да, я не был счастлив. Думал, что нашел себя, но где там. А опомнился поздно, когда время уже последними каплями утекало из старых поморщенных рук. И что же дальше? Останусь здесь во тьме, пока сознание не растворится в другом потоке? Уж лучше бы стал узником огненных пещер.

Тишина как пытка. Неизвестно сколько уже прошло. Час или год, день или столетие. Хотя, какое время? Здесь его нет. Здесь уже ничего нет. Но, то ли я сошел с ума уже, то ли, правда, слышу голоса.

– Натаниэль, вставай. Хватит тут отлеживаться.

Я открыл глаза. Вокруг меня, склонившись, стояли неприкаянные. Когда глаза привыкли к свету, то я увидел, какие они потрепанные. Едва удерживали на ногах свои израненные кровоточащие тела. Да кто же мог так потрепать неприкаянного? И словно мысли мои, читая, они отвечали:

– Со смертью мы ещё не воевали.