Если

Оглушительные порывы ветра образовывали тучи пыли, сметая её с безжизненных холмов. Тусклый свет люминесцентной лампы освещал вокруг человека небольшую площадку. В общем-то, окуляры – эти приборы ночного видения, позволяли неплохо ориентироваться в темноте. И хотя свет притягивал воргов словно яркий огонек беспечных светлячков, Ник не оставил лампу в городе, а упрямо тащил с собой. Свет успокаивал его и вселял надежду. Если бы не шумоизолирующая кожаная шапка-ушанка на голове, песок, вперемешку с мусором и грязью, давно забился бы Нику в уши, а свист свел с ума. Холодный пронзающий насквозь ветер сбивал с ног. Одинокий путник остановился и вытащил из сумки компас и карту. Еще раз сверил маршрут, потом спрятал вещи в сумку, достал флягу и жадно отхлебнул глоток воды. Жидкость отдавала керосином. Ник ощутил скрежет песка на зубах, осторожно провел языком по растрескавшимся губам, сплюнул слюну вместе с кровью. Наклонившись, он поднял маленький предмет и поднес к глазам. Зуб. «Еще один зуб выпал», – с досадой подумал мужчина. Стоило, когда он был еще в городе, сходить к дантисту, и заменить все зубы на металлокерамику. Хоть и дорого, но зато долговечно. А так скоро не чем будет жевать пищу. Правда, сейчас для Ника более насущной проблемой был поиск воды. «Надеюсь, скоро мне встретиться город», – подумал человек и, поправив сумку, скрылся во мраке.

***

– Мама, расскажи мне о солнце? – мальчик потянул за край длинного растянутого свитера.

– Мне некогда, милый, спроси у папы, – мама качала на коленях его маленького братика, запеленатого в серую, расцвеченную желтыми не отстирывающимися пятнами, простыню.

Ник спрыгнул с выцветшего дивана, и предварительно выглянув из-за деревянного косяка, тихонько прошел в соседнюю комнату. Отец, худой, изможденный человек лет тридцати пяти, сидел за кухонным столом и его глаза невидяще смотрели на дно стакана в руке. Ник про себя отметил, что папа опять беседовал с неприятным мужчиной. Этот загадочный, мерзкий человек всегда приходил с плохими новостями. Вот и сейчас склонившаяся голова и неподвижный взгляд говорили о том, что отец угрюм и мрачен как никогда. В прочем, увидев сына, он невольно улыбнулся и помахал ему рукой. Ник неуверенно приблизился к столу:

– Пап, а расскажи о солнце?

– Здесь нет больше солнца, – ответил вместо отца человек в капюшоне, сидящий на табурете напротив, – нет, и не будет уже никогда.

Он пальцем поманил мальчика к себе.

– Ты ведь хочешь жить, а, Ник? Общаться с друзьями? – от его деланной улыбки в обрамлении толстых ярких губ мальчишка съежился.

– Нет у него друзей, – отрезал отец, – Нет, и никогда не будет в этом жестоком кровожадном мире, – отец  плеснул себе едкой прозрачной жидкости в стакан и залпом осушил.

***

На подходе к очередному полуразрушенному городу Ник наткнулся на группу воргов. Сначала он хотел обойти их стороной, но его привлекло поведение не до конца изученных существ. Они играли. Ник ни разу не видел, чтобы ворги играли. Дрались – да. Кроме того, их было очень много. Ворги всегда перемещались поодиночке, только охота заставляла их объединяться в подобие группы. При этом, когда жертва оказывалась в руках охотников, при дележе добычи обычными были драки между особями. Часто они кончались смертью слабейших. Наблюдая за прыгающими и гоняющимися друг за другом по песку тварями, Ника вдруг осенило: «Они отрабатывают навыки охоты». Понаблюдав поведение тварей еще некоторое время, Ник пришел к еще более неутешительным выводам: ворги не только отрабатывали навыки нападения, преследования и защиты, они пытались имитировать действия людей в сходных ситуациях. Например, защиту более слабых или раненых особей в условиях нападения. На практике это выглядело так, что один из воргов лежал на земле и изображал раненого, а другие, образов вокруг него кольцо, отбивались от нападавших. Также Ник обратил внимание на наличие вожака. Когда кто-то из воргов заигрывался и начинал атаковать по-настоящему, вожак подавал определенный знак, несколько раз лязгая челюстями в особом ритме. Игра сразу же прекращалась, а лидер приближался к провинившемуся, валил на спину и несколько раз кусал. Не впивался в горло, как привычно делали твари, стараясь быстрее умертвить жертву, а оставлял неглубокие отметины от укусов на ляжках или плечах. «Прямо как старший брат, или отец», – подумал Ник. Он осторожно вытащил карту, развернул и отметил, что этот город обозначен последним. Значит, за ним «Terra Incognito» – Земля Неведомая. «Скоро я увижу солнце» – с надеждой подумал Ник, поднимая глаза от карты. В застывшем моменте он увидел, как на него несется, зависнув на долю секунды в высоком прыжке с вершины холма, один из воргов. Существо зажало в руке обломок водосточной трубы. За его спиной был слышен тихий шорох заходящих с разный сторон тварей.

***

 – На что похоже солнце, парень? Да не знаю я. Мой прадед рассказывал моему деду, а тот – мне, что солнце… как бы это лучше сказать-то … что Солнце подобно совету лучшего друга, оно согревает и вселяет уверенность в тебя, когда тебе плохо, и еще оно подобно влюбленному взгляду женщины, который дает тебе силы и надежду держаться в мире и преодолевать любые препятствия на своем пути. Оно подобно улыбке ребенка, ради которого ты готов не задумываясь отдать жизнь. Оно… это самое великолепное зрелище в жизни, самое прекрасное, что можно себе представить, красотища такая, что и словами не передать!

– А куда оно делось, это солнце, деда?

– А этого никто не знает, милок. Никто этого не знает…

***

День, когда планета остановилась, стал концом великой эпохи расцвета человеческой цивилизации. Одна сторона Земли навеки погрузилась во мрак, а атмосфера другой стала напоминать до предела раскаленную изнутри микроволновку. Застрявший в вечности день и поглотившая время ночь. Вначале с той стороны, где царила вечная тьма, в течение нескольких месяцев замерзли все реки. Температура воздуха упала от минус двадцати до минус пятидесяти в зависимости от широты местности.  Растительность погибла от недостатка кислорода, и как следствие, травоядные животные и птицы вымерли от голода. Их туши сохранялись довольно долго и служили пищей оставшимся хищникам и людям. Позже, хищники стали охотиться друг на друга, соревнуясь в хитрости, проворности и силе. Человек включился в эту борьбу и благодаря наличию разного рода оружия смог одержать однозначную победу. Когда все хищники были съедены, люди придумали выращивать воргов. Но результат эксперимента оказался совсем не таким, на какой рассчитывали ученые.

***

 – Мы не первые, не мы последние. У Морвуда есть карта. Придется идти месяцев восемь или девять, – Оттворд нервно теребил носовой платок в руках. На куске ткани  Ник различил бурые пятна. «Наверное, кровь», – решил Ник, поэтому Оттворд в последнее время так сильно похудел и в глазах нездоровый блеск.

– Зачем ты хочешь пойти со мной? – спросил Ник.

– Я все равно умру, – Оттворд смотрел жалостливо, как побитая собака. – Близкие уже отказались от меня. Даже Мира (жена Оттворда) нашла себе нового хахаля. Без мужчин тяжело. А женщин, ты знаешь сам, почти не осталось.

***

Женщин действительно с каждым годом становилось все меньше. Хотя всегда было принято считать, что женщины намного выносливее мужчин и быстрее приспосабливаются к условиям, тем не менее, в схватке, где все решала сила, женщины проигрывали сильному полу. Ворги охотились на них в первую очередь, так как скоро поняли, что женщин можно использовать в качестве носителей их расы. Ворги были однополыми существами. Вступая в интимную связь с воргом, женщины воспроизводили на свет новых воргов. Однако, из-за трудности родов, редко выживали. Выжившие же часто шли на корм своим новорожденным детям.

***

 – Я, наверное, страшная как смерть? – задумчиво еле слышно произнесла Оксана и откинулась на подушку.

– Ну что ты, – я ласково провел ладонью по её щеке, – Для меня ты всегда прекрасна.

Оксана отвернулась к стене. Её горячее, сбивчивое дыхание причиняло мне боль.

– Зачем ты ходишь ко мне? – она сказала это раздраженно и в тоже время со скрытой душевной болью. – Я умру. Не сегодня, так завтра. Почему не возьмешь себе новую женщину? Ты еще так молод… и здоров, – она вздохнула.

– Я люблю тебя, – я протянул руку и хотел развернуть её к себе, но она сбросила мою кисть с плеча нетерпеливым жестом.

– Это чушь, – зло произнесла она, – В этом полном жестокости мире никто не способен на искренние чувства. Ты ведь слышал уже, что творит банда Лонпада. О таком даже подумать страшно. Говорят, они ходят по улицам города и ловят путников-одиночек или осиротевших детей. А потом, представляешь, они едят их…

Тягостное молчание повисло в воздухе. То, о чем Оксана только слышала, я знал наверняка. Я сам брал у них пищу для нее. Иного выхода просто не было.

– Я не смогла родить тебе ребенка, – Я слышал, как она содрогалась в беззвучных рыданиях, вскоре перешедший на жуткий надрывистый кашель. Хотел утешить её, но слова застряли в горле.

– Я уйду искать солнце, – наконец вымолвил я в темноту.

И услышал шорох простыней. Оксана повернулась на кровати ко мне лицом. Еще раз отметив ее синий рот и впавшие глазницы, обтянутые тонкой бледной кожей выпирающие кости, до меня как из вакуума долетел ее слабый голос:

– Я отпускаю тебя.

И тут я не выдержал и, уткнувшись в край кровати, заплакал.

***

Последние капли воды растаяли на сухом шершавом языке. Ник устало опустился на камень. Нога болела. Мужчина стал развязывать тряпку, которой он замотал рану на ноге. Кровь немного запеклась, но икра, там, где ворг оторвал кусок плоти, распухла и выглядела сильно воспаленной. Мужчина вытащил из кобуры на поясе пистолет и вытянул обойму. Как он и предполагал, не осталось ни одного патрона. «Хорошо, хоть отбиться хватило, – подумал Ник, – но еще одного столкновения с воргами я не выдержу». В той схватке тварь свалила его на землю, сумка отлетела в сторону. Ник с силой оттолкнул врага, ударив в солнечное сплетение обеими ногами. Чувствуя, что к нему приближаются со всех сторон, Ник выхватил пистолет и от страха почти не целясь выстрелил в темную фигуру перед собой. Он думал, что звук выстрела отпугнет существ, но те, очевидно, были очень голодны, поэтому Ник с ужасом смотрел, как правое плечо ворга дернулось, чудовище отступило на шаг, оскалилось, согнулось и прыгнуло на него еще раз. Второй выстрел пробил грудь мерзкой твари. Отбросив свалившееся на него тело, Ник попытался подняться на ноги и оценить силы противника. «Не менее семи, – подсчитал он, – много». Тем временем ворги не теряли ни минуты. Один из них запрыгнул Нику на спину, пытаясь перегрызть шею. Перекинув его через себя, мужчина ногой отпихнул еще одного. Тихо крадущееся справа существо прыгнуло и когтями вцепилось ему в лицо, стараясь длинными крепкими корявыми пальцами свернуть шею. Ник ударил его по голове прикладом. Внезапная боль пронзила человеку ногу. Он увидел, что тот ворг, которого он перекинул через себя, вцепился зубами в икру чуть ниже колена. Рациональнее всего было вытащить из ножен небольшой штык и заколоть противника, чтобы не тратить патроны, но на это не было времени. Ник снес голову чудовищу, выстрелив почти в упор. Чьи-то цепкие руки, проскользнув под мышками, захватили его сзади, в этот миг Ник ударил того, что наступал спереди, ногой. «Мне конец» – подумал мужчина, ощущая за шиворотом горячее зловонное дыхание, с хрипом вылетавшее из пасти ворга. В таком захвате у него не было возможности освободиться, разве что свалиться на спину, но ворг перегрызет горло раньше, чем его тело коснется земли. И тут Ник услышал пощелкивание. Это клацал зубами вожак. Пока шла драка, он находился на расстоянии и взирал на происходящее глазами стороннего наблюдателя, а теперь подавал свой особый сигнал. «Неужели они не голодны? – пришло тогда в голову Нику. – Неужели и это только тренировка? Игра?»

***

– Они дадут нам карту в обмен на еду. – Оттворд посмотрел на меня выразительно и я сразу понял, что этот вопрос целиком лежит на мне.

– У меня нет еды, – постарался ответить я как можно спокойнее, – Во время последнего нападения ворги подчистую смели остатки сбережений на черный день, а больше у нас ничего нет.

Я ускорил шаг, Оттворд схватил меня за руку.

– Им нужна еда. Твоя женщина почти мертва, – медленно проговорил он.

– Даже не думай, – я почувствовал внезапный прилив ненависти, комом подступающий к горлу.

– Похоронишь ее? – Оттворд сглотнул слюну. Он шел рядом, и казалось, осматривал на ходу близлежащие бетонные блоки. – Ворги откопают ее тело и сожрут. Ты же знаешь, они специально околачиваются на кладбищах. И хорошо, если только её…

Я слышал от сторожил, что ворги специально собирались и следили за людьми. Когда они видели, что кого-то несут хоронить, они выжидали, незаметно подкрадывались сзади и нападали. Часто родственники умершего делили с покойником свою участь.

– Я сожгу тело Оксаны, – произнес я.

Оттворд расхохотался. Его смех неприятно резанул уши, смех безумного человека.

– Посмотри на себя, – резко сказал он мне, глядя в глаза. – Ходячий труп. Сколько дней ты не ел? Пять? Десять? Да тебя выгонят из города, узнав, что ты сжег мясо, – это прозвучало настолько грубо, что меня передернуло от его слов, но он говорил правду. – А за стеной ворги мигом порвут тебя на части.

– Не отдам тело Оксаны, – упрямо отрезал я, но без прежней уверенности в голосе.

– Тогда ты сгниешь в этом проклятом городе. Как же я его ненавижу, – глаза Оттворда, и так испещренные красными прожилками, налились кровью от напряжения и злости. – И эти, твои друзья, которых ты называл друзьями, первыми придут обглодать твои кости, – он резко остановился, принюхался и побежал в сторону бывшего мебельного магазина.

***

Ворги сначала предназначались в пищу оставшимся в живых после катастрофы людям. Ходили слухи, что их выращивали как бройлерных куриц на специальных заводах. Будучи результатом продолжительных генетических экспериментов, ворги  обладали уникальной конфигурацией и были идеально приспособлены для развития в условиях новой среды. Однополые, хотя и имеющие соответствующие органы воспроизводства, поначалу ворги напоминали полутораметровые сосиски, с непропорционально толстыми руками и ногами. Позже, выяснив, что чрезмерный упор на массу дает чрезмерную нагрузку на сердце и внутренние органы, что в свою очередь существенно сокращает срок жизни и не дает особи достигнуть взрослого состояния, их посадили на специальную диету, а также ввели обязательную минимальную систему физических упражнений для поддержания тонуса и формы. Тем не менее, выращиваемые как корм, ворги все равно очень походили внешне на людей. Если бы ученые спохватились раньше, можно было бы создавать искусственно в инкубаторах птиц, животных, вообще, используя достижения генной инженерии, приспособить флору и фауну Земли к жизни без Солнца на темной стороне, но, увы, людям как всегда, была свойственна некоторая беспечность. Например, в отношении тех же не раз предсказываемых концов света. Никто уже не доверял подобной информации, а телевидение давно превратилось в разносчика сплетен, политических скандалов и плохо замаскированного пиара. Поэтому выращивание воргов, как вопрос жизни и смерти населения планеты, не встретило протеста общественности. Кроме того, ворги все-таки имели определенный набор отличительных черт, выделяющих их среди представителей вида Ноmo sapiens: на лице – отсутствие глаз; широкие, большие ноздри, позволяющие улавливать тончайшие запахи на большом расстоянии; огромный рот без губ, протянувшийся до ушей и наполненный рядом акульих клыков; густой жесткий волосяной покров по всему телу; невероятная гибкость. Сейчас уже никто не может вспомнить причину, из-за чего ворги в один день вырвались на свободу. Сохранились лишь обрывки сведений из газет, повествующие о том, что вроде то ли англичане, то ли корейцы захотели похитить новую разработку у ученых Китая, которые первыми додумались искусственно выращивать человекоподобных существ. Вроде бы, когда хорошо подготовленный и обученный отряд диверсантов прорвался на базу, во время стычки с охраной нечаянно кто-то нажал на рычаг управления, которым открывались клетки с воргами, и твари, получив долгожданную свободу, убив нескольких охранников и ученых, сбежали. Точно теперь никто не скажет. А очутившись на воле, дикие и голодные, ворги стали представлять угрозу создавшему их человечеству.

***

 – Значит, тебе нужна карта? – лысый, накачанный Ворм, крутил в руках металлическую цепочку и казалось, был полностью поглощен своим занятием. – Информация дорого стоит.

Я знал, чего он хочет, но упрямо оттягивал момент поражения.

– Единственной, стоящей чего-то вещью, является в нашем мире только еда. У тебя есть, что нам предложить? – он искоса изучающим взглядом окинул мою фигуру.

Я нервно сглотнул.

- Я поймал одного ворга и могу обменять его, – соврал я.

Цепочка в руках охранника прекратила описывать круги, и Ворм, подавшись неожиданно вперед, серьезно спросил:

– Шутишь? – в его голосе звучало столько угрозы, что холодок пробежал по спине.

– У меня нет еды. Я сам уже семь дней, как не брал ничего в рот, – честно признался я. Ворм оскалил зубы в улыбке.

– А как же твоя ….женщина?

– Её нет. Съел, – еще раз соврал я, почувствовав что еще чуть-чуть и не выдержу, сорвусь или уйду, больше не добавив ни слова. Казалось, крашенные унылой серой краской массивные стены вкупе со спертым, пахнущим нечистотами, воздухом подвального помещения навалились и давят на мою чугунную от перенапряженных нервов, голову.

– Как жаль, – охранник сделал вид, что поверил, – тогда и карты тебе не видать.  Разве что, – он посмотрел на свои грязные ногти, – ты приведешь к нам кого-нибудь на убой, – сверлящий взгляд. «Сможешь ли ты принести кого-то в жертву ради своей цели, парень?» – жадно спрашивали его глаза.

Лысый встал. Он обогнул меня справа и опустил свою массивную гориллью лапищу на плечо.

– Ты пришел к нам – прошептал на ухо он, наклоняясь, – Отсюда редко возвращаются живыми. Получишь ты карту или нет, но ты принесешь еду. Иначе, – я боялся обернуться и увидеть его лицо. – Иначе мы найдем тебя. И видит бог, ты себе представить не можешь в каких муках умрешь.

– Я все сделаю – почти теряя сознание, выдавил я.

***

Ворги отошли. Расположились по периметру, тем самым отрезая путь к бегству или отступлению. Один из них схватил мою сумку и подтащил её к вожаку. Тот обнюхал грубую серо-зеленую ткань, порылся в вещах, выбрасывая на ходу карту, компас, запасную куртку, несколько поленьев, заготовленных для костра, котелок и почти пустую флягу из-под воды. Его внимание ненадолго привлекла люминесцентная лампа на аккумуляторе, он даже додумался, как включить свет, но тут же отшвырнул ее подальше. Вытряхнув все и по-видимому не найдя ничего полезного для себя, ворг поднялся, при этом выпрямившись на задних ногах, как человек и издал серию непонятых мне поклацываний. Сородичи тихо вторили ему. Когда он медленно, вышагивая на двух ногах, двинулся в мою сторону, я наконец понял, что означали эти ритуальные действия. Ворг собрался устроить схватку один на один. Так он утверждал свое право на власть как сильнейший из них. При этом глаза существа скользнули по одежде и остановились на пистолете. «Неужели он хочет бой на равных?» – мелькнула в голове мысль. Скорее всего, ворги уже имели опыт столкновения с огнестрельным оружием у людей, так как выстрелы не испугали их. Но они понимали смертельную силу этого внешне не приглядного куска металла. Для меня же шансы на положительный исход в этой схватке исчислялись количеством патронов в магазине. Я не тешил себя наивной надеждой, что если выиграю битву и даже убью вожака, остальные просто развернуться и уйдут как ни в чем ни бывало. Просто на его место сразу найдется новый лидер, а я, потеряв последние силы, стану мелкой закуской для членов стаи. Не поворачивая головы, я кидал быстрые взгляды по сторонам, пытаясь оценить силы и количество противников. Двоих подстрелил, четверо спереди, не считая вожака, и еще примерно столько же сзади. Должно хватить. Пистолет мне на выходе из штаб-квартиры Морвуда отдал Лысый. Просто положил руку на плечо, а когда я обернулся, мне в лицо смотрело дуло оружия. Ворм улыбнулся, перехватил пистолет в другую руку и протянул рукояткой вперед.

– Славная игрушка, – в его металлических стального цвета зубах отражались блики лампочки, свисавшей на тонкой проволоке с потолка, – МП-448 «Скиф», немного получше, чем традиционный ПМ, но в пути туда, куда ты собрался, эта игрушка тебе пригодится, – и он вложил в мою руку теплое от его руки оружие.

Я стоял на месте, не зная, что сказать в ответ на неожиданный подарок.

– Бери, бери, – Лысый отошел к единственному столу в комнате и опустился на металлическую табуретку – бери, пока дают. Магазин – 12 патронов. Надеюсь, стрелять ты умеешь, а как перезарядить – догадаешься, – он ухмыльнулся. – Горчица, когда еще был жив, даром, что дожил до восьмидесяти лет, говорил, что раньше много таких вот романтиков, – он сделал выразительное ударение на первом «о», – приходило. Все искали Землю обетованную. Говорил, не везде же такая вот темень. Есть, наверное, полоска, где на стыке вечного дня и ночи, можно жить припеваючи. А еще, шутил, мол, потому нет у нас зверья и птиц, что они твари чувствительные, первыми беду почуяли и сбежали туда, где жить можно по-человечески. Может, даже воргов там нет, они же не приспособленные, глаза кожей затянуты, оттого и шарахаются света. Хотя, если где видят одиночный перемещающийся огонек – нападают, догадались уже, что человек идет и свет несет в руке, – Лысый еще много чего вспоминал о своем предшественнике, щуплом, маленьком дедугане со смешным прозвищем «Горчица» и теплота в его голосе пробирала меня тогда до костей.

Это воспоминание о Лысом проскользнуло перед моими глазами в считанные секунды. Помню, выходя, я подумал, что несмотря на то, что суровая жизнь заставила многих людей превратиться в хладнокровных убийц, но и в них еще остается хотя бы маленькая частица души, которая во что-то верит, на что-то надеется и ждет лучшего. Маленькая частица, сохраняющая способность дружить, любить,  и помнить близких по сердцу  людей, задавленная диктатом чувства самосохранения и голода.

А пока призраки прошлого тревожили душу, вожак, видимо сочтя мою неподвижность сигналом к нападению, внезапно изогнулся как кошка, снова приняв положение на четвереньках, и бросился на меня.

***

– Сколько раз можно повторять, чтобы ты не смела оставлять детей без присмотра! – охрипший голос отца доносился из-за двери. Ник только что вернулся с прогулки и сейчас сидел наказанный в спальне. Он понимал, что детям опасно выходить в одиночку на улицу – мальчик был наслышан от родителей о том, как детей воруют чужие люди (используя у себя как рабочую силу, и еще бог знает для каких целей), но он выбирался из дома тайком не в первый раз.

Впервые он встретил её на крыше. Ему нравилось забираться повыше и оттуда осматривать город: грозные силуэты домов с провалами глазниц-окон, заброшенные магазины с заваленными дверьми и, забитыми полусгнившими  досками, витринами, серые спины бывших складов стройматериалов и продовольственных универмагов, поваленные столбы фонарей, ряды теперь никому не нужных железных монстров-машин на главных улицах. Все это складывалось в величественную панораму угасающих осколков цивилизации. На крышах было относительно безопасно, ворги почему-то не любили высоту, стараясь поближе прильнуть к земле, слиться с ней. Мальчик подошел к самому краю, по пути немного поиграв в футбол жестянкой из-под консервов. Усевшись на бетонное перекрытие, он свесил ноги в пустоту. Чуть слышный шорох справа заставил тело мальчишки напрячься, он хотел уже встать и поспешно убраться подальше с крыши, как увидел, что из-под груды ящиков медленно на четвереньках выползла маленькая худая костлявая фигурка. Через окуляры мальчик без труда разглядел тонкое печальное лицо с большими грустными глазами, потертое, изношенное, покрытое пылью и грязью короткое платьице, взъерошенные, спутанные волосы, заплетенные в две косички. Девочка выпрямилась и замерла в нерешительности возле большой коробки от стиральной машины. Молчание, казалось, длилось целую вечность, пока мальчик тихо спросил:

– Ты кто?

Девочка или не расслышала, или не захотела ответить. Она покачнулась и сделала пару шагов навстречу Нику.

– Как тебя зовут? – напряженно, но уже громче спросил Ник. «Мало ли что на уме у этой девчонки?»

– Оксана, – в ее выговоре это звучало как «Оха-на».

– А меня Ник, – мальчик подвинулся, жестом приглашая ее присесть рядом. Девочка подошла ближе, но рядом не села.

– Сколько тебе…? – хотел поинтересоваться Ник, но не договорил, услышав ее тихий жалобный голос:

– Хочу есть, – девочка мяла ручками подол платья. – И пить.

– Еды у меня с собой нет, – более оживленно сказал Ник, – но воды могу тебе дать, – и он отстегнул с пояса круглую флягу и протянул ей.

Девочка осторожно протянула руку, а потом рывком вырвала флягу из руки растерявшегося мальчика. Быстро отвинтив металлическую крышку, она жадно припала губами к отверстию. Ник наблюдал, как ходит ходуном её горло, а по подбородку и шее стекают капли влаги. «Так и поперхнуться недолго» – подумал Ник, глядя на то, как Оксана облизывает губы и вытирает рот рукой. Она протянула флягу обратно.

– Извини… – она опустила взгляд на ноги – …Я все выпила…

– Да ничего, – сказал Ник, по ходу вспоминая слова мамы об экономии воды, – Ты давно здесь, на этой крыше?

– Второй день, – теперь девочка, казалось, стала чувствовать себя менее сковано, она уселась рядом с Ником, – как мама умерла, – добавила она и заплакала.

– Вот как, – только и смог произнести Ник, ощутив, как девочка прижалась к нему, спрятав  лицо в ладонях на его груди и, по-видимому, рассчитывая на каплю сочувствия и поддержки с его стороны.

Так они стали друзьями.

***

Завалившись на бок, я первыми выстрелами зацепил троих, уложив на смерть вожака и прострелив живот двоим, что стояли ближе всего к лидеру. Как и ожидал, остальные не стали дожидаться команды к атаке и ринулись на меня. Выручило только то, что приближаясь, они яростно отпихивали друг друга и чуть не грызлись между собой, из-за чего команда, утратив главаря, перестала действовать слаженно. Теперь каждый был сам за себя. Еще двоих я подстрелил на подходе, когда их пасти уже раскрылись в предвкушении хоть и не сытного, но обеда. Один из воргов, подкравшись ко мне со стороны ног, запрыгнул на живот, и стал хватать за руки, пытаясь перекусить ту, которая сжимала рукоять пистолета. Прикрывая левой рукой лицо и шею, я правой стукнул его по виску. В следующее мгновение, скинув мерзкое тело, послал ему пулю в затылок. Еле увернувшись от камня, который стукнулся в пяти сантиметрах от левого уха, вскочил. Я видел, как удаляются от меня силуэты бегущих тварей. Одно из удиравших существ  подкосил на расстоянии – его тело пару раз дернулось в конвульсиях на земле и замерло. Развернувшись, заметил, как один из раненных в живот воргов, подтягиваясь на руках, ползет ко мне. Я пристрелил его, чтоб не мучился. Все равно, его убегающие сейчас товарищи, когда я покину это место кровавой бойни, вернуться и доедят своих несостоявшихся собратьев. Собрав и уложив заново в сумку вещи, я вытащил нож и подошел к одному из воргов. «Мне все-таки надо поесть – успокаивал я себя, поднося дрожащее в руке лезвие к бедру одного из еще неостывших трупов, – Боже, если ты меня слышишь, прости меня. В конце концов, это они должны были стать нашей пищей».

***

– Ты думаешь, я ничего не знаю! – истерический крик матери со слезами в голосе в который раз заставил Ника содрогнуться до глубины души. Скандалы за последний месяц участились настолько, что редкий вечер проходил спокойно. Он зарылся в кровать, отчаянно моля небеса, чтобы папа с мамой больше никогда не кричали друг на друга. – Алкоголь совсем высушил тебе мозги!

До ушей мальчика донесся звонкий звук пощечины. На мгновение стало тихо, а потом он услышал рыдание матери. Сердце Ника готово было разорваться от боли. Он тихонько сполз с кровати и прокрался к дверям кухни. Из-за маленькой щелки было видно сидящую на деревянном, почти развалившемся табурете немолодую женщину. Ее черные волосы выбились из наспех завязанного хвоста. Одну руку она прижимала к щеке, а второй пыталась утереть сбегающие тонкой струей соленые капли. Отец стоял перед ней на коленях.

– Я знаю, зачем ходит Гордон. Зачастил наведываться по вечерам. Подбивает тебя на поход. Спаивает, прикрываясь маской заботы о людском благополучии. Эти разговоры об объединении и помощи городов, Алекс, это ловушка! Они ничем нам не помогут! Почему ты так упрям и не слушаешь меня? – она протянула в мольбе к мужу руки. Отец поднялся и стал ходить взад-вперед. В другой комнате громко и надрывно кричал, ворочаясь в колыбельке, младенец – братик Ника, Поль. Ему вчера исполнилось два месяца от рождения.

– Ты уйдешь в другой город и погибнешь, – мама убрала руки от лица и сложив их на коленях, сидела сгорбившись, сразу будто постарев лет на десять, угрюмо рассматривая потрескавшуюся кафельную плитку на полу, – а я останусь здесь… одна… с двумя детьми. Ты, наверное, хочешь нашей смерти!? – она повысила голос, вперив грозный взгляд в мужа. Крик младенца тем временем все набирал тональность и под конец превратился в настоящий вой, за которым было почти не разобрать слов.

– Я стараюсь ради вас, – мрачно отрезал отец, – Посмотри, в каких условиях мы живем. Нет ни еды, ни воды – водонапорная башня сломалась на прошлой неделе – ее никто не хочет чинить, а до ближайшей реки пять километров от города. Да заткни ты его наконец!! – не выдержал отец и его голос потонул в отчаянном детском крике. Последние два дня Поль ни умолкал ни на секунду. Он плакал, когда его качали, выплевывал воду, не мог спать. Огромный животик братца напоминал тугой надутый воздушный шарик. Его постоянно тошнило, он брыкался и кричал, и никто не мог сладить с ребенком.

– Гордон уже собрал команду добровольцев. Мы выходим завтра. Я все решил – мать с укором покачала головой, скривив лицо в гримасе презрения, – И мне плевать, что ты думаешь по этому поводу! – разъяренный отец вышел и с силой захлопнул дверь. Дождавшись, когда папа скроется в другой комнате, Ник осторожно выполз из спальни и, открыв дверь на кухню, приблизился к матери. Та, завидев подбежавшего и обнявшего ее ребенка, улыбнулась. Ник дрожа, прижался к теплому материнскому телу.

– Ничего, мой хороший, – Анжела пыталась успокоить возбужденного ребенка, мысленно задавая себе вопрос, кого именно на самом деле она старается утешить: сына или себя? – Все будет хорошо. Все в порядке.

На следующий день отец покинул их.

***

Только поев, сидя возле угасающего костра, я почувствовал, как сильно устал за последние несколько суток постоянных переходов. Страх и опасение столкнуться с воргами лучше любого кнута гнали меня вперед и заставляли делать большие крюки на пути. Я боялся сделать привал, боялся нормально поспать, ожидая, что в любой момент на меня нападут и придется отбиваться. Пережив первое реально опасное столкновение, я немного успокоился. Не расслабился, нет, расслабиться было бы непозволительной роскошью, а просто привел тревожные мысли в порядок, чтобы спокойно подумать и разработать дальнейший план передвижения. Также стоило позаботиться о ноге. Порывшись в карманах широких цвета хаки джинсов, я отыскал обезболивающее. Проглотил пару таблеток, запив остатками воды из фляги. Плохо, что нечем обработать рану. Йода не нашел, когда собирался в поход, а спирт стал слишком дорогим сырьем, чтобы позволить себе его приобрести для нужд дезинфекции. Рваные края раны сильно кровоточили, и я потерял достаточно крови, пока сражался с монстрами. Пришлось подпаливать рану горящей головешкой. Запах горелого мяса ударил в нос, меня затошнило. Стоило срочно покинуть место стоянки, так как ворги могли различать запахи с расстояния в полкилометра, особенно если ветер дул в их сторону. Замотав ногу пыльной и мокрой от пота рубашкой, облачившись в запасную куртку и затоптав костер, я снова двинулся в путь.

***

С каждым днем двигаться к цели становилось все тяжелее. В тоже время Ник чувствовал, что ночами уже не так холодно, как было раньше. На глаза стали попадаться отдельные травинки. Один раз Ник увидел воробья. Тот уселся рядом на кочку и стал беззаботно чистить перышки. Мужчина протянул к воробью руку, хотел поймать, но птичка проворно отбежала прыгающими шажками на полметра и улетела. Нога болела невыносимо. Обезболивающие закончились. Ник как-то размотал ногу и увидел, что вокруг раны образовалась чернота, постепенно переходящая в красноту бурого отлива, которая обхватила всю ногу ниже колена и заползла на бедро. Есть не хотелось. От длительных переходов без периодических привалов пришлось отказаться. Иногда Ник просто ложился от усталости на холодную серую землю и долго лежал, прислушиваясь к звукам в тишине. Засыпать надолго он по-прежнему боялся, но все чаще стал погружался в бредовое состояние и когда проспался, не мог оценить, сколько времени провел во сне. Ночами, как называл он свои периоды сна, он все чаще видел Оксану, мать и отца. Особенно часто приходила мать, она садилась возле него на кровать и пела ему колыбельные. Он протягивал к ней руки, и мать рассыпалась на сотню мелких песчинок. Тогда он просыпался и плакал. Несколько раз снился Оттворд. Он проклинал Ника за то, что в обмен на карту тот привел его на смерть к Морвуду. После таких снов, Ник долго стоял на коленях и молил Бога за покой души этого человека. Но совесть грызла его, когда он шел, стараясь ни о чем не думать, кроме своей цели. Разве он не мог? Он обязан был найти другой вариант решения этой проблемы.

***

– Мы точно должны прийти вдвоем? – Оттворд снова завел долгоиграющую пластинку. Его отвратительный голос, полные недоверия и подозрительности взгляды, превосходящая все допустимые рамки осторожность, даже его походка, бесшумная, настороженная, будто он оценивает каждый шаг – все это выводило Ника из эмоционального равновесия. За полчаса он вымотал Нику все нервы, устроив настоящий допрос. Что сказал Морвуд? Когда они должны прийти? А карта точно у него? Ник ее видел? Они должны отработать? Что конкретно они будут делать? А может, это подвох? Он встречался с Морвудом лично? И как Морвуд оценил его слова? Он смог вызвать у поставщиков доверие? А вдруг они придут и их порешат на месте? Может, Ник сам пойдет? – Оттворд тщательно обдумывал каждый ответ, рассматривал его так и эдак, выдвигая всякий раз новые варианты и гипотезы развития ситуации. Нику приходилось взвешивать каждое слово. Правда, стоило отметить, что на этот раз опасения Оттворда были вполне обоснованы. Нику пришлось изрядно раскинуть мозгами, чтобы сочинить правдоподобную историю о длинном разговоре с Морвудом – главой самого сильного отряда поставщиков в их городе. Нет, его рассказ об условиях сделки содержал немало правдивых сведений. Единственное, что он скрыл, было то, что в обмен на карту люди Морвуда потребовали доставить им человека, и сейчас кандидатом на роль жертвы был шедший рядом Оттворд.

– Не хочешь идти со мной – не иди, – Ник внезапно остановился возле бывшей шоколадной лавки и в упор посмотрел на недовольное, озлобленное лицо Оттворда. «Уходи, – шептало что-то внутри, – Это твой последний шанс. Руками провидения я предлагаю тебе выбор. Хоть ты мне и не друг, и предашь при первой возможности. Уходи», – Нику пришлось покрепче стиснуть зубы, чтобы не высказать эту мысль вслух. Оттворд скрестил руки на груди.

– Ну уж нет. Хочешь провести меня и сам уйти с картой? – подозрения Оттворда открыли для себя новое русло, – Думаешь, самый умный нашелся? – он с надменностью, за которой проглядывала трусость, посмотрел на Ника. – Идем.

Преодолев еще пару кварталов, они завернули за угол и спустились по ступенькам в подвальное помещение. Переминаясь с ноги на ногу перед массивной металлической дверью, открывающей вход в тайное логово поставщиков, в очередной раз не найдя ответа на вопрос совести: «Что же ты делаешь, тварь?», Ник внезапно схватил за плечо стоящего перед ним Оттворда. Тот обернулся с кислой миной. «Что?» – прочитал Ник в маленьких черных зрачках единственного человека, с которым он состоял в более-менее приятельских отношениях.

– Ничего. Дай пройду первым, – Ник оттеснил Оттворда, и стал выстукивать четкую серию ударов – три-пять-три. Мысленно он проклинал себя за малодушие. Дверь со скрипом стала открываться.

«Вот и все – подумал Ник, когда лысый охранник, улыбнувшись, пригласил их жестом войти, – Ты стал убийцей похуже воргов. Ты возненавидишь себя и день, когда пошел на сделку, подписанную кровью. И не найдется на земле места, где душа убийцы обретет последний приют».

***

За долгие месяцы переходов он почти привык оставаться во тьме один, хотя в детстве страшно боялся, и поэтому всегда старался держаться поближе к людям. К хорошим и плохим, суровым и преданным, отважным и безрассудным. Для ребенка ведь все равно лучше, чем быть одному. Иногда он очень сильно отклонялся от курса в поисках воды. Однажды ему повезло, и Ник набрел на частично замерзшее озеро. Возможно, это было море, в темноте сложно определить. Тогда он напился вдоволь, но вода была настолько ледяной, что свела скулы и у него потом долго болел живот и горло. В какой-то момент путнику стало казаться, что стало светлее, и он сможет различить почву под ногами. Ник осторожно снял окуляры – они как будто вросли в кожу, настолько неотъемлемым атрибутом эти очки-бинокли стали для каждого жителя царства тьмы – и несколько раз открыв и закрыв глаза, посмотрел перед собой. Сначала кроме темноты он ничего не увидел, но постепенно тьма становилась все менее густой и насыщенной, и наконец он различил высокий столб метрах в пяти слева. Столб был тонкий и уходил ввысь под прямым углом. Нику потребовалось еще пять минут, чтобы догадаться, что он наткнулся на одну из выведенных из стоя линий электропередач. Мужчина широко улыбнулся беззубым ртом. Он хотел рассмеяться, но смех болью отозвался в желудке и закашлявшись, ему пришлось удовольствоваться широкой улыбкой. «Значит, скоро я приду в край обетованный», – подумал человек, все еще рассматривая опору. Надо же, он смотрел и видел столб своими, кто бы мог представить, собственными глазами! Дальше удивительные открытия стали следовать одно за другим. Сначала в виде желтовато-зеленых клочков пожухлой травы, которую он помнил только по картинкам из книжки сказок, потом цветов, небольших кустов, деревьев и даже мелких животных. Ник мог полдня просидеть возле понравившегося цветка, любуясь его совершенной формой и утонченностью цветовых сочетаний. Единственное, что мешало ему наслаждаться красотой окружающей природы – это распухшая до пределов нога, на которую было так больно ступать, что Ник порой падал посреди дороги и корчился в припадке судорог. Также ему было жарко. Все чаще мучила лихорадка. Чувство усталости сделалось постоянным. Хотелось прилечь где-нибудь и не вставать никогда. Голод, рана, постоянный недосып и отсутствие воды по несколько суток неотвратимо разрушали организм, а страх за свою жизнь превращал мужчину в параноика. Ему стали видеться ворги. Временами он в липком поту выходил из состояния бреда, в котором его разрывали на части безликие твари. Он поднимался и шел, хромая и волоча за собой ногу дальше, из последних сил. Однажды, в веренице потерявших счет дней путник увидел горную гряду. Он взбирался на нее около двух недель, делая привал почти через каждые полчаса. «Скоро умру» – думал Ник, лежа на камнях и глядя на проплывающие синевато-серые вытянутые перистые облака. «Надо идти. Скоро увижу солнце», – убеждал он себя, когда уже последняя надежда покидала его – человека, в одиночку напролом идущего к своей цели. Когда до вершины оставалось метров двадцать, Ник вдруг почувствовал, что больше не может сохранять вертикальное положение. Оставалось ползти. Невыносимо хотелось спать. «Если засну – точно умру», – эта мысль обожгла Ника изнутри. Сердце бешено колотилось. «Доползти, хотя бы до вершины» – отдал себе мысленный приказ. Эти двадцать метров превратились для него в пытку. Когда он вдряпался на верхушку, его руки, сплошь во вспученных венах, были покрыты кровью от ссадин и порезов разной глубины. Но когда Ник посмотрел перед собой, он сразу забыл обо всем на свете. Впереди, насколько хватало взгляда, открывалась чудесная панорама горной  долины. С противоположной от Ника стороны пологий склон был укрыт древнейшими соснами и мохнатыми темными елями, которые вплотную подступали к маленькому поселку, расположившемуся на краю неширокой речки. Небольшое поселение, пару улиц и несколько десятков простых деревянных сельских домиков. Очарованный открывшимся ему зрелищем, Ник разглядел тонкую ниточку белого дыма, который спиралью уходил ввысь от одной из труб. Но еще большей радостью стало то, что синева на востоке стала постепенно менять цвет, перетекая из розовато-синего в розовато-желтый, а потом в желтовато-белый, который становился доминирующим. Воздух наполнялся утренней свежестью. Вставало солнце.

***

Величественный, ослепительно яркий белый шар плавно поднимался над горизонтом. Солнечные лучи скользили по пушистым ветвям деревьев, ласкали обсыпанную небольшими каплями росы траву, перепрыгивали с крыши на крышу, врывались в ребячью возню. Солнце торжественно выплывало на небо, утверждая своим присутствием раз и навсегда заведенный на земле порядок. Все сущее радовалось началу нового дня. Радовался и человек, которого восход солнца застиг на вершине каменной гряды. Хотя это существо мало походило на человека. Тонкая, бледная, шершавая и стертая в кровь на руках кожа обтягивала тонкие ломкие кости путника. Его облысевший, с клочками редких волос череп напоминал отточенный скульптором мраморный слепок. Воспаленные, набухшие веки, желтоватый белок глаз, из которых струйками стекали по впалым щекам слезы счастья. Солнце пригрело человека. Он выглядел изнуренным, измученным, уставшим. Его тяжелые веки, казалось, уже не могли долго оставаться в прежнем положении и неминуемо должны были закрыться. Так и случилось. Человек с силой удерживал глаза открытыми, он плакал и улыбался навстречу золотым лучам. Но вот его веки стали смыкаться. Он пытался преодолеть наползающую дремоту, но сон, подкрепленный солнечным теплом, неумолимо тянул в пучину забытья. Уголки его губ опустились, веки смежились, в бессилии он уронил голову на худые окровавленные кисти рук и заснул.

***

– Мама, а почему папы так долго нет? – Мама присела на краю постели, мальчик видел, что она улыбается, но в глазах светились такое отчаяние и безысходность, что ребенок поднялся на кровати и крепко обхватил ручонками мать.

– Мне страшно, мама, – мальчик изо всех сил прижался к телу матери, пытаясь отыскать в нем защиту и тепло.

– Не бойся, мой маленький, – Анжела нежно обняла ребенка. – Тебе не спиться, мой милый? – добавила она, глядя в лицо сына.

– Мне кажется, что ворги ждут, когда ты выключишь свет. Они хотят съесть меня.

– Не надо, мой смелый малыш, – мама потрепала сына по щеке, – не думай об этом. Хочешь я спою тебе колыбельную. Моя мама всегда пела мне ее перед сном. Она верила, что слова, которые произносят с верой, отгоняют злых духов.

– Спой мне о солнце.

– Хорошо. Ложись, мой хороший, спи.

Мама поднимает меня на руки, немного качает, потом кладет на простыню. Сверху бережно накрывает одеялом. Она целует меня в лоб и  улыбается. Она всегда улыбается мне. Моя добрая мама.

Ветер задувает в комнату сквозь разбитые стекла. Где-то гремят выстрелы. Люди борются с плодами рук и помыслов своих. А в маленькой комнате на седьмом этаже бывшей многоэтажки тихо поет колыбельную усталая, смертельно больная женщина своему единственному теперь сыну.

Её слова сначала звучат еле слышно, а потом голос крепнет, разрастается и древние тексты произносятся в полную силу. Песня льется, сплетаясь в причудливый узор звуков и мальчик засыпает, убаюканный чистым красивым голосом матери. И даже когда мать слышит его равномерное сонное дыхание, она не перестает тихо напевать, повторяя песню как мантру:

Если ты когда-нибудь увидишь солнце,

Не смотри на него долго,

Иначе оно сожжет твои глаза,

И потекут слезы.

Если ты когда-нибудь увидишь солнце,

Расскажи об этом людям,

Ибо они никогда его не видели,

И даже не знают, что это.

 

Если ты когда-нибудь увидишь солнце,

Посмотри в мои глаза, и ты увидишь,

Что я люблю его тоже,

Но не говорю об этом,

Ибо меня сочтут ненормальной.

 

Смейся вместе с ним, ибо нет ничего лучше,

Чем улыбка на лице человека,

И протяни вверх руки,

Если ты когда-нибудь увидишь солнце.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 2,60 из 5)
Загрузка...