Хамелеон

*1*

 

В середине лета у Дика случилось сразу две неприятности: почти в один день от него ушла Нея, с которой он бесследно прожил несколько месяцев, и внезапно умер скворец – однажды Чез не проснулся в клетке. Была середина июля, всю ночь напролет гремела гроза и утром тоже. Но скворец ее не услышал. Наверно, о такой смерти все мечтают, даже птицы, подумал Дик и поехал на городской рынок, где было все – от гвоздей до гусей.

Поначалу хотел купить вновь какую-нибудь птичку, а взгляд вдруг упал на ящерицу. Она была чем-то так возбуждена, что беспрерывно меняла окраску, делаясь то фиолетовой, как тень от дерева, то золотой, как свет автомобильных фар, а то ярко-красной, как язык мальчишки, продававшего ящерицу. Какой нервный хамелеон, решил Дик, а спросил о другом:

- Ты почему не держишь язык за зубами?

- Еще как держу! – обиделся пацаненок. На вид ему можно было дать от силы десять годков. – Это я язык ему показываю, чтоб он не зазнавался.

- Разве хамелеоны могут зазнаваться?

- Мой может. Потому я сотню за него хочу.

- Сдурел, что ли, сотню за ящерицу?!

- Ну, тогда хотя бы двадцатку, - заканючил мальчишка.

Дик поглядел на него, сжалился и сунул в грязную ладошку полтинник.

- Оп-па, не дурно я на Патрике заработал! – довольно хмыкнул мальчишка.

- Патрик? У хамелеона есть имя?

- Обижаете, дядечка! У него есть характер! И вообще, если б не бабки, не видать вам моего Патрика. Он здоровский… Вы его тоже полюбите. Он повторяет все, что вы захотите. У меня научился.

- У тебя? – насмешливо переспросил Дик.

- Не верите? Ну, и катитесь отсюда! А то щас передумаю и заберу назад Патрика! Нужны мне ваши деньги!

- Ну-ну, однако ты суров не по годам… Не обижайся. Пойди лучше что-нибудь купи.

- Без вас разберусь, что мне с моими деньгами делать. Не маленький поди.

- Как знаешь, - Дик пожал плечами и отошел. Он хотел купить еще сала к обеду и направился в мясной павильон. Побродив между прилавками, заставленными поддонами с мясом, салом и потрохами, Дик выбрал аккуратный шматок сала с ароматной корочкой и мясными прожилками, которые он отчего-то сравнил с Гольфстримом. На выходе Дик неожиданно вновь столкнулся с тем пацаненком. Его маленькое лицо было разбито в кровь, а на глазах сверкали большие слезы.

- Не понял, кто это тебя.

- Чавырла. Он меня, сволочь, пас, пока я вам Патрика продавал.

- Из-за полтинника, что ли, избили?

- Да черт с ним, с полтинником! Я жрать хочу, дядя!

- На, - Дик протянул мальчику ящерицу. – Продашь кому-нибудь еще.

- На фиг он мне, - размазывая кулачком кровь по лицу, фыркнул мальчишка. – Вы мне денег дайте лучше.

- Денег я тебе не дам, - решительно объявил Дик. – А есть дам.

Он накупил колбасы, балыка, ветчины, потом, подумав, взял еще кусочек шпика и весело скомандовал: - А теперь айда ко мне!

И они втроем: Дик, мальчик и хамелеон – поехали к Дику домой.

- Что-то я не пойму, - сказал Дик, уже подъезжая к дому. – У хамелеона есть имя, а у тебя?

- На кой оно вам? – поморщился мальчик. Потом, вновь утерев рукой кровь, выступившую из носа, тихо произнес: - Ладно, за колбасу и матрас скажу. Титом меня зовут.

- Наш Тит всегда сердит, - пошутил Дик, но мальчик не засмеялся. Лишь передразнил его, скорчив такую же гримасу, как у Дика. Надо же, похоже, удивился Дик. Тоже мне артист.

Диков дом Титу понравился.

- Большой, старый, а главное, далеко от центра.

- Чавырлу своего боишься?

- Никого я не боюсь. Просто тишину люблю. И свободу… А у вас скворец сдох.

Тит подошел к клетке, запустил в нее руку и погладил мертвую птицу.

- Холодная уже, - повернувшись к Дику, мальчик неожиданно вытянул нос, превратив его в клюв, и издал несколько резких звуков, в которых были и свист, и трель, и клекот. – Ну что, так скворец пел?

Дик ответил не сразу. Потрясенный фокусом, проделанным мальчишкой над своим лицом, он лишь спустя какое-то время обрел снова дар речи. – Фантастика! Да ты и впрямь хамелеон!

- А я вам о чем говорил! Это все Патрик. Поначалу он меня учил, а потом, когда Чавырла чуть меня не убил, я вдруг почувствовал, что смогу его показать.

- Показал?

- Да. Нашел в подвале, где кантовался, кусок зеркала и перед ним показал.

- И что?

- Пацаны сказали, похож. А потом выгнали меня из подвала. Сказали, нам двух Чавырл не нужно… Так я пойду скворца похороню?

Лицо Тита давно обрело свое прежнее, пацанское, выражение – немного враждебное и такое же наивное. Дик дал мальчишке лопату, и он пошел хоронить скворца.

Ушел с трупиком птицы – вернулся с живым ежом. Запыхавшийся, озабоченный и отчего-то очень счастливый.

- Во, ежа нашел!

- Чтоб он мне весь дом загадил?

- Не кисни, дядя. Налей ежу молока, я тебе новый фокус покажу.

- Сколько тебе лет, нахаленок?

- Девять. Так ты дашь ежу молока?

Благо Дик кофе пил с молоком, поэтому оно у него водилось. Он взял из холодильника бутылку молока, налил его в блюдце и подсунул под нос ежу. Тот едва сделал несколько глотков, как Тит опустился на колени перед блюдцем с другой стороны и, обернувшись ежом, стал лакать молоко. Как завороженный, Дик глядел на большого, с собаку, ежа, по-настоящему колючего и забавного, и думал, что сегодня он наверняка не заснет. Или опять будет сниться всякая чушь.

- Ты так заразительно пьешь и этот приятель тоже, - Дик с неожиданной для него нежностью посмотрел на маленького ежа, - что мне тоже захотелось чего-нибудь выпить.

Едва он так сказал, как еж Тит молча подвинулся, уступая ему место у блюдца.

- Шутишь? Ты вон его позови, - Дик кивнул на хамелеона. Тот застыл в полуметре от блюдца, вхолостую выбрасывая в его сторону длинный язык. – Даже Патрику молоко не нравится, а ты хочешь, чтоб я его… Нет, у меня есть кое-что получше, - Дик вынул из навесного шкафа бутылку виски и сделал долгий, как затяжной прыжок, глоток прямо из горлышка. Краем глаза заметил, как Патрик пристально глядит на него водянистыми, выпученными глазами. – Ха, дружище, ты что, тоже не прочь? – Дик поставил бутылку вблизи хамелеона и отошел на два шага. На горлышко села какая-то мушка. Дик хотел было отогнать ее, но Патрик опередил – словно лассо, выпустил свой язык и ловко заарканил им мушку.

- Ну и ну! – подивился Дик, поднял бутылку и, сделав еще один глоток, сказал, обращаясь исключительно к самому себе: - Интересно, что бы на все это сказало Нея, если б увидела в доме столько живности.

- Я не живность, я парень, - шмыгнув носом, заявил Тит. Он больше не был ежом. С обиженным видом он побрел в дальний угол комнаты, но вскоре вернулся. Тит держал фотографию Неи, заключенную в обычную деревянную рамку. – Это она?

- Хм, как ты быстро у меня освоился, - вместо ответа удивленно ухмыльнулся Дик.

- Красивая, - с недетской завистью протянул мальчик.

- Тоже мне знаток женской красоты. Спать пора. Я постелил тебе в спальне, а сам лягу в мастерской.

- Ты художник? – Тит протянул ему зажатую в кулак ладошку. Разжал пальцы – внутри лежала игла, которую Дик использовал для нанесения татуировки.

- А ты и это разведал? Да ты не хамелеон, а шишига!

- Кто такая шишига?

- Спать! Завтра расскажу.

Перед тем как выключить свет в комнате, в которой лег Тит, не удержавшись, Дик спросил:

- С чего ты взял, что я художник? А не наркоман, к примеру.

- Что я, маленький? Нарковских иголок, что ли, ни разу не видел? – натянув одеяло на нос, хихикнул мальчик. Вдруг он выпростал левую руку из-под одеяла и повернул ее тыльной стороной ладони вверх: чуть выше кисти коряво были наколоты три синих буквы "ТИТ".

- О, да ты бывалый! – искренне изумился Дик и погасил свет.

 

*2*

 

Во сне Дику явилась Нея. Она была голой и сладкой и бесстыже манила его к себе. Дик почувствовал тепло ее тела, обнял – и тут же распахнул глаза. Рядом с ним и впрямь лежала Нея, она глядела на него, не отводя взгляда, и улыбалась. Так странно – с поддевкой, с подковыркой – она никогда не улыбалась. Маленькая, крошечная Нея улыбалась, как взрослая женщина.

- Брысь! – в сердцах отпихнул ее от себя Дик, девушка свалилась с дивана, а когда встала с пола, была уже прежним Титом. Дик строго посмотрел на него и предупредил: - Еще раз такое отчебучишь – выгоню из дома.

- А поверил ведь, да? – потирая ушибленный бок, хвастливо усмехнулся мальчишка. Теперь улыбка у него была другой – нагловатой, но зато детской. Почесав голый живот, он некстати напомнил: - Ты мне обещал рассказать, как ты тату делаешь.

Повернувшись к окну, Дик невольно зажмурил глаза. Хотя было еще утро, пекло уже, как днем. От знойных лучей солнца спасало лишь старое дерево, росшее под окном. От дерева в комнату падала дырявая тень. Она плавно колыхалась и ерзала по полу, в точности повторяя покачивания листвы и ветвей. И только хамелеон, сидевший в тени, был неподвижен.

- Ну, так ты покажешь, как ты накалываешь драконов и всяких русалок?

- Накорми вначале Патрика.

- Как, ты этого еще не сделал? Теперь это твой хамелеон, вот ты и корми его.

- Не дерзи мне. А то выгоню.

- Да пошел ты! Я и сам уйду. Тоже мне добрый дядя нашелся!

Дик догнал мальчишку возле самых дверей.

- Ты что, приятель, обиделся? Не обижайся… прошу тебя. Я тут немного одичал. Без Неи.

- Вижу. Тяжело тебе без женщины, - по-взрослому вздохнул Тит. Стоя на пороге, он словно раздумывал, оставаться ему у Дика или уходить. Наконец решился. – Я еще чуток перекантуюсь у тебя. Только ты больше так не опускай меня. Я ведь не собака и не кошка, чтоб за просто так гнать меня.

- Верно, ты не кот. Ты – еж, такой же дикий и колючий.

- Еж?.. Еж! – вспомнив о колючем приятеле, Тит метнулся на кухню, где вечером оставил ежа, обежал весь дом – ежа нигде не оказалось.

- Утек, - сокрушенно заключил мальчик. – Это ты его выпустил?

- Нет. Скажешь такое… А ну-ка иди за мной, - Дик завел мальчишку в кладовку, дверь в которую всегда была приоткрыта, и показал на дыру в полу. – Видал? Вот через нее колючий и смылся. Наверно, жрать захотел… А теперь и мы пойдем завтракать.

На завтрак были макароны с сыром (сыр от старости засох, поэтому Дику пришлось потереть его на терке), яичница с вкраплениями сосиски и кофе с молоком.

Такой завтрак был у людей. А у хамелеона был свой рацион: бананы, яблоки и мандарины – фруктовая память о Нее, купившей их накануне своего ухода. Еда для Патрика выглядела роскошным деликатесом по сравнению со скупой стряпней Дика.

- Не густо, - поглядев в свою тарелку, разочарованно вздохнул Тит. – Сразу видать, холостякуешь, брат.

- Стой! – остолбенел Дик. – А сало, а колбаса...

Он распахнул холодильник, но там ничего не оказалось.

- Ты какой-то пакет оставил на входе, - вдруг вспомнил Тит.

- Да? – Дик кинулся в сени, обшарил все углы, а нашел сверток под деревянной скамейкой, на которую обычно ставил ведро с водой. Пакет был порван или прокушен, изнутри выглядывали растерзанные кусочки мяса и сала, на которых ясно отпечатались чьи-то зубы.

- Неужели еж? – удивленно хмыкнул Тит.

- Он самый, - кивнул Дик. Ему было и смешно, и горько: вот и накормил, брат, мальца!

- Так это ж здорово! – искренне обрадовался мальчишка. -– Значит еж не голодный!

- Ага. Ну тогда и мы пойдем доедать.

Доедали молча. Подбирая с тарелки последние крошки, Дик ненароком вспомнил о  странном сне, о провокационных перевоплощениях Тита и о его острых, как нож, словах: "Тяжело тебе без женщины".

Тит вызвался вымыть посуду, и Дик в благодарность за это, а может, потому что еще чувствовал вину перед мальчиком, повел его в мастерскую.

- У тебя талант! – посмотрев кипу эскизов и фотографий тату, сделанных Диком, без грамма заискивания сказал Тит. Вдруг огорошил вопросом: - Ты завязал с этим делом?

- С чего ты взял? – опешил Дик.

- Ну… Где твои клиенты? Ты ж не какой-то там Чавырла, который, кроме трех букв, больше ничего не может. Ты ж Мастер! У тебя должна быть куча клиентов!.. Хочешь, я закажу у тебя тату?

- Закажешь. Когда подрастешь. А пока пойди погуляй, - Дик вынул из кошелька несколько купюр, сунул их в ладошку мальчишки. – На вот, купишь себе мороженого.

Тит убежал, а Дику, снова оставшемуся одному, неодолимо захотелось выпить. Он поискал глазами бутылку с виски и нашел ее там, где оставил вчера, – на полу в комнате. Возле бутылки сидел Патрик и с невозмутимым видом ловил языком мушек, стремившихся сесть на сладкое горлышко. Вот Патрик промахнулся, и Дику показалось, что хамелеон в стельку пьян.

Пока мальчишка ходил в магазин, Дик решил не терять время зря, засел за интернет и через 10 минут имел общее представление, чем кормить ящерицу. Особенно позабавило Дика, что хамелеону ни в коем случае нельзя давать тараканов, потому как те жрут что попало, в том числе яды, зато надо баловать какими-то банановыми сверчками и даже новорожденными мышатами и крысятами. Бр-р, жуть!

Чуть больше чем через час Тит вернулся – с шумом, гамом, женским визгом и проклятиями. Вначале хлопнула калитка, да с таким стуком, будто ее с разбегу боднул бык, затем во дворе послышался топот, запыхавшиеся злые голоса, в сенях загрохотало упавшее ведро и, наконец, в дом ворвались двое – Тит и какая-то молодая особа.

- Я привел ее тебе! – с порога счастливо выпалил мальчишка и, скосив в сторону незнакомки взгляд, едва успел увернуться от ее руки, которой она хотела треснуть его по затылку.

- Мерзавец! Маленький гадкий мерзавец! – выругалась молодая женщина. – Я не посмотрю на твоего отца и задам тебе трепки!

В незнакомке столько было страсти, столько неподдельного воодушевления и молодой здоровой свирепости, которую чаще называют сексуальностью, что Дик вмиг заинтересовался непрошеной гостью и без тени сожаления отодвинул от себя бутылку виски. Правда, бутылка была почти пуста.

- Вот вы так просто врываетесь… Ни здрасьте, ни как дела… Кстати, как вас зовут?

- А вы что, алкоголик? – вопросом на вопрос ответила женщина, заметив на столе бутылку. – Ну, разумеется, что можно ожидать от ребенка, отец которого пьет беспробудно…

- Дик не мой отец, - перебил Тит. – Он – художник.

- Как художник?! – переспросила женщина. Она переменилась в лице, и голос ее зазвучал иначе. –  Художник? Этого не может быть!

Тит протянул ей руку с иглой – той самой, которую он некоторое время назад показывал Дику. Игла была погнута.

- Вот! – торжествующе вскрикнула незнакомка. Она поймала Тита за руку и так сдавила ему пальцы, что он был вынужден выпустить иглу. Та упала на пол.

Дик встал из-за стола, ни слова не говоря сделал два шага к женщине и поднял с пола иглу.

- Этой иглой он проколол мне шину! – враждебно объявила она. И вдруг завизжала: - Почему вы все время молчите?!

- Во-первых, не кричите на меня. Как-никак вы в моем доме, - спокойно осадил гостью Дик. Он невольно принюхался: от этой бабы здорово пахло, а он как назло набрался виски.

- А во-вторых? – спросила незнакомка. Она совершенно успокоилась, больше ее ничего не раздражало и не пугало. Ей вдруг стало интересно – куда это она попала?

Подойдя к столу, она без приглашения села на свободный стул.

- Этой иглой невозможно проколоть автомобильный скат, - заверил Дик.

- Вы что думаете, я гналась с полкилометра за этим мерзавцем только за тем, чтобы налгать на него?! – она повернулась к нему вполоборота и смерила насмешливым взглядом.

- Поймите, это игла для тату. Она не настолько прочная, чтоб ей можно было проколоть толстый кусок резины.

- Но ваш мальчишка смог это сделать! Если б вы видели, какую он проделал мне дыру в колесе!

- Все, мое терпение лопнуло! – не в силах больше выносить ее присутствие завелся Дик. – Пойдемте!

- Куда? – искренне растерялась женщина. Ей стало неловко и стыдно за что-то. – Я не собиралась отводить вашего сорванца в милицию. Просто хотела, чтоб вы сделали ему внушение и… И помогли мне поставить новое колесо.

- Вот как раз для этого я вас и пригласил пройти к вашей машине. Хочу взглянуть, что там за пакость сделал Тит. А заодно поставлю вам запаску.

- Вы водитель?

- Таксист.

- А говорил, художник, - разочарованно проворчал Тит.

- Когда нет заказов, я таксую.

- У тебя никогда не будет заказов, если ты будешь так думать, - философски изрек мальчик.

- Хватит умничать. Иди вперед и показывай дорогу.

Тит повел к ближайшему гастроному. Идти было недалеко.

- Давайте познакомимся, а то прям как-то неудобно, - глянув сбоку на женщину, неуверенно произнес Дик. Кажется, он начинал попадать под ее обаяние. Только этого еще не хватало!

- Давайте, - улыбнулась она – просто, без жеманства. – У меня самое обычное имя – Вера

- Да? Ну а меня Диком зовут.

- Диком? Почему так?

- А черт его знает. Это надо у родителей спрашивать, - пожал плечами он.

В пятнадцати метрах от магазина припаркованный к пыльной обочине стоял "Порше".

- О, так вы не бедствуете!

- Да. А это что, предосудительно – жить хорошо?

- Нет, конечно. Я сразу почувствовал, что вы…

- Что – я?

Сделав вид, что не услышал последних слов Веры, Дик обратился к Титу: - Ну, показывай, где ты тут напортачил.

- Вот, - Тит показал небольшую вмятину в спущенной шине.

Дик наклонился.

- Так ты даже насквозь не проколол, - ухмыльнулся Дик и, повернувшись к Вере, с некоторым превосходством объявил: - Я же вам говорил, что иглой для тату нельзя продырявить шину!

- Да? Но воздух из шины вышел! Чем вы это объясните?

- Пока ничем.

Дик присел на колени перед пробитым колесом и стал сантиметр за сантиметром осматривать его. Вдруг он присвистнул – с крайним изумлением и недовольством.

- А вы знаете, что в вас стреляли?

- Как стреляли?! – обомлела Вера и машинально перевела взгляд на Тита.

- Это не я, честно! – вздрогнул мальчик и испуганно попятился.

- Не знаю, кто и как стрелял, но вот это отверстие… - Дик показал на небольшую дыру в шине. Неожиданно спросил Веру: - У вас есть с собой маникюрный набор?

- Да.

- Принесите мне пинцет.

Когда Вера принесла, Дик с минуту ковырялся пинцетом и, издав радостный возглас, выковырял из шины пулю.

- А вот и она!

- Ничего не понимаю, - воскликнула Вера и, всплеснув руками, закрыла ими лицо.

- В вас стреляли, - повторил Дик. – Вероятно, хотели, чтоб вы поехали с дыркой в колесе, потом рано или поздно не справились бы с управлением и…

- Нет! – Вера заплакала, не отнимая рук от лица. Дик взял ее за ладони, мокрые от слез, и отвел их от ее лица. – Вам придется мне все рассказать. Иначе я не смогу вам помочь.

Он с опаской огляделся по сторонам: улица продолжала быть пустынной.

 

*3*

 

Они втроем вернулись домой к Дику. Он решил пока не менять пробитое колесо. Еще успеется. Вначале надо разобраться, что к чему.

В доме было душно. Дик сделал два стакана виски со льдом – себе и гостье, а Титу налил стакан холодного молока.

- Ну, кто начнет первым?

- Давай я, что ли, - неуверенно начал Тит. Поглядев на Веру, он вдруг покраснел. - Она… Вы мне сразу понравились. Я подумал, вот бы такую кралю моему Дику, и стал ломать голову, что б такое придумать…

- Тит подошел ко мне, - перехватив инициативу, весело заговорила Вера, - и сказал: "У вас красивые руки. Мой друг – художник, он делает клевые татушки. Он бы и вам сделал". Я, конечно, не поверила ни единому его слову.

- Не понял, - перебил Дик. – Где это было?

- В магазине! – счастливо выпалил мальчик. – Я покупал мороженое, а тут она заходит. Такая вся из себя.

- Я зашла за водой, - снова заговорила Вера. – Когда он мне стал нести про какие-то татуировки, я поначалу даже не взглянула на него. Ну, мальчишка по виду босяк, мало ли что… Я задержалась в магазине, расплачиваясь. Выхожу, а он сидит возле моей машины, возле правого заднего колеса. Видимо, как раз в этот момент протыкал его своей дурацкой иглой!

- А еще кто-нибудь был поблизости? Какие-нибудь машины, люди?

- Откуда мне знать! Я была так поражена и шокирована увиденным, что ничего не замечала вокруг!

- Тит, а ты что скажешь?

- Там еще одна тачка стояла, на другой стороне улицы. Она стояла под большим деревом, в самой тени, поэтому… - мальчик задумался. – Нет, не могу вспомнить, какой она была марки.

- Выходит, никого больше не было.

- Вспомнил! – радостно завопил Тит. – Из тачки вышел мужик и заковылял в нашу сторону.

- Что за мужик? – насторожился Дик.

- А я почем знаю? Выше тебя… В черных очках… С какой-то газетой или пакетом под мышкой.

- А сможешь его изобразить?

- Что значит "изобразить"? – растерялась Вера. – Что у вас тут происходит?

- Сейчас увидишь… Тит – очень не простой мальчик. Давай, Тит, покажи.

И Тит показал. Когда он сделал это – перевоплотился вдруг в какого-то совершенно незнакомого человека, – Вера от неожиданности едва не упала в обморок. Пришлось Дику, набрав в рот виски, прыскать им в лицо женщины.

- Это и вправду было или мне все показалось? – придя в себя, слабым голосом пролепетала Вера.

- Вправду, Вера, тебе ничего не показалось, - кивнул Дик. – У Тита есть необъяснимый дар. Он – хамелеон. Точнее, способен, подобно хамелеону, перевоплощаться.

- Как это?

- Ну, я запомнил того мужика в очках, который с пакетом шел в нашу сторону, – и на минуту стал им, - попытался объяснить Тит.

- Николай… - заговорила она и тут же замолчала, словно пораженная ударом молнии.

- Какой Николай? – не на шутку испугался за нее Дик.

- Тот мужчина, которого Тит сейчас… изобразил, – Николай. Партнер моего мужа по бизнесу.

- Выходит, он и стрелял. Этот Николай, - задумчиво произнес Дик. С сочувствием заглянув Вере в глаза, мягко попросил: - А теперь расскажи, кто ты и почему какой-то Николай хотел твоей смерти.

- Я не знаю. Я всего боюсь. Мне все время звонят и обещают убить. Вот и сегодня звонили утром, часов в десять.

- За что тебя хотят убить?

- Не знаю. Я что, должна вопросы задавать в таких случаях?! Сказали, что если я сейчас же не уеду из города, то меня обязательно убьют.

- Да-а, даже не знаю, что сказать тебе, чтоб успокоить.

- Дик, а ты вместо того чтоб сюсюкать и трепаться, сделай ей лучше татушку, - неожиданно предложил Тит. Да еще таким тоном, будто речь шла о еще одной чашке холодного молока. – Я серьезно, Дик.

- Что?

- Говорю, сделай даме тату! Да такую, чтоб всяких уродов отпугивала! Ты знаешь такие? Типа дракона или тигра?

- Глупости все это. Человеку угрожают смертью, а ей буду тату делать.

- А мне идея Тита понравилась, - вдруг поддержала мальчишку Вера. Потом заколебалась. – Это очень больно, когда вы будете в меня иглой тыкать?.. Хотя это неважно. Может, я хоть тогда забуду про того чертового маньяка.

- Ну, как знаешь, - пожал плечами Дик. – Придется снять с себя кофточку.

Вера скрылась в ванной, а Дик недвусмысленным взглядом уставился на Тита.

- А я что? – сразу сообразил мальчик. – Я не задержусь. Вот только возьму Патрика и пойду с ним погуляю.

Дик одобрительно кивнул ему вслед, а Тит, стоя уже в дверях, вдруг бросил ему:

- Дик, держи себя в руках.

- Иди уже, было б отчего дрейфить.

Однако слова Тита неожиданно оказались пророческими. Из ванной донесся шум бегущей воды, потом прекратился, и наконец вышла Вера – без кофточки и без лифчика.

Невольно уставившись на ее обнаженную грудь, мерно покачивавшуюся в такт ее движениям и шагам, Дик почувствовал, как у него отнимается разум.

- А-р-р, - прохрипел он низким, дребезжащим голосом. – Зачем вы так разделись? Нужно было снять только кофточку.

- Так получилось. Надела новый бюстгальтер, а он, представляете, оказался мал. Не было больше сил терпеть, так давит… Но если это вас смущает или не нравится, то я могу…

- Нет-нет, все мне… нравится, - окончательно сбитый с толку, он беспомощно навис над ее наготой. Потом вдруг отпустил вожжи – и тут же стало легче. – Садитесь сюда.

Дик снова перешел на вы, усадил Веру на стул, который был предусмотрен для клиентов, и, протерев ее левое плечо тампоном, смоченным спиртом, взялся за работу.

Работал не спеша, с каким-то особым, давно не испытываемым воодушевлением, придумывая на ходу и тут же воплощая свои идеи. На все про все – на придумывание сюжета, на нанесение эскиза, на кофе и собственно на работу – ушло час сорок. Оглядев еще живой, не остывший рисунок на плече женщины, Дик остался доволен своим творением.

- Хотите взглянуть, - не скрывая переполнявшего его удовлетворения, спросил он Веру. – Сейчас я принесу зеркало.

- Погодите, не сейчас, - она мягко, но настойчиво удержала его за руку. Затем неторопливо поднялась со стула, повернулась к Дику спиной и, чуть наклонившись к нему задом, стянула с себя юбку и трусики.

- Сделайте еще что-нибудь на моих ягодицах, - глуховатым и отстраненным, как эхо, голосом попросила она. – Цветочек какой-нибудь, что ли.

И тут Дик больше не выдержал. Он крепился весь сеанс, пока накалывал этой молодой полуголой женщине татуировку. Честно терпел и крепился, нет-нет да поглядывая на ее близкие, пахнущие духами груди. А тут вот не выдержал и вошел в нее без всяких прелюдий и слов. Судя по влаге, которая скопилась внутри Веры, она давно этого ждала…

Секс забрал у Дика все силы. С непривычки, решил он. А она не спешила от него отставать, а он не прогонял, а она не спешила, с тихой одержимостью нанизываясь на его опору, едва та успевала снова подняться, наполняясь новыми соками… Из мастерской они перебрались в спальню, и, как белые люди, занимались любовью в постели.

- Ну ты и костлявая! – буркнул он, отодвигаясь от нее и потирая ногу. – Я о тебя синяк набил.

- Это я-то костлявая? – она даже не обиделась – у нее были прекрасные формы.

- А что там у тебя выпирает? – он запустил руку под одеяло, но она ловко перехватила ее. – Я сама, не надо.

Она извлекла из-под одеяла крошечный пистолет.

- Ого! – оторопел он. – Сумасшедшая, ты не расставалась с пушкой, даже когда я тебя…

- Прости! Он у меня недавно… с тех пор, как мне стали угрожать. Я к нему толком и не привыкла. Он такой маленький, почти игрушечный – да ты и сам это видишь, – что я про него частенько забываю.

- Нет, ты точно сумасшедшая! – едва сдерживая вновь окрепшее в нем желание, пробормотал он. Но вот страсть прорвала невидимую плотину, и он, отдавшись бешеному потоку, накинулся на нее.

Они снова занимались любовью. Потом лежали, отдыхая и прижавшись друг к другу мокрыми от пота боками… Потом незаметно уснули.

Дика разбудило не столько чужое прикосновение, сколько незнакомое дыхание.

Дыхание было детским, кротким и чистым, оно пахло одновременно молоком и какой-то упоительной свежестью – не то свежескошенной травой, не то луговыми цветами, которые Дик в последний раз видел лишь в далеком детстве.

Он открыл глаза и увидел между собой и Верой ребенка. Это был мальчик лет десяти, у него были тонкие, почти девичьи черты лица: шелковистые светлые волосы, длинные опущенные ресницы, нежная кожа на щеках, милая ямочка на подбородке – весь вид его указывал на то, что он залюбленный, выросший в материнской заботе и ласке ребенок. Он спал, выдыхая мир и спокойствие.

Но Дика такими фокусами не проведешь, он сразу смекнул, что это за красивая мальчиковая кукла.

- Тит, какого черта ты тут делаешь?!

Громкий его окрик разбудил не только мальчишку, но и Веру.

- Что здесь происходит?! – всполошилась она, увидев в кровати спящего мальчика. – Макс?!

- Ни какой это не Макс! – завелся еще сильней Дик. – Тит, пошел вон! Ты поступаешь не по-мужски.

В третий раз повторять не пришлось: мальчика как ветром сдуло с кровати – он едва ли не кубарем упал на пол, на ходу превратившись из ангельского вида ребенка в привычного шпаненка. Лишь буркнул в оправдание: "А что, и помечтать нельзя? Я уж забыл, когда в одной постели с мамкой и папкой лежал!"

Все трое сделали вид, что ничего особенного не произошло.

После секса, принесшего Дику и Вере радость и удовольствие, от которых внутри все пело и плясало, и короткого, но умиротворяющего сна жутко захотелось есть.

Дик дал Титу денег, мальчишка слетал в знакомый магазин, и Вера приготовила поесть на скорую руку, а побаловать обещала творожной запеканкой, для которой Тит по Вериной просьбе купил муки, творога, яиц и сметаны. Короче, всех тех обычных продуктов, которые исчезли в доме Дика с уходом Неи.

Они обедали на холостяцкой кухне, не в такт друг другу постукивая о тарелки столовыми приборами и будучи ослепленными случайным счастьем. В тот момент они могли съесть самую кроху – росинку или цветочную пыльцу – и насытиться вдоволь. Так щедры были их чувства, которыми они были готовы поделиться без остатка друг с другом. Они шалили, дурачились и лицедействовали. Кухни им стало явно мало, и они перешли в комнату. Тит непрестанно веселил Дика с Верой – превращался то в Дика, то в Веру. Дик из Тита получался потешным, карликовым и каким-то особенно уязвимым. Вера, напротив, выходила потрясающе правдоподобной и очаровательной. Так было дивно видеть их вдвоем: Веру и ее фантома; они были почти одного роста, только Вера-Тит была по-мальчишески худощавой и румянец на ее щеках играл немного болезненный, может быть, от чрезмерного старания и волнения, не отпускавших мальчика все то время, пока он был оборотнем… В те мгновенья, когда две Веры сидели напротив Дика, то обнявшись, то порознь, Дику казалось, что то не Вера раздвоилась, а его личность, вздумавшая вдруг воспринимать мир в двойном свете.

Наверное, их игра продолжалась бы еще час или, может, два, но вот из кухни запахло чем-то сдобным, ванильным и сладким. Дик, облизнувшись, перевел вопросительный взгляд с кривляющегося фантома Веры на девушку. Ее лицо вмиг приняло озабоченное выражение.

- Запеканка! – виновато пролепетала она. – Я совсем про нее забыла.

Она подхватилась со своего места и метнулась опрометью на кухню, Дик и копия Веры остались вдвоем. Псевдо Вера подмигнула Дику, он подмигнул ей, она показала ему язык и, дурачась, закатила глаза. Дик хотел скорчить рожу в ответ, отчего-то замешкался… И в эту минуту со стороны сеней донесся скрип двери. У Дика удивленно вскинулась левая бровь.

- Кто-то пришел? – спросил он.

- Не-ет, - заикаясь, пробормотал фантом девушки. – Не... небось, Вера Патрика выпустила во двор.

- Вера! – напрягшись, позвал Дик.

- Я сейчас, - отозвалась она – голос ее прозвучал слабо и невнятно, словно она прикрыла рот рукой. И тут же, перебивая ее, как будто обухом по голове, на Дика обрушился сзади жуткий ор:

- Падаль! Наконец я застукал тебя с любовником! Получай, тварюга!

Кричал кто-то нарочито страшным, низким голосом. Вдруг этот голос сорвался на стариковский визг, и в ту же секунду ушные перепонки у Дика едва не лопнули от внезапного грохота: из-за его спины кто-то стал палить из пистолета по фальшивой Вере. Она начала дергаться при каждом выстреле, как будто ее било током, и медленно сползать со стула.

Оцепенение длилось лишь краткий миг; Дик рванулся со стула, чтоб остановить стрельбу, на худой конец, чтоб хотя бы увидеть, кто ее устроил, как вдруг что-то тяжелое въехало ему в затылок, и он потерял сознание…

 

*4*

 

Небо с овчинку. Больно и страшно. Когда чуть приоткрыл веки, увидел сквозь лес ресниц, сквозь туман, расплывчато и нечетко, – что вовсе и не небо это, а потолок. Посреди – мутное пятно чьего-то лица, бормочущего второпях и со всхлипами.

- …Прости, я не мог иначе, это вышло само собой, у меня не было другого выхода, ведь моя дочь, я ее безумно люблю, но эти две последние недели стали сущим адом, ни сна, ни отдыха, сплошной страх и ожидание самого худшего…

- Тит, - только и смог выдавить из себя Дик.

- Я не понимаю, о ком вы. Но у меня очень мало времени. Скажите, когда вы в последний раз видели мою дочь Веру, она вам ничего не говорила… обо мне?

- Тит…

- О Господи! Давайте о нем в другой раз! Мою дочь убили, вы можете это понять?!

- Стреляли в Тита.

- Что-о?!

- Но он был не Титом. Он – хамелеон, он прикинулся Верой, а тот подумал, что это и есть Вера, и всадил в него всю обойму.

- В кого всадил?

- А вы кто?

- Я – отец Веры.

- Отстаньте от меня! Я ничего не знаю о вашей дочери.

- Вы уверены?

- Убирайтесь ко всем чертям!

Неприятный, противный старик удалился из палаты, и Дик остался один на один с потолком. В глазах снова помутилось, все поплыло, как невидимая карусель, на которой вдруг вздумали прокатить все то, что до этого твердо стояло на своих ногах; потолок расплылся, утратил очертания, и мир вновь показался небом с овчинку: Дик опять отключился…

Потом, когда ему стало лучше, его допрашивал следователь, молодой, неопытный и, кажется, чем-то расстроенный или встревоженный. Дик почти не помнил, о чем тот его спрашивал вначале, но зато хорошо запомнил, как сам засыпал вопросами бедного парнишку.

- Разве вы не видели, что убили не женщину, а ребенка? – горячился Дик. Его голова, как вскипяченный арбуз, беспомощно металась на мокрой подушке.

- В доме были только вы, причем без сознания, и труп молодой женщины, - устало оправдывался следователь. Он был, видимо, болен и плохо соображал, зачем он что-то объясняет свидетелю, лежавшему с проломленной головой.

- Господи, кто-то принял Тита за Веру и застрелил его! Вы поймали убийцу?

- Вот для этого я здесь, мне поручили расследовать дело.

- Бедный Тит, он погиб ни за что!

- Кто? – следователю на несколько мгновений стало лучше, сознание прояснилось, и он посмотрел на свидетеля так, будто видел его в первый раз.

- Проваливайте! Больше я вам ничего не скажу!

- Вы уже не раз упоминали это имя. Кого вы имеете в виду?

- Неужели вы до сих пор ничего не знаете? Я подобрал Тита на рынке, он продал мне хамелеона, но мальчишка оказался круче хамелеона, он мог превратиться в кого угодно – в меня, в Веру… В тот день, когда это случилось, он превратился в Веру и сидел за столом, а тот, кто встал за моей спиной, принял его за Веру и несколько раз выстрелил… Дальше я не помню, потому что меня сзади оглушили.

В палату незаметно вошел врач, обменялся взглядом со следователем.

- Последствия черепно-мозговой травмы.

Дика не хотели выписывать, следователь приходил все реже, а кроме него, Дика никто больше не навещал. Друзья ни разу о нем вспомнили, и он о них, правда, тоже. С утра до ночи он изводил себя мыслью, что мог бы спасти мальчишку, но не сделал этого, непростительно долго замешкался. И когда от этой мысли ему стало вконец невыносимо на душе, он решил бежать из больницы.

Приехав домой, Дик в первый момент забыл, зачем так рвался сюда. В доме было одиноко и пусто. Заброшенный милый мир, от вида которого у Дика тут же кольнуло сердце: в спальне разобранная постель, на которой они с Верой занимались любовью, на кухне стопка грязной посуды, оставшейся после их беззаботного обеда, а в мастерской – муха, засохшая от тоски в паутине.

Дик обошел дом, заглядывая во все углы, – того, кого он так искал, нигде не было.

Патрик сбежал, констатировал Дик. Наверно, это даже к лучшему.

Он вынул из буфета початую бутылку виски, налил в рюмку, выпил и, дождавшись, когда алкоголь отзовется изнутри умиротворяющим теплом, занялся своим внешним видом.

Дик тщательно побрился, достал из шифоньера свой лучший костюм, который был ко всему прочему и единственный, переоделся и, взяв с собой деньги и солнцезащитные очки, поехал на цветочный рынок, где купил большой букет роз. В одну из встреч следователь обмолвился, что Веру похоронили на центральном городском кладбище. Туда Дик и держал путь.

Он понятия не имел, где искать Верину могилу, поэтому сразу же направился к директору кладбища. Внутри облезлого строения, которое занимала администрация кладбища, было накурено. Худощавый лысоватый мужчина в интеллигентских очках сидел один за столом и, шумно сербая чай из стакана в алюминиевом подстаканнике, разгадывал кроссворд. Рядом со стаканом с чаем стояла почти наполовину пустая бутылка коньяка. Не подумал об этом, запоздало пожалел Дик, когда мужчина, не глядя, протянул к бутылке руку и отлил немного коньяка в чай. Отпив, словно выстрелив, мужчина вслух прочел:

- Ополченцы, но по-другому. Девять букв, на "П" начинается.

Дик знал ответ, но вместо того чтоб подсказывать, спросил:

- Вы директор?

- Да. И что?

Дик решительно приблизился к столу и положил под газету с кроссвордом купюру.

- Ополченцы, - задумчиво повторил директор, пряча коньяк под стол.

- У вас на днях похоронили женщину. Ее убили, - стараясь говорить как можно безразличней, продолжил Дик. – Я хочу знать, где ее могила.

- Здесь много кого хоронят. Кладбище старое, большое… Ополченцы, как же их иначе? Черт бы их подрал!

Сохраняя невозмутимый вид, Дик положил на стол еще одну купюру – на этот раз сверху на кроссворд. Директор отодвинул газету, полистал какую-то тетрадь.

- Пошли!

Он встал так резко, что стол вздрогнул, а с ним качнулся и стакан с чаем, окатив темной струей и кроссворд, и деньги…

Дик стоял перед свежим холмиком земли, в ногах которого был вкопан деревянный крест, и, наверное, в сотый раз перечитывал надпись на табличке: "Сорокина Вера Андреевна, 05.10. 1980 – 27.07. 2014". Он опустил цветы на могилу и, не оборачиваясь, двинулся к выходу из кладбища. В тот момент ему нестерпимо захотелось исчезнуть или на худой конец стать незаметным, никчемным, поменять в себе абсолютно все: внешний облик, походку и судьбу, – прикинуться, подобно хамелеону, могильным камнем или кустом шиповника, поднявшимся из души какого-нибудь покойника, праведного и тихого при жизни…

 

*5*

 

Где-то в полпятого вечера мне позвонил Дик, и уже в шесть мы сидели втроем в "Полонезе".

- Ну, зачем ты нас позвал? – недовольно спросил Михаил. У него заболел Тима, и он мысленно продолжал оставаться с младшим сыном.

- Мне нужна ваша помощь, - признался Дик. – Только вы сразу не психуйте и не посылайте меня куда подальше.

После этих его слов мы с Михаилом, разумеется, насторожились.

- Нужно раскопать одну могилу.

- Ты что, больной?! – взревел Михаил, порывисто поднимаясь из-за стола.

- Погоди, дай договорю. Ты кстати как отец двоих детей должен меня понять, как никто другой.

- Что я еще должен понимать?

- Я познакомился с одним мальчишкой… вундеркиндом. Он может показать кого угодно.

- Что значит "показать"? – чуть насмешливо переспросил я. – Он что, пародист?

- Да нет. Я не знаю, как объяснить… Он – хамелеон.

- Меняет окраску, что ли?

- Нет. Он, если захочет, может превратиться в тебя. И будет твоей точной копией: глаза, волосы, уши, руки, походка – все твое! Только меньшего размера, потому что он еще мальчик.

- Ты сейчас это серьезно говоришь? – недоверчиво уставился на Дика Михаил.

- Да.

- Хорошо. А как ему это удается?

- Не знаю.

- Допустим, не знаешь. Также допустим, что в самом деле есть такой мальчик-хамелеон… Но при чем тут кладбище?!

- Сейчас ты все поймешь… Вы, наверно, слышали, что у меня в доме убили женщину?

- В твоем доме убили человека?! Ничего себе новость!

- А когда это произошло? – потрясенный известием, спросил я.

- Постойте, так вы, наверно, и не в курсе, что я после того случая в больнице две недели провалялся?

- Не-ет, - вконец растерялся я. – Прости, но мы с Юти были на море, вчера только вернулись. А Миша на даче.

- Я и сейчас там, - виноватым голосом подтвердил Михаил. – И Мари с мальчиками… Прости, Дик, друзья у тебя никудышные. Но ты мог бы позвонить, и я обязательно прилетел бы к тебе!

- Да, нехорошо получилось, - кивнул я. – Так зачем тебе та могила?

- У меня есть подозрение, - помолчав, тихо заговорил Дик, - что убили не Веру, ту женщину, а Тита.

- Тита? Какое странное имя.

- Как такое могло случиться?

- Мы дурачились: Тит превращался то в меня, то в Веру. У него здорово получалось, и мы смеялись от души! Как раз в тот момент, когда он был Верой, в дом проник какой-то кретин, видать, он искал Веру, потому что стал орать благим матом, а потом… застрелил Тита.

- Ты видел стрелявшего?

- Не успел. Он разбил мне голову какой-то хренью.

- Почему ты решил, что убийце нужна была Вера?

- Так он же назвал ее имя! Кричал, что наконец-то застукал ее с любовником!

- С тобой, что ли?

- Ну да.

- А где в тот момент была Вера?

- Кажись, на кухню пошла. Что-то она там пекла.

- Ну и история, - покачал головой я. – Ты говорил милиции о своих подозрениях?

- Говорил, но они отмахнулись от моих слов. Мол, отец Веры признал в покойнице свою дочь.

- Вот видишь! – с явным, нескрываемым облегчением воскликнул Михаил. – Отец признал дочь, а тебе чего надо?

- Он, между прочим, приходил ко мне. Отец Веры.

- И что?

- Даже слышать не захотел ни про какого мальчишку… Так что, парни, одна надежда на вас. Один я долго буду колупаться с могилой…

- Ну, предположим, обнаружишь ты там труп мальчишки, а не женщины. И что? – не желал сдаваться упрямый Михаил.

- Как что?! – подхватился Дик, будто давно ждал этого вопроса. – Во-первых, его надо будет похоронить по-людски. А во-вторых…

- Эта Вера жива, - договорил я.

- Вот именно!

Копать начали около одиннадцати ночи. Гроб раскопали довольно быстро – всего за 20 минут. Но ночь все равно нас обогнала, плотно запеленала в сумрачный саван и небо, и оградки, и могильные камни за ними… Глядя, как близко подобралась к нам кладбищенская ночь, я непроизвольно передернул плечами.

- Я не буду открывать, - сразу предупредил я.

- Да тебя никто и не просит, - усмехнулся Михаил и повернулся к Дику. – Это сделает нащ прораб.

Дик поначалу ничего не ответил. Сунул мне в руку фонарик, спустился в яму и только после этого попросил:

- Посвети сюда.

Я посветил по очереди на все четыре угла гроба. Дик выкрутил винты и осторожно снял крышку. Не дожидаясь, когда он попросит, я направил свет фонаря внутрь гроба – и угодил на лицо покойника.

- Ты говорил мальчик, а здесь мужик целый, - проворчал Михаил.

- И явно не женщина, - добавил я, на миг подняв фонарь и посветив им на крест, к которому была привязана фотография молодой женщины. – Дик, кажись, мы вляпались в нехорошее дело. Пора уносить отсюда ноги!

- Это тот парень, который преследовал Веру и стрелял по ее машине, - глухо и отстраненно отозвался Дик.

- Откуда ты все знаешь? – вскипел Михаил.

- Тит изобразил его.

- Слушай, а, по-моему, не было никакого Тита! И Веры тоже не было! Кто-то так долбанул тебя по башке, что ты превратился в сказочника.

- Наверно, это были бандиты, - содрогнувшись, предположил я. – Для них это раз плюнуть – запихнуть в гроб вместо одного человека другого.

- Пошли отсюда, Керуак, - угрюмо сказал Михаил. – Пусть этот Андерсен сам жмурика закапывает.

Он воткнул в землю лопату и, повернувшись спиной, пошел прочь. Следом за Михаилом двинулся и я. Фонарь мой внезапно погас, поэтому пришлось идти на ощупь, то и дело натыкаясь на оградки и безымянные могильные холмики.

Дик не стал нас удерживать. Последнее, что мы с Михаилом услышали за своей спиной, были его слова: "Что за дурацкая шутка"!

 

*6*

 

Несколькими днями позднее, когда Дик перестал на нас дуться за то, что мы бросили его одного у раскопанной могилы, мы втроем снова собрались в "Полонезе". Дик рассказывал, еще слегка оглушенный происшедшими с ним событиями:

- …Едва вы ушли, как опять послышался шум от шагов и кто-то со всей дури влупил мне в лицо фонарь. "Керуак, придурок, убери сейчас же фонарь!" – вмиг ослепнув, заорал я. Но в ответ вдруг услышал чужой, незнакомый мне голос. "Поднимайтесь и следуйте за мной! – приказал незнакомец и тут же жестко предупредил: - Не вздумайте бежать, пристрелю на месте!" Для убедительности своих слов он ткнул мне в спину чем-то твердым и холодным и повел к кладбищенским воротам.

За воротами нас ждал автомобиль Веры. Вот это да! Не успел я как следует удивиться, как незнакомец втолкнул меня в машину, а сам сел на место водителя. Перед тем как сесть в тачку, он отбросил в сторону ту фиговину, которой тыкал мне в спину, – какую-то палку или кусок трубы. Она упала, издав металлический звук.

Внутри было трое: Вера, Тит и старик, наведывавший меня в больнице. Четвертым был водитель, приведший меня к машине. Я был в полной растерянности и таращился на них, не в силах взять в толк, что здесь происходит. Я был готов кого угодно увидеть в тачке, но Вера и Тит, здесь, да еще вместе?!.. Правда, Тит был какой-то не такой, у него был вид не привычного мне беспризорника, а маминого сынка. Причесанный, аккуратно одетый, он держал Веру за руку, как и впрямь ее сын… Но главной неожиданностью для меня оказались даже не эти люди, которых я уже не надеялся встретить снова, а… Патрик. Да-да, в машине был хамелеон! Он преспокойно устроился на коленях мальчишки, и тот гладил его свободной рукой.

- Тот, кого вы увидели в могиле, – страшный человек, - без предисловий начал старик, глядя на меня совершенно без злобы и неприязни, даже наоборот, с какой-то жалостью и тоской. – Два месяца назад он стал преследовать мою дочь, - старик на миг перевел взгляд с меня на Веру – она сдержанно улыбнулась ему в ответ. – Его прозвище – Чавар или Чавел, говорят, он отзывался на имя Николай, но настоящего его имени я все-таки не знаю… Так вот, разузнав, что я – состоятельный человек, он вначале втерся мне в доверие, стал моим партнером, а затем начал добиваться руки и сердца моей дочери. Когда Вера ему отказала, он похитил Макса, - при этих словах мальчик перестал гладить хамелеона, - и выдвинул требование: чтоб был заключен с ним брачный договор, в котором я был обязан переписать на него половину своего капитала.

Я решил не поднимать шума и взялся сам за поиски внука. Безрезультатно… К счастью, Максу удалось бежать, но вы бы видели, что с ним стало! Бедный мальчик! – старик протянул к мальчишке руку, но тот уклонился, прижавшись к Вере. – Чавар, вероятно, проводил над ним медицинские или научные эксперименты, которые привели к тому, что… Да вы не хуже меня знаете, в кого превратился Максим!

Старик уставился на меня с таким вызовом и упреком, будто это я проводил эксперименты над его внуком. Мне это не понравилось, и я хотел было что-то сказать в ответ, но тут меня опередил Макс.

- В хамелеона, - скупо отозвался он.

- Я купил пистолет, а к нему два комплекта патронов – один боевой, другой холостой. До этого я оружия никогда не держал, - потухшим голосом продолжил старик. Но спустя уже несколько мгновений его голос окреп и зазвучал твердо, как молодой. – И пистолет пригодился в первую же ночь! Чавар настолько обнаглел и черт знает что возомнил о себе, что в три часа ночи проник в мой дом и попытался ворваться в Верину спальню. Говорить с ним о чем-нибудь или увещевать было бесполезно. Поэтому я сразу же выстрелил – и убил его первой же пулей.

Я спрятал труп в погребе: у меня очень хороший погреб, сейчас такие не умеют копать. А потом разработал план, своего рода спектакль, в котором одну из главных ролей совершенно случайно пришлось сыграть вам.

Старик, как видно, закончил, а я продолжал молчать. На меня вдруг накатила волна такого безразличия и пустоты, что говорить ни о чем не хотелось. Да и не с кем: ведь вокруг меня сидели люди, чужие и холодные, убившие человека.

Меня подвезли к самому моему дому. Выходя из автомобиля, я ударился головой о притолоку. И тут вспомнил, о чем хотел спросить всю дорогу, пока ехали, и подался назад.

- Вы все складно рассказали, - обратился я к старику, стараясь не замечать ни Веры, ни мальчика. – Тарантино, наверно, вас бы похвалил. Только не пойму, как вам удалось убедить ментов, что Вера, которой на самом деле был Тит… простите, Максим, умерла? Да еще от пулевых ран?

Я едва успел произнести свой вопрос, как с Максимом стало происходить что-то из ряда вон выходящее. По его ухоженному, чистенькому лицу пробежала одна тень, другая и, наконец, на нем появилось знакомое мне выражение. Тит, мелькнуло у меня в голове, а в его голове, в самом центре лба, разверзлась дыра – пулевое отверстие! Из него, заливая лоб и щеки, хлестала черная кровь.

- Довольно, Тит, не надо! – простонал я. – Все очень убедительно.

Раз – и Тит вновь стал Максом, холеным, прилизанным маминым сынком. От дырки в голове не осталось и следа. Словно эта кровавя жуть мне привиделась.

- Как же вы теперь будете жить, Вера? – прощаясь, не удержался я от вопроса. – Вас ведь вроде как и нет…

- Я теперь Анна, - просто улыбнулась женщина. – Анна Черткова. Сегодня с сыном я уезжаю за границу. Возможно, навсегда.

- Навсегда, - машинально повторил я.

- У меня для вас кое-что есть, - сказала она и закатала рукав кофточки: на плече красовалась татуировка – та самая… – Это – память. Я буду вас помнить, Дик.

Я выбрался из авто и, не рассчитав сил, хлопнул дверью. Сделав три шага, услышал за спиной второй такой же хлопок. А потом меня окликнули:

- Дик!!

- Тит, мальчик мой!

Он повис на мне, крепко обвив шею руками. Я почувствовал на коже прикосновение чьих-то коготков.

- Дик, я хочу вернуть тебе Патрика, - сказал Тит. – Он твой.

- Спасибо, дружище, - улыбнулся я, осторожно принимая от него хамелеона.

- Не обижайся на нас с мамой, что мы втянули тебя в эту авантюру. Так вышло, Дик.

- Да ладно, чего уж теперь… Это Вера стукнула меня по голове?

- Ага, сковородкой. Мамка боялась, что удар выйдет слабым, оттого старалась изо всех сил.

Тит виновато опустил взгляд, затем встрепенулся, словно о чем-то вспомнил, и полез в карман курточки.

- Вот, это тебе пригодится, - мальчик сунул мне в руку маленькую картонную коробочку.

- Что это?

- Банановые сверчки. Патрик по ним с ума сходит!

Они уехали, исчезли из моей жизни. Возможно, навсегда. А я пошел домой кормить хамелеона банановыми сверчками.

На этом рассказ Дика заканчивался.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...