Книгочей

Караваны неспешно двигались в сторону оазиса, утопавшего в золоте дюн. Инкрустированные волнистыми узорами, они простилались до самого горизонта, в каком бы направлении ни устремились взоры путников. Роскошные одеяния из бенаресского шелка прилипали к мокрым от пота телам, а золотые монетки мирно позвякивали у ребер вьючных существ, которые напоминали собой огромных комодских драконов.

Один из путников остановился и указал вдаль:

– Там!

В вибрирующем воздухе, будто рисуемый кистью художника, медленно разливался оазис. Может, мираж? Водная гладь находилась в абсолютном покое, а экзотическая россыпь из растений обозначала границу между парадизом и геенной.

Бледные руки сжали поводья.

– Прибыли! – рявкнул вояк крепкого телосложения. – Слезайте, иначе не успеем разбить лагерь до прибытия тварей.

Юноша ловко спрыгнул с гигантского varanus komodoensis. Песок хрустел под каблуками, которые то и дело в нем топнули, и неестественно бледному страннику пришлось снять непригодные к данной местности сапоги. Быстро перебирая ногами, точно девушка, он побежал к оазису. Воины переглянулись.

– Этот чудак – действительно правая рука короля?

– Меня так информировали, – пожал плечами коренастый мужчина. – Человек-историк обыкновенный в единственном экземпляре и, по всем вероятиям, вне естественной среды обитания. Повелитель с ним носится как гусыня с золотым яйцом. Величает себя Митдиром.

Собеседник приподнял бровь.

– Даже имя чудное.

Поигрывая мышцами на смуглых спинах, ратоборцы направились к полуобнаженному антику, который успел приохотиться к владениям Варуны. Теплая вода приятно хлестала тело, изнемогающее от пустынного пекла. Длинные пряди, выбивающиеся из-под тюрбана, пшеничными струями уходили в мутную гладь. Накануне благословенного похода Митдир и представить не мог, что его ждет настоящее крещение огнем.

«Моя кожа не вынесет такого солнопека», – цокнул языком юноша в предвкушении ожогов.

Три дня назад король вызвал своего книгочея в покои, дабы ввести в курс дела без посторонних ушей и глаз. На первый взгляд, с поручением справился бы даже ребенок, однако сорвать планы могла малейшая оплошность. Его Величество Генфест и правая рука Митдир принимали во внимание все нюансы.

– Ты мне как сын родной, которого у меня никогда не будет, но также и лучший помощник. Лишь благодаря тебе мое имя войдет в историю, однако и от тебя зависит, каким это имя будет. – Король почесал короткую седую бородку и продолжил: – Генфест Кровожадный… Или, к примеру, Генфест Справедливый. А как тебе Генфест Щедрый? Какой же замечательный у народа правитель! Он отдал простолюдинам все наворованное нагами, и теперь каждый человек может похвастаться хорошим достатком. В общем, не хочу негатива, так что вариант с кровожадным отпадает.

Юноша учтиво поклонился.

– Я исполню любое волеизъявление Его Величества.

Самодовольное лицо старика расплылось в неприятной гримасе, отдаленно напоминавшей улыбку. Своей тощей рукой он подозвал молодого книгочея. Перед королевским ложем Митдир опустился на одно колено и поцеловал рубиновый перстень.

– Слушай меня, мой мальчик. Ни одна душа не должна увидеть это. – Генфест плавно провел пальцами по черной головной повязке, которая то ли не позволяла волосам лезть в глаза, то ли отводила простуду ушей. – Если кто-либо прознает, я тебе не спаситель. Ты меня понял? Ни наги, ни люди, ни даже верховые животные. Максимальное время бодрствования, внимательность, чуткий сон. Сохрани нашу маленькую тайну, и она сохранит тебе жизнь.

– Повинуюсь государь.

Узловатые пальцы короля приоткрыли дверцу небольшого шкафчика, что размещался у изголовья кровати. В лицо пахнуло настойкой календулы и горькими лекарствами. Шаткое здоровье государя обязывало иметь все самое необходимое рядом. Украшенная перстнем рука быстро нащупала холодный флакон и ненавязчиво вложила его в ладони юнца.

– Что это?

Дверь шкафчика скрипнула, и чудное сочетание лекарственных ароматов незамедлительно улетучилось.

– Это, мой мальчик, ядовитое ассорти из дюжины наиболее опасных аспидов. – Генфест указал на верхнюю часть флакона. – Тщательно запечатан: плотная пробка располагается в горлышке, а бумажные ленты блокируют даже запах, способный вырваться из щелей между стеклом и пробкой. Такие меры предосторожности, как ты понимаешь, небеспочвенны. – Король пристально вгляделся в карие глаза помощника. – Если на кожу попадет хоть капля, человек покойник.

Митдир поморщил лоб и крайне осторожно упаковал опасный предмет в один из мешочков на поясе.

– Нанесешь малое количество яда на лезвие кинжала перед походом. Любой противник, будь то нага или глупец, который посмеет сорвать твой тюрбан, должен быть уничтожен. Смерть наступит мгновенно.

 

Юноша набрал пригоршню воды и выплеснул на точеное лицо. Остренький носик поморщился, а черные ресницы распахнулись, словно бабочки, заметившие присутствие чужаков.

– Господин Митдир, – раздался насмешливый голос за спиной, и мальчик сделал полуоборот. – Войско желает искупаться. Вы долго?

Обиженные глаза устремились на коренастого мужчину, и щеки ратоборца внезапно налились пунцовой краской. Давно не знавал он женщин, а юноша с ликом ангела, сам того не осознавая, увлекал фантазии мужчины за собой.

– Уже, – выпалили шелушащиеся губы.

 

*  *  *

 

Остаток дня Митдир провел в одном из шатров, что наспех соорудили воины. Макая перо в скляночку чернил, он создавал историю о героических подвигах короля Генфеста: о тех временах, когда лихая конница низвергла кровожадного нормандского вождя; о женщинах и детях, которых спас Генфест, самолично возглавив поход на свирепствующего людоеда; о землях, что были освобождены от цепких лап герцога, ущемлявшего свой собственный народ. Митдир писал о славе государя. Только вот это правитель Нормандии оберегал свой народ от конницы Его Величества, сметавшей все на своем пути; это людоед был ошарашен и напуган до оцепенения тем, что нанявший его господин сам же и вызвался убить под гневный клич людей; это народ герцога умылся собственной кровью во имя освобождения эфемерных ущемленных. Книгочей был правой рукой самого лживого правителя в истории человечества. Юноша невольно коснулся белого тюрбана.

Через мгновение его одиночество нарушили.

– Господин Митдир, лекарь настаивает на проверке. Говорит, в этих землях свирепствует малярия.

Крайне непривлекательная местность дополнилась опасным заболеванием. Юноша был наслышан о печально известной хвори и не наблюдал за собой ни одного ее симптома, но вряд ли этим можно было отделаться от прославленного лекаря Эйа. Прикинув количество воинов за пределами шалаша, книгочей счел нужным остаться внутри.

– Пусть войдет.

Поджарый вояка замялся.

– Ну?

– Господин Митдир, мы проходим осмотр снаружи.

– Слушай, – встал с места парень, – если я болен, то жгущее солнце добьет меня окончательно. Не вернусь в Арелат – Генфест искрошит вас всех.

Мужчина тяжело сглотнул и коротко поклонился, а через несколько минут лекарь Эйа уже осматривал возлежавшего на подушках королевского помощника. Осмотр длился долго. Эйа прощупывал ноги, руки и живот, каждый раз спрашивал об ощущениях и каждый раз получал ответ, свидетельствующий о безупречном здоровье. Размеренное дыхание и пульс, губы как высушенные плоды боярышника… Лекарь потянулся к тюрбану. Юноша в тот же миг ударил по протянутой руке темнокожего старца, что не могло не вызвать удивления.

– Простите, лекарь, – сказал юноша, в глазах которого не было ни капли сожаления. – Понимаю, что вы не ожидали от правой руки короля столь скверных манер, однако я не приемлю столь бесцеремонного обращения. Как видите, я полностью здоров. Нам не о чем беседовать.

Эйа свернул в рулон белые полотенца и учтиво поклонился полуобнаженному мальчишке. После ухода лекаря Митдир вздохнул с облегчением.

«Как долго будет продолжаться этот маскарад?»

Тонкие пальцы нежно приняли перо, что затанцевало в слиянии с пергаментом. На сей раз манускрипт книгочея затрагивал историю сражения людей и наг. Точно руками провидца чернила вырисовывали беспрецедентную победу человеческого войска.

 

«Неисчислимы были силы врага, его ярость кипела, удары дахэйа осыпались градом на истощенное войско Генфеста. Но страх пред силой неведом тому, кто верует в своего правителя, кто предан своему народу».

 

Капля чернила залила последнее слово. Рука дрогнула. Отчего-то захотелось смеяться. Нелепые картины вечноцветущих городов, мраморных пещер, теплых вод. Он словно вдохнул запах соленого воздуха, готовый вновь пронзить пальцами красный батист. Жар тела…

 

*  *  *

 

Молодой человек лихо приподнялся в седле и помахал рукой, давая понять стражникам, что это дело неотложной важности. Увесистые городские ворота со скрипом отворились, и гонец поскакал дальше. Между фактическим городом и воротами раскинулась деревушка. Ее жители – самые обычные кузнецы, портные, маляры и прочие, как выражался Генфест, «люди низшего сословия». Крестьяне жили у городских ворот не просто так: если Арелат подвергнется нападению, то их деревня станет своеобразным барьером. Где-то здесь жила и мать Гарэка. Он с тоской посмотрел на покрытые соломой крыши, местами перекошенные и развалившиеся дома.

– Но! – крикнул гонец.

Мчась сквозь квартал бюргеров, Гарэк думал о своей казни. Что случится с матерью, если единственного кормильца убьют? Лошадь мчалась со скоростью ураганного ветра, а гонец, не щадя бедное животное, то и дело подгонял его криками. В глазах застыл стеклянный ужас. Он знал, что вестников плохих новостей при дворе не любили, однако дело обстояло еще хуже.

– Гарэк, – издалека махнул ему рукой увешанный драгоценными распятиями предстоятель.

Гонец натянул поводья и медленно сполз на землю.

– Ваше Святейшество… Я… я… – Парень пытался отдышаться, но тщетно. Ему потребовалось некоторое время, чтобы, наконец, собраться с мыслями. – Мне пришло известие от главнокомандующего Раксэна. Если… если я доставлю письмо его Величеству, меня четвертуют на месте!

Патриарх Фергернис протянул холеную ручку и развернул свиток. Черным по белому в нем шла речь о серьезной проблеме, которая затронула войско Раксэна. Мужчина счел нужным также прочитать данное послание вслух, но оно подобно приговору заставило гонца съежиться еще больше.

– И правда, головы тебе не сносить, Гарэк, – промямлил Фергернис, поправляя распятия, что болтались на чуть выдающемся животе. – Так что ты от меня хочешь? Защиты? Покровительства? Или, быть может, предоставить церковные пожертвования на возможность скрыться? Генфест всяко тебя найдет, – процедил сквозь зубы он. – Однако я очень сомневаюсь, что в свете сложившихся событий ему будет до тебя дело.

– Ваше Святейшество, Вы предлагаете…

– Именно. Ступай к Генфесту, потому что в этой ситуации я ничего не в силах поделать.

Изнеженная кожа патриарха и все драгоценности говорили о том, что бесплатно церковь не пошевелит и пальцем, несмотря на такие устоявшиеся проповеди, как «Помоги ближнему своему», «Постучи, и тебе откроют».

– Если Митдир действительно исчез, – продолжил патриарх, – Генфест незамедлительно займется его поисками. Никому неведомо, чем этот мальчик заслужил такую благосклонность, однако, судя по всему, он является ключевой фигурой в политических играх короля. Ступай, Гарэк. – Патриарх поправил подол и сложил руки в молитве. – Я попрошу за тебя у Господа.

Предстоятель не ошибся. Вскоре после сообщения королевская рать, состоявшая лишь из когда-либо отличившихся в сражении, бросилась на поиски книгочея. Раксэну был заочно вынесен приговор, а Гарэк, как ни в чем не бывало, выдвинулся вместе с королевским войском, дабы лично передать главнокомандующему распоряжение монарха.

 

*  *  *

 

Величественный город Глокадре, увенчанный славой эльфийских воителей, расцветавший по весне между морем и окрестностями Арелата. В диких лесах располагался дворец королевы Маедии, а по обе стороны – с южной и северной стороны – возвышались стены, отсекавшие прекрасный город от врагов извне. Восток же и запад ограждались самою природой: обрывистые скалы нерушимыми защитниками хранили мир в этой колыбели жизни.

Некогда величественный город Глокадре…

Синие воды с грохотом разбивались о валуны и оседали толстой полосой пены у их основания. В такие моменты мир будто приостанавливался, а соленый запах, который источали стены мраморных пещер, казалось, усиливался. Молодой эльф, стоявший по пояс в воде, с нежностью прижал к себе девушку. Она испуганно смотрела на него, но отстраниться не пыталась. Девушка протянула руки, но они были в крови…

Слышалось мерное потрескивание костра. Пахло пальмовым маслом.

Юноша приподнялся на локтях, но быстро понял свою ошибку: острая боль пронзила все тело, и он упал обратно. Сознание предательски покидало его. Митдир смог различить пламя костра и приближающийся к нему силуэт прежде, чем снова провалился в забытье.

Пальцы эльфа сомкнулись на ее запястье, причиняя боль.

– Ты не понимаешь, через что мне пришлось пройти!

Он с силой прижал девчонку к стене, задирая подол красного платья. Теперь она билась, подобно птице, оказавшейся в ловушке, но тщетно. Красивые черты лица эльфа ожесточились. Одной рукой он схватил девушку за шею, а второй бесстыдно сжал ее бедро. Она плакала, звала на помощь. По рукам эльфийки сочилась темная кровь. Она пыталась что-то сказать, пыталась выдавить хоть слово, молить о пощаде, но в следующий миг тонкие пальцы эльфа увязли в ее батистовом платье, разрывая его в клочья. Он ненавидел этот цвет.

– Ты предал нас… – тихо прошептала она, прикрывая грудь тем, что осталось от красного платья. Кровь растворялась в мутной воде, и вода приобретала гагатовый оттенок. Все вокруг становилось черным.

– Как ты?

«Ее рука? Нет».

Митдир открыл глаза и увидел тот самый силуэт. Холодные чешуйчатые ладони касались лба, плеч… Когда же незнакомец прикоснулся к животу, мальчишка заорал не своим голосом. Он посмотрел на мешковину, который был укрыт: рдяное пятно в районе живота быстро увеличивалось в своих размерах. Митдир испуганно схватил незнакомца за руку.

– Что… что вы со мной сделали?

Нага склонил голову.

– Прости нас, – прошипел он, точно змея. – Твое ранение входило в план короля, но…

– Как…

– Дахэй, ранивший тебя, принадлежал новобранцу. Лезвие меча задело жизненно важные органы. Наши травы, бесспорно, действенны, а заговоры сильны, но я не могу гарантировать, что ты выживешь, мальчик. – Он немного отошел: по чешуйчатому лицу прокатился отблеск оранжевого костра, и Митдир смог различить змея с еле уловимыми людскими чертами лица. – Мы бы смогли вылечить глубокое ранение, однако чуть позже… – Нага замялся, видя широко открытые глаза юноши. – Когда мы тебя  переносили, то заметили, что кровью испачкана не только мешковина, но и подстилка из пальмовых волокон.

Митдир не хотел верить в сказанное нагой, ведь получалось, что лезвие дахэя прошло насквозь. Резкий приступ тошноты подкатил к самому горлу. Он знал о планах Генфеста, но никто не мог предвидеть, что все обернется столь плачевно. Очнувшись от ужаса, он столкнулся с еще более ужасной реальностью.

– У тебя сильный жар, поэтому постарайся не закрывать глаза.

Юноша хотел было сказать, что и сам не хочет возвращаться к своим ночным кошмарам, но уже через миг ее стройная фигура снова стояла перед глазами.

 

*  *  *

 

Прошло два дня. От Генфеста никаких вестей. Казалось, что никому нет дела до правой руки монарха. Пожилой нага, и тот не бросал его лишь из боязни за свою жизнь. Небольшая тетрадь в твердом переплете уже успела покрытья толстым слоем пыли.

Айоам сидел у костра, заново разгоравшегося в центре комнаты, и подставлял прытким огненным языкам короткий нож. После раскаленное лезвие опускалось в зеленый отвар, и мерзкий травяной запах моментально разносился по комнате. Нага проделывал это несколько раз, прежде чем подойти с готовым инструментом к Митдиру.

– Лучше бы я умер от рук вашего новобранца там, в лагере людишек, чем терпеть эти издевательства.

Вопреки сказанному, юноша покорно приподнял мешковину, и нага рывком припечатал раскаленный металл к ране. Эльф выгнулся, вцепившись руками в деревянные края ложа. Он давился собственным криком и отчаянно боролся с желанием что есть силы ударить знахаря. Айоам отвел лезвие.

– Ах… старик… Послушай, я ведь серьезно. Убей меня, умоляю!

Нага покачал головой. По лицу же знахаря было видно, что ему эта процедура неприятна в той же степени. Юноша понимал, что если он умрет здесь, король этого так не оставит. Но лечение все больше походило на пытку.

Все началось еще в первый день. Каждый раз, когда эльф закрывал глаза, Айоам возвращал его сознание в реальность. Сперва в ход пошли настои из трав, которыми пропитывались тканевые лоскуты и в виде компрессов ложились на болезненную рану. Несколько раз Митдир не выдерживал и сбрасывал смоченные ткани. Мало того, что в составе настоев содержался спирт, так еще и подскочившая температура в разы усиливала чувствительность. Тогда юноша попросил связать ему руки, ведь при всем осознании необходимости данных процедур он был не в состоянии их выдержать. Нага исполнил его волю, и всю ночь из дома знахаря доносились душераздирающие крики.

На следующий день Айоам убрал компресс и попытался снять повязку.

– Эй, старик! – прорычал Митдир.

Нага не стал делать этого против воли эльфа, но сказал, что в воздухе все еще витает запах крови, несмотря на то, что рана уже должна была подсохнуть. Предположение наги касаемо повязки было верным: еще через несколько часов на ней проступили алые следы.

– Если кровотечение не остановить, я тебя не смогу спасти.

Книгочей покривился. Он знал, что дал обещание Генфесту, однако на кону стояла его собственная жизнь.

Айоам медленно снял с головы белую повязку, за которой показались намеренно укороченные эльфийские уши. Обрезаны были только кончики, около пяти сантиметров. Нага видел нечто подобное впервые, но сразу разглядел в таком садизме человеческий почерк.

– Они не заживают, – сказал Митдир. – Генфест все перепробовал, но, похоже, это особенность эльфийских ушей. Так что исцелить их все равно не удастся.

– По крайней мере, стоит обработать раны настоем.

Знахарь не задавал лишних вопросов, ведь и без того прекрасно понимал, зачем королю понадобилось скрывать нахождение представителя враждующей расы при дворе.

Весь оставшийся день юноша провел в полубреду. Нага втирал в его ноги и лоб специальные мази, призванные снимать жар. И правда, ближе к вечеру стало немного легче.

 

Лезвие ножа вновь опустилось в танцующее пламя. Противный травяной запах все больше перебивался зловонием жареной плоти.

 

*  *  *

 

Айоам чуть опустился на мощном змеином хвосте и настороженно прислушался. Сегодняшний день отличался от остальных, поскольку наги готовились к масштабному сезону охоты: в этот период времени множество небольших песчаных грызунов начинало прокладывать сеть тоннелей под местами поселений наг. И все бы ничего, да только мелкие твари наносили существенные повреждения глиняному фундаменту, на котором стояли дома рептилий. Последствия давали о себе знать не сразу, однако длительное время наги даже не подозревали о существовании столь безобидного на первый взгляд врага.

– Тсс… Ссслышишь? – тихо прошипел Айоам.

Эльф завертел головой. Даже со своим острым эльфийским слухом он и представить себе не мог, каким образом можно расслышать движения мелкого грызуна, барахтающегося под землей, учитывая тот немаловажный факт, что они могли зарываться на глубину до пяти метров. Но нага отчетливо это слышал. Знахарь заметно напряг хвост, и тот затанцевал на кончике шумящей погремушкой. Юноша знал, что этот звук свидетельствовал о том, что Айоам нервничает. Как же неудобно, ведь эта трещотка сразу выдавала охотника с головой. Но в следующий же миг нага заставил себя успокоиться и с силой вонзил двухметровое копье в песок. Еле уловимый писк. Знахарь еще пару раз надавил на древко, после чего вытащил: вместе с острием вынырнуло небольшое окровавленное тельце грызуна, напоминавшего крысу, но с коротким хвостом. Не глядя в сторону Митдира, нага швырнул ему под ноги тушку.

– Омой в морских водах. Съедим.

Эльф покривился, но взялся за эту пренеприятную работу. В любом случае, ему стоило хоть как-то отблагодарить Айоама. Маленькое бездыханное тельце источало жуткое зловоние. Подавляя рвотные позывы, Митдир принялся вымывать песок из шерсти и внутренностей, после чего положил грызуна на ближайший камень.

– А чем вы еще питаетесь, кроме этих мелких?

– У нас не такой большой выбор, как у людей или… – Нага запнулся.

– Эльфов?

– Прости мне мою бестактность. Но в любом случае, довольствуясь лишь дарами песчаного берега и моря, сложно найти себе более экзотический провиант. Твой народ заселял площадь, в десятки раз превосходящую нашу. В эльфийских владениях были и леса, и море. Эльф, а хороший ли ты лучник?

Юноша гордо улыбнулся.

– Обижаешь, ведь тогда бы я не был эльфом.

– Хорошо. Ты мне сослужишь службу. Возьми второе копье. Вообще-то, я приготовил его для охоты на грызунов в том случае, если первое сломается. Однако мы немного разнообразим наш ужин.

– Но я ведь лучник, а не копейщик.

– Суть мало чем отличается от стрельбы из лука на близком расстоянии. Зайди по пояс в море, – но строго по пояс, иначе соль начнет разъедать заживающую рану, – и налови рыбы. Можешь ловить любую: здесь нет хищных или ядовитых видов. Сейчас воды чистые, и у берега практически отсутствуют водоросли, поэтому рыбу увидеть несложно.

Эльф кивнул. Ему очень не хотелось осрамиться, ведь еще в Глокадре он слыл довольно неплохим лучником. Однако копье, несмотря на все уверения Айоама, – совершенно другой инструмент, более тяжелый, требующий не столько точности, сколько физической силы. Митдир лихо подбросил копье и подхватил его одной правой. Словно воодушевленный осознанием того, что в нем снова нуждаются, юноша быстро побежал к морю.

Пенные волны щекотали ноги. Уже на глубине около полуметра зоркий глаз эльфа заприметил небольшого черного бычка. Он знал, что эта рыба не слишком пригодна для сытного ужина, однако ему следовало практиковаться. Юноша застыл на месте, стараясь не спугнуть свою первую добычу. Плавным, но уверенным движением руки Митдир с силой метнул копье в рыбу. Промах.

– Черт!

Он с опаской покосился на берег, где в это же время нага истреблял мелких паразитов, и мысленно представил, как тот выходит ему навстречу с полной корзиной мясистых грызунов. А что эльф? Пригоршня черных бычков, высушив которых можно разве что застрявшую пищу из зубов выковыривать. Такой вариант уж очень задевал эльфийскую гордость, и юноша пошел дальше.

«Вот бы поймать крупную рыбину, да настолько, чтобы удивить старика».

Но книгочею попадались лишь красные рыбки размером с ладошку и все те же бычки. При условии отвратительного владения копьем ему удалось наловить чуть больше, нежели горстку, однако стыдливо отворачиваться от довольного своей добычей наги, все же, пришлось.

А чуть позже охотники приводили себя в порядок, умываясь пресной водой, специально запасенной для этого случая.

– Почему ты служишь человеческому королю, эльф?

Айоам набрал из ведерка пригоршню воды и выплеснул на покрытое тонким слоем песка лицо.

– Почему ты служишь человеческому королю, нага? – ухмыльнулся Митдир. – Полагаю, у тебя для этого не менее весомые причины, но не вижу смысла раскрывать друг перед другом карты раньше времени.

Полузмей первую секунду смотрел на книгочея в недоумении, после чего зашелся шипящим смехом. Митдир вспомнил, что еще никогда не видел, как нага смеется.

– Ай да парень! Мало того, что сумел увильнуть от прямого вопроса, так еще и поставил меня в неловкое положение. – Айоам набрал чашу воды и протянул ее книгочею. – Верно, у тебя нет никаких оснований доверять мне свои секреты.

Митдир неторопливо умылся, после чего особенно аккуратно пустил струйку воды на область живота. Заживающая рана все еще причиняла боль.

– Ты мне в этом ничуть не уступаешь, старик, ведь и сам оставил немалую брешь в моем любопытстве…

 

*  *  *

 

– Цели не оправдывают средства, Генфест. Прежде чем утопить в крови селение наг, ты должен предоставить сенату доказательства того, что договор был нарушен с их стороны. Неужели ты хочешь повторить резню в Глокадре, в ходе которой были истреблены практически все эльфы?

– Какая чушь, – вмешался Дитрих фон Клоузен. – Пустая трата нашего времени. Всем известно, что эльфы готовились к войне с людьми, и действия Генфеста лишь пресекли их вторжение. Или вы бы предпочли потерять Арелат? Ваша гуманность зиждется лишь на жалости к тем, кто не смог воплотить свой план по завоеванию королевства. Вы бы запели совсем другие песни, проиграй мы эльфам войну.

– Но это никак не оправдывает намерения Генфеста уничтожить наг, верно? – протянула графиня Сакская. – О том, что произошло с главнокомандующим Раксэном, можно лишь догадываться. Не могу понять, почему бы не прекратить эти бессмысленные убийства? Какая от них польза?

– Довольно! – рявкнул Генфест. – Вы осуждаете мое желание укрепить наши земли и самооборону. Но…

В зале переговоров разразился гул из возмущений и критики.

– Но послушайте! Если эти меры не будут приняты, фантомная война с нагами затянется.

– Ты противоречишь сам себе, – вздохнул герцог Винберг, который выступил инициатором обсуждения данного вопроса. – Еще на прошлом собрании ты говорил, что эта война позволяет нам удерживать двойную талью. Если боевые действия прекратятся, мы будем вынуждены вернуть уровень налога к первоначальному, однако наш домен все еще может принести нам пользу.

– Это так, герцог. Но мы плавно подходим к тому рубежу, когда настоящей проблемой станет дефицит оружия и людей. Как только это произойдет, кампания по выкачиванию денег с населения станет убыточной. Я очень сомневаюсь, что кто-либо из здесь присутствующих согласен оплачивать издержки.

Воцарилась тишина. Один патриарх Фергернис поднял руку, но и то лишь для того, чтобы почесать затылок.

– Так или иначе, сенат не намерен предпринимать какие-либо действия без доказательств. Мы заключили с нагами пакт о перемирии. – Темный силуэт верховного судьи, личность которого скрывалась за этаминовой завесой, раскинул руки. – Человечество не должно пасть так низко. До проявления нарушений договора со стороны наг данный вопрос не рассматривается.

Последнее слово было сказано, и судейская киянка тяжело опустилась на деревянную дощечку.

Тем не менее, в кулуарах все еще клубились разговоры, наделенные особым шармом величественного безразличия и садизма. Печальные лица скорбели о живых, а винные полуулыбки холеных дам тайком вожделели кровопролития. Здесь была совершенно другая атмосфера, лишенная официальности, не обремененная порядочностью. Графиня Сакская уже подсчитывала сбережения больного мужа, которые можно существенно сэкономить и потратить на целый гардероб новых платьев. Патриарх медленно потирал сапфир одного из своих перстней, вслух размышляя о том дне, когда церковь сможет вернуть былую влиятельность. Герцог Винберг тщетно пытался что-то доказать графу фон Клоузену, бросаясь излишне напыщенными фразами, почерпнутыми из любимых книг. И весь гадюшник, состоявший более чем из пятидесяти представителей высшего общества, обрамлялся шлейфом корысти, сотканным из обещаний Генфеста. Это была не просто беседа, а поиски альтернативного пути. Король повсеместно успокаивал уважаемых господ, ссылаясь на свой главный козырь, тот, который еще ни разу не подводил Генфеста.

 

*  *  *

 

Вся ночь прошла в объятиях одного и того же кошмара. Перед глазами стоял ненавистный цвет. И хоть сон совершенно не отображал действительности, эльф понимал, что он никогда не сможет вернуться к семье. Он предал их. Сотни эльфов ринулись прислуживать людям, лишь бы снова увидеть рассвет. Но сколькие из числа предателей остались в живых? Десяток, пятеро, трое? Или он последний? Горечь комком подступила к горлу. Книгочей воспевал подвиги того, по чьему приказу стирались города, уничтожались народы.

Нага уже не обращал внимания на крики эльфа, ведь, несмотря на все усилия знахаря, каждую ночь повторялось одно и то же. Айоам ни разу не спросил, что тому снилось.

– Выспался?

Тонкие чешуйчатые пальцы очищали от шкурки причудливые зеленые фрукты.

– Что это?

– Ты имеешь некрасивую привычку отвечать вопросом на вопрос. Это гумс – фрукт, меняющий свои вкусовые свойства в зависимости от условий выращивания. – Нага протянул дольку странного фрукта эльфу. – Не бойся, ешь. Сложнее всего вырастить сладкий гумс. Говорят, это под силу лишь чистым душой.

Митдир не без интереса откусил небольшой кусочек. Удивительно, но он был подобен нектару.

– Его и правда настолько сложно вырастить? Что-то мне не верится.

– Это твое право. Но что самое интересное, вкус плодов, выращенных одним хозяином, никогда не сможет повторить другой.

– А откуда они у вас?

– Согласно легенде, этот фрукт приплыл к нам с севера в качестве дара морских богов за наше служение. Но это лишь сказочка, конечно. Бери еще, не стесняйся. До охоты нам нужно основательно подкрепиться.

До этого дня Митдир был уверен, что знахарь выхаживает его лишь из чувства страха, но сегодня… Что-то изменилось? Нет, все осталось прежним. Изменился лишь угол, под которым эльф рассматривал Айоама и наг, как расу. Вся их культура зиждилась на желании понять себя, обрести гармонию с окружающим миром, поделиться знаниями своего народа с другими. Взаимопонимание, взаимоуважение, взаимопомощь… Почему юноша не замечал всего этого раньше? Он лишь допустил возможность, что старик заботился о нем из совершенно иных, почти отеческих побуждений.

Книгочей вертел в руке круглый фрукт. Если бы ему предоставили выбор, пожелал бы он вернуться к Генфесту?

– Сегодня тебя что-то тревожит.

– Есть немного. Нехорошее предчувствие.

Повисло молчание. Эльф думал о том, почему же войско короля опаздывало, ведь со дня сымитированного похищения прошел почти месяц. Плохие манеры? Вряд ли. Генфест никогда не делал что-либо без веских причин. И сейчас Митдир чувствовал, что скоро что-то произойдет.

– Айоам.

– Да?

– Помнишь, ты спрашивал, почему я служу людскому королю?

– Ну?

– Я счел нужным рассказать тебе. Взамен хочу услышать ответ на тот же вопрос от тебя.

Нага бросил чистку фрукта.

– Согласен. Но с чего вдруг такая смена настроения?

– Просто я подумал, что было бы неплохо понять, что задумал Генфест.

– Зачем тебе это?

На мгновение юноша и сам задался этим вопросом. Ему, как королевскому прихвостню, не должно быть дела до каких-то наг, однако за все дни пребывания в их селении Митдир словно почувствовал себя…

– Когда люди вторглись в Глокадре, я был охвачен паникой, как и все остальные. Видеть, как разрушают то, что когда-то было твоим домом, невыносимо больно. Я был слишком юн и не мог ничего предпринять. Меня и всю мою семью связали и бросили в повозку. Несколько тысяч эльфов – неплохой аргумент для переговоров с королевой Маедией. Так думали люди. Но наша королева никогда бы не поставила под угрозу существование всего народа, даже если речь шла о тысяче жизней. Все, что мне оставалось, это молить человеческого короля о пощаде. Десять дней я уговаривал стражников отвести меня к нему, и десять дней получал отказ. Они избивали меня до полусмерти и оставляли в темнице, одного, в неведении, что с моими родными, живы ли они… Наконец, мне позволили написать королю. Но оказалось, что Генфест не внял словам. Вместо этого его крайне заинтересовал мой стиль письма, и король предоставил аудиенцию. Он рассказал, что сотни эльфов, которые показались высшему сословию крайне полезными, уже работают на людей, и предложил начать работу книгочея при дворе. Взамен он отпустил мою семью: я видел своими глазами, как их выводили за стены Арелата. Мне бы хотелось к ним вернуться, попросить прощения за свою трусость и робость, но мои уши… Это настоящее клеймо для эльфа. Они никогда меня не примут обратно.

Нага внимательно выслушал своего собеседника.

– Ты очень добр, Митдир. Ты достоин своего народа.

– Но я лгал! – крикнул эльф. – Мои пальцы пишут историю, которая не соответствует действительности. Подвиги Генфеста, его величие и отвага. Это все ложь!

– Ты страдаешь от угрызений совести. Это хороший знак, юноша. В тебе не умерла душа, и это твое главное сокровище. Сбереги его.

Слова знахаря имели смысл, но вряд ли он понимал, насколько горьким и болезненным оказалось служение человеческому королю.

– А ты? – улыбнулся юноша, отгоняя плохие мысли. – Теперь твоя очередь, старик.

Пожилой нага хмыкнул и задумчиво подпер рукой подбородок.

– Даже не знаю, что ответить. Думаю, тебе известно, насколько сильным является человеческое войско. Наш правитель опасается соседства с Арелатом, а потому идет на поводу у любых пожеланий Генфеста.

– А ты не думаешь, – это лишь предположение, – что король может напасть в любом случае?

Айоам улыбнулся.

– Это наиболее вероятное развитие событий.

– И ты не боишься?

– Все мы боимся, но если король пожелает нашего исчезновения, вряд ли мы будем в силах что-либо изменить.

Наги – удивительные создания. Именно это рука Митдира запишет в тетрадь после всего. Ну а пока ему оставалось лишь молча восхищаться таким спокойным принятием своей судьбы.

 

Прошло еще два дня, прежде чем опасения эльфа начали обретать форму. Щуплый человеческий гонец, содрогаясь всем телом, без стука вошел в хижину Айоама. Парень развернул сверток и начал что-то невнятно зачитывать, коверкая слова. По всей видимости, он был до смерти напуган. Из послания, которое доставил гонец, эльфу стало ясно, что у наг есть всего сутки на то, чтобы освободить книгочея и предоставить людям свое селение в качестве места под базу, на которой в будущем раскинется форт. Еще он что-то говорил о своей матери и просил пощадить, ведь его задача состояла лишь в передаче сообщений. После гонец забрался на свою лошадь и быстро скрылся из виду.

Разумеется, что касалось первого пункта, никаких вопросов не возникало. Однако второй означал фактическое объявление войны. Своими действиями люди нарушали мирный договор, но если это происходило, значит Генфест сумел склонить на свою сторону верховного судью. Или все это было фальшью? Ведь если на тайном собрании вынесли решение об объявлении войны нагам, то к чему этот приказ о добровольном освобождении территории? Митдир быстро понял, что к чему.

– Айоам, послушай. Ты должен отправиться к вашему правителю и передать, что наги не собираются сдавать свои земли. Выше короля стоят сенат и верховный судья. Они бы ни в жизнь не дали своего согласия на нарушение договора. – Эльф заходил по комнате. – Однако в таком случае, король предпримет все, чтобы спровоцировать войну. Договор должен быть нарушен со стороны наг. Лишь в этом случае будет дано разрешение.

– Насколько мне известно, в условиях пакта речь шла о сохранении мира: никаких попыток захвата, никаких проявлений агрессии, точное следование правилам фантомной войны.

– Ты же понимаешь, что добровольное освобождение земель не будет расценено, как попытка захвата со стороны людей, верно? Да и наги никогда бы… Но как?

И в этот момент эльф понял. Последней картой в этой колоде был он сам. Генфест приказал своему главному помощнику отправиться к нагам, чтобы в дальнейшем описать их жизнь и культуру от лица человека, попавшего в плен к столь агрессивным созданиям. Конечно, агрессивными наги и близко не были, но перо книгочея плясало строго под дудку его Величества. И все бы ничего, если б не столь странное условие возврата. Снова быть тряпичной куклой в руках Генфеста… Лишь эльф мог поведать сенату правду, но спасти селение наг теперь, когда ловушка монарха готова захлопнуться… было невозможно.

 

*  *  *

 

«Неисчислимы были силы врага, его ярость кипела, удары дахэйа осыпались градом на истощенное войско Генфеста. Но страх пред силой неведом тому, кто верует в своего правителя, кто предан своему народу».

 

«Пришла новая эра войны, эра защитников и завоевателей. Человеческие войска снова совершали преступления, которые заблаговременно обеспечивали им места в преисподней. Наги живыми факелами метались в болевой агонии, перебрасывая огонь на соплеменников и собственные дома. В самом начале боевой строй наг-воинов рассыпался, словно бисер. Они никак не ожидали, что человеческие войска начнут палить из метательных конструкций горящие смеси и факелы. Первый залп, второй, третий… Стена из пламени восстала перед взорами людей. Огонь уничтожал все на своем пути, выбрасывая вверх черную копоть и играя пламенными языками.

Жестокость людей… Я много раз задавался вопросом, откуда в людях столько ненависти? К тем, кто не похож на них внешне, к тем, кто проповедует иные ценности, откуда столько ненависти друг к другу? Может, люди просто не созданы для мира? Для них он чужд настолько же, насколько чуждой была война для эльфов.

Наги сгорали изнутри, сгорали заживо, издавая предсмертные крики. Кто-то из них пытался найти спасение в морских водах, но черная смесь, прилипшая к чешуе, продолжала гореть, что бы они ни делали. Живые наги… Они корчились, бились, отрывали сгоревшие дотла конечности в попытках спастись, но пламя перебрасывалось на уцелевшие части тела слишком быстро. Огонь с треском поглощал их плоть. Огонь не разбирался, кто прав, а кто виновен.

 

Что же касается меня, то мое тело подвергалось самым разным пыткам. Люди монарха относились ко мне, как к мусору. Длительное время они задавались вопросом «Кто же он, этот человек? Почему король так благосклонен к нему?», а получив возможность отыграться, утолить свою зависть, сорвать свою злобу, они не сдерживались. Приказ Генфеста о том, что я должен выглядеть истерзанным предателями-нагами, расценивался каждым из катов по-своему. Кто-то просто избивал меня, кто-то резал мое лицо.

Все это время, беспомощно повиснув на стене с вывернутыми за спину руками, я вспоминал о Глокадре, о том, как прекрасны были его края, как счастливы и беспечны жители. Я вспоминал о девушке. Мне неведомо, где она и что с ней, но я молил небеса о ее спасении. Так больно видеть ее страдания. Она стала воплощением моей совести, что наказывала снова и снова.

Время не повернуть вспять, но я хочу, чтобы наша история, – история эльфов, – послужила для людей примером. Даже если умрут все, даже если угаснет жизнь последнего эльфа, история моего народа останется».

 

Статный мужчина, гремя металлическими доспехами, потревожил тишину, повисшую в зале переговоров. Он бесцеремонно прошел несколько метров и лишь затем подумал, что стоило остановиться еще у двери.

– Ваше Величество, его доставили.

Монарх лениво покосился на стражника, но тут же принял крайне взволнованный вид.

– Ох, какое счастье! Пусть войдет.

После ухода стражника дверь отворилась вновь. В проеме показалось худощавое измученное тело главного королевского помощника. Он не был похож на себя: грязные лохмотья свисали с его плеч, а впалые щеки и шрамы совершенно искажали то красивое некогда личико, на которое засматривались все без исключения.

Большой зал, в центре которого стоял круглый стол, ослеплял своей роскошью: покрытые золотом своды, огромнейшие зеркала, редкие картины, высокие окна, задернутые жаккардовыми портьерами, серебряный пол. Митдир думал, как бы не омрачить эту красоту своей кровью, которая стекала со свежих ран. Он поправил повязку на месте правого глаза и с неуместно гордым видом поклонился верховному судье, чей лик был все так же спрятан за этаминовой завесой. Тем не менее, Генфеста поклоном он обделил, что очень задело короля.

– Мой мальчик, мы рады тебя видеть, – излишне наигранно изрек Генфест. – Мы боролись за твое освобождение! Что же эти твари сотворили с тобой?

Митдир прервал напыщенную речь коротким движением руки.

– Довольно, – бросил он. – Мне всегда было интересно, на чем основывается твоя влиятельность?

Генфест замялся. Что-то изменилось в поведении его подданного.

– Почему я влиятелен? Может, когда я говорю, ко мне не всегда прислушиваются, но меня слушают. Человек, которого готовы слушать миллионы, бесспорно влиятелен и…

– Чушь.

– Что ты сказал? – Глаза монарха округлились.

Митдир сделал несколько шагов вперед. Он заметно прихрамывал и, остановившись, пошатнулся. Оставалось лишь догадываться о зверстве тех пыток, которым подвергался книгочей.

– Без меня ты никто, – процедил он сквозь зубы. – Я здесь не по твоему приказу, а по собственной воле. Хочу лишь показать главному представителю сената, что твои люди сделали со мной.

– Почему я должен тебе верить? – прозвучал голос судьи.

Юноша повернулся к силуэту.

– Я – та самая собачка Генфеста, которая должна лаять исключительно по его команде. Я – причина, по которой выжгли селение наг. И я пришел сюда, чтобы требовать правосудия для этого человека.

– Что ты несешь, щенок?! – рявкнул король.

Митдир лишь молча выбросил кинжал, на лезвие которого был нанесен смертоносный яд.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу стать тем, кем еще не стал.

Генфест облокотился о кресло и, содрогаясь всем телом, встал на ноги. Страх.

– Кем же?

Книгочей обернулся к старику, одаривая вишневой полуулыбкой. Единым движением руки юноша сбросил повязку. Светлые пряди вмиг испачкались кровью незаживающих ран.

– Дай мне право быть собой.

 

Митдир не знал, какая судьба ждала Генфеста, но это имя он больше никогда не слышал. Сжимая тетрадь, эльф вместе со своим таинственным спутником в темном балахоне в ту же ночь беспрепятственно миновал стены Арелата.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 13. Оценка: 3,54 из 5)
Загрузка...