Ой, то не ветер во поле свищет, да не нелюдь по лесу рыщет –

Дивным мороком да над городом, ранним холодом, тёрпким солодом

Льётся сказ мой, да плачем-проводом….

Земля вспахана, не напоена, да душа её не успокоена – мукой взрезана, да не скроена…

Грянусь оземь я, стану вороном, на крылах моих – месяц сонный.

В ночь, объятую сладкой дрёмою, вам слова скажу потаённые.

Окутал вечер сонными путами деревню. Светятся глазами-окнами избы, перемигиваются, словно сговариваются о чём тайном, да гаснут. Кричит ночная птица, тревожа покой. Час поздний, отходит весь честный рабочий люд ко сну, кому вставать с первыми петухами, да только не всем сон идёт.

Горит свет в одной избе на краю деревни – не угасает. Сидят в тесной горнице над свечой три девицы, да сговор ведут сердечный.

- Любуша, Русана, скажите – как мне быть? Что не делаю – не видит меня Жизнебор! Перед другими девицами на вечерницах соловьём разливается, песни им поёт сладкие, речи ведёт любовные. А что же я? Неужели я совсем непригожа? Почему я ему не люба? – Катятся слёзы по побледневшим щекам, меркнут яркие звёзды в глазах, когда сердце девичье печалится.

- Ты не думай о нём, сестрица! Не стоит он слёз твоих. – Отвечает Русана. - Любы Жизнебору все девицы, ни одну не выберет, со всеми милуется. Словно красу их пьёт-попивает, румянцем свежим любуется. Да ты же знаешь – коли всем принадлежит, так и ничей. И тебе он такой не нужен. Успокой, родная, своё сердечко. Забудутся скоро твои печали.

- Легко слово молвить, коли печаль не твоя! – Заливается Бажена слезами пуще прежнего. – А вот не мила мне жизнь без него!

- Не говори так, Бажена! Горе накликаешь, погубишь ты жизнь свою молодую. А чем печалится да слёзы лить, сходи лучше к бабе Чарне. Может, знает она зелье приворотное или чары любовные. Коли уж так тебе без Жизнебора-то жизнь не мила, чем не выход?

Призадумалась Бажена, слёзы вытерла. Сердце такому решению радуется, да боязно. Кличут лекарку Чарну в деревне ведьмой. А ну как она не помочь, а навредить захочет? Или поглумится. Порчу нашлёт или того хуже – в гада ползучего превратит? Боязно, боязно Бажене. Да только сердце неугомонное – что ему ведьма? Оно всё о Жизнеборе ненаглядном мечтает.

- Пойду. – Говорит Бажена. – Завтра поутру пойду к ней. Совета спрошу.

Переглянулись Любуша с Русаной, сами о своём совете уж жалеют. Да только видят – смотрит Бажена упрямо, не переменит своего решения.

- Только ты, сестрица, осторожна будь! – Говорит Любуша. – Как запросит баба Чарна плату, ты ей всего наперёд не обещай. Кто знает, как дело обернётся и чем она тебе платить загадает.

Но Бажена уже ничего не слышит. Поутру всё решится. Поутру.

***

Только солнца лучи горизонт вызолотили, небо высветили, идёт Бажена за околицу, ногами босыми по росе холодной ступает. А за околицей луг зеленеет, ветерок травами шепчет, зарянки перекликаются. Легко Бажене утренним воздухом дышится, своего решения она уже так не страшится – унесла все её страхи ночь. А за лугом лес начинается. Высятся сосны грозными стражами, кроной качают укоризненно. А под соснами перед лесом избушка ютится. Маленькая, обветшалая, сруб старый уже. Над трубой дымок курится: значит, дома хозяйка.

Стучится Бажена неуверенно в дверь, прислушивается. Тихо в доме, не скрипят половицы под хозяйкиными шагами. Только прильнула Бажена ухом к двери, чтоб звук какой-то расслышать, отворяется дверь. Стоит на пороге баба Чарна – нос крючком, волосы взлохмачены, на губе бородавка. Отступила Бажена. Уж до чего страшна баба Чарна. И вправду на ведьму похожа. Да только кто ей кроме ведьмы и помочь-то сумеет?

А старуха на Бажену смотрит, улыбается приветливо, головой кивает.

- Заходи девица, заходи красавица! Про печаль свою рассказывай. Чем смогу – помогу. Не смогу – так не солгу.

Переступила Бажена порог, избу старухи осматривает, дивится. Висят под потолком травы сушёные, дух от них тёрпкий идёт, голову кружит. По полкам настенным склянки всякие расставлены с мазями да настойками, а может и с зельями колдовскими, уж больно некоторые склянки даже на вид мерзкие. По углам избы да на печи тряпьё какое-то навалено, да то ли Бажене мерещится, то ли шевелиться оно вдруг начинает. Прижалась Бажена в испуге к стене. Тут на печи в углу ком тьмы развернулся. Хотела Бажена закричать, да глядит – обернулся ком котом чёрным да с печи спрыгнул. К Бажене подошёл, ластится, о ноги трётся, глаза янтарные щурит. Вздохнула девушка с облегчением, на колени опустилась кота погладить, за ушком почесать. А ушко-то правое у кота чудное - всё черное, а кончик светлый, словно сединой выбеленный. Подивилась Бажена, с колен поднялась да на бабу Чарну смотрит.

- Я к вам, бабуся, за советом пришла. Люб мне молодец Жизнебор, да только в сторону мою и глядеть не желает. Как мне быть?

Глядит Бажена на старуху с трепетом, руки к сердцу прижимает, а Чарна, знай, улыбается. Кот чёрный всё вокруг девушки снуёт, ласки просит.

- Ты, девица, не печалься, я тебе помочь сумею. Ты возьми эту свечу да ступай домой. Как солнце вечером за горизонт опустится, зажги её да слова потаённые скажи:

Ой, гори-гори огонь,

Да любимого не тронь.

Ты ему в ночи свети,

Да ко мне же приведи,

Верным светом через тьму

Путь ты озари ему.

И как выйдет ночи срок,

Ступай милый на порог!

А тогда садись спиной к двери и жди. Как свеча догорит, станут к тебе в двери тёмные силы стучаться, голосами разными звать, посулы всякие шептать. Только ты тех голосов не слушай, да двери никому не отпирай, не то смерть свою встретишь. А как забрезжит рассвет, да луч солнца первый мир осветит, так и сгинет вся нечисть, и постучит к тебе твой ненаглядный. Смело дверь ему тогда открывай, да молодца привечай.

Взяла Бажена свечу, в кулаке зажала. А пыльцы дрожат, дыхание перехватывает.

- Спасибо тебе, бабуся! Только вот не знаю, как тебя благодарить … - Молвит Бажена, а сама рукой к поясу тянется, где монета ценная зашита.

Только старуха руку девицы перехватила, смотрит ей в глаза лукаво, а сама говорит:

- Ты благодарность свою побереги, да монеты звонкой не сули. Не такая у меня плата. Милого своего приворожить сумей. А там, глядишь, и сочтёмся. Согласна ль ты, девица?

Кивнула Бажена испуганно, к двери пятится. А кот черный всё под ногами вертится, мурчит, взглядом острым Бажениного взгляда ищет. Чарна на кота шикнула, кулаком погрозила.

- Ступай, девица. Ворожи своё счастье.

Выскочила девушка за порог, бросилась бежать домой, словно нечисть за ней уж гонится, на пятки наступает. Прибежала в избу, себя не помня, да так без сознания в сенях и упала.

***

Прошёл день для Бажены как во сне. За какое дело не примется – всё из рук валится, сёстры косятся да выспрашивать не решаются. И молчит Бажена, боится ворожбой ведьмовской поделиться, чтоб не стали её сёстры отговаривать.

Ушло солнце за горизонт до утра почивать, уснули и Баженины сёстры. Прилегла и Бажена, спящей притворяется, чтоб сестёр не тревожить. Да только заснули они, вскочила девушка, кинулась в сени. На лаве свечу, ведьмой данную, пристроила, фитилёк зажгла. Вспыхнула свечка ярким пламенем, да не жёлтым, а алым. Все сени ярко озарила. Села тогда Бажена на пол лицом к свече, спиной к двери, да слова потаённые произнесла:

Ой, гори-гори огонь,

Да любимого не тронь.

Ты ему в ночи свети,

Да ко мне же приведи,

Верным светом через тьму

Путь ты озари ему.

И как выйдет ночи срок,

Ступай милый на порог!

Льются слова ведьмовские, словно песня, взвивается пламя свечи алое, пляшет затейливо. Дивится Бажена, а у самой сердце от страха замирает. Тени странные по углам ворочаются, змеиным клубком сплетаются, на пламя шипят.

Горела свеча ярко, да не долго. А как вышел её срок, сразу что-то за дверью заскреблось, забеспокоилось. Поползли понад стенкою шорохи странные, да замелькали во тьме сполохи тревожные.

Вдруг стучится кто-то. Мягко так, вкрадчиво. Застыла Бажена недвижима в тёмных сенях, шевельнуться боится. Тут из-за двери голос слышится:

- Открой сестрица, открой родимая! Что же ты нас в ночь на дворе оставила на погибель верную! Силе нечистой над нами глумиться позволишь?

Дрожит Бажена, а себе шепчет тихо:

- Спят мои сёстры дома.

Затихают тогда голоса сестёр за дверью, да другой голос, с детства знакомый да ласковый зовёт девушку:

- Открой, доченька! Открой, Бажена моя ненаглядная! Сколько лет я тебя не видела! Дай хоть взглянуть в глаза родные! Сколько с сёстрами вы сами намучились! Да только конец пришёл вашему горю! Вернулись мы с отцом к вам, доченькам нашим родимым!

Катятся слёзы горькие по щекам Бажены, да шепчет себе девушка:

- Мертва моя матушка, мертв мой батюшка, нет им с того света возврату.

Вдруг заплакал за дверью младенец громко. Кричит дитя, надрывается, словно режут его живого ножом. Нечисть в дверь стучится, просится, на сотни голосов умоляет, на тысячу голосов грозится. Скрипит дверь, ходит засов в петле, да не сломить нечистым силам доски деревянной, как и твёрдости Бажениной.

Так и ночь к исходу подходит. Сидит Бажена бледная, как из мрамора изваяна. Вот уж, кажется, и тени по углам не беснуются. Поредел за окнами мрак. Солнце красное бочком горизонт снизу подперло, разлило предрассветное марево.

Тут вновь стук. Без спешки, и голоса молчат.

«Ужели рассвет?» - думает Бажена. – «Ужели я это пережила-вытерпела?»

А за дверью тихо.

- Кто… Кто пришёл ко мне? – Девица молвила.

И раздался из-за двери голос любимого:

- Это я, Жизнебор! Открывай, душа моя! Жить без тебя не могу, ненаглядная. Пусти пред светлы очи.

Встрепенулось сердце девичье, поднялась Бажена да к двери тянется. Вскрикнула птица где-то поодаль жалобно, застонала, как душа мёртвая младенца некрещёного. Только где там уж влюблённой про осторожность помнить. Всю ночь ждала-мучилась, все глаза выплакала… Марево рассвета багряное уж зажглось. Распахнула Бажена дверь любимому, да едва шагнула к нему за порог, глядит – Жизнебор ей усмехается, зубы все во рту остро заточены, да кровь горячая с них ещё капает. А за спиной его нечисть пляшет-беснуется, да удачу свою празднует.

Хотела Бажена закричать – голос ослушался, хотела побежать - ноги отнялись. Так и упала к жениху-кровососу в объятия. Тут луч первый землю высветил, отступила ночь окончательно. Всполошилась нечисть, ощерилась, добычу свою схватила да под землю сгинула.

***

Стоит плач над деревней день и ночь. Голосят сёстры Баженины, сестрицу свою оплакивают, долю её несчастную проклинают. Сгинула. А куда – неведомо. Жизнебора – молодца тоже не видать, да только не кому о нём голосить-то особенно, пришлый он был в деревне. Девицы-красавицы утешились быстро, новых себе дружков сыскали. А Любуша да Русана о сестре всё горюют. Плакали-тужили, думали –гадали, да и к ведьме за ответом пойти решили.

Идут лугом, лес волнуется, ветер кроны клонит, да не клонятся сосны. Избушка ещё боле обветшала, скособочилась, только хозяйка улыбчива, да приветлива, девиц к себе зазывает.

- Заходите девицы, заходите красавицы! Про печаль свою рассказывайте. Чем смогу – помогу. Не смогу – так не солгу.

Войти девицы не решаются, у порога остались, да бабу Чарну пытают:

- Приходила ль к тебе сестрица наша Бажена? Не просила ль помощи?

- Помню девицу, помню красавицу. Приходила, любого приворожить просила. Да только сама она им была приворожена. В сердце девичьем был гость непрошенный. Да много ль такому славному молодцу для ворожбы надо. Все красавицы его были, только он Бажену вашу себе в невесты приметил. Не замечал, не замечал, да приветил. Привел её Жизнебор, верно, в свой дом. Вы их счастью не мешайте.

Слушают сестрицы, да не знают – радоваться, аль печалиться. Где тот дом, куда сестрицу их привели? Хорошо ль ей там?

Мнутся сестрицы на пороге, да не знают, как бы бабку им ещё про сестрицу выспросить. А по подоконнику кот чёрный ходит, спину выгибает, ушами поводит, словно к разговору прислушивается.

- Как бы нам всё-таки навестить свою сестрицу Бажену? – Говорит Русана. – Мы б на неё с женихом полюбовались, подарками одарили?

- Ой, хорошая, будет твоей сестрице, всё, чего душе пожелается, лишь бы души не жалела. – На том баба Чарна сестриц Бежены спровадила.

Идут Любуша с Русаной домой, да дивятся: как же могла их Бажена покинуть да забыть?

Да делать нечего. Вернулись в деревню ни с чем.

***

Долго ли коротко ли дни сменялись, да пришёл в деревню чужак. Не высок, да не короток. Не толст да ну худ. Не красив, да не гадок. Не смугл, да не бледен. Волосы черные, как крыло вороново, да над правым ухом прядка седая.

Отыскал в деревне избу Любуши да Русаны, и стучится к ним.

- Пустите меня сестрицы, я вам вреда не причиню, да про Бажену всё поведаю. Увел её вправду Жизнебор, да только не будет ей добра. Нелюдь он.

Отворили сестрицы незнакомцу, за стол пригласили, про сестру услышать хотят.

Незнакомец томить их не стал, сразу сказывает:

- Жизнебор к вам пришёл ведь недавно. Как солнце сядет, появится. На вечерницах с девицами милуется, до утра гуляет, а днём ему белый свет не мил. Тьма могильная – та приятнее. Дом родной его звётся кладбищем, и еда его кровь да молодость людская. Только приглянулась ему ваша сестрица взаправду, да невестою своею её решил сделать. Да мало для этого очи застлать, надобно, чтоб она всю нечистую силу приветила, да облик его истинный узнала. Помогла ему в этом ведьма, приворот Бажене подсказала. Знала старая карга, что сестрица ваша ради любимого и до первого луча солнца выйдет. Так и пропала.

Слушают Любуша да Русана, да слезами заливаются – пропала их Бажена, в лапы упырю коварному угодила!

- Да если б дождалась она луча первого, сгинул бы жених её с рассветом, а теперь быть ей упырицею. Если вы сестре своей не поможете.

Встрепенулись Любуша с Русаной, слёзы утёрли, на гостя нежданного глядят требовательно.

- Так сказывай, мил человек, что делать нужно. А мы ничего не побоимся ради спасения сестрицы нашей.

- Тогда слушайте, милы девицы. Сестрица ваша на кладбище в свежей могиле в упыриху превращается. Нужно с кладбища её унести потемну, белый свет ей уж не друг. Только вылечить её ещё можно. Нужно Жизнебора-упыря умертвить, да над Баженою до утра светлу солнцу молиться, чтоб простило оно свою дочь, да не жгло её своим светом. Так что нужно нам с вами договориться. Вы сестрицу свою с кладбища уносите, а я с упырем разберусь.

Переглянулись Любуша с Русланой, да пытают молодца:

- А ведьма Чарна в подмогу упырю не выступит?

Улыбнулся незнакомец, головой качает:

-Более нет, вышел вконец её срок ведьмовской.

Смотрят сестрицы ещё боле подозрительно.

- Кто ты молодец? Да зачем тебе Бажене помогать?

Улыбается незнакомец, взгляд отводит.

- Много мне имён, да кличьте как прежде – Черноцветом. Знаю я сестрицу вашу, мила она мне, да только я ей не жених.

На том Черноцвет с сестрицами и попрощался, прежде условившись, когда ночью на кладбище идти.

***

Только свечерело, стучится Черноцвет к Любуше да Русане в дом опять. Время идти за Баженой.

Месяц в звёздах купается, плещется. Травы луговые волной под ветерком ходят, да вдалеке лес чернеет. Идут сестрицы с Черноцветом на кладбище, храбрятся. Не время страх выказывать, сестрицу вызволить нужно.

А на кладбище упырь – Жизнебор над могилой сидит свежей, да к невесте своей обращается:

- Красота ты моя ненаглядная, спи да просыпайся ночью тёмною, пойдём мы с тобой рука об руку люд страшить, кровь невинных пить.

Вышел вперёд Черноцвет да так молвит:

- Ты не мучай душу несчастную, не бывать Бажене упырицею, доколе кровь моя не остынет.

Да схватился Черноцвет с упырем.

А Любуша с Русаной тем временем раскопали могилу свежую. Смотрят – лежит их сестрица в земле сырой, вроде дышит, да как не живая. Подхватили они тогда сестрицу, из могилы вытащили, да домой понесли. Как вернулись в избу – сестру на перину положили, окна-двери заперли, да давай молить солнце ясное над сестрой их бедной смилостивиться.

Долго бились Черноцвет с Жизнебором. Да чувствует, наконец, Черноцвет, что побеждает его упырь. Тянется уже кровопийца к горлу открытому пастью оскаленной. Улыбнулся тогда Черноцвет, да молвит из последних сил:

- Что же, пей, кровопийца, мою кровушку, да только выйдет всё равно по-моему.

Как впились зубы острые в шею, хлынула кровь тёплая в пасть ненасытную, да её на веки и запечатала – не по вкусу упырям кровь звериная…

***

Встало утром ясно солнышко, озарило весь мир своим светом да теплом, да любовью да добром. Птицы поют, заливаются, ветер шумит, присвистывает. Только сосны-стражницы хранят молчание по сестре своей, суд свершившей над ведьмою да избу сломившей.

Открыла глаза и Бажена, солнцам прощена, к жизни возвращена. Обнимает сестриц, да жалится, как в землице сырой нема-слепа лежала.

Тут в ногах её на перине кот чёрный щурится, потягивается. Ушами поводит, да ухо у него одно чудное - всё черное, а кончик светлый, словно сединой выбеленный. Кот Бажене мурлычет, к ней ластится, глазом хитрым косит на сестриц.

А что коту живучему сделается? Девять жизней у него, да все разные.

Обсудить на форуме