Бог из бархана

 

Как всё начинается.

 

Меня зовут Тагыр. Я пишу этот рассказ о себе и о том, что со мной происходит, по указанию Аммалея, старейшины нашей колонии. Он велел мне всё записывать для того, чтобы затем прочесть это вслух прихожанам Норы Закона во время великого праздника начала дождей. Я не знаю, с чего начать, поэтому начну с вещей общеизвестных.

 

Живем мы в нашем поселении скромно, но дружно. На скуку жаловаться не приходится: выживать в наших местах сложно, а работать приходится много. Однако, иногда остается время и для мыслей о вечном. Когда мне приходят в голову кое-какие идеи, я их сразу записываю, чтобы не забыть, потому что частенько забываю даже то, что делал вчера.

 

Сегодня Аммалей пришел к моему участку горы и прочитал, что я там пишу на камне (кое-что личное). Конечно, нельзя приходить и читать, что пишут другие на своих участках: это противозаконно и неэтично. Но Аммалею можно. Во-первых, он старейшина, и ему виднее. Во-вторых, он пережил уже четыре (четыре!!) Сухих сезона. Раньше я считал, что столько живут только животные, вроде ящериц, но, оказывается, и разумные существа могут становиться долгожителями. Когда я думаю, скольку мудрости должно было скопиться в его голове за этот колоссальный срок, меня охватывает трепет.

 

Хотя, как я уже говорил, у нас, чтобы прожить хотя бы один Сухой сезон, приходится потрудиться. Каждый день беспощадно палит солнце, воздух сухой и шершавый как песок, так что, образно говоря, мы по песку ходим и песком же дышим. Это мой первый Сухой сезон и, сказать по правде, всё оказывается даже сложнее, чем я мог себе представить по рассказам матери.

 

Утром, пока солнце ещё не набрало полную силу, я бегу по приятному, прохладному песку на сбор урожая. Я люблю поспать, поэтому обычно прибегаю как раз тогда, когда почти все уже собрались. Мы встаем в шеренгу и отправляемся на поиски Пиик и Пипиик. Названия эти древние, как сама наша раса. Пиик всегда видно издалека, они зелёные, сочные и растут группами, как правило, недалеко от воды, а вот Пипиик могут расти в разных местах и поодиночке, и они почти такие же жёсткие и жёлтые, как песок. Вкусны и те и другие, поэтому, когда кто-то видит одно из растений, он громко кричит, и все бегут туда и собирают, а затем, под бдительным наблюдением старейшин, тащат домой, в Нору Пищи.

 

Старейшины во время сбора пищи нужны, чтобы предупреждать нас о приближении диких животных. Мы всего лишь колония, поэтому у нас нет тех технических новшеств, которые защищают жителей развитых городов. Ни зеркал из плавленого песка, отражающего солнечные лучи так, что они ослепляют и обжигают опасных животных, ни защитного рва вокруг поселения, ни даже ручных молохов - огромнейших ящериц, во много раз больше нас размером, которые охраняют поселения от врагов. Тамагыр, первая песчанка, приручившая молоха, до сих пор упоминается во всех легендах и молитвах.

 

Самое опасное из диких животных - песчаная эфа. Эта змея, поговаривают, охотилась на наших далёких предков еще на заре цивилизации. Сколько наших братьев, разумных и чувствующих, стало жертвой острых зубов этого чудовища! Подумать страшно! А ведь есть еще вараны, хорьки и другие звери. Двариик, управляющий Норой Техники, говорит, что пытается наладить производство песочных зеркал. Говорят, что в больших городах давно есть поточный способ их изготовления, но до нашей глубинки все, как обычно, доходит медленно.

 

Когда мы приносим собранное в Нору Пищи, там собираются все жители, и, после краткой молитвы, читаемой Аммалеем, мы все приступаем к еде. Вчера я украдкой оглядывал собравшихся. Видел Апиика, юношу моего возраста, горячо спорящего о чем-то с Мамляком, своим дружком. Оба при этом встали на задние лапы и шевелили усами - ну вылитые дымчатые фаланги, только волосатых лап не хватает.

 

Между прочим, фаланги совсем не ядовиты, хоть и отвратительны, но детей ими почему-то пугают в каждом поколении. Еще одна странность нашего современного общества: детей пугают тем, что страшно выглядит, а не тем, что действительно убивает. Конечно, хорьки похожи на нас и даже симпатичны. Эфу никто не назовет симпатичной, но ее почти никто и не видел, потому что те, кто видел, уже никому не расскажут. Вараны такие огромные и страшные, что о них боятся говорить даже взрослые.

 

Ну, а фаланги как раз, что надо: отвратительные, не слишком большие и не слишком опасные; этакий эвфемизм в мире хищников. Пугаешь детишек и сам потом можешь заснуть...

 

Отгрызая кусочек зеленого Пиика, я посмотрел на тётушку Мимику и сразу заприметил, что она чем-то взволнована. На протяжении всей трапезы тетушка задумчиво шевелила усами, ушами и носом. А когда старейшины объявили об окончании еды, вдруг поднялась на задние лапы и громко заговорила.

 

Ее речь была неожиданной для всех. Она начала с того, что молитвы наши неверны, что молиться надо не Большому Бархану, не Тамагыру и даже не Великому Предку Песчанке, а единому Богу, создавшему и песчанок, и животных, и песок, и все остальное под небом. Кстати, небо тоже создал он, сказала тётушка Мимика. Тут многие начали возмущаться, но Аммалей всех утихомирил и велел говорить по очереди.

 

В тишине тетушка Мимика продолжила свои удивительные словесные построения. Она много говорила о Боге и о том, как он приходит к ней во сне. Он очень красив и обладает совершенной внешностью, говорила она. У него чистейшая белая шерстка, но при этом ребра выпирают вследствие аскетичной жизни. Ушки у него мягкие и чуткие, лапы - цепкие и сильные, а глаза яркие и блестящие: вся мудрость мира отражается в них. Он придвигается к ней вплотную и говорит, говорит... Его длинные усы колышатся, а острые зубки мелькают в щели рта, который на самом деле суть звездное небо.

 

Он, говорила тётушка, создал нашу вселенную, он положил начало и нашему роду. Наша наука слаба и несовершенна. Она не объясняет ни откуда мы взялись, ни куда уходим. Наш век короток и скоротечен, а частенько дикие животные и природные катастрофы забирают лучших из нас до срока. А вспомнить две печально знаменитые войны, когда разумные песчанки принялись грызть друг друга, словно плотоядные животные, не вняв увещеваниям старейшин, что насилие - прерогатива диких зверей? Сколько нас погибло, и где они теперь?

 

Тётушка Мимика всегда умела управлять вниманием тех, кто её слушает. Я видел грустные лица, опущенные усики, поблекшие от печальных воспоминаний глаза. Да, многие из нас потеряли своих предков в тех кровопролитных, позорных битвах.

 

Вы думаете, они ушли навсегда, исчезли, как их тела? Но это не так! - говорила тетушка, и лица начинали светлеть, глаза раскрывались шире, уши поворачивались в её сторону, стараясь уловить каждое слово.

 

Они в раю, где всегда теплый и мягкий песок, нет хищников, вдоволь сочной зелёной еды, где они вечно живут в уютных темных норах...

 

Тут многие открыто заплакали. Мимика помедлила, царственно оглядела аудиторию и, внезапно начав совсем с другой октавы, заговорила:

 

Вначале был только Бог, и был он совсем один посреди жаркой пустыни, и было ему одиноко. Тогда он решил создать небо и землю...

 

Все разошлись с трапезы, когда уже совсем вечерело, и на землю наступала ночная прохлада. Казалось, даже старейшины были зачарованы рассказом тётушки Мимики. Наконец, Аммалей опомнился и разогнал всех по норам, велев продолжить на следующий день. У выхода из норы он остановил меня. Впервые я видел старейшину так близко. Его шерсть побурела от старости и опыта, одно ухо было порвано - след отгремевших в молодости битв за территорию, зубы были стёрты почти до основания. Но глаза, его глаза! Они смотрели пристально и зорко, словно проникали в самую душу, и становилось не по себе до кончика хвоста...

 

Тагыр, сказал старейшина, что-то меняется в жизни нашего поселения, что-то новое грядет. Ты пишешь лучше других, поэтому должен стать летописцем нашей жизни, чтобы донести память о нас нашим детям и детям наших детей. Иди к своему камню и пиши.

 

И вот на другой день - сегодня - я встал пораньше, добежал до камня и принялся за работу...

___

Вера.

 

Сбор Пиик и Пипиик вчера проходил как-то скомканно. Подозреваю, что все ждали трапезы (это и так всегда происходит) и речи тетушки Мимики, которая говорит последние три дня. Даже старейшины настолько ушли в размышления, что чуть было не пропустили появление хорька. Он пробежал в опасной близости от нас, и все, включая меня, оцепенели от ужаса. Это было словно шквал холодного ливня после Сухого сезона, и с тех пор старейшины были настороже.

 

Признаться, все мы последние дни немного не в себе. Тому виною эти речи, которые будоражат, призывают, обещают, путают все мысли в голове.

 

– Вы должны помогать друг другу, как одна семья. Да не причинит ни одна песчанка вреда другой песчанке, - говорила тетушка Мимика.

 

– А тот, кто причинит вред соседу своему, да будет изгнан из сообщества, ибо доброта к ближнему - лучшее, что отличает разумную песчанку от диких животных, - изрекала тетушка Мимика.

 

– Знание и технический прогресс должны идти вровень с моральным уровнем общества, - поучала тетушка Мимика, - и никогда не должны идти впереди него, чтобы носители этого знания не причинили никому вреда по злому умыслу или по незнанию...

 

Все слушали внимательно, некоторые даже забывали о еде. Толстый Мазиик, который обычно ел за троих, теперь только смотрел на тетушку, приоткрыв рот. Лапа с пучком листьев застыла на полпути, а в глазах его светилась нездешняя мудрость, изрекаемая Мимикой.

 

Почему знание пришло именно к тетушке? Чем она выделилась среди всех нас - обычная песчанка, живущая свой третий Сухой сезон, нарожавшая множество детишек, собравшая в свое время целую нору еды и теперь наслаждающаяся заслуженным отдыхом? Чем, кроме своего ораторского дара, обязана она снизошедшему на неё откровению?

 

Я много думал над тем, что она говорит. Кажется, что все это - и “не причини вреда ближнему своему”, и про моральный уровень общества, - само собой разумеющееся, простые истины. Мама часто говорила, что я наивный, наивный и забывчивый, и ничего не понимаю в реальных отношениях песчанок друг с другом. А мне всегда казалось, что самый минимальный уровень чувствования переживаний других заведомо отрицает любое причинение зла ближнему. Но так уж прав ли был я, полагая, что этот уровень есть у каждого...

 

В тот момент я вспомнил день, когда впервые увидел песочное зеркало. Гладкое, ослепительно пылающее на солнце, словно его земное воплощение, зеркало покоилось на ровной, расчищенной песчаной площадке. Его доставили из крупного города; здесь оно должно было лежать, пока не отдохнут от дороги его хранители, и затем отправиться дальше, к другому городу - месту своего окончательного назначения. Тогда, от разговорчивого хранителя, я с удивлением узнал, что зеркало используется не только против опасных животных, но и против других песчанок.

 

– Оно концентрирует солнечные лучи, когда повернуто под верным углом, и враги вспыхивают, как сухие связки Пипиика, - хвастался хранитель, - Никому не взять штурмом поселение, вооруженное зеркалом и несколькими парами ловких лап!

Он говорил и говорил, а я пытался представить себе, как другая песчанка вспыхивает и горит, как сморщивается и трескается в пламени влажный нос, как шерсть выгорает и как сквозь душераздирающий писк боли слышится вонь горелого мяса...

 

Я повернулся и ушел посередине фразы хранителя, оставив его удивленным и раздосадованным. Он даже нажаловался на меня старейшине. А к утру хранители вместе с зеркалом исчезли - двинулись дальше, к намеченной цели, сквозь песчаные барханы, опасности и лишения пути.

 

Если прогресс привел нас к песочным зеркалам, то что может случиться дальше? Ручные вараны, которых натравливают на врагов-песчанок? Обработанный ядом Пиик? Кипящая вода, заливаемая в семейные норки? Мое воображение отказывается представлять все эти ужасы!

 

Я снова вспоминаю слова Мимики. Ее слова про Бога наполнены таким смыслом, такой образностью! В голове сразу рисуется образ прекрасного, немного печального Бога, создателя вселенной, который стоит на задних лапках и смотрит на меня яркими, выразительными глазами. Влажный нос Бога дёргается, а усы топорщатся во все стороны.

 

– Я создатель неба и земли, луны и звезд - говорит мне Он, - Песка и воды, варана и эфы, Пиика и Пикиика, всего сущего и пребывающего.

 

– Почему мы? - спрашиваю я, а может быть, лишь думаю, что спрашиваю, - Ведь есть большие города, где живут сотни и даже тысячи песчанок, почему Ты решил нести мудрость Твою именно нашему поселению?

 

На лице Господа возникает чуть насмешливое, ласковое выражение, и я снова чувствую себя маленькой новорождённой песчанкой, впервые заглядывающей в глаза матери.

 

– Тебе ещё многое предстоит понять, - произносит Он, и что-то в звуке его голоса настораживает меня, словно он знает, что случится дальше, и в словах его исподволь сквозит неизбывная, щемящая тоска...

 

По дороге с вечернего приема пищи домой меня останавливает Мыяпик, альбинос с красными глазами и редкой белой шерстью, торчащей клочьями в разные стороны. Мыяпик вечно чем-то болен и говорит короткими рублеными фразами, с придыханием, будто ему сложно выговаривать слова или не хватает воздуха.

 

– Тагыр, - пыхтит он, - Мимика собирает всех в Норе Закона (прерывистый вздох), у нее какое-то важное известие!

 

– Хорошо, я буду, - отвечаю я.

 

Мыяпик хочет сказать что-то еще, но в этот момент раздается оглушительный тревожный писк. По его обертонам я понимаю, что на поселение напал хорёк, и изо всех сил бегу на звук. Там уже собралось десятка четыре песчанок. Вижу я и зверя, который находится всего в двадцати - двадцати пяти шагах от нас. Его злобные глаза горят плотоядным огнём, а длинное тело извивается, припав к песку, словно туловище эфы, вверх торчит только пушистый хвост. Он оглушительно шипит.

 

Мы встаем цепочкой, поворачиваемся к хорьку спинами и начинаем скрести задними лапами, закидывая его песком. Песок летит на хищника, и по его недовольному писку я понимаю, что мы достигли цели - запорошили зверю глаза. Хорёк трется мордой о лапы, кубарем катается по земле, но мы лишь удваиваем свои усилия.

 

Раскаленный песок летит сплошной волной и обрушивается на хорька, который раз за разом пытается приблизиться к нам на расстояние прыжка, засыпая его и оставляя на поверхности только хвост и длинную спину. Наконец, в очередной раз выкопавшись из созданного нами рукотворного бархана, зверь отступает и исчезает за дюнами, поняв тщетность своих усилий, а мы облегченно вздыхаем и переглядываемся.

 

На всё это потребовалось не более пары сотен ударов сердца.

 

Я отряхиваюсь и бегу на очистные работы, следуя указаниям подоспевших старейшин. Часть поселения засыпало песком во время последних ветров, и теперь нужно расчищать норки и эвакуировать пострадавших. Работа выматывает и заставляет забыть обо всем. Но где-то на краю сознания я помню этот голос, это лицо...

 

Я присоединяюсь к остальным на очистных работах и активно работаю лапами, выбрасывая песок из засыпанных нор. Правее мой кузен Маатыр нашёл первых пострадавших, и мы спешно переправляем их в Нору Здоровья. Одну из них тащу я вместе с каким-то незнакомцем примерно моего возраста. Жертва стихийного бедствия - пожилая песчанка с длинной волнистой шерстью желтоватого цвета и выразительным лицом - что-то пищит в забытьи. Я прислушиваюсь.

 

– Беда, беда... Скоро беда...

 

И мое сердце сжимается от дурного предчувствия.

___

Беда.

 

Случилось ужасное. Пока мы были на сборе еды, в поселение проник хорёк и утащил тетушку Мимику. Её родственники чудом остались живы, и то только потому, что как раз в это время помогали копать норку Азиику и Мелке, молодожёнам из дружественного семейства. От тетушки Мимики, нашей наставницы, посланницы Бога на земле, остались только несколько пятен крови на утоптанном песке...

 

Это горе сразило всех. Не было никого, кто остался бы равнодушным. Собралась вся община, и в память о тётушке Мимике принесли в жертву несколько пучков еды. Их развеяли по ветру наши старейшины, а Аммалей произнес небольшую речь о том, что лучшие уходят первыми, и что мы должны свято помнить и чтить то знание, которое тетушка успела нам передать.

 

Всё поселение опустело - все обитатели, кроме нескольких стражей, чьи темные силуэты торчат за дальними барханами, собралось здесь. Мы все хором торжественно клянёмся следовать учению, которое принесла нам тетушка, и почитать Бога, говорившего с нами через её уста. Сухой горячий ветер вторит нам своими завываниями. После публичной клятвы собравшиеся разбиваются на группки и обсуждают то, что нам успела сообщить Мимика о морали, Боге и жизни после смерти. Самая крупная группа собралась под предводительством Азипика, крупного самца с короткой жёсткой шерстью и большим серым пятном на боку. Они ожесточенно спорят, машут лапами и шевелят усами.

 

До меня сквозь вой ветра и шелест песчаных дюн доносится что-то вроде: “Она учила”, “Ты должен” и “Мы сможем”. Другие группы более малочисленны, но и они настроены весьма решительно. Не прислушиваясь к их разговорам, я бегу в свою нору отдыхать. Ясно, что работа на сегодня окончена.

 

В разгар полуденного сна в нору вдруг просовывается нос Азипика. Его блестящие глаза оглядывают обстановку и останавливаются на мне.

 

– Тагыр, - говорит он, - Ты нам нужен, пойдем.

 

Я, ещё не проснувшись, послушно вылезаю из норы и вижу, что перед ней собралась целая толпа - группа Азипика выросла в несколько раз. Все они смотрят на меня. Мне становится не по себе.

 

Тагыр, - обращается ко мне Азипик, - Рассуди нас. Некоторые из нас говорят, что тётушка Мимика считала Бога нашим прародителем. Согласись, это было бы логично. А некоторые, - тут он неуклюже взмахнул лапой в сторону четырёх-пяти песчанок, стоявших в некотором удалении от основной группы, - Некоторые утверждают, что Он нас просто создал, но в родстве с нами не состоит. А ты как считаешь?

 

Я не знаю, то ответить, потому что на эту тему никогда не размышлял. Пока я думаю над своим ответом, Азипик нетерпеливо произносит: “Ты ведь согласен, что, по описанию тётушки, Он очень похож на нас?”

 

Я соглашаюсь.

 

– А значит, Он наверняка является нам если не прямым предком, то уж двоюродным точно, - подытоживает Азипик. Усы его дергаются от нетерпеливого ожидания.

 

Я не нахожу ничего лучше, чем промямлить что-то утвердительное.

– Он с нами! Он согласен! - ликующе восклицает Азипик, и его часть группы подпрыгивает на месте и машет хвостами от восторга. Недовольные сверлят меня ненавидящим взором и ретируются в сторону Норы Закона. Среди них я узнаю своего дядю, Апигыра. Его глаза наиболее красноречиво говорят мне о его чувствах.

 

– Пойдём с нами, - продолжает Азипик, - Мы будем нести истину неверующим.

 

А если они не захотят слушать? - спрашиваю я и осекаюсь, видя, как искажается лицо моего собеседника.

 

– А если не захотят, - будут врагами поселения. Это им не утренний сбор Пипиика. Тут вопрос добра и зла, света и тьмы. Вопрос спасения их душ.

 

– Спасении? От кого? - открываю я рот, но вся группа, как по команде, уже развернулась и бежит в ту же сторону, куда до этого ушли недовольные. Кажется, что-то назревает в Норе Закона. Я вздыхаю и бегу следом, взметая опущенным кончиком хвоста хоровод лёгких песчинок.

 

Нора Закона ярко освещена системой маленьких тусклых песочных зеркал (похоже, старейшины отрыли неприкосновенные запасы поселения) и, судя по гомону и возне, внутри собралась чуть ли не вся колония. Нора Закона (пишу об этом, потому что Аммалей велел описывать всё подробно, даже общеизвестные вещи) представляет собой большой зал овальной формы, расширяющийся с одного, дальнего от входа, конца. С одной стороны располагается вход - длинный тоннель, по которому от поверхности земли приходиться бежать почти тысячу шагов. С другой стороны, в дальнем конце, из утоптанного песка сделан помост, на котором обычно выступают старейшины или ораторы.

 

На помосте настоящая свалка: несколько песчанок борются за право выступать перед толпой сородичей, напряжённо застывших перед возвышением. Я вижу в этой толпе множество знакомых лиц: здесь и тетушка Имдика, и кузен Маатыр, и даже - тут я вздрагиваю - старейшина Аммалей! Что должно было случиться, чтобы старейшина ушёл со своего законного места на помосте и стал одним из простых слушателей!

 

На возвышении я тоже вижу знакомые черты - в первую очередь, Азипика, он что-то ожесточенно доказывает своему собеседнику: его морда морщится в активной жестикуляции, усы распушились. Есть там и мой дядя, Апигыр, произносящий речь перед группой товарищей. Первым моим желанием становится поспешить к нему, но потом я вспоминаю, что он вряд ли будет рад видеть меня после произошедшего.

 

Наконец, Азипик оттесняет остальных и, под прикрытием своих соратников, воинственно поглядывающих на окружающую их толпу, выступает к центру песчаного помоста.

 

– Собратья! - почти кричит он, и его голос разносится по всей Норе Закона, отражённый нарочно спроектированными для этого стенами, - Мы живем в смутное время! Наша мать и пророк Мимика погибла, погубленная происками тёмных сил!

 

Я отмечаю про себя, что он почему-то называет хорька тёмной силой, но пока я думаю на эту тему, Азипик продолжает.

 

– Кто виноват в этой трагедии? Я скажу вам, кто! Виноваты те из нас, кто не прислушался вовремя к учению святой Мимики! Виноваты те, кто, вопреки её учению, не поверил в то, что Бог есть наш прямой предок, не возлюбил других песчанок достаточно сильно, не вознёсся над низменными потребностями и не впустил в свое сердце божественную любовь!

 

Тут он сделал паузу и оглядел зал, хранящий молчание. Морда Азипика налилась кровью, кончик хвоста подрагивал.

 

– Для того, чтобы найти виноватых, мы должны быть настороже - ибо зло не дремлет, как учила нас Мимика!

 

Я попытался вспомнить, когда тётушка говорила о том, что зло не дремлет. Попытался - и не смог. Совсем дурная у меня память.

 

– Да-да! - снова раздался со сцены голос Азипика, - Не далее, как вчера я видел Сиапика, который копал что-то в песке, и это что-то не было ни норой, ни едой. Что же это было, скажи нам, Сиапик?

 

Толпа, вся как один, повернулась в сторону толстенького юноши с длинной волнистой шерстью, стоявшего на краю нашей части сборища. Сиапик дрожал от нервного напряжения, уши его непрерывно двигались, а хвост колотил по полу.

 

– Я... Я... Не помню, что я копал. Наверное, просто играл, - тихим, таким жалким после громогласных возгласов Азипика голосом проговорил он.

 

– Он просто играл! Вы слышите! - Азипик расхохотался, - А что делал ты вчера во время сбора еды, Тапигыр?

 

Головы повернулись к худенькому парнишке с длинной шерстью и торчащими вверх ушами.

 

– Я не помню, - озадаченно проговорил он без признаков страха в голосе, - Наверное, как раз в это время я помогал копать нору своей тётушке Маалике.

 

– Маалика! - практически без паузы прогремел с помоста Азипик, - Маалика, покажись нам!

 

Спустя десяток долгих ударов сердца через толпу пробилась низенькая пожилая песчанка с длинным, чересчур розовым хвостом. Она выжидательно смотрела на Азипика.

 

Тот выдержал длинную паузу, по-видимому, наслаждаясь волнением окружающих.

 

– Скажите мне, братья и сестры, - начал он наконец тихим и зловещим голосом, - Что общего у Тапигыра, его тётушки Маалики и нашего дорогого Сиапика?

 

Толпа замерла в недоумении. Некоторые, я видел, разглядывали всех троих по очереди, силясь найти сходства, некоторые молча ждали продолжения. Я перевел взгляд на Азипика - старался проникнуть в его мысли, сфокусировав на нём взгляд, как меня учила мать. Но в этот раз ничего не вышло. Пока я пялился на Азипика, тот наконец продолжил:

 

– Я скажу вам, что у них общего. Длинная шерсть! Они длинношёрстные, и они и есть истинные предатели нашей веры, вместе с уродами-альбиносами! Они убили Мимику!

 

Полное молчание, длившееся несколько ударов сердца, затем взорвалось криками восторга, одобрения и негодования. Толпа в зале пришла в движение, разделяясь. Признаться, я настолько растерялся, что смотрел на всё это, раскрыв рот, а когда пришёл в себя, то обнаружил, что окружён длинношёрстными песчанками. Среди нашей (их!) толпы было также несколько альбиносов с белой шерстью и красными глазами. Все они с ненавистью смотрели на своих противников, гораздо более многочисленных, столпившихся на другой стороне зала.

 

Я вырвался из окружившей меня толпы и перебежал на другую сторону, к тем, кого стал называть “своими”. Краем глаза я заметил, что так же сделали еще несколько замешкавшихся короткошёрстных.

 

Не буду писать о том ужасном позоре, который последовал потом, о взаимных обвинениях и грязной ругани. Не выдержав разлившегося по норе напряжения и ненависти, я незаметно выбежал наружу. Солнце светило и палило вовсю, словно огромное небесное песочное зеркало.

___

Неизвестность.

 

Сегодня на сбор еды никто не вышел, как и на расчистку занесённых песком норок. Зато дебаты в Норе Закона продолжаются со вчерашнего вечера. Выступали уже по меньшей мере двадцать или тридцать ораторов, некоторые по два или три раза. Азипик кричит громче всех, но и он, похоже, несколько подавлен количеством желающих выступить.

 

По итогам обсуждений, кажется, можно выделить три группировки, которые по-разному толкуют учение тётушки. Первая - это группа Азипика, которая считает, что Бог - наш непосредственный предок, вознёсшийся на небеса после благочестивой жизни.

 

Им противостоит группа моего дяди Апигыра, который указывает на очевидное логическое несоответствие теории Азипика и аксиомы о том, что Бог создал все сущее. Группа дяди считает, что Бог трансцендентен и к песчанкам относится исключительно с той точки зрения, что создал их где-то между эфами и хорьками. Однако, песчанки - несомненно, лучшие из Его творений.

 

Наконец, третья группа, которую возглавила хорошенькая Пипийра с влажным носиком и пушистыми длинными усами, состоит из тех, кто считает Бога творцом всех живых существ, жившим когда-то на земле, а песчанок - венцом Его творения, избранниками Божьими, созданными нарочно для управления всеми дикими животными.

 

Я не говорю про длинношёрстных и альбиносов. Их давно нет в Норе Закона, все они ушли в первый же день. Ушли организованно, толпой, захватив с собой вещи и припасы. Я до сих пор помню обжигающие ненавистью взгляды уходящих. Нас стало намного меньше, тропинки и площадки опустели. Покинутые норы постепенно заносит песком...

 

Собрание сегодня закончилось только с наступлением темноты. Звезды, яркие и пронзительные, как всегда, впивались в землю своим серебристым холодным огнём. Я некоторое время смотрел на небо перед тем, как залезть в свою норку.

 

Глядя на звезды, я пытался представить себе где-то там, между этими холодными огнями, Бога, создавшего небо и землю. Бога с мокрым носом, усами, лапами... В общем, нормальную песчанку. Пытался - и не мог. Нечего песчанке делать там, среди звезд. Может быть, Апигыр прав и Он не имеет к нам никакого отношения? Но зачем тогда ему поклоняться? Только за то, что он создал небо и землю, и нас, а заодно и тех, кто нас убивает? Мы - случайный результат, побочный эффект творения, или всё же нечто большее? К таким размышлениям я не привык, и скоро заболела голова.

 

Немного погодя я уже лежал в своей норе и вспоминал, как закончилось собрание. Группировка Азипика демонстративно покинула Нору Закона первой, бросив напоследок несколько угроз в сторону оставшихся. Красавица Пипийра не спешила вступать в конфликты, о чём-то увлечённо рассказывая членам своей группы, сгрудившимся вокруг нее, словно маленькие дети вокруг матери в первые две недели после рождения.

Что касается Апигыра, то он формально был, но, судя по его виду, совсем не чувствовал себя победителем: на лице его была написана неуверенность.

 

Ночью я проснулся от громкого шума и криков. Как-то раз, когда я был совсем маленьким, в поселение заползла змея. Как только её обнаружили, начался переполох, испуганные жители выбегали из своих нор и носились по территории поселения, пища от ужаса.

 

Змея, должно быть, испугалась поднявшейся суеты и вибраций почвы не меньше нас самих и попыталась укрыться в ближайшей норе, которая, на её беду, оказалась норой тетушки Селики, известной своим дурным характером и к тому же плохо слышашей. Тетушка Селика не успела покинуть своё жилище и, увидев незваную гостью, принялась избивать змею чем придется и гналась потом за ней до самой границы поселения.

 

Змея, позорно ретировавшаяся за барханы, оказалась неядовитым полозом, но в ту ночь я испытал невиданный прежде страх. Мама подталкивала меня носом, и я бежал вместе со всеми туда, где, словно призрак, маячила фигура Аммалея, уже тогда бывшего старейшиной. Аммалей кричал и подзывал всех к себе. Звезды холодно сияли - совсем как сегодня, а за спиной я почти слышал приближающееся шипение змеи, а кожей чувствовал панический ужас остальных.

 

Когда мы добежали, я совершенно запыхался, бока мои часто вздымались и опадали. Аммалей стоял и смотрел прямо на нас, и его призрачный силуэт был чётко очерчен звездным светом на фоне слабо фосфорецировавшего песка. Я подбежал к нему, и его лицо, чёрное на фоне светящейся луны, казалось почти зловещим.

 

– Запомни, Тагыр, - сурово промолвил призрак, - Опасно не то, что приходит из песков, но то, что рождается в норе!

 

Затем поток песчанок понёс меня дальше, к Норе Пищи, где все прятались от опасности, а мать подталкивала меня носом, чтобы я не отставал...

Я долго думал над словами старейшины, но смысла в них найти так и не сумел.

 

Крики усилились и приблизились. Я осторожно высунул нос наружу и увидел толпу, собравшуюся между моей норкой и жилищем моей двоюродной сестры Мицики. Луна вдруг вышла из-за облака, и я отчётливее увидел две группы, стоявшие друг напротив друга. Одной предводительствовал Азипик, другой - Пипийра, за ними обеими сгрудились последователи. По напряжённым телам и дрожащим от возбуждения кончикам хвостов я понял, что дело серьёзно.

 

Я тихонько выполз из своей норы и осторожно, стараясь не привлекать лишнего внимания, приблизился к спорящим. Выглянул из-за ближайшей кучки песка, закрывавщей меня от их взглядов, и прислушался. Я не мог разобрать каждое слово, доносились лишь отдельные фразы и выкрики Азипика: “Предаешь святое...” и “Никогда не...”, затем последовало молчание, длившееся несколько секунд, и прозвучал тихий, звонкий голосок Пипийры. Я перебежал чуть ближе и спрятался за кучей отбросов, источавщих неприятный гнилостный запах. Да, мусор с территории поселения из-за всех этих событий не выносили уже давно...

 

– Неужели ты и впрямь думаешь, что сможешь управлять поселением, прикрываясь учением тётушки Мимики? - говорила Пипийра, - Ты считаешь, что другие не видят твоих истинных намерений?

 

Признаться, эта фраза поставила меня в тупик. Я не понимал, о каких таких намерениях Азипика она говорит, и еще сильнее обратился в слух.

 

– ...чушь полную, - почти шипел в ответ Пипийре разозленный Азипик, - Мои цели чисты, как твоя драгоценная шёрстка, красотка. Я лишь хочу донести учение Мимики до наших собратьев, не извращая его, как это делаете вы, глупые песча...

 

– Да что ты говоришь! - перебила его Пипийра. Было видно, что и она начинает нервничать: “Какое отношение твое предложение ввести в поселении военное положение имеет к учению тётушки?”

 

– Военное положение, - наседал Азипик, подавшись вперед и нависая всем телом над маленькой Пипийрой, - Необходимо, потому что вы, как тупые тушканчики, второй день грызётесь друг с другом! Посмотри - еды нет, мусор лежит неубранным (в этот момент они оба повернулись прямо в сторону моей мусорной кучи, но меня, по какой-то счастливой случайности, не заметили), жители до хрипоты спорят в Норе Закона. Нужен лидер, который смог бы восстановить порядок, и который...

 

– Был бы тобой? - снова перебила Пипийра вкрадчивым тоном.

 

Азипик насупился.

 

– Почему бы и нет, - промолвил он, глядя прямо в прекрасные даже сейчас глаза Пипийры, - Кто-то же должен.

 

Она, ни слова не говоря, развернулась и побежала прочь: то ли в свою нору, где жила вместе с престарелой матерью, то ли к Норе Закона. Азипик постоял некоторое время, глядя в одну точку на песке, а затем припустил следом.

 

Я только тогда понял, что последние несколько ударов сердца не дышал, и с шумом втянул в себя воздух. Постояв на месте и ничего больше не услышав, я отправился в свою нору - досыпать. Что же будет завтра!

____

Исход.

 

Я пишу эти строки, собираясь навсегда покинуть наше поселение. Покидаю я его потому, что поселения более не существует, и только ветер гоняет песок по дорожкам для прогулок, площадкам для отдыха, складам для еды и мусора, по таким знакомым норкам друзей и родных... По всему тому, что всю жизнь было для меня домом.

 

Утром я, очень голодный, все же направился первым делом к Норе Закона. Как оказалось, нора просто не смогла вместить всех, поэтому совет происходил на площадке перед нею, окружённой целой толпой моих сородичей. Из центра сборища доносились резкие звуки, шлепки и выкрики. Я ничего не видел из-за бесконечных рядов спин, ушей и подрагивающих от возбуждения хвостов. Кое-как, пользуясь преимуществами своей природной могучей комплекции, я пробился в первые ряды и увидел нечто ужасное: две группы песчанок сцепились между собой - мелькали острые зубы и короткие коготки, кое-где песок пропитался первой кровью.

 

Сейчас я понимаю, что должен был выйти к дерущимся, обратиться к их лидерам, попытаться сделать хоть что-нибудь! Но, как говорила моя мама, я слишком слаб духом, слаб и наивен. Я просто стоял и смотрел на происходящее передо мною побоище, дрожа всем своим телом.

 

Среди мешанины тел я внезапно различил и Пипийру, и Азипика - они сражались в первых рядах, покрытые кровью. Налитые яростью глаза Азипика рыскали по сторонам, отыскивая соперницу. Вот на него бросилась какая-то песчанка, сторонник Пипийры, которого я не смог опознать со спины. Азипик отмахнулся когтистой лапой и попал врагу прямо по влажному носу. Тот испустил отчаянный писк, на мгновение затмивший общий шум побоища, и исчез в общей свалке.

Азипик продолжал искать глазами Пипийру, и внезапно по его глазам и хищно зашевелившимся усам я понял, что он нашел.

 

Я тоже смотрел прямо на нее - маленькую и изящную Пипийру, которая по окончанию этого сухого сезона должна была начать подыскивать себе жениха среди сородичей, Пипийру с белоснежной шерсткой с розовым носиком... Она всегда нравилась мне. Но сейчас Пипийра была покрыта кровью, своей или чужой, а ее глаза сверкали блеском, напомнившим мне недавно напавшего на нас хорька... Она тоже заметила Азипика и внезапно сделала какой-то знак лапой стоявшей поодаль большой группе песчанок, которых я не приметил сразу. Среди них я с удивлением увидел Двариика, нашего гения из Норы Техники. Лицо у него было унылое.

 

И тут - о, ужас! - они уцепились лапами за что-то, скрытое слоем песка, и принялись поднимать его. Я видел их перекошенные от напряжения лица, побелевшие пальцы и обломанные коготки, схватившиеся за края этого НЕЧТО. Они поднимали его всё выше и выше, и в какой-то момент я понял, что это.

 

– Оххх! - прокатился по толпе зрителей общий вздох.

 

Оно ярко засверкало, когда последние песчинки упали с его неестественно гладкой поверхности. Песочное зеркало! Его огромная, ослепительно сверкающая поверхность, постепенно вырастая над нами, будто засасывала в себя лучи поднимающегося к зениту солнца, превращая их в бушующее протуберанцами ярко-жёлтое пламя. Они поднимали зеркало все выше и выше, затем направили на замершую, словно позабывшую о разногласиях и распрях толпу. В центре толпы я различил фигуру Азипика, поднявшего голову к зеркалу, превратившуюся в неподвижную, залитую светом статую. Возле зеркала я заметил движение - с другой стороны к нему подошла Пипийра, её белая шерстка лоснилась в тех местах, где не была заляпана кровью. Улыбаясь, она дотронулась лапой до рычажка где-то на обратной поверхности гигантской фигуры зеркала. В то же мгновение сияние сконцентрировалось в один убийственно яркий луч, упавший прямо на Азипика. Того мгновенно охватило пламя.

 

Толпа ринулась в стороны, не разбирая, кто свой, а кто чужой. Некоторые песчанки загорелись вместе с Азипиком и теперь катались по песку, пытаясь загасить огонь с помощью своих товарищей. Отчаянный писк прозвучал и вскоре прервался. Всё завершилось за пару мгновений - вместо Азипика на песке дымилась кучка пепла, которая уже никогда и ничего не скажет, не подумает и не решит за всех.

 

Несколько секунд все стояли не двигаясь, словно в детской игре “Раз песчанка, два песчанка”, а затем толпа бросилась за стену огня, туда, где пряталась Пипийра и команда зеркала. Я не стал смотреть, как они разрывают её белую шкурку, как терзают хорошенькую головку и тонкие лапки. Я просто не мог смотреть и отвернулся.

 

Когда всё закончилось, мы собрались на совет возле Норы Пищи (Нору Закона все негласно обходили стороной). Решено было всем переселиться в город, находящийся в неделе пути на запад.

 

Апигыр, мой дядя, взялся повести нас за собой. И вот, после краткого прощания с родными норками, площадями и тропинками, все собрались, стараясь не смотреть туда, где до сих пор сверкало на солнце зеркало, возле которого на земле лежали маленькие комочки будто бы птичьего пуха.

 

Апигыр обратился к нам всем с такой речью:

 

– Соплеменники! Друзья и родные! Всем нам было очень тяжело последние дни, со дня гибели тётушки Мимики и до сегодняшней позорной, ужасной резни. Но теперь пришла новая эпоха - время справедливости, милосердия и досконального следования заветам тётушки.

 

Апигыр помолчал, словно отдыхая, затем продолжил:

 

– Братья и сестры! Сегодня я призываю вас к новой жизни, наполненной Божественным присутствием! Мы ведь знаем, что Бог - не такой, как мы, он создал и нас, и всех остальных тварей. Но мы - его возлюбленные творения! Давайте же донесём милосердие, данное нам Богом через тётушку Мимику, до горожан!

 

Тут он замолчал и обвёл притихших слушателей тяжёлым взглядом. Мне показалось, что он смотрит прямо на меня.

 

– Мы заставим их услышать голос свыше, как слышим его мы сами!

 

И двумя величественными движениями лап Апигыр дал знак нескольким песчанкам, сгрудившимся за его спиной, поднять и подготовить для переноски песочное зеркало.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...