Трактир у реки

 

Над холмами разливался заводной звук флейты, цимбал и скрипок. Гулко и весело бил барабан. Свадьба, или как в этих краях ее называли Весилля, была в полном разгаре. Лошади словно чувствовали все это, и, прибавив скорости, весело бежали навстречу празднику, словно, и не ощущая за собой груженый тарантас. Возница, небольшой упитанный и краснощекий мужичек, бросив поводья, предоставил паре своих проверенных многими верстами путей лошадок, самим бежать к заслуженному отдыху. Возница и не сомневался, что отдых ему обеспечен. А как же, таковы традиции! Да и что там говорить последние годы были изобильными и на урожаи, и на уловы, и на охоту. Эх, давно земля так не любила своих детей! И дарила им годы, один лучше другого. Да и от последней большой войны прошло уж как лет сорок. Голыдьба по дорогам не шаталась. А значит, путнику на широком тракте ничего не угрожало. Правда, ночью по дорогам все равно предпочитали не ездить. Но, то так, по привычке. Да и зачем? Трактиров было много. Вот и сейчас возница мчал к одному из них, что около переправы. Но свадьба на пути, это очень хорошая примета. И что с того, что немного задержится. За здоровье молодых грех не выпить!

Настроение, и так хорошее, вообще взлетело до небес. Тело и разум наполнились легкостью. Наслаждаясь музыкой и ласковым сентябрьским солнышком, мужичек, сам того не замечая, в такт приближающейся музыке, стал отбивать по борту тарантаса ритм.

- Эх! – подумалось ему,- сейчас бы в пляс! Как когда-то. Да так, чтоб ног не чувствовать!

Он обернулся к тенту, закрывающему фургон. Одернул его.

- Эй, мать! – крикнул он вглубь фургона, - На свадьбе погуляем?!

Из фургона высунулась голова дородной женщины. Щуря глаза, она неодобрительно уставилась на мужичка.

- Вот скажи мне Тудор, а ты вообще мимо халявной стопки пройти можешь? - баба полностью вылезла из фургона, и грузно уселась на козлы рядом со своим благоверным.

- Да иди ты! – обиделся мужичек, и надув губы, сразу стал похож на хомяка. – Вот все-таки ты Стефа, дурна баба! Можно подумать, ты откажешься уважить молодых стаканом горилки и кругом паляныци!

Тудор сплюнул в сторону, и прошипел сквозь зубы.

- Вот дидько! Умеешь ты настроение испортить! А я уж наше весилля вспомнил.

Взгляд бабы стразу потеплел. Она хитро улыбнулась. И чмокнув своего мужичка в лоб, весело сказала.

- Да не кипятись ты, я ж шуткую! - и добавила, - Какой ты у меня ароматник!

- Тьфу ты! – снова сплюнул мужичек, - Романтик! Понимаешь, романтик!

- Да все одно!

- Для тебя оно да!

«Тридцать лет вместе, - подумалось мужичку, - а все равно люблю ее! Ладно, будем в городе куплю ей какое-нибудь украшение. Колечко иль намысто. Счастлива баба будет! Да и мне хорошо!»

И тут со всем сторон их окружила свадьба. Все завертелось в разноцветном хороводе. Тудора и его женушку стащили с тарантаса. И закружив в Аркане, сунули в руки стаканы.

- За здоровье молодых! – понеслось со всех сторон.

Пару десятков здоровых глоток рявкнули в один момент, и опустошили что у кого было налито.

Тудор залпом выпил и, крякнув от души, поморщился.

- Файный спотыкач! – выдохнул он.

Свадебные дружки похлопали его по плечам, а потом расступились, пропуская к Тудору здоровенного дядьку. В котором угадывался нанашул. Так в этих краях называли посаженного отца. Фигура далеко не последняя на свадьбе, а можно даже сказать - наиглавнейшая.

- А что, - прогудел он, - отведают ли паны нашего стола?

- Паны, может и нет! – ответил Тудор, - А мы с удовольствием! Правда, Стефа?!

Он оглянулся на женушку, возле которой вовсю вились трое знатных хлопцев, периодически подливая в ее стакан мутной жидкости.

- Нет, вы посмотрите на эту бабу! – воскликнул он.

Нанашул громко заржал.

- А что друг сердечный, баба у тебя знатная! Ну что, давай за нами. Свято е свято!

 

Через какое-то время их тарантас с шумною толпой ввалился в село. Тудора со Стефой посадили за огромный стол, который стоял прямо на улице между домами. Стефа откуда-то достала обрез атласной ткани и подарила его молодым.

Много пили ели и танцевали. Единственная проблема, которая действительно волновала Тудора, это стайка молодых хлопцев, что вилась вокруг его Стефы. Он не спускал с нее глаз, потому что его дурная, или умная баба, это с какой стороны посмотреть, могла ему на старости и рогов наставить, тем более что здесь все к этому способствовало.

В общем, Тудор решительно отмел предложение хозяев остаться. И загнав свою бабу в фургон, начал собираться. Нет, ну конечно его просто так не отпустили! Сначала нагрузили корзину разных явств, скрипач сыграл свою особую песню, после которой хотелось жить и дышать полной грудью. А потом выпили на последок… вернее сначала на дорожку, потом на коня, потом на кобылу, потом на какое-то буту калулуй, потом за хай давай… потом Тудор не выдержал, и волевым решением остановил этот беспредел!

Тяжело взгромоздившись на козлы, и мечтая сейчас только о подушке, он тряхнул поводьями. Лошади, медленно словно нехотя, сдвинулись с места. Но тут дорогу тарантасу заградил здоровенный нанашул.

- Эй, мил человек, ты же в город едешь?

- Ик, - икнул Тудор, что видимо означало да.

- Ага, - изрек нанашул. - Гостя нашего прихватишь? Попутчиком будет. А то уж ночь на дворе.

- От чего ж не взять-то, - медленно проговорил Тудор, подозрительно глядя на нанашула. Ему меньше всего хотелось, что бы его буйная от горилки жена оказалась рядом с каким–то попутчиком. Но приличия есть приличия. Негоже ведь отказывать таким радушным хозяевам.

- Святой отец! - сказал нанашул, обращаясь куда-то в тень, - карета подана! Ну, правда не карета, но тоже ничего!

Из тени показалась фигура ксендза. Священник был роста чуть выше среднего, в нем угадывался человек, который большую часть времени путешествовал, а не сидел в келье за требником. В начинающихся сумерках лицо ксендза показалось высеченным из гранита. Но когда он подошел ближе, Тудор увидел добрый и открытый лик, действительно духовного человека. От сердца отлегло. Он спрыгнул с тарантаса, и, несмотря на то, что самому было очень нелегко от недавнего чревоугодничества, помог священнику забраться на повозку.

- Садитесь, садитесь, святой отец! – приговаривал Тудор, - с божьей силой и дорога короче будет!

- Благодарствую, сын мой! Я смотрю, сельчане тебя пустым не отпустили! – сказал ксендз, кивая головой на корзину с едой, стоящую на козлах.

- А то! – снова заржал дикий гуцул-нанашул, - Ну, бывайте святой отец! Благословите на прощание.

- Бог благословит! – сказал ксендз, осеняя большим крестом все свадьбу. – Ну, с богом!

- С ним самым, - сказал Тудор, после чего снова икнул и перекрестился.

 

Что-то в этом священнике было не так. Но что? Тудор никак не мог понять. Вроде все нормально и правильно, но… вот это «но» и не давало ему покоя. Что-то в образе ксендза мужичку было до боли знакомо, и чуждо одновременно. Ну да, для книжника, ксендз был слишком… здоровый что ли. Не в смысле здоровья, а в смысле… Словно всю молодость ксендз провел не в сырых монастырских подвалах, изучая божью науку, а в чистом поле, на коне, в лесах, и … с шаблей!? С шаблей! От удивления Тудор аж поводья дернул, от чего кони всхрапнули и спотыкнулись.

- Ты что?! – встрепенулся ксендз.

- Да нет, я случайно, - проговорил мужичек, исподтишка с подозрением поглядывая на священника.

- Все нормально?

- Да, да, святой отец, все хорошо.

Ксендз поджал губы, но, ни сказав ничего, устроился поудобнее на скамейке, подоткнув под себя толстую овечью шкуру.

Тудор вновь посмотрел на священника, и теперь он был точно уверен, что все в священнике выдавало в нем особу лыцарского племени. Однако, и ряса священника сидела на нем как родная. В общем, через полчаса усиленных размышлений Тудор пришел к выводу, что ксендз никак не ряженный, а просто бывший вояка. Что в целом успокаивало. И чтобы подтвердить свои предположения мужичек, понимая, что никак не сдержится, спросил.

- А скажите, святой отец…

- Да, сын мой.

Тудор хитро скосил взгляд на священника.

- Я смотрю, Ваши руки, не только к кадилу привыкшие?

Ксендз при этих словах развернулся к ухмыляющемуся вознице.

- Я тоже смотрю, ты совсем не так прост, как кажешься, пан Тудор!

- Ну, ремесло такое - торговое! Так что ответите?

- Путь к богу разный, и у каждого свой. Теперь, я священник и замаливаю грехи не только ваши, но и свои, - ответил ксендз, и тяжело вздохнул.

- Простите меня, святой отец, - опомнился Тудор.

- Да ничего, наверно только годы сотрут с моего лица печать былого, да и то, врядли!

Священник задумался о чем-то своем, и замолчал. Надолго. Пока за очередным поворотом не показался трактир, река, и мост через нее.

А луна еще не вышла.

Тарантас подкатил к трактиру. Возле него стояло много разных повозок, телег, тарантасов и фургонов. Причем как-то необычно много. Что сразу отметил Тудор. Он не в первый раз проезжал тут. Но такого еще не видел.

- Странно. А что здесь за столпотворение? – пробормотал он.

- В смысле? – спросил ксендз.

- Понимаете, здесь же мост через реку, но такое впечатление, что через него никто не пошел.

- Странно.

- Вот и я говорю. Ладно, сейчас выясним, – сказал Тудор, прыгая с воза.

Под ближайшей телегой он увидел чьи-то торчащие голые пятки. Тудор подошел к телеге, и носком своего сапога слегка стукнул по ним. Тот час же раздалось раздраженное ворчание.

- Ща как вылезу, как намну кому-то бок!

- Вылезай, вылезай, - не испугался Тудор, и, дождавшись, когда покажется взлохмаченная голова рыжего мужика, спросил, - А за каким лешим вы здесь все стоите?

- А за таким, - мужик, по виду литвин, узрев перед собой прилично одетого купца, спрятал свое раздражение и ответил, - что этот самый леший, мост разобрал!

Он ткнул пальцем на реку.

- И теперь, пока его не починят, мы сиднем сидим на этом берегу. А ближайшая переправа верст за пятьдесят вверх.

- Вот, дидько! – ругнулся Тудор, - И что, на постоялом дворе мест нету?

- Может и есть, только эта сволота трактирщик такую цену поднял за ночлег, что может только вам, господам, она и доступна. А мы, простой люд, уж как-нибудь здесь, под открытым небом, заночуем.

Рыжий литвин крякнул и полез под телегу.

- Наверное, трактирщик лешему и заплатил, чтоб людей подорожных обобрать, сволочь! – донесся из-под телеги новый голос.

- Точно, Ян, – буркнул литвин, присоединяясь к товарищу.

Тудор вернулся к своему фургону. Священник уже слез с повозки и стоял рядом с ней. Из фургона показалась заспанное лицо Стефы.

- Что там Тудор? – окликнула она муженька.

- Что, что! Приехали. Слезай, зиронька моя, пошли ночлег искать.

Баба, кряхтя, полезла из повозки.

- Зиронька? Да ты чего охренел старый пень?! – удивленно бросила Стефа, слезая с фургона, но тут наткнулась на взгляд священника, и бурно покраснев, чуть не упала с тарантаса. Ксендз подхватил пышную русинку, и аккуратно поставил ее на траву.

- Ой, лишенько! – баба прижала руки к груди, - Простите меня, святой отец, я Вас не увидела!

- Эх, баба, баба! Да он с нами с самой свадьбы едет! Не помнишь? – с издевкой выдал Тудор.

Стефа зарделась еще больше. Потом, видимо не найдя ничего лучше, выпалила, протягивая руки к священнику.

- Простите меня, святой отец! Грешна я, баба старая!

- Не сейчас, дочь моя! – строго сказал ксендз, с трудом сдерживая смех.

- Тьфу, дурна баба! – вздохнул Тудор, и резко развернувшись, пошел к трактиру. Священник двинул за ним. А бордовая Стефа так и осталась стоять возле тарантаса, не зная, куда себя деть от стыда.

Двери трактира со скрипом распахнулись, открывая просторный зал для трапез, почти полный разношерстной публикой.

- Шановному панству, доброго вечера, - бойко произнес Тудор, на обернувшиеся в их сторону лица.

Народ, кто-то, где-то, что-то буркнул, и, быстро потеряв интерес к вошедшим, вернулся к своим занятиям.

Тудор, огибая столики, прошествовал к стойке, за которой стоял крупный мадьяр. Через его плечо было перекинуто полотенце, краем которого он протирал белоснежное фаянсовое блюдо. Дождавшись, когда Тудор приблизится к нему, трактирщик-мадьяр улыбнулся во все зубы. Однако, его цепкий взгляд ненадолго задержался на священнике, что стоял за спиной небольшого мужичка.

- Паны желают откушать? – приветливо спросил он.

- Откушать? - Тудор, обернулся к священнику, словно спрашивая его, - Не, не думаю.

Мужичек понял, что абсолютно не хочет есть, именно это он прочел и в глазах ксендза. Все-таки на свадьбе накормили их, образно говоря, на полжизни вперед.

Трактирщик погрустнел.

- А чем же тогда мое скромное заведение может быть полезно такой почтенной публике?

- Скажи, сын мой, - вступил ксендз, - а не найдется ли комната, где мы могли бы отдохнуть после тяжелой дороги?

- Святой отец! – всплеснул руками трактирщик, - Ну конечно я найду вам комнату! Но, вы понимаете, на особый комфорт, конечно, рассчитывать не придется! У нас тут видите что творится?

- А что, собственно, творится? – спросил Тудор.

- Да какие-то разбойники мост разрушили той ночью! Вот весь народ и ждет пока его починять. А мест на всех не хватает! Мой трактир никак не рассчитан на такое количество постояльцев. Но для вас я обязательно что-нибудь придумаю! – быстро заверил их хитрый мадьяр. – Вас двое?

- Нет, - сказал Тудор, - еще супружница моя, там, на улице ждет.

- Супружница? – переспросил трактирщик, - ну так зовите ее, а я пока дам распоряжение относительно ночлега.

Тудор кивнул и вышел на улицу. А трактирщик повернулся вглубь подсобки.

- Эй, Иванко, иди сюда джорсан, джорсан. (быстро – венгр.)

Из подсобки вышел чернявый юноша, явно сын трактирщика.

- Пойдешь вниз, у нас осталась еще одна камора. Постелешь на троих, - сказал трактирщик, обращаясь к юноше, и дождавшись, когда тот уйдет, повернулся к священнику и развел руки, - уж не обессудьте святой отец, чрезвычайная ситуация, как в городе говорят. Но ничего, в тесноте, да не в обиде.

- Все нормально, сын мой. Я все понимаю. А выяснили, кто и для чего мог мост поломать?

- Да где там! – всплеснул своими, уж очень подвижными, руками трактирщик, - Жандармы приезжали, спрашивали, а толку!

- И где сейчас они?

- Кто?

- Жандармы?

- Жандармы? А зачем они вам? – настороженно спросил трактирщик.

- Да не зачем! Просто спрашиваю.

- Да уехали, уехали они.

Дверь в трактир снова отворилась, впуская пышную Стефу, и ее невысокого, но уверенного в себе мужичка. Постояльцы снова обернулись на вошедших, но сейчас их взгляд значительно дольше задержался на знатной русинке.

- Нда, - протянул трактирщик, - тут кровать поболее потрибна!

Но тут Стефа, услышав эти слова, строго глянула на мадьяра, причем так, что тот сразу осекся и засуетился.

- Эй, Иванко, ты где, чёрты тебя забирай?

Толпа в зале расхохоталась. Трактирщик посмотрел на них дурным глазом, не обещающим ничего хорошего, тем, кто над ним ржал.

Из подсобки вышел флегматичный чернявый юноша.

- Вот ты где! – дернулся трактирщик, - Веди этих уважаемых панов и панну в их скромную опочивальню.

Иванко молчаливо кивнул, и, развернувшись, замер, ожидая, когда постояльцы пойдут за ним.

- Идите дети мои, - сказал ксендз, - а я пока, немного побуду здесь. Выпью чего-нибудь, с уважаемым людом пообщаюсь.

- Вы уверенны, святой отец? - с сомнением спросил Тудор, и прошептал, - что-то я тут уважаемого люда и не вижу вовсе. Рожи у всех какие-то подозрительные и бандитские.

- Да ничего сын мой, – усмехнулся ксендз, - хотя я и благодарен за беспокойство. Ну, идите же, видите, юноша ждет.

А Иванко словно замерз, и пока Тудор со Стефой не пошли за ним, не двинулся с места.

«Странно это все! – мимоходом подумалось Тудору».

- Вы что-то желаете, святой отец? – сказал трактирщик.

- Да, квас есть у вас?

- У меня превосходный карпатский квас, только утром завезли.

- Утром? Нет, - священник задумался, - а нет ли кваса постарее?

- Зачем постарее? – удивился трактирщик

- Да люблю с кислинкой.

- Ну как хотите, - недовольно буркнул трактирщик, - Маричка, принеси уважаемому ксендзу квасу, вчерашнего.

- Благодарствую, - сказал священник, и, дождавшись, когда милая девушка, по имени Маричка принесет холодного квасу, бросил на стойку монету.

– Нормально? – спросил он трактирщика.

- Да еще и останется! – ответил тот.

- А за ночлег сколько?

- По десять злотых за место.

- Сколько, сколько? – из подсобки появился Тудор, - Сколько ты хочешь за тот клоповник?!

- А что вы хотели, другим еще хуже, по десять человек в одной комнате.

- Да я лучше на улице, в повозке ночевать буду! – возмутился Тудор.

- Как хотите.

- Подожди, сын мой не кипятись! – вмешался священник, и, обернувшись к мадьяру, заявил, - Может шановный трактирщик сделает нам скидку. Ведь он же не будет наживаться на чужой беде! На беде христианина!

- Эх, умеете вы уговорить, святой отец! – нехотя выдавил из себя трактирщик, и, сощурив глаза, посмотрел на ксендза, - Вам бы купцом быть! Всегда б в прибылях ходили! Ладно, десять за все!

- Да, - протянул Тудор, - кому война, а кому мать родна! Воды можно, холодной!

- Может квасу, свежего, иль пива? – предложил трактирщик.

- Нет, - возразил Тудор, - воды.

- Как забажаете! Маричка! – трактирщик почти зло позвал помощницу, видимо дочь. Девушка вышла, такая же тихая и молчаливая, как и Иванко. – Принеси пану, воды.

- Спасибо, - сказал Тудор, - деньги за ночлег сейчас, или можно и завтра?

- Можно и завтра, – буркнул трактирщик.

- Ну и добре! – бойко сказал мужичек, - Святой отец, а вы не задерживайтесь!

- Хорошо, хорошо, пане Тудор, идите, я скоро буду.

Тудор ушел по лестнице, что была за подсобкой и вела вниз, а ксендз, взяв свою кружку холодного кваса, пошел по залу, подыскивая, где бы присесть.

Около одного большого стола его одернули за рукав рясы. Священник остановился и повернулся.

- Садитесь к нам святой отец, - раздался приветливый мужской голос.

За столом их сидело семеро. И все они были разные. Однако что-то в них было такое, что сразу расположило к себе святого отца. И он, не задумываясь, сел на предложенную лавку.

- Ну что, дети мои, - сказал, улыбнувшись, священник, - Почто грустим? Выпьем что ль?

- Так у вас квас! – сказал, ухмыляясь тот же мужчина.

- И что с того?! В хороших руках и квас вином станет!

- Ну, батюшка, ты точно наш человек! Я, Богдан, - представился мужчина.

От них от всех веяло силой и уверенностью.

Богдан явно был опытным воином, прошедшим не одну битву. Это был настоящий запорожец. В красных шароварах, в широкой рубахе, подпоясанной золоченым ремнем, на котором болталась гнутая казацкая сабля. Заткнутый за пояс пистоль, наверняка был заряжен. Упрямые казацкие усы свисали с подбородка. А чуб, заправленный за ухо, выглядывал из-за золотой серьги.

- Что ж, Богдане, давай представляй своих сотоварищей, - усмехнулся ксендз.

- Да и не товарищи они мне, как бы, - казак Богдан почесал затылок, - Только сегодня познакомились. Хотя, вот такое чувство, что я их век знаю. Вот это Степан.

Богдан указал на лысого детину в овечьем кептаре. Тот кивнул.

- Он гуцул, вивчар - продолжил казак, - пасет овец на полонине.

- Очень приятно, Степан, - улыбнулся ксендз, и, указав на пояс пастуха, спросил - а топор для чего?

- Волков гонять, - прогудел Степан.

- Топором?

- Ага.

- Вот такого размера?

- Ага.

- И с какими волками ты драться собираешься?

- А с какими придется! – растянул в улыбке рот Степан, в котором явно не хватало пару зубов.

- А это Митя, - продолжил Богдан, указывая на мужика в гренадерском петровском мундире, - Отвоевал где-то в немытой Европе, теперь домой идет.

- Ну, здравствуй, Митя!

- И ты будь здоров, батюшка! Прости, не знаю как у вас, у католиков таких величают.

- Из Рязани сам? – спросил у гренадера ксендз.

- Почему из Рязани, из Архангельска!

- Эка, тебя нелегкая занесла!

- Ничо, дойду!

- Не сомневаюсь! А это что за милая панянка в вашей мужской компании?

- Это Ядвига, святой отец, ее семинарист в Киев сопровождает.

- Таким странным путем!

- Святой отец, - съязвила Ядвига, - а ведь пути господни неисповедимы!

Ксендз сразу обратил внимание на несколько вещей, которые явно не укладывались, в общепринятое понимание шляхетной панянки. Это конечно мужской камзол, и два коротких пистоля заткнутые за пояс.

- Ну да, ну да. Значит ты, дочь моя, путешествуешь с этим милым мальчиком?

- Да много ему чести! – фыркнула панянка, - Его мой отец ко мне приставил, чтоб я не потерялась. Да раньше он потеряется!

- Ну, зачем вы так пани Ядвига, - подал голос удрученный семинарист. Однако, нельзя было не заметить тугие бугры мускул, выпирающие сквозь легкий форменный сюртук юноши. Да и шершавые широкие ладони больше выдавали в нем лесоруба, чем книжника. Его простой и открытый взгляд, остановился на священнике.

- Я Хома, святой отец, - сказал парень.

- Хома? – удивился ксендз.

- А что?

- Да нет, ничего. Просто знавал я одного Хому. Глупая с ним история получилась. Да и ладно, сам виноват.

- А что за история? – вдруг спросила панянка Ядвига.

- Да так, - усмехнулся ксендз, - про семинариста Хому и одну панянку.

- Эротика что ли, - вмешался в разговор пока не представленный господин. Все выдавало в нем европейца. И тонкие черты лица, и камзол не нашего кроя, и широкополая шляпа с пером, лежащая перед ним на столе, и шпага. Причем шпага выдавала его больше всего.

- Это его высочество, герцог чего-то там, короче Конрад. Да не обращайте вы на его высокородное чванство внимания, святой отец, он хоть и надутый як пивень, но парень не плохой.

- Приветствую и тебя, ваше высочество, так что за слово ты там сказал – эротика?

- Ну, это как бы история о любви… - неуверенно начал Конрад.

- Ага, в картинках, - выпалил гренадер Степан и громко заржал, - насмотрелся я в ваших Европах таких.

Ядвига, поняв, о чем речь зарделась.

- Я не понял, о чем это вы? - насупился семинарист Хома.

- Да нет, все нормально, - вмешался ксендз, - Просто, видишь ли, некоторые слишком далеко от церкви отошли, ну ничего, бог, мне кажется, скоро развернет их к пути истинному. Слушай, Богдане, а что это за хмурый человек с вами в самом углу сидит?

- Это… - начал казак, но человек его перебил.

- Не надо, я сам. – он отложил широкий ятаган, точильный камень и поднял на священника раскосые глаза, - Я охотник, Тун мое имя.

- Монгол? – неподдельно удивился ксендз.

- Можно, и так сказать. Но нет, не монгол. Огуз.

- Я и не знал, что такая нация есть, - ксендз удивленно поднял брови.

- Да и мы не знали, - произнес Богдан, - но смотрим, хлопец он правильный, хоть и басурманин, чего в компанию не взять то?!

- Ты християнин, дитя мое?

- Да, наверное да.

- А хрещенный?

- А надо?

- Видишь, святой отец, - сказал, улыбаясь, Богдан, - хлопец хоть куда!

- Да уж вижу! – и, обращаясь к Туну, он сказал, - хочешь по утру окрещу?

- Да пока не надо. Сам как-то.

- Что сам?

- Да ладно тебе батюшка, - придвинулся к священнику Степан, - не видишь разве, дикий он, варвар одним словом. Язык выучил, а душу славянскую еще не принял, ну ничего, оботрется. Давай лучше выпьем. Ты квасу, а мы что бог послал.

- Что бравы молодцы и девицы. Давайте и выпьем, что ли!

Все подняли кружки и с грохотом чокнулись.

- За Русь, - сказал гренадер.

- За нее, за неньку. – добавил казак.

Залпом выпили. Со стуком поставили на дубовый стол кружки.

- Я вам так, дети мои скажу, - начал ксендз, - нет у меня желания идти спать в душную камору. Уж лучше тут с вами ночь скоротать.

- А ты думаешь, - усмехнулся гренадер Митя, - мы не по той же причине тут сидим.

- Значит, - сказал ксендз, заглядывая в свою кружку, словно пытаясь понять, на сколько глотков ему хватит, - Тогда говорите, где по свету были, что видели.

- А что, - сказал Богдан, - и расскажем! Аль не для этого такая честная компания собралась?! А выпивка, у нас и своя есть.

И казак достал кожаный мешок, в котором булькала жидкость.

- Саме так, - буркнул гуцул Степан.

- И пусть тот мадьяр, своим отвратным пойлом, сам давится! - заявила Ядвига, пододвигая к бурдюку свою кружку.

Когда все кружки оказались на столе, Богдан с шумом откупорил горлышко бурдюка, и, ухмыляясь себе в усы, плеснул всем янтарной жидкости. Ксендз задумчиво посмотрел на завораживающую картину льющегося вина, и, вылив себе под ноги вчерашний квас, стукнул дном своей, обитой железным обручем, кружкой по столу.

- А я вот подумал,- задорно произнес он, - а не пристало мне святому отцу, живущему в миру и для мира, от мира отказываться?!

- Не пристало! – в один голос буркнула улыбающаяся ватага.

- Истинно говоришь, святой отец, - сказал длинноусый казак, и, не дожидаясь особого приглашения, налил ксендзу до краев влаги живительной.

- Ну, - сказал ксендз, крепко взявшись за деревянную ручку кружки, придвигая ее к себе, - за душу нашу бессмертную!

- Точно, - хором ответила ватага, и пьянка, набирая обороты, понеслась.

 

А Стефе не спалось. Она ворочалась с одного бока на другой. Тяжело вздыхала. Ей было явно неспокойно. Она пыталась разобраться в причинах своего беспокойства, и не могла понять, что же волновало ее больше. То ли горилка, выпитая больше обычного на свадьбе, то ли муж, храпящий как стадо быков, сволочь, то ли те молодяки, что вертелись возле нее в селе, вызывая ураган почти забытых ощущений внизу живота. И тут она почувствовала, что внизу живота ее беспокоит не только какие-то чувства, а и вполне конкретная нужда. И она, в смысле нужда, настойчиво звала выйти на воздух. Стефа грузно поднялась с прохудившегося матраса, кинутого на пол. «И за это мы заплатили десять злотых?! – раздраженно подумала она. – И где сейчас в этом клоповнике искать нужник?»

Оглянувшись по сторонам, Стефа двинула к низкой двери, по пути перешагнув через храпящего Тудора. Выйдя в темный коридор, она на ощупь двинула к выходу. В конце коридора, она наткнулась на дверь, но та оказалась заперта. Будь Стефа не такая уставшая, она наверняка поняла бы, что выход находится в другой стороне, а это всего лишь дверь в какую-то камору, но баба этого не поняла. Толкнув дверь, и не открыв ее, Стефу охватила паника. Она снова навалилась на дверь, та не поддалась. Стефа навалилась снова, так, как может только наша баба, которая испугалась! Дверь скрипнув, отворилась, Стефа с облегчением услышала, как сломался железный замок. Она шагнула в темноту, моментально ударившись головой об свисающие с потолка круги колбасы. Стефа чертыхнулась, но подняв руки, и тщательно ощупав источник опасности, пришла к выводу, что колбаса ей не угрожает. Вот тогда-то она и поняла, что вместо выхода забрела в хозяйскую кладовую. Ей стало жутко неудобно. Однако не настолько, что бы ни воспользоваться ситуацией! Отложив на потом желание сходить по нужде, она решила, что, мол, неплохо бы было подкрепиться. Стефа знала, что где-то обязательно должна быть лампа и огниво. Пошарив по сторонам, она нашла ее, и, не теряя времени разожгла.

Кладовая была богатая. От удивления, даже у видавшей виды Стефы, расширились глаза. Медленно, как молитву, сказав: «Да, у мадьяра не убудет!», она начала лазить по полкам. Тут ее нога наступила на что-то мягкое, Стефа посмотрела вниз, и враз уронила все добытое непосильным трудом на пол. Резко зажав ладонью рот, она с трудом удержалась от крика. В углу, между полками, лежало три тела. Самого мадьяра, и его двух детей, парня и девушки. Стефа попятилась к двери. Тут в коридоре она услышала шум. Первым порывом было выскочить из кладовой. Но она сдержала себя. Потушив лампу, она выглянула в коридор. По длинному коридору шел человек, лампа в его руке освещало лицо. Это был мадьярский сыночек Иванко, но в отличие от того, который в кладовке, вполне жизнеспособный. Стефа, проявив чудеса гибкости, выскользнула из кладовой, тихонько прикрыв за собой дверь. Та скрипнула, но парень не обратил на это никакого внимания. То ли он бы далеко, то ли просто невнимательный. Дойдя до какой-то двери, он зашел в комнату. Стефа услышала, как сначала открылся, а потом закрылся дверной замок. Стерев с лица испарину и тяжело сглотнув, она прокралась к себе в камору. Тудор как храпел, так и продолжал выводить рулады. Стефа посмотрела на него. И не зная, что делать, опустилась на свой матрас. Полежав какое-то время с открытыми глазами, ткнула в бок мужа. Тот что-то промычал и перевернулся на другую сторону, захрапев больше обычного. Стефа тяжело вздохнула. Она понимала, что муж ей не поверит. Она бы и сама не поверила. А может это ей все приснилось? Ага, как же! И колбаса тоже приснилась?! Руки вон до сих пор ею пахнут! «Надо идти до ксендза!- эта мысль сразу, почему-то подарила ей уверенность, - Точно! К нему!»

Она решительно встала, вышла из комнатки, и уже понимая, где выход, решительно двинулась к нему.

 

- И ты говоришь, полностью седой?!

- Точно! - Степан, почесал голое пузо, и приложился к кружке.

- Это значит лесная ведьма… - начал было Конрад

- Навка, - уточнил Хома

- Навка, - повторил Конрад, - продержала его в лесу по нашему один день, а пастух за это время прожил пятьдесят лет?

- Ну, где-то так, - Степан, словно уже и интерес потерял к рассказанной им истории.

- Хорошенькое дело! – возмутилась Ядвига, - и все это из-за потерявшейся овцы?!

- Ага, - Степан лениво потянулся.

- Как ты там сказал, «Проведи со мною ночь, и я ее отдам!» - гренадеру Мите тоже явно не понравилась цена ночи с лесной красавицей.

- Нда, всякое бывает в карпатских лесах, - протянул, уставившись в потолок казак Богдан, густо попыхивая люлькой.

- И сколько тебе было, когда ты этого пастуха нашел? – не удержался от вопроса рыцарь Конрад.

- Да уж взрослый был, четырнадцать зим как стукнуло.

- Поучительная история, - сказал ксендз.

- И что в ней поучительного, святой отец? – Ядвига не унималась.

- А то, что, дитя мое, не ведись на легкий соблазн! – прихлебывая мелкими глотками из кружки, сказал ксендз.

- Токмо на тяжелый! – заржал гренадер, но под укоризненным взглядом ксендза как-то быстро стих.

- А хоть Навка, была что надо? – как-то мечтательно произнес Богдан, - Ну там, сиси и попа…

- Что надо она была! – хмыкнул вивчар Степан.

- Это ты с чего взял? – Богдан хитро сощурив глазки уставился на пастуха.

Вся ватага тоже напряглась и придвинулась к рассказчику.

- А елда его стерта была!

- Как, полностью? – не выдержала Ядвига.

- Геть! – сказал Степан и басовито заржал, увлекая за собой в разухабистый гогот и всех остальных.

Ядвига зарделась.

Гренадер сквозь смех поднял свою кружку, призывая всех к тосту. Народ… эх наш народ, ничего не скажешь! В общем, народ затих, готовясь выслушать тост.

- Я подымаю этот фужер, - начал наученный европами гренадер, - потому, что мне хочется…

Гренадер, выдержал паузу, словно заправский актер императорского театра…

- Потому что, - продолжил он, - мне хочется… выпить!

- Вот это ты москаль правильно сказал! – уважительно прогундосил Богдан и громко чокнулся с гренадером Митей.

Все, похохотав, выпили.

- А дело, в общем-то, и не в елде вовсе,- словно нехотя выпалил Степан.- Я сам как-то ее встретил.

- Чего?! – одновременно воскликнула ватага.

- Ну, так, и мэни сталося побачити Навку, - от волнения Степан перешел на язык предков.

Конрад, подавился вином и закашлялся. А у всех застрял немой вопрос. Но озвучил его ксендз. Правда это и не вопрос был вовсе.

- И что?

- Как встретил? – вторила ксендзу Ядвига.

- Ну как, - Степан взял себя в руки,- очень просто, тоже овца потерялась…

Он глянул одним глазом в кружку, но та оказалась пуста. Вивчар как-то по-особенному горько вздохнул, и придвинул ее к казаку, который по совместительству был и виночерпием. Тот быстро ее наполнил из бурдюка и катнул к Степану.

- И? – Ядвига настаивала на ответе, и ее поддерживала вся компания.

- И она мне тоже, запела свою песню, «Проведи со мною ночь…» и все такое. – Степан снова вздохнул, видно, что каждое слово ему давалось с трудом.

- А ты? - тихо нагибаясь к пастуху, промолвил Хома.

- Ну, я уже взрослый был совсем… жениться собирался… а тут такая напасть! А она… вот дает же сатана такую красоту! Я вам так скажу, не встреть я в дытынстве того мужика, все гаплык мне… не сидел бы я сейчас за одним столом с вами. А так…

Степан снова затих. Повесилась гробовая тишина. Только изредка беспокоил ее храп постояльцев за соседними столами. Ксендз оглянулся, и действительно, кроме них все остальные спали беспробудным сном, повалившись, кто на столы, а кто на лавки. Святой отец нахмурился, что-то явно здесь было не так…

- Ну, не тяни, - Богдан ткнул в бок Степана.

- Да, - вылетело у молоденькой панянки, - и что ты сделал?

- Что сделал?! – хмыкнул пастух, - Тогда в наши края волки повадились, и злые, курва! Страх просто. Ну и на полонины, ходили мы с рушницями…

- И? – не выдержал Конрад, - С Навкой то что?

- Да, убил я ее к хренам! – сказал Степан, и надолго приложился к кружке.

- Как убил? – в один голос выдохнула ватага.

- Как, как, я же говорю волки в наши краи повадились, и мы ходили с рушницями, это пистоли по-вашему. Вот с нее и пристрелил тварь! – Степан снова затих, а, потом, видимо не выдержав добавил, - Как засну, так вижу ее глаза… дидько! Богдан почему у меня опять в стакане пусто?

Компания сглотнула, переваривая услышанное, а Богдан быстро пополнил кружки не только у Степана, но и у всех присутствующих.

Вот тогда ксендз и увидел как из-за двери, ведущей вглубь таверны, выглянула голова Стефы. Она огляделась по сторонам. Задержала напряженный взгляд на трактирщике-мадьяре. А потом, встретившись взглядами с ксендзом, решительно вышла из-за двери и пошла к ватаге. В ее лице было что-то такое, что и законченного пьяницу заставило бы протрезветь.

- Святой отец, - сказала Стефа, подойдя к столу, - я могу с вами поговорить?

- Конечно, дитя мое, - ксендз сразу посерьезнел, и, уступая место на лавке для Стефы, вдруг боковым зрением увидел, как из подсобки выскочил мадьяровский Иванко, и что-то горячо зашептал тому на ухо.

- Святой отец, - начала Стефа, - я знаю, что в это трудно поверить, но я только что видела в кладовой этого мадьяра, - она указала на трактирщика, - и его помощников, в смысле, девку и пацана мертвыми!

- Ты уверена? – ксендз весь напрягся, однако, не упуская из виду трактирщика, который явно был чем-то крайне взволнован.

- Вот те крест! – Стефа рьяно перекрестилась, - здесь что-то не так!

Ксендз посмотрел на трактирщика, и, встретившись с ним взглядами, понял, что здесь все не так.

- Хлопцы, - сказал он, обращаясь к ватаге, - а оружие у вас при себе?

Те не слыша, что сказала Стефа ксендзу, тем не менее, напряглись.

- Обижаешь! – выразил общее мнение Богдан, - мы же не за грибами пошли!

- Держите его при себе! – сквозь зубы сказал ксендз, не спуская взгляда с трактирщика. Тот в свою очередь тоже смотрел на священника, и лицо его становилось злым, постепенно теряя человеческие черты. И тут он взмахнул рукой. И сонный трактир ожил.

За столами поднимались головы, якобы сонных постояльцев. Нет, не всех, многие как спали, так и продолжали пребывать в объятиях Мары. Но те, кто вставал, быстро теряли человеческий облик, превращаясь в кошмарных чудовищ, с огромными клыками. Одни хватали спящих и впивались им в горло. Другие огромными волчьими челюстями рвали на части людскую плоть. Но люди спали и не чувствовали боли. Напиток дьявольского мадьяра был крепок. Никто не проснется. О, какая благостная смерть умереть во сне! Кровь залила пол, перемешиваясь с опилками, и грязью. Бескрылые упыри, крылатые нетопыри, и вурдалаки, уже полностью обратившись, приступили к трапезе. Они, словно и не замечали, живых людей, что молча сгрудились возле стола.

- Да, неплохо посидели, - сквозь зубы сказал молчавший всю пьянку огуз Тун.

Все посмотрели на него, и оголили свои клинки.

- Что скажешь Святой отец? – шепотом произнес казак Богдан, почесывая шаблей свою лопатку.

- Скажу, сыны Господни, что очень рассчитываю дожить до утра, - усмехнувшись, ответил ксендз. – И я сильно надеюсь, что вы мне в этом поможете?

- Уж будьте уверены, Святой отец! – сказала Ядвига, вытаскивая из-за пазухи два сая, - только на линии огня не стойте.

- Ммм, - промычал гренадер, уважительно глядя на панянку, - молодец! Держитесь спины Святой отец, и бабу эту, - показывая на Стефу, - спрячьте!

- А наше оружие этих тварей возьмет? – Степан достал топор и пристально начал его разглядывать.

- Все железо сюда! – ксендз схватил кружку, резко наполнил ее вином и, прочитав что-то шепотом над ней, смочил клинки воинов.

И тут нечисть увидела людей.

- Но вино, не святая вода! – сказал Богдан, не спуская глаз с приближающихся тварей.

- Если Иисус из воды сделал вино, то почему нельзя и вино сделать водой,- усмехнулся ксендз, - причем святой! Главное вера! Верьте дети мои! Но если эти твари вас укусят или оцарапают, сразу ко мне, иначе будете как они!

- Эх, батюшка, благословите, что ли на смертоубийство! – и гренадер нанес первый удар по крадущемуся к ним упырю, разнеся своим бердышом тому пол черепа.

Кровосос вздрогнул и осел на пол. А все твари, одновременно подняв свои жуткие рожи, уставились на разрубленного собрата. Их зверячьи глазки, наполненные злобой, нашли обидчиков. Оставив свои несопротивляющиеся жертвы, вся нелюдская нечисть медленно двинулась к сгрудившейся вокруг стола ватаге. Шерсть на загривке у вурдалаков стояла дыбом, с жутких клыков на пол капала кровь вперемешку со слюной. Нетопыри же, то распрямляли, то снова прятали перепончатые крылья, их лысые туго обтянутые белесой кожей черепа, нервно двигались со стороны в сторону. Когтистые лапы и тех и других сжимались, словно на горле жертвы.

- И с каких это пор упыри вместе с вурдалаками охотятся? - перекидывая с руки на руку свою верную шаблю, сквозь зубы процедил Богдан, не спуская глаз с приближающейся нечисти.

- А ты что большой специалист в этом вопросе? – усмехнулся напряженный Конрад, сжимая в одной руке шпагу, а другой мушкет.

- Да было дело, - казак состроил страшную рожу, в которой, видимо, подразумевался сарказм, - поймали мы как-то на Сечи одного такого, клыкастого, так он ничего за совместные охоты с волколаками не рассказывал!

- А вы что, с ним беседовали? – бросила Ядвига, вскакивая на тяжелый дубовый стол.

- Пытали! - усмехнулся в усы Богдан, от чего те встали дыбом, словно шерсть у оборотней.

- И долго? – Хома нервничал, но старался виду не показывать, в его руке, невесть откуда, взялся здоровенный тесак.

- Ты просто любопытный, или маньяк? – выдала, замерев в боевой стойке новенькое словечко, услышанное как-то на Краковском рынке, Ядвига.

Казак удивился и быстро скосил один глаз, то ли на Ядвигу, то ли на крепыша-семинариста.

- Долго?! Да до утра! – заржал он.

И при звуке его гогота, нечесть словно с цепи сорвалась, и со всех сторон бросилась на эту веселенькую компанию.

- Йэх, за Господа нашего Иисуса Христа, и мать его, божью! – прокричал Богдан, насаживая на шаблю вурдалака. Тот от боли жутко заорал, и клыками попытался схватить за лицо казака, но он с силой отпихнул от себя голодного зверя, и плюнул в его раскрытую пасть. Оборотень от такой наглости аж забыл сопротивляться, отлетая в дальний угол таверны, и увлекая за собой парочку упырей. А Богдан уже рубил в капусту следующего зверя.

Волна клыков и когтей захлестнула случайных, или нет, собутыльников. Друзья выстроились полукругом, отодвинув за спину безоружных ксендза и Стефу. Взмахи клинков, выстрелы пистолей и мушкетов, жуткие вопли нечисти, и вторящие им выкрики сопротивляющихся, причем порой непонятно чьи крики были страшнее…

Волколак прыгает на защитников, пытаясь прорвать круг…

Ядвига, закрутившись вьюном взлетает, и обрушивается на волка, вонзая свои саи тому в глазницы…

Волк кубарем катится…

Ядвига вдогонку выпускает заряд из пистоля…

Степан бьет топором упыря, лезвие застревает у того в черепе…

Волколак нападает на замешкавшегося пастуха…

Степан, левой рукой хватает волка за пасть, а правой, вырвав из головы упыря топор, сносит вурдалаку башку…

Конрад стреляет в чью-то оскаленную пасть…

Потом рукоятью разряженного оружия проламывает череп очередной твари…

…И тут же его шпага прокалывает глаз упыря, выходя у того из затылка…

Лезвие входит глубоко, пронзая еще одну тварь…

Хома рубится по-простому, размахивая тесаком в разные стороны…Он весь в крови, от него как от мельницы отлетают части тварьих тел…

Тун хладнокровен… он как котят, за шкирку ловит волков, методично вонзая им в сердце свой ятаган…

Гренадер держит левый фланг, размахивая как косой своим покрытым кровью и частицами тел бердышом…

Один нетопырь все-таки прорывается за круг… он бросается к беззащитной Стефе… его за ногу хватает ксендз… резко дергает… тварь взлетает… широко расправляет крылья…

…И бросается на священника… ксендз делает резкое движение, и нетопырь со свернутой шеей летит в угол…

Волна схлынула. Твари отошли на безопасное расстояние, злобно глядя на сотоварищей. Нечисть тяжело дышала, по крайней мере та, что умела это делать. Однако и друзья были обессилены, хотя в их глазах стояла радость и молодецкий задор.

- Ну, кто еще хочет свежего мяса?! – выкрикнул Хома, тыча в сторону тварей тесаком.

- Все живы? – голос ксендза выдавал неприкрытую взволнованность.

- Да вроде, все! – Богдан огляделся на своих братьев по оружию.

- Меня, кажись, зацепили! – Степан показал разорванную на плече рубаху.

- Меня тоже, - с трудом от усталости разлипая губы сказал Конрад.

- Давайте ко мне, - отрывисто произнес ксендз, и обращаясь к остальным продолжил, - А вы глаз с этих сволочей не спускайте!

Аккуратно разрезав на Степане рубаху, он цокнул языком, и, покачав головой, сказал:

- Так, терпи вивчар, сейчас будет больно, - ксендз достал откуда-то из глубины своей рясы пузырек, снял с шеи крест, и, улыбаясь краешками губ, хоть глаза его и были до жути серьезными, сказал, - Нетопырь тебя покусал. Конечно, я могу оставить все как есть, и ты сможешь насладиться радостью ночного полета, но я бы лично не рекомендовал! Ты меня понимаешь?

- Делайте свое дело, Святой отец, - сквозь зубы выдал Степан, - больно становится, мочи нет!

- Эй, Хома, - позвал ксендз семинариста, - держи его! Будет сильно дергаться, врежь ему по макитре, но аккуратно, не насмерть!

- Эт, мы запросто!

- Но-но недоросль! – забеспокоился Степан

- Ну, с богом! – ксендз вылил из пузырька тягучую, пахнущую маслами жидкость на рану, и резко приложил к ней крест.

Степан дугой выгнулся от боли, но не закричал. Из его закрытых глаз брызнули слезы. Через секунду он обмяк. Его веки поднялись, под ними был взгляд полный боли, но чистый, без бесовского блеска.

- Ну вот, и слава богу, - сказал священник, осенняя сначала Степана, а потом и себя крестным знамением. – Теперь давай тебя рыцарь посмотрим.

Конрад, молча наблюдавший за всей этой экзекуцией, подошел к священнику, задирая рубаху и оголяя бок. На нем рдела рваная рана, нанесенная когтями.

- Это оборотень, святой отец! – сказал печально рыцарь.

- Вижу. А чего нос повесил? Это не беда, а вот у Степана, через час начался бы необратимый процесс! Вот тогда это была бы беда. А это, - ксендз указал на рану, - пара пустяков!

- Правда? – сказал повеселевший Конрад.

- Правда, правда, но только для меня! А вот не окажись я здесь, то завтра бегал бы ты по лесам, аки олень!

- Почему олень?!

- Ну, волк, волк! Поворачивайся! - Ксендз плеснул на рану из подобранного на полу бурдюка вина, и прочитав «Отче наш» опустил рубаху Конрада, - Все, свободен!

Ксендз встал.

- Ну, что тут у вас? - сказал он, обращаясь к Богдану.

- Да вроде твари как на новый заход готовятся! – ответил тот, - Ну ничего, мы достаточно их потрепали! До утра как-нибудь продержимся!

- Эй, а что это там курвин мадьяр делает, - воскликнула Ядвига, вскинув руку в сторону стойки.

Все увидели как трактирщик или кем он там был, совершает, в воздухе пасы руками. Перед ним начинает клубиться тьма. Она, туманом стелется по полу, находит останки тварей, входит в них и те… оживают! Отрубленные конечности ползут и, находя своих хозяев, прирастают к телам.

- А вот это хреново! – медленно произнес сквозь зубы гренадер.

- Ты даже не представляешь насколько! – ксендз срывает с себя рясу, под ней оказывается кольчуга, к поясу пристегнут серебристый меч, он кричит через весь зал, и этот крик заставляет всю нечисть завыть, - Все Чертяка, я тебя нашел!

Трактирщик, застыл как каменный, его глаза расширились от ужаса. Было слышно, как он что-то вскрикнул и бросился наутек. В этот момент вся жуткая братия ринулась на нашу компанию.

- Так, молодцы и девицы! – крикнул ксендз, - Если я не положу того курвиного сына, смерть нам всем здесь будет! Удачи, и не сдохните до моего прихода! Двери в рай сегодня закрыты!

И оставив в недоумении всю команду, он длинными прыжками перемахнул через разбросанную по залу мебель, устремляясь за трактирщиком.

 

Из трапезного зала раздавались звуки боя, а ксендз, держа перед собой серебристый клинок, шел по темному коридору. Глаза священника были закрыты. Он знал, что с таким демоном как Осинивец, глаза были не только бесполезны, а и порой, то что они видели, оказывалось просто опасно для человеческого рассудка. Но, тем не менее, даже не видя, священник чувствовал себя уверенно, ведь его натренированный слух и так обеспечивал необходимый обмен с внешним миром. И сейчас, полагаясь только на него, ксендз слышал, как шуршат в подполье мыши, как короед грызет старое дерево, и как кто-то крадется за стеной. Внезапный стук сзади заставил его резко развернуться. Он чуть было не расплющил веки, но вовремя взял себя в руки. «Вот ведь, - с ухмылкой подумал он, - это ж до какой степени у человека ужас темноты глубоко сидит, что даже осознанный страх смерти, чуть не помешал мне сделать глупость!». Ксендз вспомнил, как давным-давно уже попался на удочку Осинивца, тогда он чудом остался жив и не лишился рассудка. Так как картины, которые умеют показывать эти демоны - страшны, очень страшны. Даже для него. И ведь эти твари всегда находят самое уязвимое место в сознании человека.

Стук сзади был отвлекающим маневром, священник понял это сразу, и как только услышал шелест справа, не раздумываясь, рубанул мечом. Раздался дикий крик.

- Что ж ты гад такой делаешь?! - завопил Осинивец, - на живого человека с железкой!

- Ну, во-первых, ты не живой, а уж тем более не человек! – ксендз снова рубанул мечом, но в этот раз демон был готов и вовремя отскочил.

- Эй, слышь, хватит махаться! Может это, договоримся? – с надеждой выпалил демон.

- Ты чертяка, что блядь, ослеп!? Ты с кем курва договариваться собираешься?! Со служителем церкви?!

- Ну, попытаться можно ж было, - в голосе демона послышалось заискивание, - И чего ты вообще ругаешься, ты же знаешь, мы Осинивцы этого не любим.

- Знаю, поэтому и ругаюсь!

- Хитрый ты книжник! Будто бы из нашего народа вышел!

- А я из него и вышел!

- Как так! – демон явно удивился, - то-то я смотрю в тебе что-то знакомое, но я бы знал если так!

- Ты бы и знал, если б было кому рассказать, а так… - ксендз замолчал, пытаясь определить местоположение лавирующего демона.

- А так? – переспросил Осинивец

- А так, я свидетелей не оставляю, - резко выдал священник, и ткнул клинком вправо.

Он почувствовал как лезвие, попало во что-то мягкое, и вместе с тем демон взвыл, как воют только те, кто уже прощается с жизнью.

Ксендз открыл глаза. На его клинке корчилось чудовище. Оно постоянно меняло облик, принимая разные, порой даже немыслимые формы. Вот мужчина, вот лошадь, вот странное создание с головой петуха и телом льва, а вот и ребенок. Калейдоскоп фигур и масок. Истинная сущность демона так и не показалась, но священник знал, что в нашем мире она и не покажется.

- Да сдохни уже, тварь адская! - выкрикнул ксендз, рывком выдернув серебристый меч из раны демона, и широко замахнувшись, как положено, от плеча, отточенным движением снес Осинивцу голову.

И тут все затихло. Священник тяжело, но удовлетворенно выдохнул, он знал, что это означает. И вложив, в ножны верный только ему меч, он пошел к выходу.

В трапезной было тихо, вроде как ничего и не происходило. Однако горы человекообразных трупов нарушали все гармонию. Семерка бойцов так и осталась занимать те позы, в которых застал их Отход Демона. Они все еще не могли поверить в то, что все закончилось, и поэтому, злобно озирались по сторонам, в ожидании нового наступления. Но увидев выходящего из глубины коридора священника, не смогли сдержать радостных возгласов.

Ксендз, неспешно шел навстречу ликующим спутникам, он ловко подобрал валяющуюся на полу рясу, и, отряхнув ее от всякой гадости, облачился. К нему подскочила вся компания, и замялась, не зная как вести себя в такой ситуации.

- Да, все нормально, дети мои, - улыбнулся ксендз, поняв их неловкость, - мы же победили!

И тогда все начали хватать его за руки, наперебой рассказывая о своих геройствах, и количестве поверженных врагов. Ксендз же только застенчиво улыбался, и глядел как за окошком медленно, медленно поднималось спасительное солнце.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...