Замок на Краю был небольшой, две полусвечки от казармы до лаборатории мэтра Гиселя.

Но и паршивые же это были полусвечки!

Сырые, провонявшие ворванью коридоры в плящущих тенях и рыжеватых отсветах, грубые тесаные плиты под подошвами, зябкая капель с потолков, узкие стрельчатые окна в башнях — до которых не всякому ворону под силу долететь. Про ветер, носящийся на нижних этажах, выжигающий жизнь из костей и добродушие с лиц, нечего и говорить.

Может, когда б нас звали испить щербета и отведать хурмы... ну, хотя бы поприветствовать и предложить теплую постель и ужин, - дорога показалась бы веселей.

Однако было как было.

С замкового двора доносились ругань, конское ржание, тоскливое мычание оттертой в сторону вновь прибывшим обозом коровенки, лязг доспехов и скрип колодезного журавля. Где-то — вряд ли в Замке — трубили в рог. Три долгих сигнала, короткий и опять долгий. Я покосился на Унайге: разобрал ли. Унайге глядел прямо на меня, выглядя как обычно, то есть — никак особенно. Неудивительно. Единственный способ изменить выражение круглоглазой физиономии — наслать на него зубную боль с отечностью. На моей памяти такой-то аж начтец, чтобы имел достаточно сил для подобного наговора на полукровку, попался Команде только раз. И забот у него хватало и без чьей бы там ни было зубной боли.

Дверь оказалась воистину княжеская; про половину пород древесины, ушедшей на филенки и интарсии, не слыхал, уверен, даже потомстенный лесовик Эрик. А треть камушков, блистающих в аршинном золотом гербе на двери, вряд ли узнал даже воспитанный в забытом судьбой горном поселке Герат.

Нет, взаправду, княжеская была дверь: даже отворялась импозантно, неторопливо, беззвучно. Затем из нее вышел капитан стражи и молча мотнул начищенным капалином, веля двигать вовнутрь.

...А вот за спиной солидная дверь захлопнулась громогласно.

Мэтр, он же полновластный Хозяин Края, встретил нас недобрым прищуром, скользнул взглядом по лохмотьям, в которые превратились куртки и плащи. Затем в упор уставился на меня, давая сполна прочувствовать мощь «взора горгоны», свойственнного каждому мужчине из королевского рода. Положительно, в сплетнях о происхождении мага была увесистая доля правды. Наконец Гисель соизволил посмотреть в застекленное окно, в которое отчаянно бились отвесные солнечные лучи и одинокая перетрусившая муха.

Мы ему были абсолютно не интересны: чувствовалось, что и сплетни про многочисленных подсылов из столиц не были совершенной ложью. Скорее, ложь тут ожидали услышать от нас. Эрик тихонько сглотнул, но осенять себя святыми знаками не стал.

- Чего вы здесь искали? - равнодушно вопросил мэтр у подоконника.

Впрочем, древком протазана угостили отнюдь не расписное стекло. Расправив спину, я решительно сообщил, что мы являемся законной Вольной Командой, преследующей коронного злодея Ирвана Станояра, который, сколь известно, проследовал мимо Замка в сторону Полей. Осторожно — чтобы не получить уже острием — вынул Грамоту Следа, уже почти угасшую: Ирван довольно быстро удалялся от нас, возможно, что мы уже не сумеем отыскать его настоящих следов. Потеряем заказ.

Гисель снова уставился на нас и на Грамоту. Потянулся зондирующим импульсом, хотя наверняка и так неплохо видел подлинную печать. Некоторое время размышлял о чем-то, затем рассеянно повторил вслух:

- Полей, стало быть...

Пришлось подтвердить.

Гисель глядел на нас со все возрастающим и очень не нравившимся мне интересом.

Конечно, каждый из Команды был — диковинка.

Каждый — необычен, каждый даровит, каждый...

Эрик, к  примеру, собирал чешуйки с василисковых пятен, Иннольд составлял сложнейшие посвисты для кобольдовых плясок, Герат дрессировал адамантиновый меч рассекать пороги реальности. В сущности, самым обычным из них всех был бы я.

Кабы внешность мантикора не вызывала такой бурной и острой реакции у любого, кто встречался нам на пути.

- Уходите, Вольная Команда, - неожиданно произнес мэтр, вставая. - Бегите, говорю вам, из этих мест. Лучше всего — вспять. Но можете и к Полям, неволить не стану.

Мэтр подошел ко мне и взглянул прямо в глаза, которые, боюсь, излучали самое неприкрытое недоверие пополам с опасениями.

- Не могу же я, как верноподданный своего венценосного брата, не подчиниться Грамоте, верно? - продолжил Гисель, поднимая руку. - Не могу презреть закон и монаршью волю. Но вот что скажу. Не раз уже сюда являлись... разные люди. И не люди тоже. Не раз таили недобрые намерения, пытались навредить мне, а стало быть — державе в моем лице... Словом, так. Спустя двое суток любой из моих стражей будет вправе всадить в вас стрелу либо бельт. Не поручусь, что они удержатся от искушения. Не поручусь, что они не уступят искушению коллективно, организованно и азартно.

Сзади исключительно неумно хмыкнул стражник. Вероятно, тот, что обожал протазаны. Идиоту и в голову не приходило узнать, на какой дистанции он мог бы счесть свою квелую тушку обезопасившейся от когтевого удара мантикора.

- Однако, - практически шепнул мэтр, - ручаюсь, что поднявшие руку на законную стражу, умирать будут исключительно долго. Ступайте.

Не сказал бы, что полусвечки обратного пути оказались много радужней предыдущих.

Да и охота был отравлена безнадежно.

 

Кузнец выкатился наперерез, злой, как оса. Он потрясал здоровенной кувалдой, здоровенным кулаком и клочковатой, полусгоревшей бородой. Потом заорал в голос и швырнул голыш обратно, в нашу сторону.

- Он, что ль, показался? - удивился Иннольд, получив голышом в широкий паладинский щит и прикрывая глаза от солнца, поглядел на кузню. - И верно. Что-то, поди ж, маловат для кузнеца.

- Он из подгорян, - коротко ответил Герат, выезжая вперед и спешиваясь. Низко поклонился, заговорив на гортанном, рваном наречии и делая сложный жест. Кузнец перестал трястись. Орать, однако, не прекратил. Наступал на Герата, набычившись и подбоченившись, топая неуклюжими грубыми ботинками, тоже немалыми. Герат спокойно и с достоинством вытаскивал кошель.

Из окрестных хаток показалось несколько коренастых поселян и обрюзгших селянок. Селянки, впрочем, тут же были утащены или затолканы в хибары бдительными мужьями и только сверкали не шибко высоконравственными глазенками в приоткрытых дверях и из-за ставней. Мужчины постепенно приближались к плетням. Эрик неторопливо подтянул перевязь с ножами и кому-то подмигнул. В ответ раздалось глухое ворчание.

Но тут, спрятавши полученную монету, заговорил кузнец.

- Тихо, люди! - крикнул он соседям. - Энто не стража и не головорезы, потому разойдитесь и дайте побалакать!

Разочарованные крестьяне разошлись по хижинам, оставляя вилы и косы у порогов, а топоры унося с собой — видимо, для неотложных работ.

- Был тут такой, - сообщил кузнец, почесывая пузо сквозь рубаху с пятнами прожженных дыр. - Гордый, что наш мэтр, яви небо обоим скорейшую всемилость! Коня хотел подковать,  песий сын. Обещал заплатить много и золотом, а как подковал я его одра, велел радоваться, что нагайкой не угостил за нерасторопность. Баран дурной. Но ушел-таки, нечего сказать...

- Не понял я, достойный мастер, - озадаченно сознался Иннольд. - Это в каком смысле - «ушел»?

Подгорянин гулко, басовито заржал.

- В таком, бледнокожий, что у нас здеся лишний раз не шалят. Пешком ушел, как еще-то. Отбился от хлопцев и сбежал. Конек-то его как молотом в лоб огреб, так и преставился, а другого искать аж под Замком надобно, а то и в самом Замке...

Я присмотрелся к следам у кузни. Правда. Здесь недавно был конный, который недолго конным оставался. Видно было и то, как дружно и слаженно умеют крестьяне разделывать дармовое мясо и делить содержимое вьюков.

Нам не было нужды ни в пожитках, ни в конине.

- Идем, Герат, ходу! - скомандовал я, выступая вперед. Иннольд тронул поводья, Эрик пришпорил своего мерина.

- Может, вам коняг подковать? - задумчиво спросил в спины и хвосты кузнец, перекладывая кувалду из руки в руку. Кони стремительно летели вдоль улочки.

- Только берегитесь, а то в самое Поле Смерти попадете! - завопил кузнец вслед и поплелся в кузню.

- А сколько же он попросил за подкову, хотелось бы узнать, - пробурчал я, взлетая над рядом почерневших стрех. Герат сказал, сколько. Да уж. В принципе, Ирван мог бы смело отдать всего жеребца — и считать себя в расчете.

Отсмеялись парни аж у самых окрестностей Поля.

 

Тело отыскалось совсем неожиданно: волчонок не был столь уж мал и старался укрыться в норе. Может быть, хотел зализать раны. Может быть, укрыться возле всезнающих и всемогущих родителей. Откуда ему было знать, что волк с волчицей неподалеку попались старому беаннши, и уже никогда никого не спасут?

Волчонок лежал сбоку от едва приметной звериной тропки, освежеванный, с вытекшим глазом и оторванным левым ухом. Глотку ему перехватили, едва не перерезав позвоночник — сразу было видно, чья работа. Ручонки судорожно вцепились в дерн — значит, кожу снимали с живого.

Такого не встречалось даже мне.

- Сувор, - позвал Герат из-за чахлой ивы. - А, Сувор? Иди сюда, сделай милость...

Он сидел на корточках и разглядывал след.

- Это ведь не Ирван, нет? - спросил он, -  Ад и судилище, я знаю, что это суеверие — про шкуры оборотней и все такое... но тут Поля. Это ведь не он?

Я принюхался и пожал плечами, стараясь не показывать накатившего облегчения.

- Оборотнем у него стать не вышло. Зато крови он напился вволю, и тут уже не в суевериях дело. Надо спешить.

Солнце начинало клониться к закату, окрест просыпались многочисленные обитатели Полей. Кони беспокоились и перебирали ногами.

Но было недалеко и это главное. Потому что уже можно было увидать холмы, отграничивающие Поле Смерти от прочих Полей.

 

- На кой он вам? - тоскливо сказал Ирван, опутанный ловчей лесовичьей сетью. - Зачем вам этот старик?

- Нам нужен только ты, - покачал головою Эрик. - И старик нужен тебе. Не забывай присяги и приказа.

- Мы — Белая Гвардия... - протянул Станояр и пнул кочку ногой. - У меня дети. У меня, разрази прах этого Гиселя, семья! Я должен был думать о них. О том, что с ними мог бы сделать чернокнижник — или его наследники.

- Не глупи, Станояр, - поморщился я. - Ты ведь сам этого хотел. Хотел выполнить работу. Хотел подвига. Хотел — иначе думал бы о том, что искать и ловить пошлют нас, Белых. Предпринял бы меры! А у нас — у нас тоже ведь семьи и дети. И потому иначе никак не получилось. Еще скажи спасибо, что Гисель не угадал у нас второй Грамоты, твоей... иначе и впрямь было бы худо.

Он промолчал. Смотрел на поле, на разбросанные по нему тела. Избегал смотреть на нас. Смотреть — нам в глаза. Я верил ему: он и впрямь не думал, что мы пойдем за ним до конца. В самое смерть. И даже дальше. В то Поле, что находится за смертью — для таких, кто подчиняется долгу.

Он сожалел. И не видел выхода. Ничего не видел — впереди. В будущем. Но это уже было неважно. Как и сожаление.

Я подошел к нему ближе. Эрик, Герат и Иннольд приблизились, достали призрачные клинки, чей удар не отразить оружию живых.

- Пошли, Ирван. Нас ждут.

И в этот миг наконец наступила полная тьма.