Путь ловца

 

 


На ловца и зверь бежит…
«народная мудрость»

 

ЛОВЕЦ

 

За прошедшую неделю я сократил расстояние на несколько десятков километров. Это было хорошо – осталось только подловить удобный момент и сделать последний бросок, возможно, в сутки-двое, не больше, настичь Зверя и проткнуть его сердце.

Ситуация складывалась более чем благоприятно, но были в ней и свои минусы – всю неделю я практически не спал, на ходу перекусывал комочками размякших хлебных лепешек, пил сомнительного качества воду из мутных ручейков. Еще я не мылся около месяца, но запах и почесывающееся тело почти не доставляли мне хлопот, хотя в придорожных деревнях меня будут сторониться.

А зайти в деревеньку придется – необходимо пополнить запасы съестного и воды, выспаться и, самое главное, уточнить карты северной области, куда, по моим представлениям и отправился Зверь.

Изучив имеющуюся у меня карту, я обнаружил поблизости всего два населенных пункта. Один расположился в четырех часах ходьбы к северу, пересекая маршрут моего следования. Не исключено, что Зверь пробегал неподалеку от него, а возможно даже и по самой окраине и, быть может, кто-то из местных жителей его видел.

Но туда я не пойду. Судя по карте через Меркойль – тот самый населенный пункт – проходило четыре наземных торговых пути. Это было мне далеко не на руку – к Ловцам и в обычных селениях относятся с презрением и опаской, а в торговых форпостах и вовсе никто не станет им помогать. «Плохая примета», шептались люди. Правда, во внутреннем кармане плаща приютилось несколько кусочков серебряной руды, и при необходимости можно было обменять их на припасы и карты. Но станет ли кто-нибудь торговать с Ловцом?

Нас не понимали, а, следовательно, не особо жаловали… мягко говоря.

 Вторая деревня, лежащая чуть западнее намеченного мной пути, обозначалась на карте маленькой точкой. Не деревня – деревенька. Десятка два покосившихся домов да трактир в центре. Возможно, ветхая церквушка или часовня. Там жила от силы сотня людей, а чем их меньше, тем меньше предрассудков, проблем и потерянного времени. Возможно, жители и будут против забредшего к ним Ловца, но вслух этого никто не посмеет сказать. А даже если и скажет… В Монастыре всех нас обучали владению оружием – мечом, топором, булавой и молотом, луком, арбалетом, удавкой, кулаками, шестом, даже обычной веревкой, зубами, ногтями и словами. Последнее оружие, как ни странно, действовало эффективнее остальных. Немного угроз, немного намеков, оттенок злобы в голосе – у старейшины и деревенской милиции не хватит смелости препятствовать действиям Ловца. Наша дурная слава неслась впереди нас.

Ходили слухи о хуторах и придорожных трактирах, сожженных горсткой оскорбленных Ловцов, также я нередко слышу рассказы купцов о Ловчьих бандах, засевших на торговых путях и грабящих проходящие караваны, влет убивающих охрану, не жалевших никого. Не знаю, насколько эти слухи преувеличенны – я встречал и агрессивных своих собратьев, теряющих, казалось бы, саму человечность, видел совершенно одичавших Ловцов – обросших и облезших, рычащих и урчащих. К ним незачем приближаться, они, как правило, хорошо вооружены, агрессивны, неразговорчивы, кроме того, от них можно было подхватить вшей или какую-нибудь подобную заразу, мешающую охоте.

Такими были некоторые из моих собратьев, но их мало, гораздо меньше, чем твердят злые языки. Что же касается банд… за двадцать четыре года, проведенных в охоте я встречался всего с четырьмя Ловцами. Мы разобщены и ни в коем случае не стали бы объединяться для мести или совместной охоты – общество друг друга не приносит нам никакой радости. Каждый Ловец – одиночка. Это догма.

И нам незачем мстить людям.

Мы ведь и сами люди. Выросшие в суровом Монастыре, воспитанные по жестким законам и правилам, натренированные убивать не ради удовольствия, или чтобы выжить, а для выполнения жизненной цели, мы были людьми и, даже после того, как по приказу Наставника вышли на охоту, мы все равно старались людьми остаться. Странными, не похожими на других, но зато Ловцами – немного исковерканными, имеющими в жизни цель, имеющие Зверя, в отличие от жителей городов и деревень. Нам не нужно искать свою цель – мы и так ее знаем, нам нужно охотиться на нее, найти и проткнуть стрелой, вонзить нежную сталь кинжала, разгрызть зубами, переломить, взорвать, ДОБЫТЬ.

Наша цель непонятна людям. Но она хотя бы есть… у нас.

 

Где-то там, далеко в памяти всплывали образы вопящего о цели Наставника и горстки испуганных молодых послушников, внимающих его гневным речам…

 

Я покрепче стиснул рукоять короткого меча, висящего на поясе, словно это придавало мне сил, и двинулся к маленькой деревне.

 

Пятью часами позже я устало привалился на вбитый в землю указатель «Тистлоу» и выругался.

Я добрался до деревни к закату. Только мне это мало чем поможет.

Чуть дальше по тропинке земля была выжжена. И земля, и остовы домов, и какие-то кусочки мяса, которые при ближайшем рассмотрении наверняка напомнят мне людей.

Во всей деревне не осталось ничего целого – кроме фундамента деревенской церкви, сложенного из камня. Я побродил немного между обуглившихся останков того, что некогда давало приют и пищу десяткам людей. Сейчас же здесь черта с два найдешь даже кусок хлеба. Все вокруг основательно пропеклось, настолько основательно, что вздумай я даже поужинать человеческим телом, мне пришлось бы грызть угольки. Я наклонился к телу и тронул его рукой.

Теплое.

Забавно.

Земля и обугленные деревяшки также были теплыми. Не потому что солнце припекало, а потому, что все еще оставались нагретыми после пожара. Я с улыбкой отбросил терзавшие меня подозрения о Ловцах-бандитах. Ни один Ловец не владеет магией – это всем известно, в Монастыре ее считали «легким путем достижения цели». Наставники, обучавшие нас, владели «силой слова», называемой на общепринятом языке гипнозом, но никакое их умение не давало власти над огнем.

Деревню уничтожил какой-то маг.

Или дракон.

Я поднял глаза к небу и, прищурившись, присмотрелся к горизонту. Затем вновь опустил взгляд на землю. Следов летающего ящера не было ни на земле, ни в небе – после обильного излияния пламени, дракон оставляет в воздухе огромные облака дыма. Как минимум на несколько часов.

Значит все-таки маг. Или дракон, но не позже, чем вчера днем.

Я подумал о том, насколько сильно должно быть пламя ящерицы, чтобы сохранить тепло в земле на такое количество времени. Что ж, это, наверное, очень взрослая тварь.

Будь я человеком в обычном понимании этого слова, я поджал бы хвост, содрогнулся и поспешил убраться отсюда подальше.

Я не поджал хвост. Я не содрогнулся – напротив, в моей крови взыграл охотничий азарт, но я усилием воли подавил его. Пока моя охота не окончена и Зверь не подстрелен, незачем думать о ком-то другом.

А убраться подальше все же нужно. В желудке урчало, глаза отказывались открываться в полную силу – необходимо было поскорее добраться до Меркойля. И заставить жителей дать мне все необходимое. Время дорого, а свежие карты помогут свести расстояние между мной и Зверем до минимума.

 

 

- Постой, путник, – стражник у ворот наклонил в мою сторону алебарду, – откуда держишь путь?

Второй стражник оторвал свой взгляд от собирающей на лугу цветы пышной крестьянки, утер слюну и тоже воззрился на меня, почесывая рукой где-то в паху.

Я внутренне скривился… им наверное жарко, они ведь буквально окованы металлом. Качество их экипировки ничуть не уступало качеству экипировки городских стражников, а алебарды, на мой взгляд, быть заточены чуть ли не острее. Форпост хорошо охранялся – за спинами этих двоих наверняка еще полсотни солдат.

- Я только что из Тистслоу, - хриплые нотки голоса коробили мой слух, может, виной тому пересохшее горло, может, я просто слишком мало говорю, - деревня сожжена дотла.

Их это не удивило.

- Да, мы знаем. В горах, к северу, месяц как очнулся от спячки дракон. Мы видели его на горизонте два дня назад – он направлялся в сторону Тистлоу.

Я молча кивнул. Городам и торговым форпостам, имеющим в гвардии магов, нападения драконов не страшны – они способны если не уничтожить дракона, то хотя бы укрыть город щитом. Так что жители Меркойля не очень-то переживали, а судьба соседей их, очевидно, вовсе не волновала.

Стражники буквально прожигали меня взглядами, для них я являл странное зрелище – мужчина, лет пятидесяти, с хриплым голосом, грязными руками и глазами больного безумца (я не обольщался – Охота отнимала много сил), в нищенской одежде, прохудившемся плаще, но с крепким длинным луком за спиной, мечом из красной стали на поясе и перевязью изящных метательных ножей на груди. Во всем Меркойле вряд ли бы нашлись деньги на покупку такого оружия, стальные алебарды стражников в подметки не годились мечу, а их металлические доспехи не выдержали бы удар метательного ножа.

- Ты не из Тистлоу. – произнес первый стражник.

Я снова кивнул, но медленнее.

- Кто ты?

- Я Ловец.

Взгляды их быстро переместились к моим ладоням, точнее, к тыльной стороне ладоней, туда, где обычно ставили послушникам метку Монастыря. Я, не скрываясь, повернул руку к ним. Убедившись в том, что я действительно Ловец, они отступили на шаг и покрепче стиснули алебарды.

- Ловец… давно к нам не забредали… - стражник наигранно ухмыльнулся и обратился к напарнику, - Желдин, постой пока один. Я провожу Ловца к магистру Каммарну.

Тот, кого назвали Желдином, облегченно кивнул, а первый стражник продолжил, но уже обратившись ко мне.

- Пойдем, Ловец. У тебя назначена встреча.

Я кивнул, еще медленнее, чем прошлые два раза.

Что ж… придется идти, если я хочу получить карты. Остается лишь надеяться, что на это не уйдет много времени.

 

Сначала меня привели в представительство Гильдии Магов. Стражник (его звали Кораддом) запросил встречу с магистром. Секретарь Гильдии вежливо попросила подождать - магистра в данный момент не было на месте.

Ждали мы немногим меньше четырех часов.

Коррад тихо ругался и я вновь заметил, что, несмотря на свою браваду и напускное презрительное отношение к Ловцам, он меня боится и нервничает. Логика Ловцов и наша жизненная цель недоступна пониманию обычных людей, а непонимание порождало за собой страх. Страх. Страх. Страх. Все вокруг было пропитано страхом.

Я тоже нервничал, но по иному поводу. Пока я задерживаюсь в Гильдии для совершенно неясного разговора с каким-то магистром, Зверь уходит всю дальше и дальше. За двадцать четыре года я научился ощущать расстояние между мной и Зверем, и сейчас оно стремительно увеличивалось. К завтрашнему утру преимущество, полученное за неделю почти беспрерывной гонки сойдет на нет и все придется начинать заново. Не надо было мне заходить в эту треклятую деревню, я мог бы по пути подстрелить какую-нибудь дичь и снова утолять жажду из грязных ручьев. Спать я мог бы и под открытым небом. Тем самым, я практически ничего не потерял бы… в скорости. Пришлось бы, конечно, какое-то время тратить на приготовление еды, но все же меньшее, чем даже ожидание здесь. А вообще, я могу питаться сырым мясом, прямо в дороге, ведь оставалось совсем чуть-чуть сократить расстояние и… последний рывок.

Но карты…

К чертям эти карты! Они мне уже не нужны… я был так близко. Еще не поздно!

Я поднялся со скамьи резким рывком и направился в сторону выхода. Краем глаза я заметил, как Корадд хватает прислоненную к стене алебарду.

- Стой, Ловец!

- У меня нет времени, - хрипло бросил я, не оборачиваясь, - передай своему магистру, что я побеседую с ним в следующий раз.

Я почувствовал возмущение и страх стражника и кровь моя, казалось, забурлила, а сердце сладко заныло от близости схватки и продолжения охоты… превозмогая желание поиграть с Кораддом и померяться искусством боя, я вышел из Гильдии и свернул в сторону ворот. Из всех углов здания повылазили укутанные в балахоны маги и, сверкая глазами, испуганно пялились на мое оружие. Никто даже и не пытался меня задержать. Я усмехнулся.

Господи, какие же они примитивные. Куски мяса, черепки, наполненные бесполезным мозгом.

Вслед мне слышались вопли Корадда:

- Стой, ублюдок! Стой, тварь! – но стражник, кажется, даже не сдвинулся с места.

 

Я уже подходил к воротам, когда воздух впереди меня заискрился, хлопнул и из ниоткуда появился сухонький пожилой маг, разодетый в пурпур. Я угрожающе зарычал, стиснув рукоять меча, но маг испуганно поднял руки:

- Постой, Ловец, я не причиню тебе вреда.

Из недр моего тела вырвался звук, который я с натяжкой мог назвать смехом. Черт, я очень давно не смеялся… но тут не смог удержаться.

- Говори, что хотел. Быстрее, я тороплюсь.

Маг облегченно вздохнул. Похоже, это и был магистр Каммарн. Вовремя он. Успеет задать все свои вопросы до того, как я выйду. Если поторопится.

- Твой Зверь… как он выглядит?

Вначале я удивился, легкое удивление сменилось недоумением, и я просто застыл.

Затем появился гнев… Шагнув вперед, я вытащил меч. Маг резко отскочил назад и затрясся.

- Какое тебе дело? – рявкнул я. Этот ублюдок посмел задать вопрос, который взъярил бы любого Ловца. Вопрос личный и очень важный… для Ловца, но не для старой магической развалюхи. – Какое тебе дело до моего Зверя. Это мой Зверь и я не потерплю, чтобы ты, свинья, пытался вызнать сущность моей цели.

Старик Каммерн был близок к обморочному состоянию и это немного остудило меня. Бой с трясущимся не от страха, а от ужаса врагом представлялся мне… неинтересным, что ли. Это уже не игра, это бойня.

Боковое зрение уловило рой стражников, рассыпающихся по углам видимо, в целях засады. Они будут нападать со спины и только со спины, они не встретятся с ним лицом к лицу, они не посмотрят в его глаза. Это будет не бой двух охотников – тогда страха не должно быть ни в ком… это будет не бой охотника и жертвы – жертва может испытывать страх… но не дикий первобытный ужас…

Это будет бойня. С моей стороны.

Это будет травля. Со стороны стражи.

Усталость вновь навалилась на меня. Кровь перестала бурлить, а бессонная неделя вкупе с голодом вновь дали знать знать. Я вложил оружие за пояс и прошел мимо мага.

- Постой, Ловец…

Я не остановился, не оглянулся и вообще никак не отреагировал.

- Твой Зверь – дракон?

Я фыркнул от возмущения. Мой Зверь – дракон? Низко ж вы цените мою цель, господа.

- Нет.

 

Уже на выходе из деревни, меня снова окликнул Каммарн. Я чувствовал, что он, как и все стражники, двигается за мной, удостоверяясь в том, что я покидаю их обитель.

- В горах на севере есть дракон, Ловец. Уничтоживший Тистлоу. Если он встретится тебе в твоих странствиях… не вздумай его убивать… он нам нужен. Всем магам. Ты понял?

Я не ответил, лишь снова усмехнулся. Голос Каммарна обрел напускную твердость, но стоит мне повернуться, тот снова начнет заикаться и трястись.

 

Стараясь не думать об этом, я свернул в лес. На север.

Лес. Потом горы. А где-то там Зверь. Я чувствовал.

 

Из глубин разума вновь вырывался безумный, истерически срывающийся голос Наставник. Странно, тогда он не верил его словам и не хотел принять это испытание, эту Охоту. Многие не хотели.

А теперь, я чувствую, Охота – единственное правильное. Цель без вмешательства других. Избавление от грехов.

 

 

ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ

 

 

Капитан Укротителей жарил на костре сочную свиную сардельку. Мысли его путались. Вот уже четыре месяца они пытались обуздать эту зверину, но все их потуги оказывались напрасными. Вначале дракон вовсе не подпускал их к своему ложу. Затем смирился с присутствием чужаков и снова уснул. Проснувшись, отказался от предложенного Укротителями мяса, и вот, четыре дня назад дракон сорвался с ложа и отправился куда-то на юг, пыхая пламенем во все стороны, а совсем недавно гонец-маг из Меркойля доставил сообщение о том, что огнем разрушено селение Тистлоу.

«Забавно», подумалось капитану.

Действительно забавно. Дракон, мирно посапывающий сейчас на ложе, вернувшийся из своего путешествия сытым и удовлетворенным – первый почти разумный ящер из всех ранее встреченных человеку. Конечно, говорить он не умел и не мог, но маги определили огромную психокинетическую составляющую его ауры. Дракон был разумен. Слово «почти» в данном уникальном случае в расчет не бралось. Забавным же было то, что этот разумный дракон был, по-видимому, неуравновешен или безумен. В отчетах магов, доставленных гонцом, говорилось что-то о возможных магических экспериментах над ящером, в результате которых он обрел разум, но повредил свою животную психику. Было в отчете очень много математических формул и каких-то терминов, непонятно зачем туда помещенных – никто из отряда Укротителей, насчитывающего шестерых человек, не понимал большей части отчета.

Поврежденная психика зверины означала то, что их задача в разы усложнялась, и капитан обдумывал, как лучше намекнуть бережливым членам Совета Гильдии о том, что плату за укрощение требовалось пересмотреть. Препятствий и мороки хватало без этого.

Да еще и эта женщина, набредшая на отряд сутки назад. Худая и изможденная особа, одетая в черный кожаный плащ и какие-то обмотки робко попросила что-нибудь поесть, присела к костру и тут же уснула. Три часа назад она оправилась ото сна, плотно поела – Укротители чтили гостеприимство даже на задании, даже в горах, далеко от дома – все попытки лекаря ее осмотреть были встречены отказом. Впрочем, капитан и так видел, что ни чумой, ни каким-либо другим заразным опасным заболеванием она не страдает, ее изможденность – результат неправильного и редкого питания и усталости. На вопросы она отвечала неохотно и кратко, называла себя Алин, говорила, что двигается к Перрельгвинду – шахтерскому поселению, севернее и выше в горах.

Никакой проблемы на первый взгляд не было, но присутствие постороннего человека, да еще и женщины на задании, капитану не нравилось. Дело, конечно, не в том, что женщина могла шпионить. Ей попросту могла угрожать опасность – в трехстах метрах от лагеря спал безумный дракон. Выгонять странницу не позволяло простое чувство человечности – места здесь дикие, а в лагере все же тепло, сытно и уютно. Женщина, правда, настояла на том, что через трое суток уйдет сама, избавив, тем самым, отряд от нелегкого выбора.

Мысли капитана были прерваны тихим поскрипыванием чьих-то приближающихся с южной стороны ботинок . Он всмотрелся в темноту, в силуэт приближающегося к костру человека. Отряд уже спал, капитан был единственным дозорным.

«Еще один… путник…», подумалось ему.

- Стой, где стоишь, незнакомец, – сухо и тихо сказал он. Мужчина решил до поры до времени не будить напарников. За спиной странника вырисовывались очертания длинного лука, а это значило, что он мог быть просто заблудившимся охотником или рейнджером.

- Я подойду к пламени, чтобы меня было видно, - хриплый голос рейнджера насторожил капитана. Впрочем, тот мог быть просто простужен.

- Хорошо, но тихо. Мои друзья спят, и я не собираюсь тревожить их сон из-за незваного гостя.

- Я не причиню вреда, - ответил гость и сделал шаг к костру.

Его свет озарил лицо и фигуру незнакомца. Мужчина лет сорока-пятидесяти с лихорадочным блеском в глазах, одет еще более дико, нежели женщина, пришедшая вчера. Одежду, кроме дыр всех размеров, украшали черные грязные пятна.

- Кто ты? – задал вопрос капитан.

- Меня зовут Визенгер. Можно присесть?

- Конечно, – мужчина подумал, стоит ли сказать путнику о женщине, спящей рядом, но потом подумал, что, возможно, они не знакомы и их совместное появление – случайность. – Будешь есть?

- Да, спасибо. Не откажусь. – Визенгер протянул руку к лежащим у костра сарделькам и тусклый отблеск пламени осветил на руке татуировку…

Знак Монастыря.

Боже.

- Ловец! – гаркнул капитан, дергаясь с места. От шума резво повскакивали остальные Укротители. Потянулись из ножен мечи.

Визенгер ждал.

- Что тебе тут нужно, Монастырский ублюдок?

- Я не причиню никому вреда. Я просто хочу есть.

Отряд затоптался на месте. Ловец не совершал никаких резких движений и ничем не выказывал агрессивность. Но… он был Ловцом, а об этих тварях слагались легенды. Увы, не всегда со счастливым концом.

- Шел бы ты отсюда… Визенгер, - сказал, словно сплюнул капитан.

Ловец издал странный звук, и рука капитана покрепче стиснула рукоять. Но все было в порядке, тот просто принюхивался.

- Зверь где-то рядом, - пробормотал ублюдок, затем резко поднялся на ноги и отправился к северу. Через секунды он исчез из поля зрения отряда.

Укротители смешались… теперь нападения Ловца можно было ожидать отовсюду. Но через какое-то время они услышали громкий рев дракона и увидали на севере струю пламени вырывающуюся из оскаленной пасти.

- Там же дракон… - запоздало прошептал один из Укротителей.

- Он разберется с Ловцом, - успокоил его капитан и глянул на женщину, сидевшую за их спинами. В его голове на мгновение мелькнула сумасшедшая мысль, но он тут же отогнал ее прочь.

- Не испугалась? – спросил он у нее.

Женщина покачала головой. Рев дракона продолжался еще несколько минут, но пламя больше не выдыхалось. Затем стих и рев.

- Вот и все, - улыбнулся капитан, - проблема решена – одним Ловцом на свете меньше.

- Кто это был? - слабым голосом спросила женщина.

Отряд дружно фыркнул, а капитан, обрадованный возможностью поговорить и успокоиться во время разговора, обьяснил:

- Это Ловец. Ловцы – послушники Монастыря, находящегося далеко на западе, через океан. У него нет названия, он так и называется – Монастырь. Послушники, как мальчики, так и девочки никакому богу не молятся, у них проповедуется что-то вроде веры в себя, в свои силы, а также культ… эээ… цели всей жизни, что ли. Это странное местечко, послушников набирают из обедневших семей, а их в тех краях пруд пруди. Так вот, я о Ловцах. Раньше их не было, послушники после обучения становились монахами и обучали новых послушников всему, чему научились сами, причем помимо бредовых проповедей огромное значение уделялось физической и психологической подготовке. Огромное – в армиях нашей страны даже мечтать о таком не могут. Все шло по накатанной колее, послушник обучался у монаха, сам становился монахом и обучал послушников, но с каждым… эээ… выпуском… нууу… догматы Монастыря забывались, монахи становились все более распущенными, мальчики… извините… трахались с девочками и весь Монастырь превратился в бордель. Только вот нашелся умник один, самый старый монах, который двадцать четыре года назад созвал всех послушников, весь будущий выпуск, и мальчиков и девочек и нарек их всех Ловцами, сказал, что за стенами Монастыря, каждый из них будет иметь своего Зверя и всю жизнь должен будет на него охотиться. Проповедовал он им еще что-то про цель, про то, что эта цель должна стать единственной главной в жизни, про то, что они предали веру своим распутством, что их… эээ… сексуальные игрища нарушают их… эээ… ну… в общем, их философию…

- Нес всякую баламуть, - хихикнул один из отряда.

- Точно! Ну вот с тех пор Ловцы и охотятся на своего мифического абстрактного Зверя. Естественно, они никогда его не подстрелят, ведь его нет! Потому и срывают свою злость на окружающих, дичают, становятся агрессивными и сами начинают напоминать зверей, – он помолчал немного, – в этом-то, наверное, и есть мораль, преподанная самым старым монахом. А отказаться от этой… охоты… они не могут – это значило бы нарушить завет монаха, а ослушаться его они не имеют права. Двадцать четыре года… подумать только… я бы не смог…

Женщина поднялась и оправила складки плаща.

- Понятно все. Забавная легенда, – но она не улыбнулась, сверкнула усталыми глазами (только тут капитан понял, что женщине лет сорок-пятьдесят на вид), и продолжила, - ваш дракон мертв, а Ловец продолжает путь на север. Не ищите его и даже не пытайтесь мстить – он уничтожит вас, как и дракона.

Сказав это, она развернулась и медленно ушла в темноту. На юг.

- Боже мой… - потрясенный Укротитель от изумления едва не лишился дара речи, – она… она тоже Ловец! Двое Ловцов за ночь! Боже!

Капитан покачал головой. Мысль, мелькнувшая недавно, вернулась.

- Нет… она не Ловец, – он помолчал немного, раздумывая и качая головой, затем обернулся к ним, - ложитесь спать, у нас завтра много проблем.

 

 

 

ЗВЕРЬ

 

Я уходила все дальше от лагеря. Не знаю, что меня задавать капитану этот идиотский вопрос. Хотелось услышать эту историю из чужих уст? Бред, я знала, что не услышу ничего хорошего. Впрочем… правда на самом деле выходит гораздо больнее.

Я – миф. Если бы правдой было это, возможно не все еще было бы потеряно.

Но я есть.

Я – Зверь. У меня есть Ловец.

 

В ту ночь, двадцать четыре года назад, многое изменилось. И многое с той ночи было забыто. Не забыто лишь лицо обезумевшего Наставника, брызжущего слюной и кричавшего о забытых истинах и о наказании, которое мы должны понести. Не забыты обвинения в порочности, бывшей светлым чувством. Не забыт перечень имен…

 

Рати – Ловец; Хана – Зверь.

Бельгос – Ловец; Александра – Зверь;

Алиссия – Ловец; Гордон – Зверь;

Визенгер – Ловец; Алин – Зверь…

 

Так продолжалось до бесконечности… две сотни послушников – сотня Ловцов, сотня Зверей.

Наше будущее избрал для нас Наставник – мудрый человек, которого все мы помним буквально с пеленок. Наш учитель и отец.

 

- Ваше прошлое, - кричал он, - забыто! Ваша вера, ваше покаяние – все летит к чертям! Ваше настоящее – грех! Ваше будущее – искупление! Так будет!

 

Нас наказывали, и не за то, что мы занимались друг с другом чем-то запретным, просто за то, что мы полюбили. Нас наказали за слабость. Быть одиночкой – главная заповедь. Без ее выполнения невозможно обретение Цели. Но не все желали оставаться одинокими, замкнутыми, угрюмыми, пустыми монахами, как наши учителя и выживший из ума от старости Наставник. Такие, как я и Визенгер, влюбленные пары, надеялись после обучения уйти из монастыря.

 

- Ваша любовь, - наставник фыркнул, - порочна. Чему вас учили? Ваша сила только в вас! Не разделяйте свою силу с другими! Ваша цель только ваша! Не связывайте ваши жизни! Ваша любовь – искажение всего! Всех догматов! Всей нашей веры! Так понесите наказание за ваш грех! Понесите бремя проклятия, которое я возлагаю на ваши плечи!

Ольга – Ловец; Мирус – Зверь!

Торес – Ловец; Найда – Зверь…

 

Каждое слово, как хлесткая плеть.

Каждое проклятие, как столп из свинца.

Те, кто не успели вкусить плода любви и чувств, тоже понесли наказание. За веру. За одиночество.

 

- …за дело! – орал Наставник.

 

Нам было двадцать лет. Молодые парни и девушки с холодным взглядом, стальными мышцами от постоянных тренировок, каменными сердцами от вечных жестких бесед с учителями, быстрые и молниеносные и несчастные. Не понимающие, почему нас наказывают и за что.

 

Да и почему нас? Неужели раньше послушники не влюблялись друг в друга? Но тогда никто никого не наказывал, в Монастыре вообще не было места проклятьям.

Безумный Наставник, за что? Перед нами ты уже не ответишь, ответь хотя бы перед собой!

 

- Это научит вас верить в себя и только в себя! Вот ваша цель – перед вами! Убейте! Спрячьтесь! Нет любви – я даю вам вашу цель, которую вы так и не потрудились найти сами. Не можете вы – я сам награжу вас этим!

 

Проклятие. Ловец должен всадить стрелу в Зверя.

Проклятие. Зверь должен бежать… или принять бой.

Проклятие. Мы не могли ослушаться безумца, что-то подогревало нас изнутри, двадцать лет нас воспитывали на подчинение наставнику. Что еще? Гипноз? Магия? Чушь… мы могли отказаться, но…

Но никто не отказался…

Возможно вначале, ненависть Ловцов к Зверям и была вызвана «силой слова» Наставника. Когда ворота Монастыря распахнулись, Звери не оглядываясь бежали из келий. Мы видели в глазах Ловцов, парней и девушек, наших друзей и любимых, ненависть, ярость и отблеск игривого охотничьего азарта.

Мы неслись прочь, зная, что через минуты Ловцы двинутся по нашему следу.

страх, словно перед Ловцом.

Разлучены семьи. Бегущие Звери. Ищущие Ловцы.

 

Двадцать четыре года, посвященных Охоте научило Ловцов по-настоящему ненавидеть нас. А мы научились бояться их.

 

- Тот, кто проткнет шкуру Зверя, сдерет его шкуру, перережет глотку – тот вернется ко мне со своим трофеем. Я отпущу тому Ловцу грехи и нареку его новым монахом, продолжателем Монастырского рода.

 Тот, кто обманет Ловца, заведет его в ловушки, уничтожит угрозу себе – тот вернется ко мне за своим отпущением. Грех будет снят и вновь продолжится Монастырский род.

Я буду ждать вас, грешники, Ловцы и Звери, - его скорбная улыбка ощерилась оскалом.

 

Глаза Наставника, яростно и дико сверкающие, наполнялись отчаянием и черствостью человека, никогда никем не любимого… человека ли?

Возможно, он просто был безумен, годы наставничества забрали у него последние крохи ума…

Возможно, он действительно верил в нашу греховность и греховность наших чувств…

Возможно, он мстил… тем, кто в свои годы так и не смог полюбить его, исполняя обет своего Монастыря…

 

Я знаю, сколько бы лет не прошло, сколько бы ни понадобилось нам времени до конца Охоты – он будет ждать. Сидя в келье, один-одинешенек, бормоча под нос слова проклятий, он будет сжигать себя своей ненавистью, подобной ненависти Ловцов.

Он будет ждать каждого трофея. Пройдет еще десять, двадцать, пятьдесят лет – он будет ждать, сломленный старостью, но уверенный в своей правоте, искалечивший жизни своих учеников, но убежденный в обратном.

 

Он будет ждать бесконечно долго.

А мне его не жаль.

 

Я вытерла слезы и продолжила путь назад к Меркойлю. Визенгер скоро поймет, что его провели и вернется – надо подготовить ему ловушку.


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...